***
Юра растекается по плечу сонно, но стоит на экране снова появиться призраку, он просыпается и отлипает с воплем от которого Лёша и сам вздрагивает. — Пиздец. Нахуй. Нет. - Он зажимает ладонями глаза и весь скукоживается. — Да потерпи ты... - Успокаивающе говорит Лёша и хлопает его по спине, как младших, когда они плачут. Это теперь и самого успокаивает. — Я не могу, эта пизда его схватила, ыа-а-а, блять, ты видел её языки-и-и?! - Визжит он. — Да видел. Я пять раз этот фильм смотрел. — Ты извращенец какой-то? Тебе нравятся призраки с ебучей сотней языков? - Всхлипывает Юрик, хотя и понятно, что давно бы выключил, если бы ему не нравилось. — Ты не понял. Она вырывает им языки, потому что она была чревовещательницей... - Лёша покручивает колечко в ухе чтобы куда-то деть руку. Недавно Юрик уговорил его проколоть ухо и теперь он себя чувствует настоящим отморозком. - Просто классный фильм. — Почему ты не мог любить фильм не про ебучую куклу, а про какого-нибудь зомби? — Они не интересные. В итоге фильмы про зомби превращаются в боевик. — Нахуя именно языки?! - Жалуется Юра, заедая ужас горстями чипсов. Этот фильм соединил в себе все его кошмары: Куклы, призраки и длинные языки. — Она заставляет всех молчать. Поэтому это "Мёртвая тишина". — Почему это не могла быть "слегка разговорчивая тишина"?! Лёша смеётся и старается не подавиться газировкой. Уютно с Юрой. Теперь, когда друг от друга получили всё, что хотели, в сексуальном плане друг другу резко стали безразличны и теперь могут, как два взрослых серьёзных мужчины смотреть вместе фильмы и пищать от страха. — Терпи. Мне одиноко, мне нужна компания. — Компания мёртвой бабки? Блять. - Всхлипывает он и снова с интересом прилипает к экрану. - Почему бы тебе с ним не поговорить?.. — Не знаю... Очково. — Он же пишет сторис, где, блять, прямым текстом тебе намекает! - Ворчит друг. Действительно, среди мешанины говна в Гречкиных постах и историях стали появляться странные детали. Например фото, где он в ошейнике. Стори, где он пишет, что соскучился по здоровой пище. Позавчера провёл стрим, где оскорблял подписчиков и играл со своим котом, а на фоне звучала песня "Я по тебе скучаю" группы Руки Вверх. Вряд-ли многие из его несовершеннолетних подписчиков вообще знали эту песню. Но самое убийственное было фото, где видно его глаз, глядящий в камеру, а на заднем плане его тело и как бы случайно щиколотка с тонкой чёрной полосой на ней. Это фото теперь в запароленной папке и встречает Алексея после тяжёлого трудового дня. Он прекрасно понимает, что Гречкин сделал это фото для него, но просто поднять телефон и услышать его голос он не в силах. Он смотрит на него. Он зовёт его. Он ждёт его. — Я не могу. Даже если хочется увидеть. Даже если хочется узнать то, о чём он не рассказывает подписчикам. Даже если снова сунуть язык в его пупок хочется до зубовного скрежета. У него нет права просто погрузиться в отношения, построенные на костях Лизы. — Да почему?.. — Юр, он сейчас популярный, как пиздец. Про него в тиктоке чаще, чем про ковид говорят. — Ну и будь его вакциной... - Отвечает друг, но тут же снова визжит. - Сраная кукла!***
Кирилл глупо хихикает, сунув руки в карманы брюк и растворяется в происходящем. Кажется он на какой-то тусовке, вроде открытия выставки, и никто не заметил, как она превратилась в простую элитную пьянку. То есть, все то же самое, что на обычной вписке, только дороже. Какая-то девушка лижет его ухо, а он нажимает на кнопку истории. Фильтр добавляет ему кошачьи уши. Листает в бок, но девушка листает обратно, возвращая ему уши. — Да ладно! Оставь, тебе идёт. Позади них гирлянды переливаются всеми цветами радуги и в них очень красиво смотрится искусственный туман. Сразу вся атмосфера кажется какой-то необычной и волнительной. Может, это всё потому что он сегодня выпил коктейль с подозрительным вкусом кактуса и теперь его прёт? Продолжая лизать ухо, девушка поправляет ему волосы, а Кир записывается в маске кота. — Ебать, я сегодня чудо-кот, а это моя божья коровка. Хаштег РПЦ. - Он пафосным жестом складывает пальцы в решётку у своих губ. - Намутили Тилу Текилу в "Саспенсе". Без целочек. Глупо