***
Тёмное небо накрыло город, в домах начал зажигаться свет. Людмила стояла и смотрела окно, она видела многоэтажки, которые отливали каким-то ярко-жёлтым светом, рядом с ними стояли совсем маленькие домишки, которые кажется были построены вручную и светились каким-то рыжеватым цветом. На раздолбленном асфальте, валялись какие-то бутылки из-под алкоголя. На детской старой площадке, которая стояла рядом с их домом основалась какая-то компания парней подростков, одетые в спортивные костюмы. Она услышала лай, мимо дома пробежала стая диких, бездомных собак, играясь друг с другом. Потом она услышала чей-то вой, чуть лучше вгляделось в окно, ожидая увидеть одичавшее животное, но на корточках сидел какой-то мужчина тувинской национальности и громко подвывал. Людмила только задёрнула окно шторой и отвернулась. Женщина тряхнула головой и светлые волосы рассыпались по плечам, худую фигуру облачал розовый коротенький халатик с какими-то полевыми цветами, она села за стол, за которым сидел её муж и читал местную газету. — Жалеешь, что мы переехали сюда? — спросила она, и в её голубых глазах появился страх. Павел только вздохнул и провёл рукой по тёмным волосам. Он пождал губы и посмотрел куда-то на стену, где висела прихватка. Его спортивное телосложение облачала серая футболка и синие джинсы. — Люд, ты что, конечно не жалею. Я даже рад, что мы переехали сюда, это ведь пока самый оптимальный вариант для вас. К тому же в нашем переезде ты не виновата. — Но Витя… Ты ведь слышал, что тут происходит, да и всегда происходило. — Хочешь сказать национализм — это не дело 90-х? — Нет, это дерьмо началось раньше. Все эти фразочки про землю. — Думаю это не надолго, год перекантуемся как-нибудь. По крайней мере это лучше, чем покупать какую-то квартиру в другом городе. Даже хорошо, что мать тебе квартиру оставила. Да и на квартирантах мы хорошо все эти года наживались. — Думаешь с ним всё будет хорошо? — Надеюсь, Люд, надеюсь. Просто подумай, он пойдёт в русскую школу, а это уже плюс. — Повезло, что места были. Обычно к одиннадцатому классу ничего не остаётся. — Ну вот видишь, ищи во всем положительные моменты. У нас всё будет хорошо, — и он крепко сжал её руки.***
Первый день осени встретил пасмурным небом и противным мелким накрапывающим дождём. Сильный ветер гнул старые деревья, изгибал их ветки. Витя проснулся от того, что в его комнату забежал Рассел и начал тащить одеяло. Парень только недовольно поморщился, от противного холода окатившего его. Он только получше натянул на себя одеяло. Дверь комнаты открылась и на пороге появился отец, завязывающий тёмный галстук. — Витяй, давай поднимайся, первый школьный день хочешь пропустить? Вон, даже Рассел тебя начал будить. — Ага, встаю. Первый рабочий день? — Ага. — Желаю удачи. — И тебе. Давай поднимайся, мать уже завтрак приготовила. Парень нехотя поплёлся на завтрак. Сел за стол и начал ковыряться в серой овсяной каше. Он брезгливо осмотрел малюсенькую кухню, где трём людям уже было тесно. Зелёный кафель, маленький холодильник, который гудел так, что наверно к ним скоро придут соседи с жалобами. Какие-то коричневые шкафы, которые совершенно не вписывались в интерьер. Белый стол и три табурета. — Вить, помнишь, как до школы дойти? — с тревогой спросил мать, поправляя белую блузку. — Ага, помню, не заблужусь, не волнуйся. Всё, я поел, — он быстро запил завтрак горячим чаем с лимоном и выскочил с кухни. — Вить, ты толком не поел! — крикнула ему мать, но сын уже заперся в ванне. — Господь, хоть бы денег на кашу нам хватало, — пробормотала женщина, убирая грязные тарелки со стола.***
