— Хэй Шуй ~ — тянет уже знакомый голос, отвлекая от охоты.
Слышится звук шагов по песку. Раньше его не было, значит теперь он производится специально.
— Тебе не следует хвататься за месть с таким остервенением. Если твоей единственной целью станет убийство Ши Уду, то после его осуществления ты не достигнешь счастья и облегчения для души, а обнаружишь себя в бездне внутренней пустоты, или на выжженной поляне, что останется у тебя вместо сердца.
Водный демон, совсем недавно достигший уровня Свирепый, молча закончил перекачку энергии из убитого гуля в себя и только потом обернулся на наставника. В рыжих глазах его, чуть светящихся в сумерках, можно было распознать искреннюю обеспокоенность. Чин Э стоял позади ученика, облачённый в простенькие одеяния монаха. Вот только одежды эти не менялись. Они могли запачкаться, порваться у подола или подгореть, но на следующий день возвращались в прежнем виде стежок в стежок.
— Что за одежду ты носишь? — не потрудившись отреагировать на нравоучения или поздороваться с тем, кто не сделал это первым, спросил бывший студент Хэ.
— Хэй Шуй, я не стану наказывать тебя неведеньем за смену темы лишь из уважения к такому чувству как любопытство. Оно всяко лучше безразличия. Но к первой теме мы ещё вернёмся, — предупредил Второй Непревзойдённый и подошёл поближе, чтобы проверить поток ци у демона. — Я не ношу одежд. По крайней мере обычно. Слышал ли ты когда-нибудь о цветке нежных объятий?
Позволив наставнику краткое прикосновение к голове, Хэй Шуй поднялся на ноги. Желания говорить он не испытывал, потому лишь неопределённо мотнул головой. Затем взгляд его обратился на Чин Э с вопросом.
— Это такой малоприятный демон, в состоянии покоя прикидывающийся цветком. Запах его мутит сознание бога, демона и человека, любого кто дышит, наполняя его невыносимым низменным желанием – похотью. Дурман его может распространяться довольно далеко, а цветок может быть не один, поскольку плодятся эти демоны быстро, выпивая ци того, кто поддастся пороку и страсти. Но есть у них одна способность, что является невероятно полезной не только для этой шлюхи мира демонов, но и для меня. Они могут стать кем и чем пожелают они, если обладают достаточным сознанием, или их жертвы, охваченные навеянной страстью. Эти цветы – часть меня. И хотя их способ добычи ци мне не интересен, способность стать кем и чем угодно и обратить цветок, требующий для своего создания минимальных, на фоне моего общего резерва, разумеется, затрат ци, в двойника или абсолютно любой другой предмет я очень даже оценил. Мои одежды, мои куклы, моё оружие – многим я обязан этой дряни. Я обязан им даже своими знаниями: в моём городе и по всей Поднебесной в самых разных ролях и обличиях живут и учатся цветы. Разумеется, побочные действия так же есть. Но такое я не считаю приличным рассказывать. Не критично, но всё же не советую.
Под конец рассказа уголки губ Чин Э слегка приподнялись, но, в целом, лицо всё так же оставалось спокойным. Вряд ли
человеку демону с мёртвыми эмоциями приятно будет видеть вечную улыбку. Кажется, Второму Непревзойдённому действительно нравилось читать лекции и рассказывать истории.
— Ты сейчас похож на деревенского сказочника или чайного доктора. Учителя обычно не используют литературный стиль для уроков, — внезапно прервал размышления Чин Э Хэй Шуй.
Живой демон не обиделся, напротив, его обрадовало, что тот заговорил. «Потакать-не потакать?» – вот истинно сложная дилемма!
— Я не сказочник. Искусство риторики многогранно, — мягко возразил Чин Э.
— Как скажешь. Но я говорить не люблю, — отозвался Хэй Шуй.
— И всё же мне нужно, чтобы ты кое-что сказал: что ты любишь? Чего желал или желаешь, помимо мести? О чём сожалеешь? — спросил живой демон.
Хэ Сюань после смерти впал в невероятной силы апатию и почти не говорил. Возможно, помимо Чин Э и ныне мёртвых демонов никто его и не видел в последнее время, хотя видимую оболочку тот уже обрёл.
— Я мёртв.
— Надо же, а я и не заметил, — позволил себе слабый сарказм Второй. — Напомни мне пожалуйста, Хэй Шуй, чем отличается жизнь демона от жизни человека?
— Живой человек свободен. Демона держит в мире живых сильное желание или незавершённое дело. Он его пленник.
