The Gift of Home

Джим Кирк любил рождество, любил всегда и всегда будет любить. Для него праздник заключал в себе все лучшие составляющие жизни. Потому что в Рождество – не только 25го числа, но весь сезон – Джим чувствовал себя частью любящей семьи. Чего-то большего, чем он сам – потерянный мальчик, живущий в одном доме с тремя такими же людьми – он действительно был частью цельной, сплоченной семейной ячейки. Вместо ощущения, что его семья застряла с ним, он чувствовал себя желанным, выбранным. Особенным. Более тяжелые месяцы, предшествующие празднику, казалось, растворялись фоном, становясь просто отдаленными воспоминаниями, когда Джима охватывало приятно волнующее оживление сезона. И когда он позволял себе наслаждаться теми редкими моментами в декабре, остаток года становился сносным, менее живым и реальным. Конечно, он знал, что это была лишь временная передышка от реальности, но Джим всегда мог игнорировать это. Потому что это было удивительное время года. Рождество означало для Джима очень многое. Это означало, что Вайнона Кирк была дома. Неважно, на какой она была миссии, каким-то образом мама Джима находила возможность вернуться назад на Землю, в сельский Риверсайд, для подготовки к празднованию. В течение тех нескольких драгоценных недель Вайнона Кирк позволяла призраку ее покойного мужа покоиться с миром, смотрела на Джима, не видя трагически павшего героя, и поистине знала его. И любила его за это. В основном, все счастливые детские воспоминания Джима приходили из рождественских дней, проведенных с его семьей. Он мог вспомнить, с каким волнением они с Сэмом ожидали праздника. Они просыпались с проблеском рассвета, медленно крались вниз по лестнице к подаркам, осторожно открывали каждый и потом еще осторожней упаковывали их обратно, пока никто не проснулся – ведь ожидание было слишком невыносимым. Они подавляли возгласы радости, разочарования и удивления, когда глядели на подарки от мамы, Фрэнка и других членов семьи. И Фрэнк. Даже его злобный, неряшливый отчим брал себя в руки и не пил достаточно долго, чтобы протрезветь и проникнуться духом праздника. Джим узнал, что, когда они с Сэмом были совсем маленькими, Фрэнк переодевался Сантой каждый Канун Рождества. Он суетился в гостиной, производя столько шума, сколько возможно, заполняя носки и оставляя подарки под елкой так, что мальчики могли их заметить, затем съедал все печенье и выпивал все молоко – нелегкое дело, Джим был уверен – перед тем, как оставить в снегу снаружи фальшивые следы оленьих копыт. Это был волшебный аспект во всем празднике. И когда это прекратилось, а проблема Фрэнка с алкоголем стала слишком серьезной, чтобы ее игнорировать, в чрезмерно яркое и хрустящее рождественское утро, когда Джиму было четырнадцать, Вайнона дала Фрэнку пинка на прощание, положив конец явному пренебрежению, граничащему с жестоким обращением, от которого Джим страдал столько лет. Это Рождество было виновато в любви Джима к звездам, к космосу. Виновато в его детской мечте – и сейчас взрослой реальности – о своем собственном космическом корабле. Когда ему было всего пять лет, задолго до того как он узнал, что такое Звездный Флот, до того, как понял все значение жертвы отца, которого он не знал, Джим получил свой первый телескоп от «САНТЫ, ТАК ЧТО В СЛЕДУЮЩЕМ ГОДУ ТЫ СМОЖЕШЬ МЕНЯ УВИДЕТЬ». Космос увлекал его уже тогда. И в его мятежные подростковые годы, и в своевольные взрослые Джим не прекращал любить звезды, мечтая когда-нибудь исследовать их… сбежать к ним. С годами Рождество все меньше и меньше тревожило его ожиданием подарков под елкой или в носках (потому что он стал слишком взрослым для этого), и больше – желанием дарить это ожидание другим людям. У Джима было с этим все в порядке, определенно. Он нашел, что ему на самом деле немногое нужно. И после тех ужасных дней, проведенных на Тарсусе, Джим обнаружил, что для него удовольствие наблюдать за искренней радостью других людей, озаряющей их изнутри и сияющей сквозь выразительные, благодарные глаза. После того, как он видел, как много было отнято у стольких людей, Джим считал, что другие заслуживают получать. Джим никогда не пропускал Рождество дома со своей семьей - ни когда он ненавидел весь мир и улетал на своем