Фрагмент 1. Серебряные стрелы
Он мчался вперёд, краем глаза выхватывая из белизны леса тёмные полушубки охотников. Вокруг плясало пламя от факелов, ярко светила голубая луна, блеск, исходящий от огня, сбивал Эрвина с толку и сильно пугал: никто из зверей не любит огня, даже оборотни. Опасность отдавалась в ушах высоким, пронзительным звоном, он уходил от одного охотника и напарывался на другого, но люди даже не знают, что значит быть хорошим стрелком. Они медленные, неуклюжие, и пока они натягивали тетиву, Эрвин уже уходил с прицела и бежал дальше. Его мощные лапы легко, почти бесшумно, отталкивались от свежего и рыхлого снега, он чуть слышно рычал, готовый, если потребуется, кровью вырывать себе свободу. Но волк недооценил людей, уходя от очередной стрелы, его правая лапа угодила в железный капкан. Могучий зверь взвыл от боли, поскуливая, словно дворовая собака. Люди с факелами кольцом окружали ощетинившегося волка, в руках у них были луки и арбалеты, нацеленные прямо ему в голову. Эрвин не боялся охотников, не боялся их стрел, выстроганных неумело, на скорую руку, не боялся он и их голословных угроз вырвать его дьявольское сердце и изжарить его на костре. Какой прок им от жареного сердца? Единственное, что по-настоящему смущало Эрвина, были факелы. Языки пламени отражались от белого снега, плясали у него перед глазами, пугая до дрожи в целых лапах. Охотников было семеро, двое ещё совсем юных, похоже, впервые участвующих в чём-то подобном. Если бы лапа Эрвина не была зажата холодными стальными зубьями капкана, а у людей не было столько огня, он бы обратился и попытался дать отпор, но он потерял слишком много крови, дрожал и устал. А ещё сегодня было полнолуние, и Эрвин не мог по собственному желанию стать человеком до рассвета. Оставалось лишь сдаться и предстать перед старейшиной деревни, как осквернитель замысла Божьего, и назваться отродьем дьявола*. Тут произошло что-то неожиданное: один из охотников вскрикнул и опустил арбалет. В его правом плече виднелась небольшая, но очень аккуратная стрела, сделанная руками умелого человека. "Что происходит?" – взревел тот, что был самым крупным из людей. Он скинул с головы капюшон и начал вглядываться в лесную темень. "Кто здесь?" – наводя стрелу по очереди на каждое из ближайших деревьев громко спросил он. Ответом послужил тонкий свист, после которого охотник свалился наземь: во лбу у него сияла такая же серебряная, будто покрытая коркой льда, стрела. Люди закричали, многие побросали факелы, началась суматоха. Двое сбежали сразу, другие, более опытные и храбрые остались, но вскоре легли на снег рядом со своим товарищем. Казалось, стояло Эрвину моргнуть, как от его преследователей не осталось и следа, только снег продолжал падать на землю, укрывая ещё тёплые трупы. Пахло кровью. Раненная лапа ныла тупой болью, скорее всего была повреждена кость, раскалывалась голова. Ночь подходила к концу, а значит скоро Эрвина ожидало обратное превращение. Он попытался освободиться из плена, краем глаза оглядывая тёмный лес: тот, кто напал на охотников, мог вот-вот показаться и выстрелить уже в него, но спаситель медлил. Эрвину хотелось выть от безысходности, но его правая лапа всё также была надёжна зажата стальными челюстями, сил у волка почти не осталось. Луна скрылась за облаком, и в лесу стало совсем темно. Эрвин тяжело фыркнул, почувствовав у когтей знакомое покалывание: наступило превращение. Оборотень понимал, что скоро потеряет сознание, но прежде чем отключится, от вдруг почувствовал что-то мягкое и тёплое, касающееся его меха. Глаза оборотня закрылись и он погрузился в темноту.Фрагмент 2. Ледяное море
Эрвина многие называли красивым, даже те, кто никогда не видел его звериную ипостась, которую сам оборотень считал более привлекательной, чем ипостась человеческую. Необычайно высокий для человека, слишком большой для волка: всё в нём кричало о том, что он был больше, чем простой человек. Особенно странным казались его пронзительные голубые глаза среди бело-серебряной, словно сияющей, шерсти. Да, Эрвин-волк был не просто красив, он был изумителен и в некотором роде уникален. Это был крупный, матёрый зверь, с мощными, быстрыми лапами и очень умным, человеческим взглядом. Он всегда двигался по лесу бесшумно, словно тень, будто был его властелином, казалось, его невозможно выследить и застать врасплох. Но любой оборотень слишком уязвим во время ночных превращений, об этом знали даже маленькие дети из страшных сказок: хочешь убить или поймать оборотня, поджидай его на закате или раннем рассвете, когда всей его свирепости хватает лишь на то, чтобы не кричать от разрывающей кости боли. Охотники нашли его на закате и гнали по лесу всю ночь, наконец заведя