— Ребята! Прошу любить и жаловать, это наш новый ученик Виктор Смирнов! — пламенно представила его классная руководительница, которая по совместительству преподавала у них алгебру. Новые одноклассники только прожгли его заинтересованным взглядом. Его красные волосы были уложены в подобие ирокеза. Спортивную фигуру облачали тёмные клетчатые штаны, тёмная футболка с каким-то музыкантом, тёмная кожанка с заклёпками и тяжелые ботинки. — Давайте, сейчас из вас каждый представится, — попросила женщина. Из-за парт вскакивали подростки в ярком шмотье. Взгляд парня зацепила девушка, которая сидела во втором ряду на задней парты. Ярко-розовые волосы, губы накрашены чёрной помадой. Чёрные кожаные легинсы, ботинки были чем-то похожи на его, фиолетовый топ и кожанка со значками. Единственное, что не красило её внешний вид, жутко сильно выпирающие скулы и глаза, которые кажется впали. Он чуть сощурил глаза, ему показалось или кончик её носа и вовсе был синим. — Аделина, — представилась она, вставая из-за парты. «Какое необычное имя, никогда не было одноклассницы с таким именем», — пронеслось в его голове. — Садись за любое место. А теперь я думаю вы должны услышать, одну очень страшную и неприятную новость. Рита Меньшова повесилась вчера. Да, больше вашей знакомой по параллели, к несчастью, нет. Ребят, похороны через пару дней, придут туда все. Надо почтить память усопшей. А теперь давайте начинать классный час, если вам будет тяжело или больно от этой утраты, можете обращаться ко мне, не стесняйтесь, помогу, чем смогу. Ученики только загудели, перешёптываясь между собой. Громкий звонок дал понять, что классный час окочен, и подростки подхватив учебники, вылетели из класса. В толпе Смирнова перехватил какой-то парень и повёл к подоконнику. Витя только окинул взглядом парня. Высокий накаченный бритоголовый, чёрная кожанка, джинсы и берцы. Рядом стояла какая-то блондинка, имя которой он не запомнил. Серые глаза, худая в короткой фиолетовой юбке и ярко-голубом топе, туфли не танкетке, волосы сделаны в начёс, ярко-красные губы. На него проникновенным взглядом смотрела девушки с тёмными волосами, на ней был красный свитер «травка», легинсы, как у Аделины и балетки. — Я Гошан, а это моя девушка Алина, — он сжал руку блондинки. — И наша общая подруга Даша. — Витя, — он пожал руку новоявленному знакомому, про себя думаю, какого чёрта он уже с кем-то знакомится. — Ты же новенький? Может затусим вместе? — Окей, у тебя? — А давай у меня, как раз о коллективе расскажем, освоишься так сказать, — хохотнул он, хлопая Смирнова по плечу. Они вышли на школьное крыльцо, в лицо подул холодный ветер. Взгляд Вити снова зацепил Аделина, которая судорожно пыталась поджечь сигарету зажигалкой, когда ей наконец-то это удалось, она сделала пару затяжек и облегчённо вздохнула, а после сильно закашлялась. Подростки подошли к голубому ларьку, купили несколько батончиков «Wispa» и направилась к дому Гоши. Поднялись на пятый этаж и прошли в квартиру парня. — Гош, чайник поставить? — спросила Алина с кухни. — Нахрена этот чай. Достань «Youpi», там в шкафу посмотри. Да водки возьми, так лучше пойдёт, закусон в холодильнике найди, там колбаса с сыром должна быть. Через пару минут на полу уже лежал яркие пакетики с порошками разных фруктовых вкусов, несколько стаканов, где был смешан порошок с алкоголем, валялись батончики и тарелки с копчённой колбасой и сыром. Смирнов только сделал глоток, пойла и вмиг скривился. Гадость была лютая. Мало того, что он был крайне разборчив во вкусах этого химозного порошка и предпочитал только некоторые, так ещё и горькая водка ударяла так, что мама не горюй. И им это нравится? Он только запихал в рот несколько кусков колбасы и судорожно начал пережёвывать. — Ну рассказывай, какими судьбами тебя сюда занесло? — спросил Гоша Котов, делая глоток этой дряни. — Да у отца бизнес был, но чё-то как-то полетел и пришлось сюда уезжать. — И чё сюда тебе занесло? — спросила Алина, откусывая кусочек батончика. — Да мать когда-то раньше тут жила, ей досталась квартира от своей матери в наследство, она от рака умерла и квартиру ей отдала. Раньше до нас там жили квартиранты, а теперь мы их прогнали. — А как там в Москве? — спросила Холодова Алина, и она мечтательно посмотрела в окно. — Нормально. Куча клубов, тусовок, магазинов. Слушайте, а что за девчонка повесилась? — А, это чокнутая Рита, — ответила