129. Ральф
3 марта Утром в поместье позвонил Макс Кин-Вуд. Этого звонка Ральф ждал, изнывая от любопытства, к каким же выводам в результате придет детектив. Макс обрадовал — сообщил, что дело закрыто за отсутствием состава преступления. Токсикологическая экспертиза не показала наличия в организме никаких отравляющих или одурманивающих веществ, так что Зак, похоже, и правда покончил с собой. Ральф с трудом нашел слова, чтобы выразить всю свою благодарность за проделанную детективом работу. Будь на его месте кто-нибудь другой, все могло бы затянуться и обернуться совсем не так просто. Наконец Ральф смог выдохнуть спокойно. Последние двое суток оказались хлопотными и нервными, даже переживать о расследовании смерти Зака времени особо не было. На следующее утро после смерти хозяина пришлось собрать всех рабов поместья и сообщить им трагичную новость. Радости в глазах невольников Ральф не заметил, но и огорчения тоже. Все же самодурство Зака успели заметить многие, так что искреннего сочувствия по поводу его гибели никто не испытывал. На следующий день Ральф направился в городскую управу. Свидетельство о смерти Зака появилось в системе, так что все его имущество, за неимением наследников, переходило на баланс штата. Поместье будет опечатано и, скорее всего, продано как объект недвижимости, бизнесы — национализированы. Потом специальная комиссия примет решение, оставить их в качестве государственных компаний или так же продать с аукциона. Рабы покойного рабовладельца тоже переходили в собственность штата, однако им требовался надсмотрщик. Чиновники из городской управы должны назначить такого человека — или поставить своего, или выбрать подходящего из штата покойного. Ральф показал в администрации свой контракт на работу управляющим у Зака Фино, подкрепил его одиннадцатилетним стажем работы, и ему вверили управление рабами усопшего. По соответствующему сертификату, ему надлежало продать принадлежащих теперь городу рабов любым удобным для него способом в месячный срок, а вырученные деньги перевести на счет городской управы. Ральфа устроило такое положение вещей. Всего рабов у Зака было сорок шесть человек и еще двое принадлежали самому управляющему. Заниматься продажей через посредников — слишком долгое и муторное занятие. Кроме того, Ральф все же хотел, чтобы они имели шансы попасть в хорошие руки, так что действовать стоило через Падиша Мори-Кернса. Точнее, через судейскую управу. На Минерве не было невольничьих рынков, а условия для содержания рабов до распределения или продажи имелись только при судах. 4 марта В поместье без Зака стало как будто слишком тихо. Рабы выполняли свои функции — уборщики работали в саду, повара готовили, прачки стирали, швейный цех продолжал шить и ремонтировать униформу, все были при деле, но смерть хозяина поместья словно довлела над всеми, подобно набрякшей туче. Даже Лена выглядела подавленной, обучая Аду в классе, теперь уже непонятно зачем. Таша все еще находилась в медблоке. Наверное, хозяин бы не позволил ей три дня прохлаждаться на больничной койке, но его теперь нет, а Ральф хотел, чтобы Сулик с его состраданием и добротой помог рабыне скорее выйти из психологического штопора. Сегодня Ральф решил набрать Падиша Мори-Кернса, чтобы спросить, что требуется для передачи рабов Зака на баланс судейской управы. Разговор прошел странно, не так, как обычно. Чиновник вдруг перестал заискивать перед ним. На этот раз Ральфу даже понравилась деловитость, с которой общался Падиш. Такую метаморфозу можно было списать лишь на то, что теперь он не видел смысла лебезить перед управляющим Зака Фино. Новости разлетаются быстро, да и свидетельство о его смерти уже попало во все реестры. Судейский инспектор выслал Ральфу специальные формы для заполнения. Для каждого раба следовало создать некое досье, очевидно, подобное тому, какое формирует для