Ради тебя сохранить

Чертово солнце, словно наказание за всё плохое, сделанное мною в прошедшем месяце, яростно светило, стараясь как можно сильнее нагреть мою и без того болящую голову. — Утра, блин, — тщетно пытаясь скрыться от огненного шара за окольцованной ладонью, процедил я. Была середина мая, и воздух с каждым днём нагревался все сильнее. Тяжело было просыпаться, выходить из дома в школу и возвращаться обратно, собираться на тренировку, вылетать в мыле из квартиры, прибегать на остановку одновременно с автобусом, тащить своё обессиленное разгоряченное тело на танцы, выкладываться по полной, возвращаться к полуночи и, не высыпаясь, вставать с утра на тот же круг ада. Каждое действие приводило к тому, что голова словно раскалывалась на части. — Да встаю я, встаю, треклятое! — надежды на то, что мне удастся хоть немного утихомирить солнце своими жалобами, никак не хотели покидать меня. Школа требовала появления в 8:30 утра, но статистика опозданий росла с завидной постоянностью, по мере повышения температуры за окном и давления внутри моего тела. С самого детства было ясно, что жару я просто на дух не переносил. Но все же я старался как-то продолжать существовать в привычном ритме жизни, несмотря на то, что всё во мне было против этого. Пытаясь игнорировать отвратительно солнечную погоду за окном, я все равно надевал свои любимые кольца, белую свободную футболку, серые спортивки и изношенные кожаные кроссы Reebok. Мне была чужда мысль о том, что другие танцоры из моего клуба предпочитали более галантный стиль в одежде. Я всегда любил комфорт, хотя мне всегда его недоставало. Компенсировал как мог. 1127 шагов (от скуки каждодневно подсчитывал их количество), и я снова у дверей школы. В воздухе стоял спертый запах разочарования, лени, ненависти и злости, круглый год исходящий от каждого ученика, проходящего дважды в день через эти врата Ада. Шаг, и я окажусь запертым в детской тюрьме на 6 часов. Хочу ли я этого? Зачем каждый раз задавать себе вопрос, на который всегда неосознанно даёшь один и тот же ответ? Нет. На этот раз что-то яростно ототкнуло меня, и я попятился назад. А что будет, если всего один день посвятить себе, а не этим неблагодарным учителям, завучам, одноклассникам? Жизнь одна, а я всё время тратил её впустую, делая то, что ненавижу. Школа, дом, танцы, дом, все по новой. Ясно дело, почему подростки такие агрессивные — тут и взрослый бы с ума сошёл. Пока в голове появлялись похожие мысли, я находился будто в другом мире, наблюдая за собой со стороны. Руки и ноги не слушались, тело функционировало само по себе, какие-то обрывки фраз пробегали в голове, заставляя меня ещё больше теряться в пространстве и времени. Через 15 минут я полностью пришёл в себя, поняв, что бреду в обратную сторону от дома и школы, направляясь к парку. Уже через полчаса я оказался у расписного железного забора, за которым раскидывался огромный пестрый парк, усаженный различными деревьями и цветами. Местные любили оставлять здесь частичку себя, принося с собой семена и удобрения. Считалось, что, если ты посадишь какое-нибудь растение в этом парке, то в будущем встретишь человека, и он поможет тебе в трудную минуту. Вспомнив это, я направился к цветочной лавке, которая, кажись, зарабатывала лишь на людях, помнящих об этой легенде и надеющихся на то, что за деньги счастье все-таки можно купить. Я не хотел быть исключением. Зелёная витрина на первый взгляд казалась нелепым ярким пятном на фоне остального серого кирпичного дома. Но, подойдя ближе, твоё внимание притягивалось магнитом, рождалось желание войти вовнутрь. В стекле отражались лучи палящего (да, все ещё палящего!) солнца, и солнечные зайчики россыпью падали на скромно выглядывающие из огромных горшков бутоны. Здесь не требовалось огромной вывески над дверью, потому что и без этого тебе хотелось войти и купить что-нибудь. И хозяйка знала об этом, ловя взгляд прохожих каждый раз, когда те останавливались и, не скрывая интереса, вглядывались в роскошные букеты и массивные горшочки. Для семян был обустроен уголок, пестревший множеством упаковок со всевозможными растениями. Туда сразу, даже не поздоровавшись, направился я. Если честно, я старался как можно меньше разговаривать с людьми, которые мне не нравятся, а хозяйка сразу создала во мне бурю негативных эмоций лишь одним своим взглядом. И чево-й она так вылупилась на меня, будто я с Марса? Ну да, в школу не пошёл, и что? Теперь осуждать меня нужно? Я метнул на неё свой коронный испепеляющий взгляд и занялся выбором семян. Розы? Банально. Лилии? Ненавижу их. Фиалки? Дорогие, будто из золота сделаны. Орхидеи? Да они на второй день помрут. Подсолнухи? Мы что, в поле? Деревенщина...