***
Джи Юн весело смеётся, обскакивая его на лошади. Поворачивает немного голову, и профиль её освещается ранними лучами Солнца. Её красивая, коричневая лошадь грациозно скачет вперёд, пока конь Джисона медленно, но спокойно скачет к рассвету. У девушки короткие волосы, но даже в них путается ветер, нашептывающий приятные слова. — Утречко, Соня! — кричит Мун Джи Юн, машет рукой, немного приостанавливая лошадь. — Что на этот раз придумал многоуважаемый господин Ветер? — интересуется шатенка, гордо приподнимая подбородок: ветер и она в довольно хороших отношениях. — Говорит, что одежда твоя сегодня намного необычна, чем до этого, — цокает Джисон, на что получает тихое хихиканье самого ветра. — Спасибо, господин Ветер! А вы сегодня намного приятнее, чем до этого! Студит кожу, но не прохладно! — кричит она куда-то, и после этого её обдувает лёгким ветерком. — Он будет провожать нас? — Да… или нет, — он хмурит брови, надувая губы. — Как это? — так же хмурит брови девушка. «Я ещё не определился. Если духи деревьев успокоятся, то, может, буду и на самом празднике», — отвечает ветер, но Джисон не озвучивает это вслух, за что получает своими же волосами по щекам, и закатывает глаза. Погода приятна. Атмосфера не давит. Джи Юн поёт какие-то глупые песни, считает деревья по пути, и весело рассказывает истории, связанные с новым заданием для банды. А Джисон слушает, редко кивает, и задаёт вопросы, на которые девушка отвечает с очень большим энтузиазмом. Он не думает о том, что случится, когда он дойдёт до северной деревни. Хан Джисон доверяет маме, но задумывается: а вдруг за столько лет, что мамы там не было, всё изменилось? Ответы в собственной голове пугают, пугают и представления о происходящем на севере. Когда он только узнал, что дара к превращению у него нет, то это стало ужасным периодом жизни. Его били; нередко Джи Юн толкала сильных мальчиков, которые возомнили себя невесть кем, била их, а потом хватала Хана за руку, и уводила подальше. Они прятались на рынке, или в небольшом лесу у озера, в котором плавали удивительные рыбы, имеющие губы и брови, как у людей. Они считали вместе опавшие осенние листья. Джи Юн читала ему что-то из книги, которую выкрала из библиотеки. Ветер то молча кружит вокруг, то исчезает куда-то. Духи деревьев печально говорят, что они с каждым километром всё меньше чувствуют связь с Джисоном, на что он спокойно выдыхает. На севере уже не будет Великого Леса. И хорошо. Отлично. Ему нужно отдохнуть. — И если джиндырик просит помощи, то помни, как говорят предания: не обращай внимания, он ещё не знает своей мощи, — поёт своим хриплым голосом девушка, рассматривая что-то впереди, и тут же затыкается. — Доскакали, неужели! Не отставай, Джисон! Она мчится вперёд: там уже виднеются небольшие домики, спрятанные в лесной глуши. Вокруг ходят люди с корзинами в руках, жизнь кипит в главной деревне севера, все счастливые, яркие. Джисон медленно скачет за подругой, которая успевает поздороваться с некоторыми жителями. — Ты их знаешь? — интересуется он, когда его конь, наконец, сравнился с лошадью Джи Юн. — Нет, но, может, скоро узнаю, — пожимает она плечами, на что Хан хмурит брови — в этом ему её никогда не понять. Джи Юн так подходит к этому народу, к этим лицам светящимся добротой, гостеприимством, счастьем. Джи Юн такая же общительная, шумная. Джисон очень надеется, что на жителях деревни не маски. Он боится, что, разузнай люди о том, кто он, то ему придётся слышать нападки насчёт своей ошибки. Насчёт ошибки всего его существования. И люди