них суд после оглашения приговора. Для каждой особи указывались стандартные тактико-технические характеристики — рост, вес, возраст, цвет кожи, волос, глаз — и главное, в отдельную графу вписывалась «специальность» с подробной расшифровкой того, чему раб обучен, что умеет и что делал. Видимо, чтобы сразу понять ценность особи для дальнейшей продажи. А «неценные» рабы будут традиционным манером распределены на производства. Ральфу предстояло заполнить сорок шесть таких форм. Скучная, нудная работа, к тому же, каждую особь следует взвесить, измерить и подробно описать. Заручившись поддержкой собственных рабов — Сида и Джо — Ральф организовал перепись на следующий день. Он расположился в медблоке, где это оказалось удобнее всего — наличие весов и ростомера значительно облегчало задачу, не требовалось лезть за недостающими данными в архив и смотреть в рабском досье. Ральф вызывал рабов не по одиночке, а сразу бригадами. Всех поваров, потом всех уборщиков и так далее. Процесс продвигался бодро. Сид обмерял особь и называл цифры, Джо заносил их в таблицу, а Ральф прикидывал, что написать в графе «специальность». Сложнее всего было с уборщиками и прачками. Это не специальность и уж тем более не профессия. Получается, они отправятся на производства. Ральф убеждал себя, что так, может, и к лучшему. Ведь и на Минерве, как оказывается, существует множество благочестивых садистов и извращенцев. Последней на «опись» Ральф решил оставить Ташу, а пока вызвал Аду, точнее, позвонил Лене, чтобы отпустила подопечную к нему в медблок. К его удивлению, они явились вместе. Сид не упустил возможности пощупать белобрысую рабыню, пока обмерял, Джо послушно записал все данные, и Ральф отпустил девчонку, а Лена почему-то не спешила уходить. Сначала он не обратил на нее внимания, поглощенный вопросом, что писать о специальности Ады. У нее в поместье была важная роль и миссия, и навыки у нее есть, только шпионские — о которых никому нельзя рассказывать. Эта девчонка заслужила немного справедливости, не хотелось бы, чтоб она попала в рудник или на какое-нибудь предприятие. Ральф с печальным и задумчивым видом навис над планшетом. — Я даже знаю, о чем вы думаете, Ральф, — вдруг подала голос Лена, тем самым обратив на себя внимание. А он и забыл, что она здесь! — Что делать с Адой, да? Лена смотрела на него прямым, бесстрастным, по обыкновению, взглядом. Как будто видела насквозь его нравственные метания. С тех пор, как она дала ему от ворот поворот, они практически перестали общаться. И вот она тут, и пришла сама! Видимо, осведомлена о процедуре передачи рабов на баланс судейской управы и, как всегда, печется об Аде. — Не что делать, Лена, — поправил Ральф, — а что указать в качестве ее специальности. Правду писать нельзя, а неправду не хочется... Взгляд разведчицы сделался насмешливым и даже язвительным. — Вы, Ральф, ничего не сделали, когда узнали о ней правду, ничего не делали, когда ваш наниматель причинял ей ужасные страдания ни за что... — ее тон стал пренебрежительным, — вы хоть раз в жизни можете сделать добро? Или по-вашему, кроме шпионажа, она ничего не может? — Она — рабыня для удовольствий, — гневно против воли отрезал Ральф. — Шлюха — не специальность. Что еще про нее написать!? — Она представляла образы Зака на Фестивале мод Конфедерации в прошлом году. — зашипела Лена. — Мало, чтобы указать, что она модель? Ральф впал в ступор. И правда, Аду вполне можно записать в модели! И ведь Лена пришла специально, чтобы навести его на эту мысль! Неприятное предчувствие заставило его поежиться. Она — человек, который не действует без плана. А значит, она точно знает, что Аду купят. Наверное, даже предполагает, кто. Внезапно ворвавшаяся в сознание мысль обожгла, словно раскаленный металл — не Лена ли помогла Заку покончить с собой? Откуда это рвение помочь Аде? Откуда уверенность, что