в ловушку. Если бы в это полнолуние он отсиделся в укрытии, ничего бы не случилось, его лапа была бы в порядке, а ещё Эрвин бы никогда не узнал, что кто-то незнакомый не прочь убить пару-тройку деревенских мужчин. Обдумывая всё это, Эрвин совершенно не хотел открывать глаза, чтобы не обнаружить, что он всё так же лежит в холодном снегу, теперь уже обнаженный, а его правая рука намертво сжата сталью. Но острый даже в человеческой ипостаси нюх уломал слабый запах пряностей и огня, Эрвин дёрнулся, как ошпаренный, и тут же раскрыл глаза. Нет, он не лежал посреди тёмного леса, не сидел в холодной темнице, но и в своём доме он тоже не был. Это была незнакомая хижина с маленькими, заледеневшими на морозе окнами, с единственной и довольно просторной комнатой, где почти не было мебели. Эрвин лежал на кушетке, укрытый сверху белой шкурой незнакомого зверя. Прямо напротив Эрвина горел очаг, над пляшущим огнём весел небольшой котелок, откуда исходил приятных запах лекарственных трав. Только сейчас оборотень в удивлением обнаружил, что его пострадавшая рука перемотана чистой тканью и почти не болит, лишь ноет. Капкан чудом не лишил его руки, только раздробил кость. Но это ничего, сломанную кость всегда можно срастить. Эрвина немного знобило, но зато было тепло и невероятно уютно. За окном хижины во всю бушевал снегопад, качались на ветру высокие ели, было темно, как ночью, значит он спал как минимум сутки, а то и больше. Пытаясь вспомнить в какой части деревни дома стоят ближе к лесу, Эрвин откинулся обратно на подушки. Он был всё ещё слишком слаб, чтобы обращаться в звериную форму и пробовать сбежать к себе, да и посмотреть на своего спасителя до жути хотелось. Отец всегда говорил ему благодарить людей за помощь, так что это было бы попросту невежливо сбежать в тот момент, когда таинственного незнакомца не было дома. Кто бы не жил в этой маленькой хижине, он определённо знал толк в целительстве: на полках стояло множество пузырьков с непонятными отварами и снадобьями, на стенах висели лекарственные травы. А ещё в хижине было чисто, пугающе чисто. Даже дрова, сваленные в углу, будто были положены в определенном порядке. Тут тяжёлая дверь скрипнула, пропуская вовнутрь морозный воздух и небольшую фигуру в тёмном плаще. Эрвин было приподнялся на локтях, чтобы что-нибудь сказать, представиться, но его грубо оборвали: — Лежи смирно, если не хочешь, чтобы снова пошла кровь, – незнакомец подошёл к огню, снял оттуда котелок и перелил содержимое в медную кружку. — Пей, оно согреет и поможет не простудиться, – он подошёл ближе к кушетке и протянул Эрвину питьё, так чтобы тому было удобно. Эрвин послушно выпил весь горький и горячий отвар, чувствуя на губах вкус шалфея и ромашки. — Зачем ты спас меня? – наконец прохрипел оборотень. — Не люблю, когда трогают наше племя, – сухо ответил незнакомец и снял свой плащ. Спасителям Эрвина оказался весьма молодой мужчина, невысокий, но очень привлекательный, с хитрыми, прищуренными и очень усталыми глазами. — Эрвин, – представился оборотень, протягивая незнакомцу здоровую руку для рукопожатия. Тот с минуту стоял смирно, а потом негромко ответил, слегка пожимая пальцы в ответ: — Леви. — Выходит, ты тоже оборотень. Надо же, никогда не думал, что встречу себе подобного в такой глуши. Почти все наши бежали на Юг много лет назад, как вышло, что ты остался? — А ты? – пожал плечами в ответ Леви. Эрвин задумался. Он родился и вырос на севере, с раннего детства привыкнув к стойким морозам, к холодному пронзающему до костей ветру, к тёмным еловым лесам, укрытым толстым слоям снега, к ярким северным звёздам и озлобленным людям. Его отец тоже был оборотнем, который обращался в большого бурого волка, ещё крупнее, чем звериная форма Эрвина. Они жили почти на краю света, в большой пещере внутри отвесной скалы, где никогда не успокаивалась вьюга, а ветер завывал свою вечную одинокую песнь. Впереди было бесконечное белое море, покрытые толстым льдом, будто ушедшее в зимнюю спячку. Тут не водились птицы, не росли растения, лишь звёзды на небе горели особенно ярко. А ещё там не было людей. Это была спокойная, пускай и холодная жизнь. Маленький Эрвин не осознавал, что он не просто волк, не понимал, что он может обращаться в человека. Он жил и думал, как дикий зверь, доверяя лишь инстинктам и игнорируя разум. Он до сих пор не мог точно сказать, что сподвигло отца провести в том странном месте почти семь лет. Но однажды они отправились в путь, покинув холодную пещеру и Ледяное море. Тогда началась вторая жизнь Эрвина, жизнь Человека. Но эта жизнь была сложнее и опаснее, здесь было много злобы и жажды крови, здесь всегда нужно было быть начеку, переживая за свою шкуру. Здесь оборотней ненавидели