узнают, он ведь сам им скажет. Во время праздника урожая, вечером, подростки собираются у костра и танцуют, пьют, веселятся. Открываются, признаются, любят, дышат, живут. Поэтому Джисон и не приходил никогда на этот праздник: он лежал в постели, слыша ночью лишь крики деревьев, вой леса, и собственный плач. Хан просто слишком много думал, что бы было, если у него не было этой связи. Наверное, и жить было бы легче. Ему бы не пришлось привыкать к совершенно неожиданным появлениям духов деревьев, нытью ветра, и попыткам Великого Леса заманить его в свою глубь, не пойми ради чего. — Здравствуйте! — Мун Джи Юн активно машет рукой, подходя к мужчине (когда они уже спрыгнули с лошадей и отдали их на заботу конюху), вокруг которого собралась небольшая толпа людей, по-очереди пожимающих ему руку. Он несколько секунд рассматривает подошедших, а затем на его лице появляется тёплая улыбка. — Это вождь Ли, — шепчет она, на что парень кивает. — Добро пожаловать, друзья мои. Мы рады приветствовать вас в деревне Щимал, — он пожимает и их ладони, продолжая улыбаться. — Про похождения вашей банды, мисс Мун, даже тут ходят легенды. Уверен, детям будет интересно послушать о новых историях, — Хан удивлён, что о Джи Юн знают даже на севере. Удивительная у него подруга всё-таки. — А вы… — Хан Джисон, — отвечает он, когда замечает обращённые к нему карие глаза. В них читается мудрость, душа, жизнь. — Хм, — вождь Ли задумывается, приподнимая глаза наверх, и немного хмуря брови. — Ах, Хан… ваш отец был отличным стрелком из лука, но не лучше вашей матери, разумеется. Она могла попасть и в муху, если захотела. Как у них обстоят дела? — Мама в порядке, — теперь Джисон удивлён сильнее: он ничего из этого и не знал. — А отец умер. — Ох, ужасные вести, примите мои соболезно… — Нет! — взмахивает руками Хан, но тут же успокаивается. — Я хочу сказать, что совсем его не помню, так что… не стоит, — вздыхает, краснея под взором двух пар глаз парень. Становится как-то неловко. — Вождь Ли, нам ведь предоставят место? — берёт ситуацию в свои руки подруга, и Джисон благодарно ей улыбается. — Да, конечно, мисс Мун, — кивает мужчина. — Мой сын проведёт вас, извините за то, что сам не могу этого сделать. За спиной Ли появляется парень немного выше, чем Джисон, но одного роста с Джи Юн. У него каштановые волосы, немного потрёпанная одежда. Он симпатичен. «Прекрасен, Джисон, он же так прекрасен», — шепчут духи деревьев, которые каким-то образом пробрались и сюда. Но звучат они слабо, еле могут общаться. «Прекрасен, да, совершенно точно. Это слово создано, чтобы описать его», — невольно соглашается Джисон, сдерживая все эмоции в уздечке, пытаясь из последних сил не краснеть. — Извини, отец, опоздал, госпожа Джэнс пыталась уверить меня в том, что её черепаха дышит огнём, — его голос так мягок, Хан хочет послушать его ещё. — Уверила? — хмыкает мужчина, и Джисон замечает очень сильное сходство между ними двумя. — Доказала, — хихикает он, прикрыв рот ладошкой, и Джисон умирает. А затем незнакомец поворачивает голову, и Хан сталкивается с умными глазами. Ему становится интересно, что же первое видит в его глазах незнакомец: тихую смерть от бешено стучащего сердца или громкую глупость в решение существовать дальше. Он лишь надеется, что прекрасный сын вождя, не умеет читать мысли, и не поймёт единственную и самую страшную тайну Джисона. Или две тайны. Его связь с лесом. Его неполноценность. И то, что от взгляда красивых глаз, сердце где-то там, в груди, стучится, разрывается. Погибает.***