указание Ады моделью будет иметь смысл? Диплома у нее нет, в отличие от Таши, а раз так, это введение покупателя в заблуждение. Если ее купят, как модель, а она на деле окажется к этому неспособна, выйдет конфуз — это создаст проблемы всем, начиная с судейской управы в лице Падиша Мори-Кернса. — Спросите прямо, Ральф! — вдруг сурово процедила Лена, очевидно, заметив смятение на его физиономии. Но Ральфу было страшно спрашивать, тем более, прямо. Если Зака убила именно она, об этом следует сообщить Максу, и она может пострадать. А если лейтенант не при чем, такой вопрос прозвучит, как оскорбление. Оскорблять Лену Ральф тоже не хотел. Неприятная вилка, из которой нет хорошего исхода. — Нечего спрашивать, — пробормотал он, — впишу Аде «модель» в графе «специальность». И все! Кажется, Лена только этого и ждала. Проследив, как Ральф заполнил соответствующую графу, она довольно проговорила: — Я рада, Ральф, что вы хоть изредка способны на добрые поступки. На этом она покинула медблок, оставив Ральфа в смешанных чувствах. Теперь следовало заполнить форму на Ташу, а потом отправить их все Падишу. Черноволосую рабыню он оставил на конец ввиду ее психологического состояния. Свежевание по живому подействовало на нее очень подавляюще. Физически она пришла в норму той же ночью, когда с ней беседовал Макс, но психологически так и не оправилась. И даже весть о смерти Зака едва ли вызвала у нее какие-то эмоции. Зато появился неизбывный страх во взгляде и тотальная неуверенность в том, что она делает. Она стала похожа на Аду, какой Ральф видел ту после Бёрка. Последняя ужасная пытка в Ташиной голове что-то перещелкнула — как будто она уверилась, что правильного выполнения требований не существует, и жизнь без наказаний невозможна. Во время обмерки она старательно выполняла команды, но на Сида смотрела затравленно и вздрагивала от его резких движений. Ральф, глядя на это испуганное, трясущееся существо, скрепя сердце в графе «специальность» указал модельное дело и нехотя отметил, что даже Аде, которая на него едва ли училась, такая профессия теперь подходит больше. На этом работа по описи рабов была завершена, и Ральф отправил формы инспектору. Тот, в соответствии с процедурой, согласует их транспортировку в судейскую управу, где невольники будут дожидаться кто распределения, кто продажи на аукционе. 6 марта Судейские приставы на нескольких гравибусах прибыли в поместье Фино через два дня. Пересчитали всех рабов, разделили на группы по десять человек, поочередно надели на каждого по штатному шоковому ошейнику и погрузили живой груз в просторные фургоны. Поместье опустело, воцарилась по-настоящему гробовая тишина. После вывоза рабов помимо Ральфа в поместье остались только Сид с Джо, а еще Лена, но она быстро собрала вещи и уехала этим же вечером. И правильно, что здесь делать, когда ее любимица отбыла в судейскую управу? Лишившись всех подотчетных особей, Ральф почувствовал себя странно, словно полководец без войска, неприкаянным бездельником. С другой стороны он внезапно поймал себя на мысли, что сейчас может поиграть в благочестивого. Собственные рабы имеются, как и шикарный особняк в безраздельном пользовании. Этот вечер Ральф решил потратить на отдых. На всякий случай он надел на Сида с Джо шоковые ошейники Заковской разработки и приказал им выкинуть с кухни все скоропортящиеся продукты — до момента, когда явятся специалисты из городской управы опечатывать владения Зака, они поживут на консервированных заготовках. Заставлять своих ребят прислуживать лично себе он не захотел. Это было как-то неправильно, они нужны не для принеси-подай и заводились не для этого. Что делать с ними, Ральф и правда не знал, но решил пока не думать об этом. Заняв их на этот вечер, он отправился в спальню хозяина, прихватив при этом из винной комнаты несколько бутылок отличного полусухого