***
Хоть и на дворе середина августа, одному спать чертовски холодно. И дело не в температуре за окнами. Понимая, что ты уже определился с тем, чего ты хочешь (быть с Арсом), куда ты хочешь (в счастливое совместное танцевальное и не только будущее), почему ты хочешь (потому что влюблён в этого придурка) и точно ли ты хочешь (абсолютли), тяжело ещё понять, что всё зависит не только от тебя. Арс не отвечал на звонки и смс со вчерашнего вечера, поэтому, вставая с утра в полусонном состоянии на группу с детьми, во мне потихоньку просыпалось и волнение. Как я должен начать разговор? Что я должен сказать? Как себя вести? А как он отреагирует? Не передумал ли? Тысяча и один вопрос роем жужжали в голове, мешая сосредоточиться на теме предстоящей тренировки. Музыкальность. Моё любимое. Погрузившись в себя, я и не заметил, как приехал в зал. Встретила меня звенящая тишина и режущая глаз пустота. Арс никогда не опаздывал к утреннему кофе, что за...? Я кинулся в тренерскую, но там был только Добровольский. — О, здарова, Тох, — он был занят какой-то документацией по поводу подачи на разряды своим воспитанникам, но, увидев меня, удивился, будто бы я был последний, кого он ожидал увидеть в 10:30 утра, — Какими судьбами? — Здрасьте. Я с Арсом группы веду, — одна бровь поползла наверх, потому что мне казалось, что Павел Алексеевич всё знает. — Да ладно? — на его лице было искреннее удивление, поэтому я напрягся ещё больше. Ну не может такого быть, чтобы друзья не делились вещами, которые напрямую связаны друг с другом. Я же воспитанник Добровольского, — Вот он пёс, конечно, ни слова не сказал. Боялся, что запрещать буду? Не, так бы не запретил, но сейчас прямо руки чешутся... —...Павел Алексеевич, Вы не сможете, — голос стал значительно холоднее, от чего я сам опешил, но виду не подал. — Не понял, — моего мнения он, судя по всему, не разделял. — Вы же понимаете, что я сейчас не танцую под Вами. Тем более, бальные в пролёте, партнёрш нет, и я зара...— не успел я закончить мысль, как он перебил меня. — Я нашёл тебе партнёршу, Тох. Сегодня собирался писать, вызывать вас обоих на разговор, обсуждать условия партнёрства. Но, думаю, там все приемлемо, так что проблем не возникнет, — возможно, это был блеф, чтобы выйти из стычки победителем, но для себя я уже всё решил. — Я не вернусь в бальные, Павел Алексеевич. Уже нет, — я устало выдохнул, заглядывая в непроглядную тьму карего цвета. — Вернешься, куда ты денешься? — усмехнулся тренер, от чего я поёжился, — Всю жизнь танцевал, и после перерыва затанцуешь. Или в чем дело? — Я хочу танцевать и преподавать контемп, — отчеканил я, чувствуя, как начинаю злиться. Он меня просто не слышал, или же не хотел. — Так вот где собака зарыта. Арсений, — он ударил кулаком об стол, а я сдержал в себе порыв закрыть глаза и уйти, прекратив спор. Не в этот раз. Уже слишком долго бегал от самого себя, — Я искал тебе всё это время партнёршу, всеми правдами и неправдами уговаривая других руководителей отдать нам девочку в клуб, а Арс по тихой переманил тебя к себе и промыл мозги по поводу дела твоей жизни? — Арс спас меня от перегорания! Вы вообще понимаете, как со стороны выглядела ваша перестановка пары? Приехал, блять, заморский хуй с горы, и вы кинулись к нему с лучшей партнёршей клуба, выбросив меня, как котёнка, на улицу! Мало того, этот Эдик даже не справляется с требованиями! Ну что, позвездили на Чемпионатах и Первенствах? Хер там, он только права качает и мозги Окси выедает, — злость кипела во мне, обида возродилась из пепла и ударила в голову с тройной силой. Больно было не только за меня, но и за Оксану, потому что она тоже была в своё время против такой