Джи Юн что-то щебечет, болтает с сыном вождя, а тот довольно активно поддерживает с ней разговор. Подруга пытается несколько раз и Джисона подключить к ним, но тот лишь односложно отвечает, заикаясь, когда сталкивается с кошачьими глазами. Хан решает отвлечься, осмотреться: это очень красивое место. Лес, но ничего тут не давит, из-за высоких деревьев показываются солнечные лучи, на некоторых ветках поют птицы-лиры. Их пение напоминает звуки прекрасного струнного инструмента, будто сами греческие боги играют для жителей деревни. Утреннее пение разносится по всем деревьям, отдаётся удивительным эхом приятной атмосферы. Джисон и не помнит, когда в последний раз было так хорошо от нахождения в лесу. Мимо проходящие жители так милы, что Хан не знает, как ему реагировать: привычна была грубость южан. Северяни же, предлагают им взять фруктов, только собранных с садов, зовут на вечер молодых у озера сегодня после заката, на что Джи Юн активно кивает, уверяя каждого зовущего, что они оба будут присутствовать. Она расспрашивает, чем они занимаются, и получает удивительно расплывчатые ответы. Это заставляет сына вожака — «Духи меня разорвите, я имя его мимо ушей пропустил», — думает Джисон, умирая от неловкости и сжатого сердца — дать чёткий ответ вопросительному взгляду Мун. — Мы собираемся в дни, когда ярко светит Луна, и выпускаем то, что внутри нас. Ничего страшного, лишь громкие песни, активные танцы, страшные рассказы. Такое у нас часто происходит, но когда в деревню приезжают ещё молодые люди, мы эти вечера превращаем в более яркие. — Я уже жду вечер! — радостно восклицает Джи Юн, улыбаясь во все тридцать оставшихся зубов. — А ты там тоже будешь? — уже более вкрадчиво спрашивает Мун, на секунду блеснув глазами в сторону покрасневшего Хана. Джисон сразу понял: она читает мысли, его — точно. — Мне семнадцать, конечно буду! — смеётся парень, сын вожака, подходя к небольшому, но очень аккуратному домику. — Я вас проведу потом к озеру, а пока, можете отдохнуть после тяжёлой дороги. Ваши лошади в конюшне, я сам за ними присмотрю, обещаю. — Спасибо тебе большое, — Джи Юн весело, совсем по-дружески хлопает парня по плечу. Тот кивает ей, и смотрит на стоящего позади неё Джисона, который пытается улыбнуться, спрятав покрасневшие щёки ладонями. — Увидимся, — он им машет и уходит. Лишь в тот момент, когда силуэт его теряется среди деревьев, Хан облегчённо вздыхает, как его тут же хватают за ладонь, и тянут в домик. Внутри это оказывается очень чистый и маленький комфортный дом, с двумя кроватями, стоящими друг напротив друга. Деревянные потолки, пол, стены. Пахнет хвоей. Небольшой стол, два стула. Де-ре-вян-ны-е. Лишь зеркало на стене выделяется. — Ну, что, любовничек? — хихикает девушка, подходя к тому самому зеркалу, и поправляет свои короткие волосы. — Ладно, можешь не просить, я помогу тебе захватить его сердце. — Очень смешно, Юнна. Ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь, — фыркает Хан, громко плюхаясь на постель у окна. — Знаю, поэтому и говорю. Ты ему, либо в затылке дырку прожигал, либо краснел, когда тот смотрел на тебя, — «Джи Юн, дактиль тебя дери, зачем же ты так проницательна?» — Джисон вздыхает, укладывая голову на подушку. Удивительная девушка, Мун Джи Юн, вроде и говорила с сыном вождя, а вроде и всё время разглядывала Хана, помечая какие-то мелкие детали. — Несёшь какую-то чушь, а мне ещё слушать. Я спать, — он драматично укрывается полностью пледом, на что слышит громкий фырк. — Лю-бо-о-о-овни-чек! — пропевает девушка. — Осмотрю местность, и познакомлюсь с людьми, — дверь хлопает. А Джисон и вправду засыпает под красивое пение птиц.***