вина. Как же давно в его жизни не было момента, когда он смог бы вот так расслабиться. Вино приятно зашумело в голове, душ в спальне Зака оказался прекрасен и доставил непередаваемое удовольствие. Хозяйское ложе гостеприимно приняло Ральфа на глади чистых простыней. Не допив и первой бутылки, он забылся крепким спокойным сном. 7 марта Но вскоре неизбежно наступило утро, и мрачные размышления нагрянули с новой силой. Ральф погрузился в тоскливую задумчивость. Джо с самого утра поинтересовался, какие будут поручения, но хозяин смог лишь отправить их с напарником погулять по территории. Ральф не ощущал себя рабовладельцем. Наличие собственных на фоне остальных невольников Зака ощущалось не так остро. Они держались особняком, готовые исполнить любое поручение касательно наказаний других рабов, но больше им ничего не поручалось. И теперь Ральф задавался вопросом, что с ними делать дальше. В принципе за одиннадцать лет работы управляющим он скопил очень приличную сумму, так что некое количество лет смог бы прожить и не работая. Но это он один, кормить двоих рабов окажется слишком накладно, да и не нужны они, по сути, когда воспитывать некого. Как их продавать, Ральф тоже не представлял. Переуступить их судейской управе он не мог, а частных работорговцев на Минерве днем с огнем не сыскать. Наверное, все же стоит найти работу. В идеале — надсмотрщиком над рабами у какого-нибудь нового благочестивого. Стаж работы на Зака Фино окажется серьезным плюсом к резюме. Да и Сид с Джо пригодятся, как надежные и рабочие инструменты на будущей работе. А может, их наличие окажется приятным бонусом для нанимателя? Воспрянув духом, Ральф направился в свои апартаменты, уселся за лаптоп и занялся поиском вакансий.130. Сал
3 марта Непрошенным электронным уведомлением к Салу на порог явилась неприятная новость — хозяин цеха, которым он управляет, скончался. В письме говорилось, что в связи со смертью единоличного владельца предприятия, оно будет национализировано и ему назначен доверительный управляющий. Если действующий управляющий изъявит желание остаться в этой должности на перешедшем на баланс штата предприятии, ему следует... и перечислены действия, которые должен предпринять Сал, чтобы остаться у руля своего цеха. Сначала он испытал ужас. Страх, что предприятие отнимут, был иррациональным, но настолько сильным, что даже убедительные доводы о том, что администрация Юноны наоборот пока готова оставить цех при нем, не помогали. На место ужасу пришла паника. А что, если не получится? Что, если собранных бумаг не хватит, чтобы комиссия утвердила его в должности управляющего? А что будет потом? А вдруг штат решит «распилить» и распродать его детище по кускам?! Паника сменилась яростью и злостью. Зак, вот ублюдок! Подонок! Шантажом отобрал у Сала дело всей жизни, согнул в три погибели, уселся на шею и ножки свесил! А потом взял и... просто сдох! Сдох, как собака, вскрыл вены! Сал считал самоубийство наихудшей из всех человеческих слабостей. И Зак, которого он отчасти уважал, хотя и сильно боялся, теперь полностью рухнул в его глазах. Только когда яростные эмоции притупились, и юнонианец вновь совладал с собой, он начал мыслить логически. Пока цех не «пилят», разрушить его никто не пытается, и он, Сал, должен сделать все, чтобы остаться в своей должности и не дать делу разориться. А там уже будет видно, насколько рьяно придется отстаивать предприятие. Ведь, вполне возможно, властям Юноны швейное производство окажется совсем не интересно, и они просто его продадут? И ему останется лишь одно — купить его! 4 марта Собрав полный комплект документов, Сал на следующий же день отправился в индустриальный комитет, чтобы предъявить себя в качестве претендента на место временного управляющего на своем же предприятии. В его понимании, цех должен принадлежать ему, и он был готов грызть зубами и