и преследовали, сжигали на кострах, будто отродьев дьявола. Здесь, в этой жизни, убили его отца, но всё же Эрвин не вернулся в пещеру, не сбежал на Юг, подобно другим, выжившим оборотням. Нет, он не мог этого сделать, не отомстив за отца, который за свою короткую жизнь не разу не оскалился и не напал на человека. — Я не знаю, просто люблю зиму, – дрожащим голосом ответил Эрвин. Леви нагнулся над постелью, чтобы пощупать чужой лоб. — Тебе нужно спать, у тебя сильный жар. Твоя рука серьёзно сломана, боюсь на восстановление потребуются недели, но я не могу наложить шину, пока не пройдёт период полнолуний. Лучше будет, если ты пойдёшь спать, выпив макового молока, тогда почти не почувствуешь боли. Эрвин слабо кивнул. Голова болела, перед глазами плясало яркое пламя. Он медленно закрыл глаза и уже сквозь поступающий сон услышал хриплое "Доброй ночи" от Леви. Эрвину вновь снилось море, но только не скрытое подо льдом, а ярко-синее и слишком манящее.Фрагмент 3. Леви Аккерман
Как только Эрвин уснул, Леви накинул на плечи свой зелёный плащ и вышел наружу. Ночь была тихая, лунная, даже какая-то магическая. Снегопад наконец-то перестал, и лес застыл, скрытый под мягким блестящим покрывалом. Сумерки продолжали сгущаться, а луна не успела приобрести своей полной красоты, лишь медленно всходя на иссиня-чёрный небосклон. На кончиках пальцев пока не чувствовалось привычное покалывание обращения, так что Леви решил сходить на ручей за водой. Дойти реки он бы уже не успел, но до ручья было совсем близко. По дороге ему нужно было всё хорошенько обдумать. Леви Аккерману не были присущи приступы милосердия. Дядя с детства учил его тому, что выживает в этом мире только сильнейший. Тех, кто отстал, нужно бросать, а не жалеть или спасать. Если твой напарник серьёзно ранен – убей его и избавь вас обоих от страданий. Леви хорошо усваивал уроки дяди вплоть до встречи с Эрвином. Он не знал, почему помог ему тогда, почему принёс в свою хижину и выхаживал волка три дня, пока тот лежал в беспамятстве. Леви не знал и не хотел знать. Он просто подождёт, пока Эрвин окрепнет и встанет на ноги, а потом Аккерман отправит его прочь на все четыре стороны и ничего более. Он, конечно, ошибался.***
Набрав воды, Леви вернулся обратно в хижину. Эрвин беспокойно метался на подушке: видимо опять началась лихорадка. Оставалось надеяться, что силы действия макового молока хватит на ночь, иначе Леви боялся, что боль от превращения в сломанной руке убьёт волка. Уж кто-то, а Аккерман мог представить какого это, когда тебе по второму разу ломают кости. Когда дядя был трезв, он рассказывал Леви об истории их рода. Аккерманы с древности были оборотнями, истинными сыновьями луны, и может поэтому немного отличались от остальных сородичей. Им было не страшно самое начало лунного цикла, ведь в первую ночь полнолуния никакой Аккерман не обращался. Это помогало им быть более скрытными среди людей и давало возможность втираться им в доверие. Эрвину сильно повезло, что в ночь их с Леви встречи, когда на небе взошла первая полная луна нового цикла, он встретил именно Аккермана. Никакой другой оборотень не смог бы ему помочь. Но Леви не хотел признавать и того, что никто другой из его рода также не помог бы Эрвину. Эрвин поймал удачу за хвост, не иначе. Леви поставил ведро с водой ближе к огню, чтобы ночью она не замёрзла, и начал раздеваться. Никому не хочется, чтобы после превращения одежда испортилась или измялась. Леви аккуратно повесил плащ ближе к огню, чтобы он сушился после прогулки по снежному лесу, и вышел наружу. Зябко поёжившись, оборотень внимательно оглядел лес. Было тихо, казалось, молчали даже птицы и ветер, только приглушённо слышался треск поленьев в хижине. Леви голыми ступнями ступил на девственно чистый белоснежный снег, тело его мигом покрылось мурашками, но мужчина будто не чувствовал холода. Его звала вперёд его сущность. Глаза, прежде серые, загорелись красным, как бывает с каждым оборотнем перед превращением, кончики пальцев начало слегка покалывать. Леви зажмурился и вдохнул грудью холодный, пьянящий воздух ночи. Его знобило, раздался неприятный треск ломающихся костей, тело пронзила резкая боль, и в следующую минуту вместо обнажённого молодого мужчины посреди леса сидел красивый чёрный лис. Он грациозно расправил пушистый хвост и мелкими прыжками двинулся прочь от дома. На небе ярко сияла луна. Он был зверем, он бежал вперёд, он чувствовал, что лес уже не спит, как прежде. Земля под толстыми слоем снега будто гудела, рвалась вслед за лёгкими лисьими лапами. Лес не просто проснулся, он заговорил. Зароптали высокие сосны и старые ели, взмахнули тяжёлыми ветвями, будто прося о помощи, так не лёгок был белый снег, непосильным