рокировки, — Но не в этом дело. Я столько лет был Вашим главным воспитанником, но как только дело дошло до каких-то заоблачных перспектив, Вы наплевали на всех, думая в первую очередь о себе. А теперь, будьте добры, идите нахуй, потому что я тоже начал думать о себе и своих желаниях. Тренер стоял молча, сжав кулаки, а в глазах полыхал пожар. Конечно, он злился. Но непонятно — на меня или на себя самого. Я ждал его реакции, но напряженная атмосфера давила, и я, вспомнив о группе, просто ушёл, оставив Добровольского копаться в своих мыслях. Арс так и не появился, поэтому мне пришлось делать вид, что это было запланировано. Дети, увидев в зале только меня, зашептались между собой, пока строились, а Вика подала голос. — Антон Андреевич, а где Арсений Сергеевич? — озвучила она мысли толпы. — Он приболел, Вик. Сегодня группу буду вести я. Итак, gattini, сегодня у нас по плану музыкальность... — начал я тренировку, стараясь засунуть волнение куда поглубже, про себя решая, что разберусь с пропавшим после работы.***
Половина Джек Дэниелса в одно горло вчера была лишней. Алкоголь, сигареты, наркотики, селфхарм и прочая сублимация — это, конечно, эффективно, но только на время. На утро проблемы наваливаются с новой силой, а стыд и страх увеличивают давление. На часах 10:27. Через три минуты у нас с Тошей должен начинаться традиционный кофе-брейк, позволявший нам настроиться на предстоящую тренировку и обсудить планы. Но не сегодня. Я судорожно начал искать телефон в запутанном одеяле и скомканных простынях. Не удосужившись вчера даже поставить его на зарядку, сейчас я наблюдал несчастные 3% батареи. И тысячу и одно сообщение. Серёжка 19:42 Здарова, Арос. Ты как? Серёжка 20:37 Бро, не заставляй меня волноваться. Просто напиши, что занят, если не можешь ответить сейчас Серёжка 20:40 Пропущенный вызов (4) Gattino 20:45 Арс, здарова. Уже завтра увидимся, так что о своём поговорим потом. Серый мне написал, что не может до тебя дозвониться. Ты там в порядке? Gattino 21:03 Пропущенный вызов (11) Gattino 21:03 Арсюш, я начинаю нервничать. Ответь, пожалуйста Серёжка 22:48 Короче, если ты сейчас не ответишь, я завтра с утра прилетаю к тебе как только, так сразу. Адрес помню. Это не блеф. Если ты что-то натворил, тебе пизда Я не успел просмотреть остальные уведомления, как вдруг раздался звонок в дверь. Кинув севший телефон куда-то в одеяло, я поплёлся к двери, держась за голову. Ебучее похмелье. — Арос, ты охуел? — вместо приветствия пропыхтел Серёжа, не церемонясь и проталкиваясь за порог, — Че случилось? Я уже Шаста на уши поднял, не мог до тебя сам дозвониться и дописаться. — Прости, Серёж, я...— мне было правда стыдно за то, что я заставил их обоих так сильно волноваться за меня, поэтому не знал, что сейчас говорить, кроме скомканных извинений, — Мне плохо вчера было, и я напился, а потом не до телефона стало. Тем более он у меня на беззвучном всегда, ты же знаешь. — Добавь меня и Шаста в избранные, блять, а то у нас так инфаркт случится, — он скинул джинсовку и прошёлся по кухне, рассматривая тот хаос, что я вчера оставил, — Поделишься? — Дэниелсом? Да, бери, — бездумно ответил я, вешая джинсовку на крючок. — Историей, придурок. Что случилось? — возможно, тон его был не сказать что мягким, но в глазах читалось явное волнение и сочувствие. — Я не...не хочу, чтобы это и с тобой повторилось, — я задрожал, вспоминая, как вчера у меня разрывалось сердце от этого загнанного состояния, когда каждая мысль вызывает физическую боль, и ты просто не знаешь, куда себя деть, поэтому просто плачешь и пьёшь, пока боль не утихнет вместе с остальными эмоциями, — Не хочу тебя терять. — Дурак, что ли? Из-за чего ты меня потерять можешь? Я даже представить такую ситуацию не могу, — затараторил он, параллельно убираясь на кухонном столе. У меня не было сил спорить, отнекиваться, сопротивляться и увиливать. Он рано или поздно об этом узнал бы. Если он тоже отвернётся...