рвать когтями, чтобы отвоевать свое детище обратно. Сал предполагал, что будет созвана какая-то комиссия, начнется некое разбирательство, на котором он обозначит кучу плюсов от своего пребывания на посту временного управляющего... но ничего этого не было. Точнее, Сала встретил один чиновник, Гилль Ги-Шарт, с которым он уже когда-то общался. Давно это было, еще на этапе, когда он лишь планировал открыть предприятие на Юноне. Ги-Шарт сильно постарел за все те годы, что они не виделись, но, к приятному удивлению Сала, вспомнил когда-то обратившегося к нему паренька. Сал показал ему документы на предприятие, свой контракт на должность управляющего, финансовые отчеты, налоговые декларации — все, что могло подтвердить работоспособность и прибыльность цеха под его отличным руководством. Ги-Шарт внимательно изучил аккуратно отпечатанные на пластиковой бумаге документы — Сал поразился скорости чтения этого пожилого джентльмена — а затем проникновенно спросил: — Скажите, как так вышло, что вы на этом предприятии оказались управляющим? — он отложил бумаги в сторону, на край необъятного стола, занимающего почти половину кабинета по ширине, и посмотрел поверх очков. — Я же вас помню. Вы в свое время приходили именно ко мне за разрешением открыть свой цех пошива одежды. У Сала от этого прямого вопроса пересохло в горле, а ладони от прилившей крови стали обжигающе горячими, и он убрал их с колен. — Я долгое время и был хозяином этого предприятия, — неуверенно начал он. — Но потом совершил ошибку, доверился не тому человеку, и оказался вынужден написать дарственную на цех. Выгодоприобретателем в сделке оказался ныне покойный Зак Фино... Сал замялся, не зная, стоит ли продолжать, но Ги-Шарт не дал ему договорить: — И он предложил вам работать там управляющим? — усмехнулся чиновник. — Изощренно — в общем, в духе минервианцев. — Он снова взял в руки документы, на этот раз только финансовые отчеты. — Судя по всему, вы неплохо управлялись с предприятием. Я запросто выпишу вам сертификат, по которому вы станете доверительным управляющим. Но вам, наверное, этого мало? Сал не верил своим ушам, точнее, не понимал, как у этого человека может возникнуть сострадание к нему, к простому предпринимателю, которому он никак не обязан. Ги-Шарт определенно подводил к вопросу о выкупе производства. Но зачем? — Я сразу открою карты, — на свой страх и риск прямо ответил Сал. — Я надеялся, что через какое-то время индустриальный комитет примет решение, что делать с этим предприятием на балансе. С учетом специфики, пошив одежды не входит в интересы штата, а значит, цех решат продать. Я хочу его купить. — Индустриальный комитет... — с досадливой ухмылкой проскрипел Ги-Шарт. — Вот он, индустриальный комитет, перед вами, собственной персоной! Изумлению Сала не было предела. Так оказывается, именно этот человек и будет принимать решение о судьбе его предприятия?! Видимо, перехватив удивление собеседника, чиновник решил пояснить: — Ну, не изумляйтесь так. У меня в подчинении есть небольшое количество служащих, которые выполняют львиную долю работы, но, что делать с тем или иным предприятием на Юноне, решаю именно я. Единолично. — Как я могу повлиять на ваше решение? — робко и боязливо промычал Сал. — А вы уже повлияли! Вы пришли! — рассмеялся Ги-Шарт. — Не будем ходить вокруг да около. Напрямую вам штат цех не продаст, но будет объявлен аукцион, на котором вы сможете наряду с прочими желающими, — на этом слове чиновник акцентировал внимание и лукаво подмигнул, — выкупить предприятие. Уведомление о торгах будет направлено по электронной почте. Мы здесь, на Юноне, должны поддерживать друг друга, не так ли? Последняя фраза прозвучала странно, но Сал понял общий градус настроения. Оказывается администрации штата не по душе, если на его территории находится предприятие, владельцем которого является резидент другой административной единицы. Это настолько подняло настроение, что у Сала едва не выросли крылья. Выходя из кабинета Ги-Шарта, он почти подпрыгивал от радости. 