Даша, то и дело смотря на время. — У неё отец алкаш, брат наркоман, а мать, скажем честно, та ещё сука. Наверное, юное маленькое сердечко не выдержало. Помянем что ли, — неожиданно произнесла она, и все четверо чокнулись стаканами. — А почему она чокнутая? — спросил Смирнов, кажется, не понимая всеобщей ненависти уже к мёртвой девочке. — Да у неё закидоны некоторые были, да ещё и с нашей Ид общалась, — ответил Котов, иди в гостиную. — Ид? — Аделина, — пояснила Алина. — Запомнил её? У неё волосы ещё такие розовые. Гоша вернулся с пакетом и огромным тюбиком клея «Момент». Алина тут же оживилась и взяв пакет, хорошенько налив туда химии, как следует вдохнула, а после передала своему парню Гоше. Витя только поморщился, он никогда не понимал, что в крутого в нюхании этой дряни. Мало того, что он как бы вонял химией, что было очевидно, так ещё и сразу накатывало какое-то мерзкое расслабление от которого было тошно. Да и его откровенно пугала перспектива словить какой-нибудь глюк. В Москве он видел ребят, которые этим занималась. В основном, это были маленькие беспризорники, которые вдыхали яд и просили денег у каждого прохожего, чтобы потом купить себя ещё клея или алкоголь с сигаретами. Он только отодвинулся подальше от этих двоих, брезгливо морщась. Он глянул на Дашу, которая прижалась спиной к дивану и поедала колбасу с сыром. Вопросительно глянул на неё. — Сегодня у меня занятие в кружке, не могу никак. Да и мать, узнав, что я так промышляю, заругается так, что будь здоров. — А что за кружок? — Балет, — и девочка тяжело вздохнула, прижимая колени к груди. — Если приду к ним в таком состоянии на репетицию, то сразу попрут домой, а потом ещё и матери сообщат. Мне такие проблемы не к чему. Ладно, пошли, эти двое никакущие скоро будут. Они поднялись с пола, надели обувь и, захлопнув дверь, спустились на улицу, где каждый пошёл свей дорогой. Смирнов направился к своему дому, пиная мелкие камешки. Пока он толком не понимал, что его смущало в этой компании. Но что-то явно было, может из-за того, что они нюхали клей и хлестали водяру средь было дня? В школе, в которой он учился в Москве это не считалось чем-то «элитным». Наоборот, таких в его классе презирали и даже за руку не хотели здороваться. Считали, что это последние дело — так проводить свободное время. Ну тут город помельче, видимо, это считалось «круто». Не круто это, а по-идиотски. Он пил алкоголь в последний раз кажется полгода назад, когда они отмечали день рожденья его друга, и то там было шампанское. А клей было что-то вообще для него мерзкое. Он часто слышал истории, как ребята надевали на головы пакеты, чтобы получше вдохнуть «сладостный аромат», а потом их находили мёртвыми от удушения этой дрянью. Просто опьяневшие подростки не могли стащить целлофан со своей головы и просто умирали. Жуть какая-то! Да ну нафиг, умереть так, по-идиотски. Но что-то в них троих было ещё не то. Как будто играли какие-то роли, пытались казаться теми, кем не являлись. Хотя, может он просто накручивает себя? Но эти их высказывания о чокнутой Рите. Как-то сильно смущали, и Аделина, по их мнению, оказалась чокнутая. Хотя, может он просто себя накрутил. Они же высказали своё мнения, он тоже некоторых считал чокнутыми, и что с того? Он не был какой-то мразью от этого. Просто как-то неправильно так говорить о уже мёртвой однокласснице. Блин, зашибись у него первое сентября начался! День веселья и знаний! А тут на тебе, девочка повесилась. Хотя, кроме этих троих, ему тут больше не с кем общаться, они может и с какими-то неправильными замашками, но в классе они были самыми популярными, а это уже шанс, что он не станет белой вороной в коллективе. Надо держаться за них, других пока не было.***