грузом уснувший на их ветвях. Весело зажурчали незамёрзшие горные ручьи, чья бурная холодная вода омывала поросшие мхом камни и несла за собой стаи хариуса**, активного даже в столь холодное время. Но Леви не хотел охотится этой ночью. Он хотел чувствовать лес. Хвойные леса особенные. В них нет запаха гнили и прелости старых листьев, нет запаха смерти. Хвоя, смола, сухая кора и запах стужи окутывали лиса со всех сторон: он мог с закрытыми глазами описать то, что рассказывало ему об этом месте обоняние. Это был его дом, настоящий дом, такой открытый и близкий, что даже фиолетовое небо не казалось таким недосягаемым. В этом лесу не пахло другими зверьми, не пахло охотниками или их зловонными кострами, один лишь запах еловой хвои и тонкий аромат кедровых шишек кружил вокруг. Луна улыбалась Леви, как улыбается своему ребёнку милая мать. Она вела его вперёд, пробуждая вокруг своего сына природу, и он шёл следом, будто слепой, утопая в снегу и вдыхая, вдыхая незримый аромат свободы и счастья. Он был и слеп, и глух, и всесилен, как чародей или лесной дух. Леви остановился. Он стоял на крутом обрыве, снизу долиной до самого горизонта тянулись тёмные ели и где-то там, за ними, скрывалось Ледяное море. На небе ярко зажглись звёзды, обрисовывая чей-то неясный силуэт, и лис тихо заскулил, глядя на луну, до дрожжи в лапах ощущая неведомую силу, вдруг наполнившую его тело. На небе белым горел силуэт трёхлапого волка. "Да будет так," – шептало его сбившиеся лисье сердце.Фрагмент 4. Золотое кольцо и вопросы доверия
Эрвину было жарко. Он медленно открыл глаза и обнаружил, что укрыт уже двумя шкурами, одна из которых до этого явно принадлежала оленю. Сломанная рука болела, веки были тяжёлыми, но зато за окном стало светлее, снег перестал. Леви сидел в позе лотоса у очага и старательно вырезал из ивовых веток стрелы. Лицо его было сосредоточено, брови нахмурены, волосы мокрые, будто он только что вылез из речки. — Проснулся? – спросил он, не оборачиваясь. — Да. Сегодня была последняя ночь цикла? Леви кивнул, отложив нож и стрелы. — Есть будешь? — Не хочется, – пожал плечами Эрвин. Есть и вправду не хотелось, его немного мутило, руки дрожали. Сквозь чуть прикрытые веки он наблюдал за тем, как Леви поднялся с пола, потянулся и, взлохматив волосы, ушёл в другую часть хижины, которая была скрыта от Эрвина стеллажом с непонятными пузырьками, склянками и ветхими книгами. Через некоторое время Леви вернулся, недовольно бурча что-то себе под нос. В руках он держал дымящуюся кружку. — Последние заготовки на тебя трачу, – цокнул он, — это настойка на липовом цвете, ромашке и шиповнике, она снимает жар. Эрвин неловко сел в постели, голова тут же закружилась. Дрожащей левой рукой он принял кружку, мир вокруг начал расплываться, мокрые от пота волосы неприятно липли к коже. — Так, ты же не собираешься опять отключиться? – недовольно процедил Леви, придерживая чуть не выпавшую из ослабевших пальцев кружку. — Пей и ложись отдыхать, мне нужно на охоту. Протянешь до вечера один? Эрвин слабо кивнул, допил горькую и обжигающую губы настойку, лёг обратно в постель. Мир плавно приобрёл чёткие очертания, дышать будто стало легче. — Не вздумай тут помереть без меня, – с этими словами Леви подобрал с пола севежеизготовленные стрелы, накинул на плечи плащ и был таков, только слегка хлопнула входная дверь. — Не беспокойся, пока не планирую, – улыбнулся Эрвин. Он впервые остался в этом доме один в состоянии хотябы сесть в постели. Всего через пять минут войны с собственным телом, Эрвин наконец-то смог встать, держась на всякий случай за стену, будто пьяный. Ноги у него немного тряслись, но зато голова не кружилась. Хижина на деле оказалась больше, чем казалась изначально. За кушеткой и стеллажом скрывалась довольно просторная кухня сплошь увенчанная сухими растениями. Пахло здесь травами и приправами, сильнее всего острый волчий нюх улавливал бергамот, ромашку, шалфей, лаванду и мяту. На полках стояли баночки с клюквой, брусникой, кедровыми орехами, Эрвин узнал некоторые виды засушенных грибов. Но что-то здесь всё же смущало Эрвина. Нет, хижина не выглядела совсем уж нежилой: здесь постоянно горел очаг, у стен стояли несколько охотничьих луков, в ведре никогда не застывала вода. Но здесь будто не было хозяина, не было его личности. Эта хижина почти ничего не говорила о Леви, не о его семье, не о его фамилии или роде. И что самое странное, она выглядела, как дом человека. Единственное, что как-то выбивалось из общего вида и ощущения пустоты было старое, засаленное золотое кольцо, лежащее рядом со свечой у постели. Эрвин не знал, кому оно принадлежало, но, похоже, было единственной личной вещью во всём доме."Кто же ты такой, Леви?"