Его жестоко будит Джи Юн, когда за окном уже стемнело: закат, судя по всему, был давно. Она тормошит его, от неё пахнет свежестью леса, будто тут она не полдня, а целые годы. — Пошли, Сонни! — девушка хватает парня за ладонь, и тянет за собой. — Там так классно, не поверишь! Я пошла, чтобы проверить нормально ли тебе там будет, и я тебя уверяю: это веселее, чем духи деревьев, — Джисон ничего не отвечает, лишь сонно хлопает глазами, и пытается поспешить за быстрыми шагами подруги. Через минут пять ходьбы по освещённым лампочками, которые были повешены на деревьях, путях, Хан слышит громкую музыку, а через ещё две минуты ему открывается необычная картина: подростки, взявшись за руки, крутятся вокруг костра, под очень красивую мелодию, напоминающую что-то королевское, но при этом со своими секретами, своей яркостью. Яркостью севера. У всех на лицах, отражающих огненные язычки пламени, широкие улыбки. С каждой секундой танец всё активнее, и его резко затягивают в этот поток. — Танцуй, Сонни! — кричит подруга. Ему не остаётся ничего, кроме как танцевать. Он кружится в необычайно интенсивном вальсе с Джи Юн — она ведёт танец. Она громко смеётся, неуклюже танцуя, наступая на ноги другу, но она выглядит такой счастливой. Мелодия проникает под кожу, сливается с ночным светом, становясь её противоположностью. Яркая Луна, хоть и не играет для Джисона никакой роли, но большинство людей здесь имеют внутри зверя, и они так активны, так шумны, так веселы, что Хан невольно впервые чувствует себя частью чего-то. Платье подруги весело крутится вместе с ней, а длинные волосы Джисона танцуют вместе с ними. Затем, Джи Юн поворачивается, опускает руку Джисона, но на её место приходит кто-то другой. Все поменялись партнёрами. Его ладонь крепко стискивают, а другая ладонь чужая ложится на талию, энергично крутя Хана по открытому пространству, но делая это очень плавно, так аккуратно. Джисон и сам не замечает, как улыбается, громко смеётся. Он дышит, он так рад дышать, не слышать воя леса, не дающему нормально жить. Подняв глаза, он сталкивается с умными глазами сына вожака, но это не заставляет его остановиться. Наоборот, кажется, кровь кипит в нём самым настоящим вулканом. Он улыбается ещё шире, крепче сжимая чужую ладонь в своей, и начинает сам вести танец. Крутит парня, на что тот очень громко смеётся, но этот смех теряется где-то среди остальных счастливых лиц. Сын вожака резко опускает голову, соприкасаясь носами с Джисоном, и они оба ухмыляются: Луна действует на всех одинаково. Подростковый, буйный дух, играет по своим правилам, заставляя Хана так же резко прильнуть к чужому лицу. — Хан Джисон, — говорит он, вообще не уверенный, что парень его услышит, но тот слышит, забирая роль главного ведущего танца себе, и резко опускает Хана, держа того за талию. Тот вздыхает от удивления, а волосы его касаются земли. — Ли Минхо, — отвечает сын вожака, поднимая блондина обратно на ноги. Они смотрят друг на друга, всё так же активно кружась в танце. — А теперь, Хан Джисон, просто следи за остальными, и танцуй! — говорит Минхо, отпуская его ладонь. Но не успевает Хан почувствовать пустоту там, где лежали чужие руки, его хватают за мизинцы обеих рук двое разных людей. Справа — Джи Юн, слева — незнакомый молодой парень с чёрными волосами. Люди образуют полукруг, скрепив друг с другом мизинцы рук. В центр выходят несколько человек: Минхо и ещё пятеро парней. Они длинноногие, их мягкой кожи никогда