байке к неизведанному, ни позже, когда он отсиживал задницу в Академии. Он жаждал ощущения семейных уз в такие длинные, холодные и угнетающие дни. Это было тепло горячего какао, на котором настаивала его мама, делая напиток для своего двадцатипятилетнего малыша. Это тепло от настоящих поленьев, горящих в камине, и пуховых одеял. Радость видеть кого-то просто счастливым, потому что Джим смог подарить подарок, а не потому, что он дарил то, что они хотели. Но, пожалуй, он дарил нужное. Это было тепло любви, и никакой холод не мог его остудить. Тем не менее, в этом году, начинающем его пятилетку на борту Энтерпрайз, будет первое Рождество, которое Джим не встретит дома. Честно, он разрывался, не зная, как себя чувствовать. Быть капитаном было, мягко говоря, потрясно. Он не мог представить себя, находящимся где-нибудь еще кроме корабля. И все же… Рождество было таким особенным для Джима. Он осознавал, что его видение было немного большим, чем идеализированное видение праздника Нормана Роквелла, но это было неважно. Для Джима Рождество всегда будет не просто еще одним праздником, а непременным ритуалом в его в остальном весьма тусклой жизни. Так что Джим пообещал устроить все на корабле. Джим не мог вернуться домой к празднику, но он полагал, что может воплотить в жизнь праздник на борту. *** Идея о Тайном Санте, на самом деле, не принадлежала Джиму. Она была позаимствована у сестры Чепел, чья любовь к Рождеству конкурировала с его собственной. И даже она едва не сорвалась, когда Боунз возмутился, что обмениваться подарками не политкорректно. - Не все на борту христиане, черт, не все тут даже люди. Ты не можешь заставлять их принимать это. - Дело не столько в религиозном аспекте, сколько в духе дарения, - говорил он своему другу. – Но если кто-то против из-за их личных убеждений, я не стану заставлять их. Все что им нужно, это прийти и сказать мне. Я не собираюсь принуждать кого-либо к чему-либо. - Что ж, тогда я думаю, что в этом не будет вреда. И с этим, Боунз помогал Джиму распечатывать имена каждого члена команды и сбрасывать их в огромную чашу для жеребьевки. Джим был уверен, что существовал более эффективный способ приставления Тайных Сант к случайным людям: написание компьютерного алгоритма не отняло бы времени. Но таким способом он мог выбрать имя Спока, или, если точнее, не включать Спока в жеребьевку, чтобы никто другой не мог вытянуть его имя. Он был уверен, что Боунз был в курсе его плана, когда Джим утянул клочок бумаги с именем Спока на нем: - Почему я не удивлен, что ты получил хобгоблина? – кривая улыбка, посланная Джиму, была ему хорошо знакома. Черт побери Боунза и его проницательность. И черт побери Джима за его пьяное признание в том, что он запал на своего старшего офицера. - Не имею понятия, о чем ты говоришь. *** Джим был бы проклят, если бы он позволил кому-то разрушить это праздничное настроение, даже если он в космосе, в парсеках от дома или другой культуры, схожей достаточно, чтобы признавать Рождество. И даже если «кем-то» был Спок – тот, кому он доверял, кого уважал, кто… глубоко небезразличен – пытающийся убедить Джима в бесполезности столь нелогичного праздника. Потому что очевидно, что Рождество больше не служило своему исходному предназначению для христианства – праздновать рождение их Мессии, но превратилось лишь в обмен подарками. - Это вполне логично, Спок. - Затрудняюсь увидеть, каким образом, капитан, - пальцы Спока задержались на его коне, когда он изучал доску для контратаки Джимовой игре. - Рождество – это дарение. Это общность. Это жест доброй воли от одного к другому, и эти чувства могут расширяться и соединять все расы и все планеты. Спок, Рождество – о любви. - Любовь, - насмешка не была бы замечена кем-либо другим, но Джим распознавал вулканское пренебрежение. – Первый пример отсутствия логики в празднике. Вулканцы не испытывают любви. Джим, казалось, в сотый раз за этот вечер, закатил глаза: - Ты можешь говорить что угодно, Спок, но тебе не убедить меня в том, что вулканцы не знают любви. Потому что подтверждение сидело как раз напротив него. Спок, уравновешенный, сдержанно внушительный и безупречный в своей логике, мог контролировать большинство своих эмоций большую часть времени. Но