ладно, черт с этим всем. — Я гей, Серёж. А вчера я признался в этом маме, и она сказала, что я ей больше не сын. Если ты гомофоб, просто скажи прямо, я не обижусь, и...— мысль шла тяжело, и когда я запнулся, Матвиенко перебил меня. — Арс, А-а-арс, тихо. Я знаю, — он взглянул на меня так, будто бы я в сотый раз рассказывал ему одну и ту же историю. —...В смысле? — такой ответ напрочь выбил меня из колеи. Я ожидал всего, но точно не спокойного «я знаю, Арс». — В прямом. Не ебу, может у меня гей-радар или что, но я когда увидел, как ты на Шаста смотришь, сразу всё понял. Между вами такая искра, ослепнуть, блять, можно, — он широко улыбнулся, всем видом показывая, что для него это — душевность, а не гейство. Гейство звучит как оскорбление, а душевность — как обычное описание романтических отношений между людьми. — И ты... — я хотел многое сказать, о многом спросить, но в голове была просто хлопающая обезьянка, поэтому Серёжа без проблем перехватывал мои монологи, не придавая моей затруднительной речи какого-то значения. — И я не гомофоб, Арос. Наоборот, я даже рад, что Антоха расстался с Ирой и вы можете наконец-то стать счастливыми. Вместе, — последнее слово он выделил так, будто это был призыв к действию, и мои мысли снова вернулись к Тоше и сегодняшней группе, которая должна была скоро начаться. — Блин, Серёж, я проспал работу. Там Тоша один, я...как думаешь, он справится? — я никогда не ощущал себя таким беспомощным, поэтому сомневался даже в банальных вопросах. — Да брось, конечно справится. Ты ему тоже, главное, ответь, что ты жив - цел - орёл, — пожал он плечами, закидывая грязную посуду в посудомойку. Я уже успел отметить, что Матвиенко всегда и везде чувствует себя как дома, но только в хорошем смысле этого выражения. Человек на вес золота. — Спасибо, — тихо сказал я, присоединяясь к его самопроизвольной уборке. — За что? — его карие глаза округлились, выдавая искреннюю доброту. — Да за всё, Серёж. За всё спасибо, — улыбнулся я, чувствуя, как немного отпускаю свои внутренние переживания и зажимы. — Не за что, бро. Обращайся, — он потрепал меня по плечу, продолжая без задней мысли помогать убираться. Я словил себя на мысли, что впервые в жизни нашёл друга (Тоша не в счёт), в котором я не сомневаюсь и которому могу без страха довериться. С Матвиенко становится так тепло и уютно, будто он укутал тебя в огромный клетчатый плед и подливает тебе чёрный чай (вау, не кофе) с капелькой виски, и ты улетаешь куда-то в приятную прострацию, где тебя все понимают и принимают. Я сладко зажмурился и улыбнулся, проникаясь царящей вокруг атмосферой.***
Было тяжело трезво мыслить. Эмоции затмевали всё. Арс не отвечал на звонки и смс, Добровольский откровенно охуевшим образом перевернул всю ситуацию, оставив меня крайним, а дети...нет, наши с Арсом воспитанники просто лапочки-бусечки, и они на сегодня — единственное, что держало меня на плаву. Что там про плавание? Ах да, я опять плетусь к любимой набережной, готовясь к полному погружению. Ощущение такое, будто тебя только что на берег выбросило до пизды ироничное стечение обстоятельств, которые по отдельности тебя бы так не выбили из колеи, но сейчас ты раскрываешь рот в безмолвном крике, как рыба, потому что, ну...