***
Аккерман вернулся поздно. Эрвин сквозь чуткий сон услышал дверной хлопок. Запахло кровью. Чуть приоткрыв глаза, волк различил неясный силуэт человека с тушей, кажется, оленя на плечах. Огонь отбрасывал причудливые тени на стены комнаты, они плясали у Эрвина перед глазами, но уже не пугали так, как в лесу. Кажется, оборотень начал признавать маленькую лесную хижину своим вторым домом. Здесь было спокойно и уютно. А ещё здесь был Леви. Мужчина отнёс свою добычу на кухню и вновь покинул дом. Эрвин заметил, что руки и часть лица Леви испачканы кровью. "Как же ты ловил этого бедного оленя?" – хотелось спросить Эрвину. А ещё хотелось самому помочь Леви смыть кровь, поближе рассмотреть эти хрупкие и бледные пальцы, так точно умеющие спускать тетиву лука, взглянуть в серые глаза, так чётко умеющие заметить цель. Хотелось смотреть и понять Аккермана. Хотелось преодолеть эту странную преграду неизвестности между ними, ведь всё, что они знали друг о друге, были их имена. Эрвин даже не был не уверен, что Леви действительно так зовут, и что он действительно оборотень. Слишком по-человечески тот себя вёл, только что не дал другим людям убить Эрвина той ночью. Эрвин не мог до конца доверять Леви. Да, тот спас его из лап смерти, практически поднял на ноги, но что двигало им, почему он так поступил? Ответов на эти вопросы волк не знал. Ему не хватало объяснений Леви, не хватало знаний о нём, не хватало уверенности, что он действует искренне. — Что ж тебе всё не спится? – проворчал Леви, возвращаясь в хижину. Лицо и волосы были влажные, впрочем как и верхняя одежда. Он быстро от неё избавился и подошёл к кушетке. — Подвинься к стене, если, конечно, не хочешь замёрзнуть посреди ночи. Эрвин попытался скрыть улыбку: почему-то такой суровый и жёсткий Леви его веселил, и послушно освободил половину кровати. — Как твоя рука? — Уже лучше, – признался Эрвин. — Это хорошо. Мои запасы обезболивающего подходят к концу, до самой оттепели пополнить их не выйдет, – вздохнул мужчина и повернулся к Эрвину спиной. — Слушай, Леви, а ты и правда оборотень? — А? — Да нет, ничего, давай спать. — Завтра будет сильная вьюга, – зачем-то прошептал Аккерман, но волк уже уснул, крепко стиснув здоровой рукой чужую талию. Леви было тепло. Слишком тепло. Каким же сентиментальным придурком он стал, Кенни бы точно вырвало, будь он сейчас рядом.Фрагмент 5. Побег
На следующий день поднялась вьюга. Леви занимался новыми заготовками. Внимательно изучал и подсчитывал все травы, сухофрукты, настои и отвары, которые ещё не истратились слишком сильно, клал их в отдельную холщовую сумку, с какими ходят бродячие лекари. Эрвин чувствовал себя заметно лучше, он даже пытался предложить свою помощь, но Леви настолько сурово на него взглянул, что Эрвину пришлось послушно вернуться в постель. Несмотря на то, что они впервые остались так долго наедине, без возможности избавиться друг от друга, они не произнесли ни слова. Всё происходило как-то само собой, будто они знали друг друга не пару недель, а несколько лет, и научились понимать друг друга с полувзгляда. Это было странно, но Леви приходилось признавать, что даже молчать в присутствии Эрвина приятно. Эрвин не мешал, не лез под руку, не капризничал и вообще вёл себя так будто его и в доме нет. Только вечером, когда Леви наконец ложился спать, тот заботливо накрывал его частью шкуры и прижимался ближе, будто пытаясь согреть и защитить. И всё это происходило так же молча. Леви был не против. Однако чем спокойнее становилась погода, тем больше Леви думал о том, что они будут делать дальше. Отпустить Эрвина одного, выгнать его из дома Аккерман бы уже не смог. Нет, он не привязался к оборотню, просто это было бы как-то бесчеловечно? Он же ранен и не сможет обратиться в случае опасности! Лихорадочно соображая, Аккерман всё же пришёл к выводу, что ему не остаётся ничего, кроме как покинуть деревню вместе с ним. — Эй, Эрвин, ты спишь? – они лежали вплотную к друг другу, слушая, как за окном воет ветер. — Нет, – оборотень убрал здоровую руку с чужой спины и сел, приготовившись слушать. — Завтра мы уходим. — Мы? — Люди не дураки, они скорее всего догадались, кто разобрался с их товарищами. Мне здесь оставаться нельзя. — Но ведь они не знают твоего убежища, правильно, так что ты можешь остаться. — Они знают, – Леви пожал плечами. — Я ведь был товарищем тех охотников, меня знают в деревне. Эрвин поражённо уставился на Аккермана. Даже в полутьме комнаты можно было увидеть блеск недоверия в его глазах. — Всё нормально, я не человек, если ты про это. — Леви вздохнул. — Может когда-нибудь я расскажу тебе поподробнее, но сейчас ты должен понять одно: завтра мы уходим. — Хорошо, – Эрвин наконец успокоился и лег обратно, вновь обнимая Аккермана. — А куда? — Ещё не знаю. Куда-нибудь далеко. А сейчас спи. — Спокойной ночи, Леви. Аккерман не ответил. Только позволил себе расслабиться: Эрвин ему доверяет, они будут вместе, и никто из них не пострадает. Всё будет хорошо, так ведь?***