также он почти прикончил Джима в ответ на комментарий относительно его матери, Аманды. Нет, не могло быть, что Спок не чувствовал любви, по крайней мере, по отношению к своей матери. Не после такого взрыва. Но Джим не мог использовать этот аргумент в данном случае. Потому что Аманды Грейсон больше не было. И Спок больше никогда не увидит ее. По крайней мере, не в этой жизни. И хоть Джим и знал, что такое иметь лишь одного родителя, он не знал, каково это - терять родителя, которого знал и любил. Это ужасное бремя нес лишь Спок один. Бывали моменты, как этот, когда Джим считал удачей, что у него не было шанса узнать Джорджа Кирка до того, как тот погиб. Если бы он его знал, Джим мог только представить, насколько тяжелей была бы жизнь без него. С этой мыслью, кружащейся в его голове, Джим решил подарить Споку рождество, которое тот никогда не забудет. - Шах и мат. *** Технически, Двенадцать Дней Рождества шли после самого праздника, но Джим и его семья всегда использовали их как псевдоотсчет до двадцать пятого числа, как забавный способ дарить анонимные подарки соседям и друзьям. Он знал, это был прекрасный способ сделать все возможное для своего друга. Итак… двенадцать дней. У Джима было двенадцать дней не только чтобы доказать Споку, что Рождество было важным – неотъемлемой частью многих земных традиций и ритуалов – и сближало людей, но также, чтобы показать Споку, насколько он был любим и небезразличен. Чтобы дать Споку ощущение семьи, чего, вероятно, он не чувствовал с тех пор, как погибла Аманда… или, возможно, не чувствовал никогда. Потребовалось много нелегкого труда и креативного мышления, чтобы не только собрать идеи для подарков, но и обдумать способы их доставки. Потому что Спок очень тщательно выполнял свои обязанности первого помощника, и каждый отчет и запрос проходил через его стол перед отправкой адмиралтейству. Но это того стоило. У Джима было ощущение – а его ощущениям обычно стоило доверять – что из этого выйдет что-то хорошее. Он просто должен был придерживаться своего плана. Который, в основном, состоял в том, чтобы не выдать себя как Тайного Санту – все же он опасался, что Спок был достаточно умен, чтобы выяснить все, если захочет – и держать свои проклятые чувства подальше. Хотя это казалось почти невозможным, учитывая, что все, что Джим делал для Спока, непосредственно было связано с тем, что он чувствовал к вулканцу. Была ночь перед началом его двенадцати дней дарения. Джим завершал последние штрихи над подарком первого дня. Он знал, что Спок не слишком знаком с песней, ассоциирующейся с Двенадцатью Днями. И как он ни старался сделать свои подарки соответствующими, насколько возможно, это просто не срабатывало с некоторыми днями – шесть несущих яйца гусынь? Да уж…. – Так что Джим распечатал небольшую открытку с куплетами, чтобы у Спока было к чему ссылаться, вместе с короткой запиской, которая шла с подарком. В первый день Рождества, моя любовь принесла мне… 1. Куропатка на грушевом дереве Джим ждал весь день, чтобы Спок покинул свою каюту, но казалось, что вулканец воспользовался своим личным временем, занимаясь неизвестно чем в своих комнатах. Это сводило Джима с ума, ожидание и чувство тревоги нарастало, пока еще Спок не открыл свой подарок – чего Джим, вероятно, даже не увидит – и если бы Спок не вышел вскоре, Джим бы придумал какую-нибудь ложную тревогу, чтобы вытянуть Спока. Споку вообще нужна пища? Боже. Джим в очередной раз запросил у компьютера местонахождение Спока. Ровный женский голос сообщил, что Спок пребывает в научной лаборатории №1. Чистое, маниакальное ликование, что наполнило Джима, слегка ошеломляло. Наконец-то! Так быстро, насколько он мог, Джим схватил подарок и бросился к дверям Спока. Он воспользовался капитанским кодом, но только после того как осмотрелся вокруг, убеждаясь, что его никто не видел, и пробрался внутрь. Дверь за ним тихо зашипела, но для Джима звук был схож с грохотом захлопывающегося склепа. Ему нужно было быстро зайти и выйти, иначе Спок мог поймать его на горячем. Но как только он вошел внутрь, Джим не мог ничего поделать, впитывая увиденное вокруг. Он бывал в каюте Спока раньше, естественно, только после окончания года совместной службы и установившейся