что-то все-таки давит, скребёт, рвётся наружу изнутри, хотя четкой формы у этого давления нет — знаете прикол про вишенку на торте или упавшую ложку? Мелочь вроде, а херачит так, что ты утопиться готов в Неве. Половину дня я просто бездумно бродил по Питеру, слушая музыку или, когда останавливался выпить кофе, смотря какие-то шоу на Ютубе. Хотелось просто обнулиться, просто дать жизни что-то за тебя решить, просто, блять, перестать так париться из-за всего. Забавно всё это. Идёшь по Питеру один, смотришь на счастливых и не очень людей, на потихоньку загорающиеся огни, хотя на улице ещё вообще ни разу не темно, на переплетенные руки влюблённых, делающих вид, что вокруг ни души, на милых собак, которых выгуливают их хозяева, на всю эту кипящую жизнь вокруг...и тебе пусто. Ты будто бы подглядываешь за тем, что тебе не предназначено. Будто крадешь атмосферу, которую тебе нельзя чувствовать на 100%. Вроде и нормально всё, близкие живы-здоровы, но...ебаное но. Как всегда. Звонок. Вау, у меня же вечно он стоит в режиме «не беспокоить», значит, это либо мама, либо Арс — эти два контакта в избранных, поэтому они в любом состоянии моего телефона дозвонятся до меня. Сладкая дрожь пробегает по спине, когда я вижу три до боли знакомые буквы. Ну, он хотя бы жив — Внимаю, — голос был слегка охрипшим после четырёх сигарет, поэтому казался грубоватым, но я в глубине души надеялся на то, что Арс все понимает. — Тоша! Боже, прости меня, что не отвечал тебе вчера. Я...напился, и телефон просто потерял где-то в квартире, а с утра проспал всё на свете и не смог приехать на группу. Прости, пожалуйста, я не хотел тебя подвести, — его голос был настолько жалобным и нежным, что я тяжело выдохнул от желания прижать его сейчас и не отпускать. Нехуй пить одному. — Всё хорошо, Арс. Главное, с тобой всё в порядке. Почему ты пил? — вчерашнее волнение вернулось, начало душить в своих непрошенных объятиях, поэтому я остановился у какого-то красивого здания и облокотился на стену, доставая очередную сигарету. — Я...давай встретимся и поговорим? Это не по телефону стоит рассказывать. Но сейчас все в порядке...наверно. Я не знаю, — он устало выдохнул в трубку и, помедлив, добавил ещё, — Ты мне очень нужен, Тош. — Во сколько и где? — спросил я, затягиваясь, — Я приеду. — Может, у меня? Я как раз тут с Серёжей убрался, — знает ведь, жук, что я приеду к нему даже в засранную хату. — Хорошо, скоро буду. Обнял! — сказал я, выкидывая недокуренный бычок в урну неподалёку и ища глазами ближайшее метро. Во время дороги я выпал в какую-то прострацию, готовя себя к самому худшему сценарию, но, увидев Арса на пороге квартиры целого и невредимого, по крайней мере внешне, я с облегчением выдохнул и направился вглубь кухни, куда уже ушёл брюнет. — Чай, кофе, потанцуем? — Арс пытался вести себя непринужденно, но я все равно четко ощущал его волнение. — Пиво, водка, полежим, — не отрывая от него глаз, ответил я. Он обернулся, замерев с капсулой для кофемашины в руке, и приподнял бровь, — Продолжение твоей крылатой фразы, не бери в голову. Да, американо, как всегда. — Ты какой-то напряженный, или мне кажется? — он тихо хмыкнул, подставляя к немке мою любимую кружку. — Как и ты, Арс, — я хотел было завалиться на диван, но вспомнил, что мы так и не обнялись, поэтому я подошёл сзади и приобнял его, зарываясь в мягкие волосы и вдыхая аромат какого-то яблочного шампуня, — Поговорим? — Т-тош? — он явно опешил от моей тактильности, но брыкаться не стал. — Мы не здоровались. И я соскучился, придурок, — засмеялся я, чувствуя, как под моими руками его тело немного расслабилось. — Я тоже, если честно, — он показал мне на дымящуюся кружку, намекнув, чтобы я его отпустил, — Давай поговорим. Пока мы размещались на диване, я невольно вспомнил нашу первую посиделку, когда Арс забрал меня из бара в