Уйти из дома, просто закрыв дверь и затушив очаг, они не могли. Конечно Леви не озвучил Эрвину весь свой план, но одним из его пунктов было добраться до одного из городов на южной стороне. Лучше в тот, где жила Ханджи. Лучше не в полнолуние. А значит, раз они пойдут в город, им нужны будут деньги и другая одежда, на юге деревенских не любят. Деньги у Леви были, но их было слишком мало на такое долгое путешествие, поэтому Аккерман решил украсть чей-нибудь кошель. Желательно сделать это не в толпе, иначе могут поймать. Потом на украденные деньги запастись едой и одеждой. А после, пока деревенские не успели начать задавать ненужные вопросы про случившееся в лесу, уйти из деревни туда, где уже будет ждать Эрвин. Домой после этого не возвращаться. И идти не главной дорогой, чтобы их не увидели и не поймали. Быть скрытными, как настоящие звери. Утром погода была как на заказ: солнечная и тихая. Так и не скажешь, что ещё ночью тут во всю бушевала метель. Они оба собирались молча. Набили несколько холщовых мешков едой, сменной одеждой, травами, бурдюками с водой и целым арсеналом настоек и сиропов. Леви вооружился своим любимым маленьким кривым кинжалом и луком, Эрвину достался нож. — Будь готов если что расстаться с вещами, – хмуро кивнул ему Леви, – если нам придется спасаться от погони, будучи в звериной форме, последнее о чём я буду думать, это о кучке тряпок и склянок. — Хорошо, – Эрвин одной рукой пытался застегнуть пуговицы на белом плаще, принесённым для него Леви сегодня с утра вместе с другой одеждой и парой очень упругих сапог. — Тебе в город нельзя, – продолжал объяснять план Аккерман, — на тебе наша охотничья одежда, её за версту видно. Поэтому ждать будешь меня в лесу, у Северного тракта, он через деревню насквозь проходит. Понял? Эрвин кивнул, всё ещё борясь с застёжкой плаща. — Дай сюда, – сердито воскликнул Леви, вырывая из непослушных пальцев пуговицу. — Всё, уходим. Солнце уже достаточно поднялось, народу на главной площади должно быть прилично. В клубе (да, да, я уже ходил в деревню, не смотри на меня так) мне сказали, что сегодня приехала ярмарка, а нам это только на руку. Идём. Аккерман кинул последний тоскливый взгляд на свою уютную хижину, служившую домом ему почти семь лет. Но вот ему вновь приходиться прощаться со своим домом, как и десятки раз до этого. Леви устал. Иногда он думал, что это будет его последним путешествием, что после него он обязательно начнёт жить обычной жизнью: женится на какой-нибудь хорошенькой девушке, будет воспитывать с ней детей, построит свой небольшой домик на берегу моря и будет чувствовать себя счастливым. Но потом Леви тяжело вздыхал: он Аккерман, оборотень от природы, ему никогда (никогда!) не получится завести семью, не удастся построить свой дом и зажить в нём так, чтобы его никто и никогда не трогал. В глазах придательски защипало. — Леви? — Да, да, просто задумался о нашем плане. Пора. Дверь хижины, скрипнув, затворилась, и две одинокие фигуры путников в белом и тёмном плащах растворились среди высоких елей. Ярко светило зимнее, холодное солнце.Фрагмент 6. Саша Браус
Деревня Даупер располагалась на небольшом пологом холме близ маленькой горной реки Керен. Её насквозь пересекал Северный Тракт, держащий свой путь до Ледяного моря. Эрвин помнил побережье пустынным, диким, сейчас же там тоже жили люди, ведь королевство разрослось, так что даже на краю света более не было спокойно. Деревня Даупер, как и все северные деревни, не была ни крупной, ни слишком мелкой. Богатая пушниной диких зверей и древесиной она вполне мирно существовала среди остальных, похожих друг на друга как две капли воды, северных деревень. Местные жители редко сталкивались с оборотнями. Чаще это были обычные медведи, волки или кабаны. Оборотни больше превратились в страшилку, которой перед сном пугали маленьких детей, чем в реальную угрозу или опасность. Но в тот день, когда маленькая группа из семи охотником напала на след оборотня, всё изменилось. Саша Браус с конца прошлого месяца просила отца отпустить её в лес вместе с Конни, Николо и пятью старшими мужчинами на охоту на кабана. В любой удобной момент, стоило им только остаться наедине, она раз за разом начинала