дружбы, конкурировавшей сейчас с его дружбой с Боунзом, но он никогда не был там один. Без Спока или ощущения его глаз на Джиме, внимательно рассматривающих его всякий раз, когда Джим становился немного слишком любопытным и хотел…подсмотреть. Он мог признаться в этом. Комната была горячей и сухой, так ощущался бы Вулкан, если бы не… Джим потряс головой, чтобы прояснить мысли. Ни время, ни место не были подходящими. Он находился внутри около минуты, и Джим уже начал слегка потеть. А еще она пахла. Приятно. Споком. Вулканскими благовониями и дымящими угольями, которые Спок использовал для медитаций. И еще чем-то, отчетливо споковым; хрустящим, чистым, земляным запахом, который заполняет нос и заставляет всасывать воздух, чтобы вдохнуть его глубже. Или, может быть, дело было просто в Джиме. Все, казалось, было слеплено из оттенков красного, золотого и черного; факт, который всегда сбивал Джима с толку. Для кого-то, настолько далекого от всего, что не служило четким целям, Спок имел комнату, декорированную в декадентском стиле. Витиеватая резьба и древние свитки украшали стены. Там даже были наборы статуэток, расставленные в стратегически заметных местах. Его неожиданно толкнуло осознание того, что все здесь было очень вулканским, и он гадал, от того ли это, что Спок никогда не сможет вернуться домой и потому держал на виду столько физических напоминаний. Джим почувствовал, как в груди расцветают вина и сожаление. Если бы только он смог сделать больше, чтобы остановить атаку Неро на Вулкан. Еще одна мысль, которую Джим гнал прочь. По крайней мере с его подарками он посодействует в расширении Споковой… коллекции, даря еще что-то, о чем можно помнить. Грустно улыбаясь самому себе, Джим поставил подарок на журнальный столик Спока, представляя момент, когда Спок войдет в свои комнаты. Дверь едва закрылась за его спиной, когда он покидал каюту первого офицера, как Джим безошибочно узнал звук приближающихся шагов. Он застыл на месте, не уверенный, должен ли он бежать или вести себя естественно. - Капитан, - хоть и спокойно, но в интонации слышалось легкое удивление. Итак, вести себя как обычно. Джим старался держать голос под контролем, но не совсем справился, когда более громкий, чем нужно клекот «Спок!» вырвался из горла. - Вам нужны были мои услуги этим вечером? Ох, и разве это не весомый вопрос? - Нет, – придумывая на ходу, Джим сказал полуправду. – Просто интересовался, чем ты занимался целый день. Та проклятая бровь приподнялась: - Значительную часть я провел в медитации. - Значительную часть? Не подсчитанную до секунды? Ты не знаешь на самом деле, как долго ты медитировал, Спок? Он ухмыльнулся, когда обе брови поднялись так, что исчезли под гладкой челкой. Джим любил дразнить вулканца, хорошо зная, что Спок точно знал, сколько времени он провел в состоянии медитации. Он не мог не подшутить немного над Споком, это было его натурой. И как мальчик дергает девочку за косички на игровой площадке, так Джим флиртовал. - Я пытался обобщить, так как большинство людей находят тревожащим мое внутреннее чувство времени. Тем не менее, если вы желаете знать, моя медитация составила в итоге… - Нет, нет. Я шутил, Спок. - Очень хорошо, - Спок стоял, пристально глядя на Джима, прежде чем заговорить снова. – Была ли причина, по которой вы желали узнать мое местоположение? - Ах… - было подозрительно, что он пришел лично, вместо того чтобы связаться со Споком по коммуникатору. Сболтнув первое, что пришло на ум, Джим спросил: - Хочешь поиграть в шахматы? Спок, казалось, задумался на мгновение: - Это будет приемлемо. - Чудно. У меня? Я пойду и все приготовлю. - Нет, Джим. Я должен заполнить отчеты и предоставить их до конца вечера. Будет быстрее разыграть сегодня партию в моей каюте. - Ох… Ладно, - и что теперь Джим должен был делать? - Так как согласно расписанию я должен приступить к гамма-смене через 2.6 часа, оставаясь в моей каюте, мы будем располагать для игры максимально допустимым количеством времени. Гулом раздающееся тепло зародилось где-то внутри Джима и поползло к лицу. Без сомнения, он покраснел. - Мне тоже нравится играть с тобой в шахматы, Спок, - Джим отвел глаза, опасаясь, что он будет не в состоянии скрыть, насколько приятно ему было