не касалось Солнце, но улыбки намного ярче, чем само Солнце. Они выглядят такими молодыми, активными, необычными. Они берутся за руки, и крутятся вокруг костра, показывая довольно лёгкий, но необычайно красивый танец. Они так же скрепили друг с другом мизинцы. Три шага вправо, лёгкие движение скреплённых пальцев. На четвёртом шаге — поставить правую ногу кончиком пальцев за левую, и поднять руки вверх. Затем, Минхо откуда-то достаёт красивый, шёлковый и красный платок. Когда он им взмахивает, остальные пятеро парней становятся в круг, дополняя его полностью. А Минхо, якобы, руководит. Но дело в том, что он этого не делает. Все запомнили танец, но они будто специально не следуют его приказам: взмахиванию платком. Все танцуют как надо, но все будто сбиваются, когда попадают под команду сына вожака. А тот ухмыляется, пытаясь поймать их темп. Каждый раз, когда у него это получается: всё будто бы начинается заново. Они путаются в собственных ногах, лишь бы не следовать приказам. Вот, что значит свобода. Вот, что значит жизнь. В такие моменты лишь её и чувствуешь. Чувствуешь, когда люди вокруг счастливы, и когда, наконец, счастлив ты. Джисон не поспевает за ними, но ему так весело, что он забывает о своей неуклюжести. Все, кажется, забывают. Даже если растоптал кому-то ноги, даже если ему кто-то растоптал. Все просто счастливо танцуют. К ним присоединяется Минхо, скрепляя свои мизинцы с другими, но не убирая платок: он прямо напротив Джисона, и больше не ухмыляется. Он счастливо танцует, его щёки, как и у всех покраснели, на лбу выступил пот. Мелодия приходит к своему заключению, и когда она полностью затихает, то все резко поднимаю руки вверх, опять ставя правую ногу за левую. Тишина длится недолго, все сразу начинают смеяться и хлопать, говорить, что получилось отлично, мол, духи леса — свидетели. В ответ на это, листья на деревьях немного зашептались. Кажется, сами звёзды им хлопали, быстро-быстро мигая. Джисон осматривается, пытаясь найти откуда шла музыка, и сталкивается с маленькими существами, сидящими на ветках ночных деревьев. Каждый из них в руках держит какой-то инструмент. Это Йоллы, музыкальные духи радости и свободы. Они напоминают уродливых человечков с круглыми лицами и заострёнными ушами, и неестественным цветом кожи. Они сидят почти на каждой ветке самого большого дерева у озера, и смотрят на происходящее с мягкими улыбками. Джисон замечает это, подходя ближе к ним. За спиной подростки что-то весело рассказывают, он чётко слышит счастливый голос Джи Юн. И впервые думает, что такому месту принадлежит не только она, но и он. — Как тебе наш вечер? — знакомый голос больше не заставляет сердце ухнуть, кажется, в том танце он рассказал Минхо всё, что мог рассказать. И Минхо ответил тем же. Луна дарит силу, свободу, храбрость. Жаль, что Луна на небе не вечно. — Это были самые лучшие минуты моей жизни, — отвечает Джисон, поворачиваясь к Ли, и улыбаясь. Он не врёт, никогда бы не смог. Джисон не был натурой лживой, наоборот, не раз ему приходилось слышать, что натура он чистейшая. — Спасибо, что позвали. — Спасибо, что пришёл, — Минхо берёт его ладонь в свою. — Но это ведь ещё не конец. — А сколько длится ваш «вечер»? — ещё шире улыбается Джисон, ступая за Ли. — Сколько того захочет Луна, — Минхо шагает впереди, немного повернувшись к Джисону профилем. Его точёный нос, аккуратный подбородок освещается светом яркой Луны. Вот, кто Луна: магическая, мистическая свобода, утаённая долгими веками туманного света. Вот, кто Луна: свободный дух дикой любви.