— Идиотизм, — непререкаемым тоном возразил Чин Э. — Человека в мире живых держит бьющееся сердце и живой организм. Люди, не ставшие демонами, либо умерли без сожалений, либо не имели никаких желаний, целей, стремлений и идей, достаточной силы, чтобы продолжить существовать. Душа бессмертна. Поэтому существуют боги и демоны. Живой человек находится в оковах своей плоти, связывающих его с землёй до поры до времени. Живой человек находится рамках приличия, этики, морали и вороха бесполезных правил, придуманных людьми без стремлений. Он не свободен, пока его жизнь обуславливается лишь биением сердца. Скажи, ты читал о людях, потерявших душу? В их телах все ещё бьётся сердце, но они не мыслят и не реагируют на окружающий мир. Они – "живые", но жить они не могут. Ты прав: жизнь – это свобода. Но жить можно и без крови в венах. Если ты считаешь иначе – ты никогда не жил.
На пару минут повисло молчание. Второй даже успел подумать, что перегнул палку, когда услышал едва различимый и не особо весёлый смешок.
— А ты сам-то жил? — интересуется Хэ Сюань. — Судя по твоим рассуждениям, твоя человеческая жизнь была тем ещё дерьмом.
Чин Э не дёрнулся, не почувствовал отголосков боли. У него было достаточно времени, чтобы оградить себя от всего того ядовитого пепла.
— Моя человеческая жизнь была жизнью птицы в золотой клетке, но подлинным дерьмом для меня стала моя первая жизнь в роли небожителя. Представь себе плоть, которая не может умереть, как бы ни страдала душа. Вот тогда я действительно не жил. Потом я смирился с тем, что не смогу умереть и начал жить заново. Как демон. Как тот, кто сам выбрал жизнь не смотря ни на что, — не желая выстраивать стену из лжи в добавок к стене из апатии Хэй Шуя, честно ответил живой демон.
— Наивное же у тебя представление о демонах, — сзубоскалил ученик. — Демонами становятся от боли, а не со скуки.
— Идиот, — кратко и неожиданно-зло прокомментировал Чин Э. — Чтобы бессмертное божество захотело умереть, ему необходимо пройти через ад. И поверь, я через него прошёл.
Со злостью в светящихся глазах и с оскалом, полуприкрытым кривой улыбкой Второй Непревзойдённый всё же походил на демона в представлении Хэ Сюаня, поэтому больше он ничего комментировать не стал. Чин Э же, исполнив странный жест тремя пальцами, выглядящий так, будто он одевает на лицо маску, резко успокоился и сгладил оскал до слабой улыбки.
— Прошу прощения, — без всякого выражения обронил живой демон. — А теперь вернёмся к тому, с чего начали.
Хэ Сюань промолчал, но хоть не ушёл. И на том спасибо.
— На момент прохождения Медной Печи, у меня не было ничего, кроме скорби и усталости. Фанатизм, неутолимая жажда свободы, дом – всё это я приобрёл уже позднее, — продолжил Чин Э. — С чем окончил жизнь ты?
— Обида, злоба, отчаяние, — кратко ответил Хэ Сюань. (— Конечно, я же нормальный демон)
— А как же память? — выгнув бровь уточнил Второй. — А знания?
В пустых жёлтых глазах блеснуло недоумение.
— А это не само собой разумеется? — уточнил Хэй Шуй. — Ты же этого не назвал..?
О, кажется, до него дошло.
— Я не желал оставлять от прошлого себя ничего, — с некоторым злорадством ответил Чин Э. — Хорошие ли воспоминания или плохие, они больше не мои. Я отказался от старого имени, а с ним и от старых чувств. Остатки памяти с тех времён для меня не более чем смутное воспоминание о прочтённой в детстве книге. Там не было ничего достойного чувств. Ничего достаточно светлого и хорошего, без примеси крови, гари и грязи. У тебя ведь есть хорошие воспоминания?
— Да... Но и они омрачены итогом моей жизни, — неуверенно ответил Хэ Сюань.
Если бы этому демону предложили избавиться от боли, при условии что он забудет семью, все хорошие моменты с близкими людьми... Он бы отказался. Чин Э – нет.
— Значит, нужно будет создать новый якорь, не задетый ржавчиной. Скажи когда будешь готов, я помогу, — пообещал Второй, а затем, не прощаясь, исчез.