надеяться, что одна конкретная целочка поймёт, что "саспенс" это название клуба, но он так соскучился, что едва ли может нормально соображать. — А? - Восклицает удивлённо, глядя куда-то позади камеры и стори обрывается. потому что телефон чуть не выпадает у него из руки. Через несколько минут записывает новую. Наверное, Кирилл всю жизнь будет ненавидеть себя за этот момент и за свою тупость, но ничего не может с собой поделать. На экране его лицо, покрасневшее и растянутое в глупой улыбке. Камера поворачивается и ловит в кадр сидящего рядом с ним человека, чьи три шестёрки узнаваемы, как родинка Мэрлин. Сидит рядом за столиком и глотает какое-то пиво из бутылки. А за кадром для Кирилла происходит настоящее волшебство. — Ты, говорят, пацанчик видный. — Аха-ха... - Снова смеётся он глупо и надеется, что того, как он покраснел в свете гирлянд не заметно. - На хайпе просто поднялся. Волну поймал. Он столько раз представлял себе этот момент, столько фантазировал как будут порхать бабочки в желудке и как он наденет самую сексуальную улыбку из своего арсененала, но сейчас, когда это происходит на самом деле, от ступора он не чувствует вообще ничего, просто старается скрыть волнение и не обосраться. — Чё думаешь, долго волна ещё будет? - Спрашивает Алишер и улыбается, от чего Гречкин уже внутренне придумывает их детям имена, но вида старается не подавать насколько это возможно. — Ну такое. Сейчас пососут ещё недельки две и забудут. — Дак может, пока погода, запишешь что нибудь? - Спрашивает он и вынимает из нагрудного кармана пачку тонких сигарет. Пиздец. Он сидит рядом. Как самый обычный человек. оказывается, на пару сантиметров ниже его, но на сто пятьдесят порядков охуеннее. — Думаешь кому-то интересно слушать чё я там бормочу? - Улыбается новым красивым красным рубином в зубе. — Меня интересно зато слушать. Так ещё интереснее будет. Он готов провалиться сквозь землю, лишь бы не опозориться перед этим человеком, но что-то внутри настойчиво орёт ему в подсознание что-то странное. И приятное. — Типа, как версус? — Типа, как коллаб. — Ебать... Ох... - Выдыхает Кир и наконец-то ступор проходит и возвращаются звуки и запахи. Больше не страшно. И с ним вместе читать тоже не страшно. Интересно, он будет ревновать, если... — Мне тут сказали, что ты увидеться хотел. — Не соврали. - Отвечает он и снова скотски улыбается. Девушка рядом успокаивающе пробирается наманикюренной ладонью к нему между ног. Совсем дурочка - как она может клеить Гречкина, когда рядом Валеев? — У меня сегодня в принципе дел никаких нет. Можно сразу проехаться ко мне в студию. - Произносит негромко и его верхнее веко едва уловимо вздрагивает, незаметно подмигивая, от чего приятное чувство внутри разливается по телу кактусовым соком. "Наверное я сдох или сплю, но меня хочет склеить Моргенштерн..." Было бы круто, если бы стоило хоть десятой доли того тошнотворного и жгучего волнения, которое он испытывает от одного только взгляда на того конопатого говнюка.***
Кажется, он уже стал параноиком. Утро, сентябрь, воскресенье. Он шагает в спорт-зал и всё время кажется, будто кто-то идёт за ним. Пару раз даже увидел, как что-то мелькнуло в отражении зеркала стоящией рядом машины, но постарался убедить себя, что всё в порядке. В этот час на улице много людей - мало ли кому нужно в одну с ним сторону. Ничего. Он ничего не знает... Пусть следят, сколько хотят - они ничего не найдут. А может и не следят вовсе? Да, игроком в покер Лёше точно никогда не стать - прошло два месяца с тех пор, как он выпустил свою крысу из клетки и чуть больше года с тех пор, как сделался убийцей, и теперь всё время ощущает на себе глаза. Всё время сознаёт, что нужно быть осторожным, нужно контролировать свои шаги, свои слова, свои движения, а это, как нельзя хуже удаётся, когда он об этом задумывается. День. Солнечно. "Бабье лето". Жарит так, что все прячутся в тени, но Лёше нравится. Он идёт по парку, залипая в телефон, а среди общего гвалта слышится будто кто-то шагает следом. Вздрогнув, Он оборачивается и смотрит назад, но никого кроме парочки с собакой не видит. Вдруг телефон в руках вибрирует и от неожиданности