Аделина медленно плелась домой. Зашибись в школу сходила. Оказывается, Рита умерла. Узнала ещё, чёрт возьми, вместе со всеми. Она же её подруга, должна была узнать это раньше всех. Они в последний раз общались три дня назад. Рита, как обычно, жаловалась, что домой идти не хочется, снова там будет вечно пьяный отец, который только и знает, что кулаками махать, мать, которая уже настолько устала от жизни, что общалась со всеми только криками. И, не дай Бог, ещё притащится брат, которому снова нужны будут деньги на дозу. Она, в свою очередь, очень тяжело вздыхала. Пригласить Риту к себе она не могла. Мать не любила, когда она приводила в дом своих немногочисленных подруг. А даже, если бы пошла ей наперекор, то та просто прогнала бы Риту. Может она не сама наложила на себя руки? Может её кто-то убил, и тело в петлю запихнул. Она слышала, что так делали многие серийные убийцы, чтобы отогнать от себя подозрения. Может и тут тоже самое? Пьяный отец в очередной раз начал размахивать кулаками, да случайно и убил её. А потом испугался и сделал вид, будто бы она сама в петлю полезла. Хотя, тогда на теле должны бить следы борьбы. Может следствие и правда найдёт что-то подобное. Хотя, она наверно капает глубже, чем надо. Рита ведь и правда такое могла сама сотворить. Просто надоело. Надоела вечно неадекватная семейка, травля одноклассников, вот она в петлю и полезла. Перед суицидом же обычно люди начинаю раздавать все свои вещи, Рита наверняка так сделала бы. Отдала бы что-то ей. Впрочем, может, это была спонтанная попытка суицида. Просто очередная ссора доконала и решила взять мыло и веревку. А вдруг и вовсе она хотела разыграть манипуляцию? Просто напугать всех, но петля затянулась слишком быстро и сильно. Чёрт, как она уследить-то за ней не смогла? Они же так хорошо общались. Как не заметила, что в её поведении, стало что-то не так. Хотя, Рита была всегда довольно грустной и замкнутой. С родителями отношения хуже некуда, в школе травля, на личном так себе, из подруг только парочка изгоев таких же, как она. Она не знала, что должна была такого заметить в её поведении, чтобы это предотвратить. Новикова резко остановилось. Может к ней домой зайти, посмотреть, может сможет понять целую картину? Хотя там сейчас наверняка были менты. Да к чёрту! Менты, так менты, значит не пустят. Девочка резко развернулась и направилась в противоположную от дома сторону. Прошла мимо какой-то пьяной компании тувинцев, которые завидев её прокричали вслед «Орус!». — Задрали, — прошипела она, нащупывая в курточки кожанки перцовый баллончик на случай, если они сейчас решат достать свои заточки. Но те двинулись дальше, изрядно шатаясь. Девушка подошла к многоэтажке, поднялась на пятый этаж. Дёрнула за ручку двери. Квартира Риты опять была открыта. Аделина осторожно просунула голову в коридор. С кухни доносились пьяный голос отца Риты и её брата. Значит, менты уже уехали. Осторожно проскользнула в её комнату. Ничего особенного не было. Вся та же идеально заправленная кровать, шкаф с ровными рядами книг. На полу не было никакой крови. Или хоть чего-то, что могло всех убедить в версии убийства. Она посмотрела в шкаф, взгляд зацепил какая-то розовая книжечка. Взяла её из шкафа на ней была золотая надпись «Мой личный дневник». Девушка быстро посмотрела по сторонам, вроде, никого нет. Быстро запихнула его к себе в сумку и выбежала из квартиры. Быстрым шагом дошла до своего дома, кинула портфель на пол прихожей и глянула время. Нужно было уже бежать на работу. Снова воткнула наушники, в них заиграла «Nirvana». Спустя минут десять остановилась уже перед разваливающей многоэтажкой. Подъезд был жутким, весь был усыпан какими-то бутылками, окурками, и, кажется, где-то она и вовсе видела биологические отходы. Двумя пальцами взялась за ручку двери подъезда, она вся была покрыта чем-то липким. В подъезде пахло застарелой мочой, голубая краска на стенах облупилась, чёрные надписи выведенные маркером, сообщали то том, кто был шлюхой или мразью. Аделина поднялась на третий этаж. У двери заметила девушку. Блондинка, агрессивный макияж, розовые лосины, ярко-жёлтый топ, туфли на каблуке. Она то и дело затягивалась сигаретой. Аделина подошла к двери и уже собиралась было дёрнуть за ручку, как была остановлена. — Я