услышать неожиданный комментарий Спока. - Если ты готов, Джим… - и Джим почувствовал, как Спок осторожно сдвинулся, чтобы открыть дверь. Он почти забыл, почему он не хотел заходить внутрь, слишком увлеченный мыслями о том, что сказал Спок, когда Джим услышал тихое «Что…» Джим как раз глянул вверх, чтобы увидеть «что», когда Спок неожиданно остановился. Слишком неожиданно, потому что у Джима не было времени среагировать, и он врезался в спину Спока. - Оу! – Джим поднял руку, чтобы потереть нос, который несколько болезненно перенес встречу со спиной Спока, так, что слезы брызнули из глаз. – Предупреждать же надо. - Прошу прощения, Джим. Я был… застигнут врасплох. - Ох? И чем же? – но Джим мог видеть, как Спок делает медленные, выверенные шаги к завернутому подарку на столе. - Я полагал, что обмен подарками происходит двадцать пятого числа, - глаза Спока, казалось, смягчились, когда он повернулся к Джиму. – К сожалению, я не подготовлен к ответному жесту. Если бы я знал, что ты пожелаешь обменяться подарками раньше, я бы так же подготовил твой подарок. - Эй, эй, эй. Кто сказал, что он от меня? – и вместе с этим Джим увидел, как спокойная маска Спока возвращается на место. Проклятье. - Полагаю, я пришел к ошибочному заключению… - И ты выбрал меня, да? Круто. Не могу дождаться, чтобы увидеть, что ты приготовишь. На обычно гладкой брови Спока появилась маленькая складка: - Несмотря на то, что ты настаиваешь на обратном, ты ожидаешь получить подарок. Похоже, что мое заключение было действительно верным. - Спок, ты меня неправильно понял. Я взволнован, да. Но кто бы не был? – Джим увидел, что Спок открывает рот для ответа и поспешил продолжить. – За исключением тебя, естественно. Но то, что я взволнован, не значит, что дарить подарки важнее. - Я пока не видел доказательств, подтверждающих твое заявление. Просто подожди, и увидишь, подумал Джим: - Так, что, ты собираешься открывать его или как? - Разве не принято ждать до Рождественского утра? – Спок придвинулся ближе к завернутому объекту. Джим мог видеть, как любопытство прорисовывается в чертах лица Спока, почти научный интерес к странному предмету. - Принято, - черт, Споку нужно прекратить задавать вопросы и начать открывать. – Но если твой Тайный Санта принес это тебе сейчас, ему или ей, вероятно, хотелось бы, чтобы ты и открыл его сейчас. После короткой паузы, в которой, Джим был уверен, Спок все обдумывает, вулканец ответил: - Логичный вывод. И все же Спок колебался, задержав руки над яркой красной бумагой. - Я пойду, Спок, оставлю тебя с ним, - Джим повернулся к выходу. - Нет! – Спок слегка прокашлялся, словно устыдившись такого неожиданного и эмоционального ответа. – Пожалуйста, останься. - О'кей. Конечно. Без проблем, - Джим сел в кресло напротив подарка и устроился поудобнее. Спок потратил мгновение, чтобы прочесть, как предполагал Джим, открытку, приклеенную снаружи. - Двенадцать дней Рождества? – глубокие и теплые карие глаза вопросительно обратились к Джиму. - Там об этом говорится? – Джим пытался косить под дурака. – Это старая земная рождественская песенка. Он тихо напел начало: - В первый день Рождества моя любовь дала мне… - Куропатку на грушевом дереве? – очевидно, Спок в это время читал открытку. – Но я не нуждаюсь ни в куропатке, ни в грушевом дереве. - Почему-то я сомневаюсь, что там есть что-нибудь из перечисленного, - пробормотал Джим. Он не мог оторвать взгляда от рук Спока, которые, всегда такие уверенные в любой научной процедуре, слегка дрожали. Они коснулись подарка странной формы. Почтительно, почти нежно, и Джим почувствовал неожиданный укол ревности, желая, чтобы Спок однажды мог так же коснуться и его. Джим гадал, что происходило в мыслях Спока, когда длинные, ловкие пальцы, наконец-то, разорвали бумагу. Не желая нарушать тишину, но все же вынужденный говорить, Джим спросил: - Что там? Губы Спока двигались, когда он читал вторую записку, прикрепленную внутри подарка. Джим практически мог разобрать слова. «Это действительно не куропатка на грушевом дереве. Это было бы нелогично. Надеюсь, ты решишь, что это даже лучше. Твой Тайный Санта». - Плюшевый сехлат, - голос Спока звучал недоверчиво, - и… - Что такое сехлат? – спросил Джим, но он прекрасно знал, что