он едва не роняет его на асфальт. — Да? - Спрашивает он неуверенно. — Провода. - Доносится голос брата. Неясно, он злится или шутит. — Сергей, привет, что такое? — Система отследила что-то вроде проникновения в сеть. Не знаю, что там такое, у нас защита просто титаническая. — Что это значит? - Алексей сразу чувствует расцветающую холодом в груди тревогу. Он не стал бы звонить, если бы всё было в порядке. — Это значит, что кто-то мог отследить твой компьютер. — К-кто? - Спрашивает Лёша севшим голосом и растерянно застывает посреди дороги. Сразу становится плевать на ощущение слежки. Собака заинтересованно его обнюхивает, а люди идут мимо. Нет. Стоп. Нельзя нервничать. Если за ним следят, нельзя показывать тревогу. — Не знаю. Есть подозрения на коллег твоего дорогого Игоря Константиновича. Айтишники у них - монстры. — Что им может быть нужно?.. — Либо твой любимый стукнул про "первый этаж", либо твой любимый стукнул про журналиста. — Он мне не... - Начинает было он, но слова застревают в горле. - Что тогда?.. — Во первых сегодня же уничтожишь ноутбук, во вторых нужно купить охранника — А... Ладно. — Не боишься, спокойно говоришь, что тебя там не было с покупки. Что делать дальше я тебе пришлю на почту. Если что не бойся - этому наркоману никто не поверит. — Слушай! - Громко отвечает Алексей так, чтобы его можно было услышать из каждого ближайшего укрытия. - Недавно сняли одно интересное кино. В кинотеатрах пока нет... — Аха-ха, - Смеётся Серёжа на том конце провода. - Я тебя понял. — Думаю, сейчас этот фильм будет очень популярен. — Хорошо, но от компьютера всё равно надо избавиться. — Окей. - Отвечает Лёша, улыбается и шагает дальше по парку, но нервы не отпускают. Вечер. Трещат насекомые. Внутри после разговора с братом весь день всё пульсирует ужасом. Он шагает, надвинув на глаза капюшон, и уже представляет, как будет сейчас извлекать и уничтожать из компьютера всю информацию. Кому продать его он уже нашёл, так что дело за малым, но продолжает быть немного тревожно. Если его привлекут за дело точно возьмётся Гром и придётся врать ему, глядя в глаза... Ладно, не страшно. В крайнем случае можно припугнуть того ублюдского старика, но это только в самом крайнем случае. Если Гречкин на него настучит, он знает, что может случиться с видеозаписями, а если он уже настучал... Если он уже настучал... Отцу он бы точно не настучал. Если он сообщил в полицию, то им пригодится информация о том, что он проходил наркологическое лечение. Он размышляет и шагает вперёд, даже не глядя по сторонам от того насколько волнительно. Неужели они с Сергеем чего-то не учли. Нет. Да. Нечего бояться. Братья докажут, что я всё время был дома. Нечего бояться. Я бы никогда не убил человека и чёртов судья знает это не по наслышке. Стоп. Видео журналиста. Эрика Гречкина... Крыса точно не рассказал бы полиции - у меня слишком много информации о нём. Из темноты что-то хватает за шиворот, так что он содрогается всем телом и каждая мыщца под кожей наливается агрессией и готовностью отбиваться, но не успевает он и двинуться, как чьё-то тело прижимается к его. Ему не нужно видеть и, на самом деле, не нужен даже нюх - это тело он узнаёт наощупь. Ладони и кончики пальцев наливаются шипучкой и жаром от того, как остро нуждался в том, чтобы к нему прикоснуться и резкий прилив серотонина омывает кожу мурашками. Он тычется носом Лёше в шею и, слепо исследуя кожу губами, натыкается на серьгу в ухе. — О чёрт, ты проколол... - Выдыхает таким шёпотом, будто завязавший курильщик, унюхавший запах дыма, и прикусывает зубами металлическое колечко. От него снова пахнет чем-то спиртным и его дыханье и температура тела снова горячие, как у пьяного. Отвратительно. Так приятно, что колени подкашиваются. Его тонкие пальцы неловко сжимают футболку у Лёши на животе. — Блять, это ты взломал сеть?.. - Произносит Лёша, не в силах удержать руки при себе и забирается пальцами ему под одежду. Чёрт, он даже не дал времени собраться с мыслями. — Я взломал сеть. - Шепчет он, облизывая его ухо и погружая серёжку себе в рот. — Ты за мной следил? - Снова в мозгах ничего не осталось, только ощущение на пальцах его