сейчас иду, своей очереди жди. — Я не проститутка. Та только окинула её презрительным взглядом. — Ну да, слишком закрытая у тебя одежда. Хотя, могла бы неплохо работать с такой фигурой. Ты подумай, деньги-то хорошие. — Ой заткнись, а? Хочешь, чтобы не было скучно ходить к гинекологу, так ищи себе другую. Я не докатилась пока, настолько. — Так и я не докатилась, я вообще новенькая. Я девственница, — прошептала она. — Так стрёмно, это больно? — Не разбираюсь, — и девочка вошла в квартиру. В нос ударил запах чего-то химического. В квартире стоял густой смог, и из-за дыма ничего толком нельзя было разглядеть. Где-то тускло горела лампочка. Девушка рукой нашарила стену и направила на свет. По середине маленькой комнаты, обклеенной какими-то противными оранжево-коричневыми обоями, на стуле сидел мужчина лет сорока. Тёмные волосы, развитая мускулатура, белая рубашка расстёгнута, тёмные штаны спустила проститутка, которая, устроившись на его коленях, ублажала клиента ртом. Мужчина, увидев девочку, взмахнул рукой. — Лика, чеши отсюда, ко мне подопечная пришла, — девушка, вытерев рот, посмотрела на школьницу. — Она не похожу на ту, которая работает на трассе. — Потому что она не такая. Всё, чеши отсюда, давай. Я тебе и так заплатил больше, чем надо. Дель, бумажки в шкафу, ножницы, скотч тоже. Девочка подошла к старом деревянному шкафу, который был доверху засыпан всяких хламом. Взяла белые карточки на котором был указан номер, где можно было купить наркотики. Рядом лежали две купюры, осторожно взяла больше, чем ей полагалось. — Дель, я накуренный, но не слепой, — ответил Михаил. Девочка только испуганно взглянула на мужчину. В голове тут же пронеслись самые страшные мысли. — Да расслабься, будем считать, что так ты спасаешь меня от передоза. Тебе же эти деньги нужнее, дома жрать нечего, я прав? Девочка только кивнула головой и бросилась прочь из квартиры. — И скажи той, которая там стоит, пусть заходит! И что я ей доплачу, за задержку! — крикнул мужчина вдогонку. Новикова вышла на улицу, знакомыми движениями, наклеивает скотч на бумажку, отрезает ножницами и приклеивает на стену дома. Тут, наверно, уже все близлежащие районы оклеены её рекламой, которая благополучно соседствовала с другими номерами. Услуги эта реклама оказывала примерна одинаковые, разница была лишь в том, что одни предлагали траву, а другие женское тело. Может сегодня где-то в другом месте поклеить? Где больше всего желающих купить марихуану? Ответ пришёл незамедлительно. Левобережные дачи. Впрочем, она не собиралась умирать так рано. Все ведь прекрасно понимали, что лучше не соваться в этот район, как войдёшь туда, так и не выйдешь. Даже Миша говорил ей не соваться с рекламой туда, что потом не простит себе её смерть. Ей вспомнились его слова: «Расклеивай, где хочешь, но не суйся туда, да до хрена желающих. Но ты ведь понимаешь, что ничем хорошим для тебя это не кончится? Клей, где угодно, хоть у себя на лбу, но не там. Мне же потом твоя мать не простит твоей смерти. Да и не надо туда соваться, маленькой девчонке». Она услышала недовольно шамканье за её спиной, обернулась назад, увидев какую-то сгорбленную старушку. — Совсем обнаглели, реклама наркотиков, где не плюнь! Хоть понимаете, что верную смерть распространяете?! Девочка только закатила глаза. А что ей ещё делать? Матери на заводе зарплату не платили месяца три уже, вот и выручала её работа, деньги-то тут были регулярные. Да, неправильно. Но есть всем хочется. Вот она и добывала деньги таким образом.***