сехлат собой представляет, и что у Спока был один в качестве питомца. И-Чайа. Который погиб вместе с другими бессчетными представителями живой природы Вулкана. - Сехлат является… являлся формой жизни, существовавшей на Вулкане. Схожий с земным медведем, но со значительными отличиями в… - Круто. Так ты получил плюшевого мишку! Пустое выражение на лице Спока вызвало у Джима легкий смешок. - Я знаком с объектом, известным как плюшевый медведь. Это не подобный предмет. Тем не менее, у меня был плюшевый сехлат в раннем возрасте. Он выглядел в высшей степени схожим с этим. Ох, это Джиму тоже было известно: - Правда? - В самом деле… - и когда Спок приподнял ярлык для дальнейшего исследования, Джим почувствовал, что улыбка вот-вот его выдаст. – Как это возможно? - Что? - Ты не знаешь? – Спок выглядел сомневающимся. - Нет… А должен? Это было почти слишком, когда бровь Спока снова поднялась – на грани высокомерия – в попытке распознать блеф Джима. Хорошо, что он умел изображать невозмутимость. - Мое имя, - Спок показал игрушку Джиму. Четкими, изящными буквами на ярлыке было написано имя Спока. - Он был твоим? Но как? – и Джим задал вопрос с такой недоверчивостью, что Спок казался убежденным в его искренности. - Мне неизвестно как. - Вау. Это действительно круто. Даже мило, – и так и было. Спок поставил игрушку, но после того, заметил Джим, как его пальцы плотно сжали ее. - Это материальный объект, который не несет существенной пользы. - Но… - Вулканцы не чувствуют привязанности или ностальгии, Джим, - и теперь уже Спок был тем, кто старался звучать искренне. - Если ты так говоришь… Несколько секунд спустя Спок снова глянул на свой подарок. Слегка сбившееся дыхание было единственным, что указывало на то, что он нашел вторую часть. - Я думал, что все виды уничтожены, - трясущиеся руки извлекли керамический горшок, где из почвы пробивался тонкий росток. Джим прикусил губу, чтобы удержаться от признания, как трудно было добыть растение. И как дорого. Но у него было несколько должников среди… друзей. - Растение? - Это фавинит, - Спок поставил горшок на стол и присел, чтобы рассмотреть растение поближе. - Ох. Это круто? – играть беззаботность становилось все легче. - Джим, фавинит – это вулканский пустынный цветок. Орхидея. Теперь, когда Вулкан исчез, это вымерший вид. - Вау. Я и не знал, - знал, конечно. - И, - голос Спока понизился практически до шепота. – Это были любимые цветы моей матери. - Тоска в голосе вулканца причиняла Джиму боль. – Они очень схожи с орхидеями, растущими на Земле, но более приспособлены к жизни в пустыне. Многие ботаники ВАН полагали, что они происходили от одного и того же семени, поскольку их ДНК имеют настолько схожую структуру. - Действительно? Я этого не знал, - и теперь это была правда. Но Спок продолжал, словно Джим и не заговаривал вовсе: - Моя мать сказала мне однажды, что фавиниты были ее любимыми цветами, потому что они являлись вторым самым красивым физическим напоминанием того, что она любила больше всего на Вулкане и Земле. - И что же было первым? – хотя у Джима и так было предположение. - Я. Если бы вулканцы имели слезные железы, Джим подозревал, что глаза Спока блестели бы от воспоминаний о женщине, среди тех, кто отрекся от эмоций, любящей своего сына так безоговорочно. Джим знал, что фавинит был любимым цветком Аманды, и выбрал его именно по этой причине. Для Джима было важно, чтобы Спок получил лучшее. Он заслуживал этого. Спок поднялся, погладив пальцем маленький пушистый листок. Смотреть на это было душераздирающе; болезненно сладко было видеть его Первого, выказывающего такую привязанность к растению. Джим вдруг почувствовал себя вуайеристом. - Я должен идти. - Если ты этого хочешь, Джим. Нет. Совсем нет. Но Джим полагал, это то, что нужно Споку. Время, чтобы справиться с сырыми эмоциями, угрожающими его вулканскому контролю. - Да, мне нужно передохнуть. И я знаю, что у тебя скоро гамма смена. - Очень хорошо, - Спок проводил Джима к двери. Тихо пожелал доброй ночи, когда дверь открылась, и отступил обратно внутрь. Джим мельком увидел, как Спок возвращается к столу, немедленно возвращая руки к его личной вулканской версии грушевого дерева. Во второй день Рождества, моя любовь принесла мне…