Да есть тут что-то оригинальное? С каждой упаковкой у меня угасало желание посадить какой-либо цветок на чёртовой лужайке. Сирень? Ага, вырастет куст, и цветков на весь город хватит. Да ну. О, лаванда? Лавандовый капуч очень вкусный. Прикольно, наверно, иметь где-то свою лаванду. Эта мысль показалась мне гениальной, и я схватил упаковку с сиреневым сердечком, уже нащупывая в кармане спортивок мелочь. Лишь бы хватило...Не надо было вчера американо после тренировки покупать. До утра не мог заснуть, и деньги на ветер. Чуть ли не кинув хозяйке товар, я нырнул в карман, выгребая все, что там было, на стойку. Билет в кино, который я уже месяц носил с собой, наполовину съеденная упаковка жвачки, чек от дурацкого вчерашнего американо, сахар (просишь кофе без сахара, а они все равно его дают), 57 рублей монетками и 100 рублей купюрой. Женщина недовольно посмотрела сначала на мои сбережения, потом на меня. — Семена 250 рублей стоят, — безразлично бросила она мне. — У меня больше нет денег, — пытаясь сделать сожалеющий вид, выдохнул я. — Ваши проблемы, молодой человек. На упаковке цена написана, думать надо головой. Тю, скупость погубит людей. Я зло схватил товар и пошел обратно, думая найти более дешёвый вариант цветов. Наверно, самые дешёвые—ромашки. Но как-то и смотрятся они на лужайке очень скудно. Стоп...а может, отплатить ей тем же? Раз она такая противная дамочка, то почему я не могу побыть плохим? Глаза забегали по ценникам, пытаясь сделать вид, что ищут самую подходящую упаковку, а мозг при этом пытался придумать, куда бы запрятать лаванду. Нужно было выглядеть как можно более естественным, будто я и вправду искал другие цветы. Залезть в задний карман и пересчитать мелочь, а пакетик сунуть вместо мелочи, за пятую точку она меня вряд ли трогать будет. Звучало, как план. Ловким движением рук я сумел незаметно спрятать лаванду, при этом хозяйка уже занялась другими клиентами, которых увлекли белые розы у входа в лавку. Все вы, взрослые, до жути банальные. Ни капли романтики. Я решил проворчать что-то недовольное и направиться к выходу, но хозяйка подошла к стенду с семенами и начала рассказывать о видах цветов, имеющихся в наличии. — И белые розы, и красные, и фиалки, и лилии! Даже подсолнухи есть, если хотите произвести фурор. Можно также взять сирень, если хочется что-то большое и красивое. А может ромашки? Хотя, детский цветок, чего это я. Ещё бы одуванчики вам предложила, прости Господи, — тут её взгляд упал на меня, и она вспомнила о лаванде, которая собиралась вместе со мной покинуть магазин, — Ох, ещё же есть лаванда! Прекрасная идея, если вы желаете что-то эдакое...элегантное, пахучее...правда, осталась одна упаковочка. Она начала осматривать ряды, в которых не было нужного цветка, и уже было хотела сказать что-то мне, как дама преклонного возраста восторженно взвизгнула, схватив спутника за руку. — Белые розы—чудеснейший вариант! Девственные, чистые, нежные, такие романтичные и прекрасные, с ума сойти! Давайте 5 упаковок! Хозяйка недоверчиво покосилась на меня и метеором кинулась в кладовку. Думаю, она поняла мои намерения, но ничего сделать в этой ситуации не смогла — репутация её лавки была важнее, чем крики на дрянного парнишку. Я с улыбкой попрощался с дамочкой, спасшей меня от поимки, и направился в самую дальнюю часть парка, куда мало кто заходил. Вроде столько херни натворил уже с утра, а на душе кошки не скребут. Удивительная вещь — совесть. Чем дальше я заходил в глубь парка, тем меньше людей