14 марта Как и предупреждал Ги-Шарт, аукцион состоялся, но из желающих купить цех пошива одежды в зале оказался один единственный Сал. Это, пожалуй, был самый странный аукцион за всю его жизнь! И завершился он продажей предприятия единственному покупателю. Сал был готов оставить на этих торгах все свои сбережения, но штат с легкостью расстался со швейным цехом. Получив сертификат о приобретении компании, Сал отправился праздновать. Кабак, выпивка, симпатичные развратные девицы — все, что должно было радовать, вдруг оказалось неважно. Он сидел в громком пабе, потягивая какой-то легкий цветастый коктейль, и наслаждался победой. Он снова владелец своего цеха. И теперь навсегда! Больше никаких проблем с законом, никаких уловок. И никаких благочестивых! Только честный, только свой собственный бизнес.131. Аукцион
7 марта И снова камера в судейской управе. Небольшая комнатушка с глухой дверью, едва освещаемая тусклым светильником, закрепленным под потолком. Снова простенький костюм для слушаний, жесткий матрац и бесконечно тянущиеся часы в ожидании распределения или продажи. Но теперь это не мучило. Ада спокойно лежала на койке, медитативно рассматривала едва различимый в полумраке камеры потолок и вспоминала, какой она была полтора года назад, оказавшись в точно таких условиях. Сколько слез она пролила на искусственное покрытие лежанки, сколько шагов намеряла по узкой клетушке два на два, сколько мыслей роилось в голове тогда, и насколько спокойно ей сейчас. Ей было абсолютно все равно, кто ее купит. Теперь все равно. Ничего страшнее того, что было у специалиста по воспитанию — она так и не узнала его имени — с ней произойти уже не может по определению. Даже порка кнутом в исполнении бывшего хозяина оказалась слабой блеклой пародией на настоящую боль. Ужасный момент, когда жестокий татуированный садист избивал ее сухими палками на фоне невыносимой жажды, непрошенным восстал в памяти, и Ада невольно поежилась. А вообще вспомнить было что. Теперь, проведя в рабстве полтора года, она повидала достаточно, чтобы сказать, что невыносимо, а что нормально. Сразу после порабощения она думала, что мыслить, как раб, не будет никогда. Но, как оказалось, боль вытесняет гордость, и подчиниться оказывается выгоднее, чем упрямо гнуть свою линию. Если подумать, ведь даже с Заком ей жилось неплохо некоторый период времени, пока тот не возжелал убить Маргольфа ее руками. В тот момент, в спальне с этим стариком ей ничто не мешало подлить яд в стакан, кроме вдруг вспомнившихся обетов, когда-то данных Великой На́ити. И она не подчинилась приказу. Не из строптивости или глупости, а в соответствии с чуть было не забывшемся вероисповеданием. Хозяин грозился убить ее вместо Маргольфа, и Ада была готова принять смерть вместо совершения убийства. Но Зак не сдержал обещания, а поступил куда более подло — передал ее человеку, который оказался на порядок ужаснее. И сделал вид, что избавляется от нее навсегда. Только вера позволила ей выжить и не сойти с ума во время кровожадных игрищ нового хозяина... Ада почти сразу поняла, что он будет мучить ее просто «потому что». Потому что ему это нравится. А значит, придется просто терпеть. Каждый день смотреть ему в глаза и покорно позволять истязать себя казалось жутким испытанием, но она принимала его смиренно, воспринимая страдания, которые причинял этот изувер, как гонения за веру. На́ити вознаградила бы ее за это после смерти. Как символично это вышло, что не Зак, а именно тот извращенец вынудил ее совершить самый большой грех — покуситься на свою жизнь. Ада по сей день корила себя за малодушие, за свое желание умереть — ведь не справилась, ей не хватило духа вынести все, что На́ити