этот разговор, но заканчивался он всегда одинаково: "Пока я не буду видеть, что ты стреляешь так же быстро, как разносится звук спущенной тетивы, в лесу тебе делать нечего!" Саша смахивала с разгорячённого лица обидные слёзы и шла на стрельбище, находившееся на опушке леса, совсем близко от их бревенчатого дома. Почему Конни, Николо и другим мальчикам, состоящим в охотничьем клубе, можно гнать кабанов вместе со взрослыми, а она вынуждена раз за разом поражать неровно нарисованный красный кружок мишени? Почему одним даётся всё, а другим ничего? Неужели отец не верит в неё, не верит, что она уже готова не только выстрелить, но и убить кабана? И не только кабана, даже медведя! О, Саша так хорошо стреляла! Ни Конни, ни Николо, и уж тем более никто другой из мальчиков её возраста не умел стрелять лучше. Но они, такие красивые и гордые, примеряют в клубе свои новые чистенькие белые плащи, тёмные полушубки и хвастаются, как вечером расправятся со зверем. Саше было обидно. Она злилась, невероятно злилась. "Подумать, так всё дело в том, что я девчонка!" – иногда возражала она отцу. "Дело в том, что ты ещё не готова", – сухо отвечал он, и она вновь злилась и завидовала своим друзьям. Мир несправедлив. Эта мысль была знакома Саше Браус так же хорошо, как и лук со стрелами. Той роковой ночью, когда всё перевернулось с ног на голову, мир был особенно несправедлив. Совсем ещё зелёные юнцы, Конни и Николо, её друзья, трусливые мальчишки, единственные вернулись из леса, с горящими от страха глазами, с дрожащими руками и испачканными плащами. Из взрослых и опытных мужчин не выжил никто. Только пять мёрзлых тел остались лежать посреди лесной чащи запрошенные совсем новым, пушистым и лёгким снегом. Оборотень. Конни рассказал, что они гнали оборотня, такого большого белоснежного волка. А потом всё сломалось. Будто Боги решили пошутить. Волк угодил в капкан, и когда охотники были уверены, что добыча в их руках, что-то произошло. Кто-то пришёл. Кто-то страшный. Он убил остальных мужчин, этот кто-то защитил оборотня, дьявольское отродье. Этот кто-то разрушил сашин мир, почти добрался до её семьи. И дайте ей только шанс, только одну подсказку, кто бы это мог быть, Саша в эту же секунду схватила бы лук и убила бы его, как солдат, как воин, как защитник своей семьи. Саша Браус – прекрасный стрелок. Саша Браус ещё не охотница, но зато из неё может выйти прекрасная воительница. И какой бы страшной не был её враг, Саша знает: ради защиты своей родной деревни, своей семьи, ради своей веры она убьёт самого дьявола и всех его демонов, если это потребуется. Саша Браус умеет убивать, поверьте.***
На единственной деревенской площади сегодня было шумно. Люди ругались, злилась, торговались: в общем вели себя так, как обычно ведут себя на всех ярмарках. Леви стоял у крыльца небольшой лавчонки, зорким взглядом оценивая обстановку вокруг себя. Он видел, как мелкие ребятишки, протиснувшись между взрослыми, пытались стащить то кусок горячего хлеба, то бутыль подогретого вина, то какой-нибудь упавший медяк. И как только кто-то из них пытался это провернуть, один из особенно зорких торговцев тут же начинал кричать, и мелких воришек ловили за полы их курточек и накидок. Конечно, Леви был намного искуснее в воровстве, чем малые дети, но один его вид мог привлечь слишком много внимания: Леви считался одним из лучших охотников в деревне, и, пропав на две недели, он сделал себе только хуже: скорее всего вокруг только и говорили, что о нём. Пока что капюшон зелёного плаща надёжно скрывал его лицо от посторонних глаз и Аккерман мог подумать, как ему поступить. Внезапно кто-то дотронулся до его руки. — Добрый день, мистер Леви, отец постоянно спрашивает, почему вы перестали приходить в клуб, – перед ним стояла дочка деревенского старосты – Саша Браус. Каштановые волосы собраны в высокий хвост, поверх грубой рубашки сероватого оттенка и чёрной жилетки накинута шерстяная шаль, один чулок съехал на щиколотку, юбка подкнута и задрана, сапоги все перепачканы грязью. В руках она держала медный таз с трепьём: видно ходила на реку по поручению матери. — Привет, Саша, – Леви очень надеялся, что его лицо излучает максимальное дружелюбие. — Передай отцу, что всё в порядке. — Так где вы были? – не отстаёт девушка, хотя Леви видит: держать таз ей тяжело. — Дома, пока не началась метель занимался настоями, не заметил, что прошло столько времени, – пожал плечами Аккерман. — Вы знаете, что случилось в первую ночь прошлого полнолуния? — Саша выпаливает это на одном дыхании, а потом внимательно смотрит на Леви, будто пытаясь считать его