усмерть пьяного, а на следующий день мы смотрели фильмы и ели пиццу. Чудесное было время. И вот они — мы. Практически спустя 4 месяца. Садимся обсуждать наши отношения. Ну пиздец, приплыли. — Ты сегодня в той же толстовке, что и тогда, на прогулке, — невзначай кинул Арс, рассматривая буквы «АП» у меня на груди. — Ты сейчас тоже вспомнил тот день? — удивился я, но в голове отметил, что это, блять, реально какая-то ментальная связь, иначе почему мы думаем об одном. — Я и не забывал, — подмигнул он мне, поспешно отмахиваюсь и настраиваясь на монолог, — В общем, что случилось... — В общем и целом, — по привычке поправил я, а когда поймал непонимающий взгляд Попова, добавил, — Правильно говорить «в общем и целом». Прости, привычка. — В общем и целом, — улыбнулся он, показывая, мол, «все в порядке», — Я рассказал маме, что у меня есть парень, в которого я влюблён, а она отказалась от меня. — Чего, блять? — вырвалось из меня, потому что, ну, других слов тут и не найти. — Да, где-то в глубине души я отреагировал примерно так же, — хмыкнул Арс, без лишних эмоций мешая корицу в американо, но по глазам видел, что это пиздец какая плохая новость. — Арсюш, мне...очень жаль, — я отставил кружку, чтобы пододвинуться поближе и взять его за руку, по привычке дважды сжав запястье, — Ты уверен, что это стоило того? — Да, — без промедлений ответил он, а я заметил, как его глаза заблестели, — Ты стоишь всего на свете, Тош, правда. И, на самом деле, я просто устал делать вид, что я другой человек. Я изначально не соответствовал ожиданиям своих родителей, чего скрывать, и никогда не стал бы соответствовать. Поэтому я...не удивлён и удивлён одновременно. Точнее, мне искренне хотелось верить, что наши взаимоотношения с семьей не так плохи, как казалось рациональной части моего мозга. Всё-таки нет, зря я пытался поверить в сказку. Они были по правде ужасными, раз такое откровение толкнуло мою маму на... — Тише, можешь не продолжать, если не хочешь. Я понял тебя, — его голос задрожал, а я крепче сжал его руку, переплетая пальцы, — Арс, никогда не стоит жалеть о случившемся. Я уверен, что твои плохие взаимоотношения с семьей компенсировались или компенсируются в чём-то другом. Либо же вы наладите связь, но позже, когда она остынет. — Не знаю. Теперь трудно представить, что она звонит мне, и спустя столько лет холодного и натянутого общения вдруг скажет «Арсюша, прости меня за всё, я поняла, какой отвратительной матерью была. Я тебя люблю», — он отвернулся, хватаясь за кружку, как за спасательный круг, но рук не расцепил. — Зато я скажу. Какой бы она ни была, прости её за всё. И да, я тебя...— он больно сжал мою руку, заставляя замолчать. —...Нет, Тош. Не надо. Не сейчас, — он взглянул на меня виноватым взглядом, давая понять, что не отшивает, а просто просит не перетягивать одеяло, — Прости, но точно не сейчас. — Да, извини. Я просто...мне трудно понимать, какого рода поддержка нужна тебе, — я не изучал психологию и не мог похвастаться тактичностью в диалоге, но был искренним и прямолинейным, поэтому мой вид поддержки срабатывал, но не всегда и не на «ура». — Просто побудь рядом, а потом мне ещё надо будет с тобой кое о чем поговорить, — улыбнулся он устало, откидываясь на спинку дивана, — Расскажешь, чего нового у тебя? Давно не виделись. Время медленно, но верно перекатывалось за полночь. Арс пытался мягко настоять на том, чтобы я остался у него на ночь, но я вспомнил, что завтра мне нужно ехать в автошколу, а все документы были дома, поэтому в любом случае мне было суждено снова спать в одинокой холодной постели. Когда я сел в машину, у меня в голове заиграла песня Земфиры, и я с хитрой ухмылкой