замечал вокруг. Спокойствие и тишина. Руки тянутся за пачкой Parliament с кнопкой, и я закуриваю прям на ходу. Тренер часто пресекал мои попытки покурить при нем, думая, что во мне проснётся совесть. — Чемпионы не курят, — процедил он, когда застал меня с сигаретой в зубах. — Так я ещё и не чемпион, а обычный среднестатистический танцор, — тут же отозвался я, не обдумывая сказанное. — Тох, ты так всё своё возможное чемпионство и прокуришь! — с возмущением воскликнул тренер. Он хотел верить, что самый выдающийся ученик клуба столь же и ответственен по отношению к своей танцевальной карьере. — Или до него докурюсь, Павел Алексеевич, — с улыбкой замечая яростный огонёк в его глазах, промурчал я. Честно, мне всегда было плевать на танцы. Мама привела меня в 3 года к Павлу Алексеевичу, сказав, что больше не может терпеть мой нескончаемый поток энергии. Они были знакомы ещё до моего рождения, и так как её хороший друг Пашка открыл танцевальный клуб, она обещала привести туда своего сына. Обычно тренеры набирают детей на танцы лет таки в 5, максимум в 4 года, но никак не в 3. Долго спорив о том, насколько нелогично так рано начинать ребёнку танцевать, они сошлись на том, что я буду посещать половину групп, которые шли в течение недели. Во мне разглядели «необычайный талант» и «яркую харизму», оттого и вцепились крепкой хваткой, не выпуская из системы. Тренировки 5 раз в неделю, по 3-4 часа, а дважды в месяц обязательный выезд на турнир куда-нибудь в ебеня России. Полное отсутствие свободного времени, выходные через раз, и то, если все-таки я выбивал выходной, то непременно проводил его в положении лёжа — лёжа в кофейне, в кино, в парке, в кровати. Где-нибудь, где не придётся двигаться. Такова участь профессионального танцора. Я адово мечтал выбраться из этого замкнутого круга, но не мог. Не мог отобрать у мамы мечту — видеть меня танцующим. Это был словно смысл ее жизни. И я терпел. Зажимал зубы, с потом и кровью добивался побед, плакал по ночам в подушку и грезил о беззаботной жизни, но терпел. Зная, что когда-нибудь осмелюсь это бросить. Звонок. Я дергаюсь, и, замедляя походку, достаю вибрирующий телефон. На заставке большими буквами написано “MADRE” поверх забавной фотки из кофейни. Я всегда любил снимать маму во время наших общих уютных, но редких прогулок. Я без замедлений принял вызов. — Алоха, мадрэ, — максимально бодрым голосом я начал диалог. — Ты где, Антош? Мне из школы звонили, — тревожно ответила она. Черт, я и забыл, что прогуливаю. Так, импровизируй... — Я это...возле школы кошку нашёл. Побитую. Решил помочь и в ветеринарку отвезти. Видно, что домашняя, я не мог ее там бросить, вдруг потерялась! — с наигранной уверенностью и жалостью парировал я, поражаясь своему таланту правдоподобно врать. — Боже мой, а почему ты мне не позвонил? Я бы приехала и помогла отвезти, — защебетала мама. Я знал, что она без ума от кошек, и это было бы веской причиной прогулять школу. — Так ты...на работу же уезжаешь в другой конец города, чего мне тебя дергать. Тут есть поблизости ветеринарка, я как раз почти дошёл. Ладно, давай, мне не особо удобно разговаривать, китя вырывается, — со всей серьёзностью кинул я, отчетливо представляя, как неугомонная кошка пытается вырваться из цепких рук. — Держи меня в курсе об ее здоровье. Тебя со школы отпросить? — Если не трудно...тут дело не одного часа. — Все, договорились, на связи, сынок. — Целую. Я сбрасываю звонок, с удивлением подняв брови. Обычно мама более строга ко мне, тем более если речь идёт о прогулах. Не сказать, что я часто позволяю себе что-то пропускать, но тут...как-то все слишком хорошо складывалось. Ещё один звонок. Я, не смотря на имя контакта, сразу же принимаю вызов. — Мадрэ, мне все ещё неудобно разговаривать, ты же... —...Антон, на разговор. Срочно. Сейчас же. Жду в клубе через два часа, — услышал я в трубке до боли знакомый мужской баритон. И учитывая то, что тренер по пустякам мне не звонит, тем более во время учебы, мне... — Пизда, — на выдохе договорил я свою мысль, поздно сообразив, что сказал это вслух. Кажется, теперь мне двойная пизда.