эмоции. — Нет, – Леви старается быть удивлённым, – что же? — Ханнес, Клаус, Дирк и Марло, вместе с Конни и Николо под командованием Кита Шадиса оправились на закате в лес гнать кабана. Из отряда выжили только мальчишки, остальные были убиты. И знаете что самое удивительное, мистер Леви? Конни говорит, что они нашли следы оборотня, что они преследовали его, а потом кто-то расстрелял весь отряд, когда оборотень угодил в ловушку. Говорят стрелы у него были особенные, серебряные. — И что же теперь, малышка Браус? — Я не малышка! – тут же ощетинилась девочка. — Но это значит, что оборотни не сказка, и что поблизости есть кто-то, готовый их спасать. Оборотни ведь не могут принять человеческий облик во время полнолуния, а нападавший был человек. — Это всё очень интересно, девочка, но боюсь, что ты зря тревожишься. У юнцов всё в голове перепуталось, не думаю, что они вообще видели оборотня. — Вы не можете так говорить! – воскликнула Саша, бросая вещи на землю. — Вы ведь самый лучший, самый искусный стрелок, вы то должны мне поверить! Леви пожал плечами. — Иногда всем будет только лучше, если сказки останутся только сказками, девочка. — Но ведь, – она потерянно оглядела людную площадь, — но ведь вам хочется отомстить за них? Ведь хочется? — Ты ещё слишком юная, чтобы понять, что месть – не всегда самое правильное решение. Меня не было в том лесу, я не знаю, что случилось с Ханнесом и остальными, я знаю только, что все они были не прочь пропустить стаканчик и легко могли быть убитыми стаей волков. Обычных волков, Браус. А теперь иди, ты итак заставила мать ждать слишком долго. — Вы трус и лжец! — на глазах Саши выступили горькие слёзы. — Такой же, как и все они! Вы просто все боитесь поверить, что это правда, боитесь признать, что существует сила, неподвластная человеку. Кит Шадис, Марло, Ханнес, Клаус и Дирк были лучшими, и они погибли. Остались лежать посреди лесной чащи, засыпанные снегом и всеми забытые. Сейчас их уже не найти: нужно ждать потепления, но их и не будут искать. Наши Северные Боги проиграли Дьяволу, они так легко отдали их ему, будто они ничего для них не значили, и не смейте говорить мне, что вы не испугались! Взрослые всегда боятся, когда происходят вещи, которые они не могут объяснить. Так идите и бойтесь дальше, а я буду выжидать и клянусь, что когда-нибудь я найду не только их убийцу, но и того самого оборотня. Однажды точно найду и убью его так, будто я и есть карающий его Бог. Леви поражённо уставился на девушку. Глаза её блестели от слёз, волосы растрепались, но во взгляде горела такая решимость, что Аккерману стало не по себе. Не хотелось бы ему, чтобы такие, как Саша, когда-нибудь вышли за пределы своих мелких северных деревень, где они ничего не решают. Такие, как Саша, будут двигать мир дальше, и Леви не хотелось бы, чтобы это произошло в ближайшее время. — Ты смелая девушка, Саша Браус. Твоему отцу стоит гордиться такой дочерью. Саша не ответила, только подобрала медный таз и пошла домой. Такая сильная и решительная, похожая на настоящую Воительницу.***
С кошельком Леви повезло. Только подойдя к прилавку, где рослый мужик разливал подогретое терпкое вино, Леви заприметил кожаный кошель, набитый медяками, серебряными монетами, среди них проглядывалась даже пара-тройка золотых, толстых и просто огромных, по сравнению с остальными монетами. Леви как бы невзначай подошёл к прилавку, положив на него обе руки, сщурил глаза, якобы разглядывая расценки, а сам незаметно укрыл кошель полой плаща. Дальше оставалось лишь цокнуть, состроить недовольное лицо (мол, цены не устраивают) и побыстрее ретироваться с места кражи, поплотнее закутавшись в плащ. Продираясь сквозь толпу людей, Леви старался смотреть лишь себе под ноги, чтобы ненароком в ком-нибудь из местных не появилась тень узнавания. Выйдя с площади, Аккерман задышал спокойно: теперь уже ему ничего не угрожало, и он мог спокойно выйти по Северному тракту из деревни, где среди ледяных елей его поджидал Эрвин. Сердце сжималось у него в груди, на лице зависло некоторое подобие улыбки: Леви хотелось петь от счастья, ведь первая часть их плана закончилась успехом. Оставалось лишь раствориться в глуши северных лесов, а это оборотни умеют делать на отлично: сомневаться было бы просто глупо. И пускай будущее предоставлялось Леви весьма туманным, личность Эрвина всё ещё вызывала вопросы, а желание вернуться на Юг не было столь сильным, оборотень всё равно был рад, что согласился на это путешествие. Да, его никто не заставлял, но Леви чувствовал, что просто обязан быть рядом с Эрвином. Теперь уже, видимо, навсегда.