запел. — Покатаемся по городу, — брюнет обернулся на меня и улыбнулся. Зуб даю, тоже ведь обожал ездить вместе по ночному Питеру и петь любимые песни, — Отвези меня, пожалуйста, к мосту. — Ближе, ближе, здесь я дышу, — подхватил он, а потом, прокашлявшись, уточнил, — Так тебя домой? — Агась, — кинул я, ища провод для телефона. Земфира — удивительный человек. Так мало слов и так много смысла. Так мало аккордов и так много мурашек. Так мало и одновременно много всего в её песнях. Я врубил «Блюз» и откинулся на сиденье, залипая на профиль Попова. Второй удивительный человек. Прошло так мало времени, но изменилось так много вещей в жизни. Не хотелось ни о чем думать, а просто запечатлеть в голове этот чувственный и с какой-то стороны даже интимный момент. Почему учёные до сих пор не придумали, как фотографировать глазами? Сколько красоты упустил мир... — Тош, я твой адрес не знаю, — стоя на светофоре, сказал Арс, возвращая меня в реальность. — А, точно. Прости, — я вбил ему в навигатор адрес дома, а когда увидел, что ехать нужно 45 минут, тихо заликовал. — В жопе мира живешь, — пробурчал он. — Зато поговорим, — тут же отозвался я. — Поговорим, да, — вздохнул он, а я понял, что ему тяжело будет раскрыться, но оставлять его с камнем на душе я не был намерен.***
— То есть ты боишься, что сделаешь мне больно, разлюбишь, бросишь, как это было с Алёной, поэтому вообще не уверен, что стоит начинать отношения? — его взгляд заметно помрачнел, а огонёк в глазах потух, — Я всё правильно услышал? — Да, — до конца маршрута оставалось пару перекрёстков, и мне стало так паршиво, что я сжал пальцы на руле до побелевших костяшек. Антон сразу же заметил это и нежно провёл по ним рукой. Заиграла песня Мота, и я откинулся на спинку сидения, напевая знакомые строчки, — На перекрёстке дорог среди тысячей - Бог, свёл тебя он со мною. Светофор был долгий, и я прикрыл глаза, нашептывая текст. Но тут Тоша тоже подхватил мои подпевания, заставив открыть глаза. — Душа требует драмы. Тремор и травмы, чтоб пробирало под кожею самой, — он подмигнул мне и показал на зелёный свет, — Требует драмы, тремор и травмы. В каждой строчке я находил нас двоих, и эти бесконечные перекрёстки вперемешку с тихим голосом Тоши постепенно возвращали меня в нашу привычную и тёплую атмосферу. Особенную и до боли желанную. И вот он, дом. Всё хорошее когда-то заканчивается, даже такие поездки, которые затягивают тебя под купол, и в нем не существует мира — в нем только вы двое, ночная дорога, огни фонарей и самая душевная музыка. Затормозив около светофора, я молча обернулся к Тоше и поймал его взгляд, кричащий об одном.«Не дай мне уйти, пожалуйста. Ты же знаешь, я уйду без промедлений, если ты попросишь»
Взгляд блуждает по привычным до боли чертам лица, неряшливым кудрям, гусиной от холода коже на шее, той самой толстовке, которую я когда-то без задней мысли отдал ему, бесконечным кольцам на руках. Безумно захотелось рассмотреть каждое, и я невольно протянул ладонь, мягко обвивая нежную кожу и обжигающий метал. Притянув к себе его руку, я услышал облегчённый выдох. — Расскажешь о них? — пытаясь начать диалог, скоромно поинтересовался я. — О каждом? — на пальцах было около семи колец, и Тоша искренне удивился такому порыву. — О каждом, — виновато взглянул я на него, всем видом показывая, что мне правда интересно. — Это подарила мне мама, когда я праздновал 15 лет. Она просто не знала, что мне дарить, но хотела, чтобы этот подарок был памятным, — незамысловатое кольцо в виде тонкой цепочки обвивало безымянный, и я представил, как когда-то оно налезало Тоше на средний, а то и указательный палец, — Вот это Димка подарил, просто так. Не знаю, что на него тогда нашло, но было очень...