Уже был глубокий вечер, когда вся семья Смирновых, собралась за столом, чтобы поужинать. Рассел уже был выгулян и теперь с аппетитом поедал корм. — Ну, как первый день в школе? — спросила мать, накладывая сыну в тарелку макароны с килькой в томате. — Нормально, с тремя ребятами познакомился, вроде неплохие, — он решил умолчать о их сегодняшней попойке и клее, не хватало им только сейчас переживать за него. — Только у нас оказалась девочка из параллели повесилась через пару дней похороны. — Повесилась, а по какой причине? — спросил отец. — Да там вроде семья неблагополучная и в кассе её не любили. — Довели девчонку, — пробормотал мужчина. — Слушайте, а тут есть музыкальная школа? А то я дальше хочу играть на своей электро-гитаре. — Да, по-моему есть, — ответила мать, напрягая память. — По крайней мере была, я завтра номер её поищу. — А баскетбол? — А ты справишься? В этом году экзамены надо сдавать, — проговорил отец, накалывая на вилку, консерву. — Да, чего тут не смочь? У меня же проблем с предметами никогда не было. — Ну хорошо, поищем тебе секцию.***
Людмила сидела на кухне, часы показывали уже десять. В окне картина со вчерашнего дня не сильно изменилась, те же подростки, собаки. Только в этот раз до их пятого этажа долетали дикие крики пьяных тувинцев, которые кажется затеяли разборки. Переехали же они сюда. Вроде и хорошо, что не пришлось искать деньги на квартиру после того, как бизнес полетел, но тут ведь никаких перспектив для её сына. В этом году он закончит одиннадцатый класс, надо будет куда-то поступать. Тут, конечно, есть один университет, но там нет специальностей, которые понравились бы Вите. А поступать туда потому что куда-то надо, она не видела смысла. Учится пять лет на специальность, которую ты на дух не перевариваешь, ради корочки? Чтобы потом всю жизнь работать на нелюбимой работе? Чтобы вся жизнь потом пошла под откос? Сомнительное дело. Да и оставаться тут нельзя. Перспектив тут никаких нет, кажется, здесь эти 90-е были всегда, и останутся тоже. Тут жили ещё хуже, чем даже в самых маленьких захудалых городках. Да ещё и этот национализм, который нельзя было искоренить. Он тут был и будет. Её напрягало, что приходилось делить землю с вечно пьяными тувинцами, которым сносило башню от бутылки пива. Безработица тут была всегда. По ночам тут и вовсе лучше не высовываться. Единственная русская школа не сильно обнадёживала, преступность была, в основном, среди тувинской молодёжи. Так они ещё и ходят с заточками. Кем тут стать? Высоким специалистом? Нет. Витя и вовсе хочет свою рок группу. Тут же ничего нет. Хоть бы после его выпускного переехать отсюда. Тут же всё загнивает. Людмила тяжело вздохнула и удалилась в спальню.***
Аделина брела по ночному городу. На встречу ей то и дело попадались подростки в костюмах «Abibas» и пьяные компании. С рекламой уже давно было покончено, уроки сделаны, а ужин, который приготовила мать, есть не хотелось, как и спать. Всё лето она по ночам ходила по городу, потому что просто не могла заснуть. У неё началась жуткая бессонница. Она засыпала под утро, спала всего по четыре-пять часов. Ночью же ей просто нечего было делать, и она шлялась по городу. А мать и не возражала. Дома ей лишний раз не хотелось находится. С матерью какого-то особенного контакта у них никогда не было. За день они могли перекинуться всего лишь парой слов. Мать, кажется, не волновало, где она пропадает по ночам, плевать, что ночью её могут в лёгкую убить, плевать. Ей иногда казалось, что если её убьют, то мать и на это просто пожмёт плечами. Её не волновало ничего, даже банальные оценки. Оценки! Кажется, это всех волновало! Ну зато её никто не долбил учёбой. Хоть в чём-то плюс. Сейчас наверняка сидит перед телевизором и смотрит какой-нибудь «Клон». И плевать, что дочь шатается в темноте. Порой так хотелось закатить ей какой-нибудь скандал с банальщиной типа: «ты меня любишь, я тебе не нужна». Но кажется мать и на это никак не отреагирует. Ей порой так хотелось ссор, это ведь хоть какое-то проявление эмоций. Тут было всё понятно, мать её просто не любила. Даже день рождения был обычным праздником. Ни подарков, ни торта, ничего. Зачем тогда было вообще рожать, если не хотела? Зачем? Чтобы ребёнок потом чувствовал себя вечно брошенным и одиноким? Она просто ей не нужна и всё. Аделина подошла к краю поля, на котором росла конопля. Летом она нашла кирпичные развалены, к которым и направилась. Привалившись к кирпичам, Аделина провалилась в сон.