отмерила на ее долю. Но, кажется, божественная кара настигла ее уже там. Мудрейшая привела приговор в исполнение сразу же, руками жестокого хозяина. Вспоминая дальнейшее, Ада испытывала трепетную благодарность к Лене и Сулику. Последний изо всех сил старался ей помочь, хотя в его власти было лишь телесное врачевание. По-настоящему помогла Лена, которая практически заставила свою подопечную перестать вести себя по-рабски. Ада с улыбкой вспоминала, как сложно ей было поверить, что говорить можно, обращение «госпожа» необязательно, что наставница предполагает наличие у нее своих мыслей и желаний. Ада вспомнила свое отчаяние, когда в поместье появилась Таша. Она-то знала, каков Зак на самом деле, но под угрозой убийства подруги, не могла раскрыть ей глаза. Ада на все сто верила, что хозяин способен убить Ташу, только чтобы наказать ее саму в случае неподчинения. Она не могла показать подруге его истинную сущность, а потом, когда новоиспеченная модель Зака Фино вошла во вкус богатой жизни, стало ясно, что это бесполезно. А затем Лена поведала ей правду о расследовании. Это стало ударом. Оказывается, Зак узнал о невиновности своей рабыни, но палец о палец не ударил, чтобы сделать хоть что-то. Напротив, принял более жестокое решение — подкрепить ее подчинение шантажом жизнью подруги. И Таша, осознанно или нет, оказалась предательницей. Ада вспомнила, в какую ярость пришла, когда узнала о том, что подруга могла помочь, но трусливо промолчала. Ярость почти сразу сменилась опустошением от ощущения предательства со всех сторон. Сначала возлюбленный, потом близкая подруга, потом даже хозяин! Только Лена оставалась островком надежности и доверия. И Ада чувствовала, что обязана ей по гроб жизни. Когда Лена предложила ей убить хозяина, Ада согласилась не сразу и только с условием, что Зак умрет не от ее руки. Наставницу это не испугало — она сочувствовала подопечной и хотела поквитаться с нанимателем за то, что заставил ее убить Маргольфа. План был выверен до мелочей, но и в нем было место случайности. Если бы Зак занял первое место на Конкурсе, пришлось бы придумывать другую причину его внезапному самоубийству... Но это был крайне маловероятный нежелательный сценарий. Ада видела, что он уделяет слишком мало времени конкурсным работам, так что была почти уверена, что первого места ему не видать. Когда имя Зака назвали четвертым с конца, она намеренно не остановила хозяина от экспрессивных действий в сердцах, хотя могла одним лишь движением успокоить и не дать публично опозориться. Дальнейшее было уже делом техники, надо было зародить в нем желание провести с ней ночь, а это она умела делать на все двести процентов. Последние три месяца Ада талантливо играла робота, лишь изображая отсутствие эмоций, а на конкурсе перестала, и Зак сразу же размяк, расслабился, пришел в восторг. Все же приятно, что старая проверенная Ада нравилась ему больше новой нестабильной Таши. Забавно вышло — после того, как бывшая подруга начала пользоваться ею, словно собственной рабыней, Ада мечтала, чтобы подлая девка прошла такой же путь, ощутила всю безысходность рабского положения, прочувствовала на своей шкуре и плетку, и кнут... Великая На́ити вняла этим мольбам, Зак сделал Ташу своей рабыней, и она прошла путь своей предшественницы — не весь и не полностью, но хозяин успел причинить ей достаточно страданий. Великая справедливая На́ити, кажется, с Ташей обошлась даже суровее, чем того хотелось Аде. Когда Зак заявил, что сдерет с неуклюжей рабыни кожу, это показалось ей чересчур, и она правда пыталась отвлечь кровожадного садиста от бывшей подруги. Тем более, что времени до того, как он потеряет всякую способность двигаться, оставалось не так много. Но не получилось. После той ночи в Таше что-то сломалось. Не хватило ей внутреннего стержня, чтобы сохранить рассудок в целости. Продажа состоится