поясницы. Нет, Лёша бы ни за что не показал никому видео. Кого он пытается обмануть?.. Он бы никогда не навредил этому человеку. — Я следил. - Говорит так тихо и расслабленно, будто сквозь сон, всё изучая губами его серёжку, словно старается запомнить в деталях. Чарует. — Я же сказал, что сам свяжусь. - Произносит Лёша по возможности ровно, стараясь игнорировать тот факт, что его ведёт. Снова появляется такое ощущение, что он пьяный. Он уже выпивал и теперь знает, каково это. От этого состояния во всём теле, бурлящего горячими соками кажется, что каждое чувство обостряется и всё, что становится важным - то, что здесь и сейчас. А здесь и сейчас происходит Гречкин и от происходящего в смешении с только что сдавливающей тревогой кажется, что Лёша его сейчас либо убьёт, либо изнасилует. Так неожиданно налетел и вцепился, снова окунул в жар своего тела, заставил все мысли переключиться на себя. — Не... не... Блять, я так скучал. - Шепчет и спускается по шее вниз мокрыми поцелуями. Дыханье сбивается, так что едва хватает сил, чтобы говорить. — Ещё и бухой опять. - Выдыхает Лёша и, запустив пальцы в его волосы резко и больно тянет голову назад - Разве я не велел бросить вредные привычки? — А мне что с того? - Шипит он в ответ, прогибается и прижимается талией. - Не выгодно. Лёша отпускает волосы, с возбуждающей неприязнью отмечая на пальцах влажные следы какого-то душистого средства для укладки. Тоже скучал. От того так ломит тело ощущение его близости, так что соображать не получается. Вот так вот взял и сунул конфету под нос диабетику. Голова кружится от запаха его кожи и ощущения выпирающих костей. — Сука. - Выдыхает он с досадой и, притянув тощую гадину к себе, толкает к стене лопатками. Гречкин, кажется, от удовольствия даже урчит, потому что с тех пор, как изнасиловал, мальчишка его ни разу сам не обнимал. Это заставляет всю кровь от мозгов прилить к члену и там же сосредоточиться всю его способность мыслить. Лёша судорожно расстёгивает на его обтягивающих джинсах ремень и от возбуждения даже забывается о том, что они вообще-то на улице, хоть и в темноте гаражного посёлка. — Т-ты чего, мы же на улице! - Тревожно всхлипывает Гречкин и ослабевшими ладонями пытается оттолкнуть. - Мне нельзя светиться. — Заткнись. Лёша выдыхает и, грубо оттолкнув его руки, стягивает джинсы вместе с бельём с его тощего зада. Опускает взгляд вниз и застывает, как вкопанный. Пиздец... Гречкин выбрит. Наголо. Лысый, как ребёнок и от того видно каждую венку на лобке. Он глядит, совершенно ни о чём не думая, будто в трансе. Под впалым животом чуть выступают тонкие тазобедренные кости. От шарика в проколотом пупке вниз ведёт тонкая дорожка серых волосков. До самого низа. Мягко огибая лобковую кость, по нежной коже прямо к выпирающему от возбуждения члену. Красиво. До боли красиво. Он не может... Не может позволить кому либо ещё видеть этот живот... Невозможно увидеть эту блядскую тропинку волос и не проследить взглядом вниз. Туда, в розоватую темноту между его ног, которую дрожащими руками он всё пытается прикрыть. — Вот шлюха. - выдыхает Лёша, сглотнув вязкую от возбуждения слюну. Эти бессмысленные попытки прикрыться только сильнее распаляют. Специально выбрил такую развратную дорожку ещё и стесняется. От одного только взгляда и вечерней прохлады его член вздрагивает, от чего возбуждение покалывает за ушами. Хочется попробовать на вкус... Лёша ещё мог бы прийти в себя, ещё мог бы сдержаться, но теперь, после такого длительного отсутствия Гречкина в его крови и внезапного столь развратного зрелища мозги отшибает напрочь. Больше не может. — Не смей! Ты с ума сошёл, чел мы же! — Ты с охраной? Вот пусть и охраняют. - Произносит горячо, выдыхая на его ключицы и, не вполне соображая, что делает, своим обжигающим возбуждением прижимается где-то внизу. Где-то к тесному и желанному теплу его тела. Гречкин кусает себя за запястье и только скулит, когда Алексей Романович просовывает вниз руку. Грубо приподнимает его мошонку и проталкивается концом между его ног. Тепло обхватывает его внизу, потираясь о тонкую кожу члена мучительно безволосой промежностью Гречкина. Нельзя больше