***
Несколько позднее у Хэ Сюаня возник вполне закономерный вопрос: как переписываются судьбы и насколько предрешён жизненный путь. Что ж, здесь у Чин Э тоже нашлось что рассказать:
— Судьба в самом деле имеет большое влияние на жизнь человека. Влияет ли она на демонов мне, к сожалению, точно узнать не удалось, но вроде бы да. Сам я сейчас живу не по той судьбе, что была дана мне с рождения. В твоём случае полный обмен судеб удался потому, что гороскоп рождения, в отличии от линий на ладонях, у тебя и младшего Ши совпадал изначально. Я же скопировал судьбу призрака, что умер за меня. Мне были неизвестны его имя и лицо, но руки я видел, поэтому понадеялся на то, что люди следующие одной судьбе непременно встретиться вновь, если оба ещё не покинули этот мир... Он, видимо, покинул. Мы не встретились вновь. Либо же копирование вышло неполноценным, поскольку он родился под Звездой Одиночества, что уже несколько веков как моими усилиями переименована в Звезду Преданности. Можно считать что судьба рождённых под ней в час наибольшей её силы людей является воплощением фразы: «Следуй за одним человеком чтобы умереть в одиночестве». Не знаю в какой мере моя текущая жизнь – судьба, а в какой – выбор ей следовать, но меня всё устраивает. Я смог разрушить ту судьбу с которой не хотел смиряться, заменив ещё на другую, не причинив этим никому вреда, а значит бороться с судьбой всё же возможно, но... Для этого нужны знания и сила. У людей, да и у большинства демонов и богов, их нет.
Истории с примерами из самого раннего прошлого Чин Э почему-то всегда цепляли Хэй Шуя, не позволяя себя игнорировать. При этом живой демон всё ещё желал помогать (своим) людям в достаточной степени, чтобы потерпеть некоторые неудобства ради результата.
— Ты хотел «умереть в одиночестве»? — отложив несладкий арбуз, который оказалось почти приятно есть даже в период тошноты, с долей цинизма спросил Хэ Сюань.
Возможно, он и слушал более внимательно личные истории, но зачастую задавал вопросы совсем не по "уроку". Это Чин Э тоже знал. И тоже готов был переносить.
— Я хотел либо найти безымянную душу, либо прожить жизнь как тот, перед кем я виноват, кому безмерно благодарен, кем восхищаюсь и на кого хотел бы походить, — без капли раздражения или боли ответил живой демон. — Если это означает смерть... То я просто надеюсь, что встречу его в следующей жизни.
— Ты возносился. А боги не перерождаются.
— Знаю. Но из любой ситуации можно найти выход. Тем более когда есть знания и сила. А теперь вернёмся к способам переписывания судеб...
***
На самом деле Чин Э оказался на удивление хорошим наставником и довольно приятным в общении человеком. Он мог часами рассказывать о различных техниках и заклинаниях, не заставляя молчаливого ученика вступать в диалог. Он легко принимал его точку зрения и загорался любой идеей.
Чин Э был прирождённым учителем, готовым разобраться во всём и всё объяснить. Меч, веер, ци, руны — что угодно. Он не только в кратчайшие сроки объяснил Хэ Сюаню реалии верхнего и нижнего миров, но и проложил тому путь к Медной Печи.
И именно после этого что-то пошло не так.
Уже став Четвёртым Непревзойдённым, Хэ Сюань познакомился с Алым Бедствием. Он действительно хотел сказать Хуа Чэну, что они уже косвенно знакомы… Но, взглянув на фанатично поблёскивающие глаза наставника, направленные на «божество», понял, что они знают слишком разных Чин Э.
Перед отправлением на Небеса Хэ Сюань, по настоянию учителя, остановился в Шаньмо на несколько дней. Он с удивлением понял, что благодаря общительности наставника он и сам оказался знаком с очень многими жителями этого места. Нашлись даже те, кто попытался организовать для него скромный праздник, что уже через час перерос в общие проводы. Так или иначе, но с тех пор с тем наставником, которого знал Хэй Шуй, ему удалось встречаться не часто.
Передавая информацию Хуа Чэну он иногда сталкивался с Чин Э-фанатиком, но не с
настоящим (по его мнению) Чин Э.
Некоторое время Хэ Сюань действительно скучал по компании наставника и уныло таскался в облике служащего средних небес за шумным и беспечным Циньсюанем.
Однако, стоило ему занять место повелителя земли и начать сближаться с братом водяного ублюдка, как в глаза стали бросаться схожие черты.
Циньсюань был абсолютным оптимизмом, так же как и наставник, хоть и показывал свою усталость значительно реже, знал всех и вся и почти не затыкался. И тем не менее было четыре весьма значимых отличия: Циньсюань навязчиво требовал ответа, не считался с его мнением, не знал его истиной сущности и ничему не учил.