мило. Мы ещё в школе учились, и между экзаменами в девятом он просто всунул мне его и сказал «На удачу». ОГЭ я сдал, кстати, хорошо, — он лениво улыбнулся, не отрывая взгляда от своих рук, а я понемногу согревался, смотря на него. Видно, что кольцо было не серебряное, наверно, какой-нибудь алюминий, а фраза «Важен каждый миг» была заметна, только если хорошо приглядеться, — Вот это я купил недавно, оно просто всратое. Фрейд и письки, — он тихо хмыкнул, прокрутив на большом пальце широкое кольцо, — Это тоже купил сам, понравилось дико. Красота в глазах смотрящего, ведь так? — он поднял взгляд, с разбегу нырнув в мои глаза. Я буквально физически почувствовал, как он всматривался глубже, пытаясь прочитать меня, запечатлеть, запомнить таким. Потерянным? Отчаянным? Боящимся? Блять, просто поцелуй меня, и я... Он притягивает меня к себе, и на скулах я ощущаю холод металла. Вот знаете, когда человек из-за порыва тёплых чувств целует вас в лоб? А я не знал до этого момента. И ведь в таком чувственном поцелуе больше интимности и нежности, чем в миллиардах французских. Мурашки выдают мою реакцию с потрохами, а внутри все переёбывается, потому что в этот момент я понимаю, что Тоша словно дом — такой родной, спокойный, тёплый, уютный, нужный. Такой, что не хочется никуда уходить. Без него в мире пусто, и тебе просто некуда и незачем. Ведь все мы возвращаемся домой. Вот и я вернулся спустя столько лет. — Ты не договорил, — единственное, что могу выдавить я из себя. — Я ещё успею рассказать про остальные. Арс, иди сюда, — он кутает меня в самых лучших на земле объятиях, и сомнений больше не остаётся. Мы будем. Будем вместе. И всё будет. И, надеюсь, хорошо. — Тош, я...— мне хочется, хочется кричать о том, что внутри, но в горле ком, и слова не связываются в предложения. Да и кажется, будто они и не нужны вовсе, но всё равно надо что-то говорить. — Тише. Я знаю, всё будет. Я не идеален, ты тоже, но мы оба...сможем. Я уверен в этом, не знаю почему. Интуиция, что ли. Мы уже достаточно настрадались рядом с людьми, чтобы сейчас снова осознанно соглашаться на страдания, но порознь, — и говорить мне, оказывается, не надо вовсе, потому что Тоша всё понимает и чувствует, даже лучше, чем я. Он словно где-то отрыл ко мне инструкцию, утерянную в архивах, и прочитал не раз от корки до корки, поэтому с полуслова подхватывает монологи и с одного взгляда полностью понимает, что к чему. Вместо ответа я прижимаюсь сильнее, понимая, что он замёрз в одной толстовке, а на улице уже не май. Отпускать не хочется вовсе, но рациональная часть мозга напоминает, что вечно так просидеть нельзя, поэтому я нехотя отстраняюсь и молча смотрю на него, не в силах сказать очевидное. — Может, у меня переночуешь? Тебе ехать далеко, да и мосты разведут уже скоро, — он кивает в сторону парадной, а я слабо улыбаюсь, благодаря всех существующих в мире Богов за то, что Тоша такой понимающий, а у мостов в Питере такое дурацкое расписание. Неуверенный кивок, и Тоша будто загорается — глаза становятся ярче, улыбка уже шире некуда, а всё тело кричит об одном.«Не отпустил, не оставил»
Демонам не нравится. Им хочется со страданиями, с сомнениями, со страхами, а не с едва окрепнувшей решимостью. Им надо бы в омут с головой, где травма на травме, а выныривать и дышать свежим воздухом — это не про них. Вот и сейчас они снова скребут, тянут, воют, потому что однажды ты напоролся, а они запомнили всё до мельчайших подробностей. Но свет души, появившийся после встречи с Тошей, ослеплял и усмирял их пыл, не давая шансов на победу. Только не сейчас. Только не сегодня. Только не рядом с ним.