остановиться, даже если их увидят. Похуй, пусть смотрят. Он отправит в кому каждого, кто попробует его сейчас остановить. — Ёбнутый, ты просто ёбнутый. - Бормочет, глотая на вдохе так необходимый запах малолетского тела и невольно сдвигает плотнее колени, чтоб крепче сжать его между бёдер. — Не я набросился на тебя, похотливая ты тварь, - Отвечает Лёша ему на ухо, потираясь о висок кончиком носа и входит между его ног во всю длину. Кажется, вся его сущность растворяется в жаре и влажности его тела. - Сам виноват. — Чувак, если нас запалят... Мне нельзя снова попадать в скандалы... - Он всё изворачивается под напором его мышц, будто лишь ради приличия, но на каждом толчке Алексей ощущает, как крепко Гречкин обхватывает его за талию. Так остро и беспомощно, словно боится, что Лёша исчезнет, как только он разожмёт на его пояснице пальцы. — Ничего, твоя проёбанная репутация выдержит ещё парочку скандалов. - Шепчет сбивчиво; как кислород, глотая аромат его кожи, мешающийся с солоноватым запахом смазки. Мозги окончательно перестали слушаться, тело двигается на одних только инстинктах, вопящих гормонами о том, как сильно он скучал. По этим костлявым бёдрам, по этому лихорадочному жару и испуганному голосу. От него снова пахнет мятой, сигаретным дымом, клубным смогом и сексом. Снова он отрывался где-то и притягивал взгляды к тонкой шее, которую Лёша сейчас в таком исступлении кусает. Так скучал. Блять, так сильно скучал. Внизу с кончика Гречкина члена капает тёплая жидкость, делая узкое пространство между его бёдрами ещё более мокрым и жарким. Грубоватые толчки вышибают из его груди дыханье, прокатывающееся по шее вниз тёплыми водопадами. Обхватив его за талию ещё крепче, он как-то поводит бёдрами, от чего трётся о Лёшин твёрдый живот на толчках. — М-мх блять. - Стонет он беспомощно и, кажется, воздуха ему не хватает. — Не надолго тебя хватило. - Произносит Алексей и прижимается к свежему укусу на бледной коже губами. Ещё глубже. Кажется, он толкается так далеко, что прокатывается головкой между его ягодиц всякий раз, вторгаясь в горячую темноту, от чего Гречкино дыханье становится отупляюще резким. Звуки становятся тоньше, так что кажется, что он сдержанно стонет. Ещё глубже. Проникнуть в него. Кончить в него. Пометить его. Оставить на нём свои следы. Испачкать семенем его блядские драные джинсы и обтягивающие трусы. Не позволить к нему приближаться. Никому не позволить дышать запахом этой кожи. Гречкин наклоняется и коснувшись уха губами шепчет так, что мозг оплавляется. — Пригласишь меня внутрь?.. - Извращенец снова улыбается, своей сладкой улыбочкой. Как же Лёша скучал по этой твари. Токсичный переносчик заразы под названием "желание". — Уёбок, сейчас ты пригласишь меня внутрь. - Выдыхает он с досадой и, быстро застегнув молнию, шагает к знакомой металлической двери. В руке крепко сжата холодная крысиная лапа, а Гречкин, по-дурацки хихикая, торопится следом. Он больше не имеет против этого иммунитета. Сколько бы ни пытался с другими - так, как с этой тварью, он ни с кем себя не чувствует. Ублюдок на себя подсадил. Сможет ли она его понять? Поймёт ли, если они снова встретятся на той стороне? Сможет ли она простить его за то, что память о ней он взял и променял на звериное, оглушительное желание обладать этим человеком? Сможет ли когда-нибудь Лиза его простить? Лёша и сам не может, и это преследует днями и ночами. Это свербит болью в желудке и стыдом перед всем миром. За то как сильно хочется его оберегать, от всех и себя самого. За то, как от невозможности видеть и слышать его, Алексей просыпается с кошмарами. За то, как легко этому демону оказалось впитаться в его душу. За все эмоции, которые Гречкин вызывает так стыдно перед всем миром, самим собой, перед Лизой. За ярость, за тревогу, за желание, за сострадание, за вожделение. Стыдно до тех пор, пока в темноте прохладного, тёмного помещения его губы не отыскивают чужие. Холодные, от укусов припухшие и сладкие от вкуса каких-то конфет. Пока тонкие руки не обхватят его плечи и эти ощущения, эти звуки, этот запах, этот голос, эта улыбка, пока этот человек не заставит Лёшу забыть даже самого себя.