очень скоро, так что сидеть в тесноте и темноте на довольно невкусной пище и затхлой воде осталось недолго. Судя по количеству приемов пищи и паузам между ними, Ада прикинула, что сидит в этой в клетке уже три дня. Ровно столько времени прошло между решением суда и последующим аукционом. Интересно, судейская управа всегда работает с такой скоростью? В коридоре по прессованному камню издалека застучали ботинки приставов. Вспомни солнце, вот и лучик? Ада оживилась — ей надоело сидеть в тесной камере, и она уже жаждала, чтобы ее продали хоть кому. Приставы явно выводили из камер других бывших рабов Зака. Видимо, продавать всех решили одновременно. Вскоре и Адину камеру отперли, внутрь вошло двое охранников, один из которых пристегнул к шоковому ошейнику поводок, а второй сковал запястья обыкновенными наручниками. Все, как и в прошлый раз, происходило молча, но Ада не испытывала подавленности, напротив, радовалась возможности наконец покинуть камеру и вскоре встретиться с новым хозяином. Ее вывели в коридор, где у каждой двери стояли бывшие невольники Зака. Значит, всех поведут вместе. Ада приметила Сулика, стоявшего в нескольких метрах справа, Ташу сразу за ним, Корка и Парнса с другой стороны. Остальных она видела мельком и не знала даже по именам. В коридоре находилось восемнадцать человек — не всем, однако, повезло оказаться лотами на аукционе. Видимо, судейская управа по каким-то своим критериям выбирает пригодных для продажи рабов. Ада мысленно поблагодарила Великую На́ити, что ей посчастливилось снова попасть сюда. Было бы куда хуже отправиться на рудник или какое-нибудь производство. Рабов на аукцион конвоировали порядка двадцати охранников и несколько приставов. После упорных петляний по зданию, их всех завели в небольшой предбанник, который Ада тоже вспомнила без труда. На этот раз здесь было не продохнуть — немудрено, помещение небольшое, а в него набилось не три, а девятнадцать рабов, не считая приставов. Но Ада не унывала, скоро все это закончится, и она снова окажется в довольно вольготных условиях. Даже если будущий хозяин окажется не самым ласковым, может, даже жестоким, все равно не страшнее, чем тот татуированный садист. Аукцион стартовал примерно через четверть часа. По громогласному голосу ведущего и стуку молотка, Ада определила это наверняка и приготовилась ждать своей очереди. Ташу в зал вывели раньше нее, сразу после Парнса. Ада ожидала, что после оглашения ее послужного списка за нее начнутся горячие торги, но нет! Публика сделала буквально пару ставок, и бывшую подругу купила какая-то «леди в бордовом платье» за четыреста пятьдесят тысяч кредитов, когда торги начинались с трехсот тысяч. Следом за Ташей в зал вывели Сулика. За него благочестивые торговались активно, и начальную цену ему присвоили в полмиллиона. Врач, массажист, парикмахер, косметолог, дипломированный пластический хирург — разумеется, его приобрела какая-то другая «леди в салатном костюме под номером семьдесят три». Спустя еще пару лотов ведущий объявил саму Аду. Легкий мандраж сменился ощущением надежды на улучшение качества жизни, и она с улыбкой вышла на округлый постамент. В глаза ударили яркие софиты, так что лиц потенциальных покупателей было не разглядеть. Оставалось лишь смотреть вперед, выбрав целью смутно обозначившуюся картину на противоположной стене. Ее начальная стоимость составила триста тысяч, и начались торги. Пятьсот, шестьсот, семьсот... Девятьсот тысяч кредитов — Ада узнала этот женский голос, он принадлежал жестокой садистке, которой Зак отдавал ее в прошлом году. По спине невольно поползли мурашки, а улыбка едва не сползла с лица, но Ада быстро взяла себя в руки. Великая На́ити не допустит для нее плохой судьбы! Следом прозвучала ставка в миллион кредитов. Этот мужчина высказался впервые, и его голос Аде тоже показался знакомым. Глубокий и красивый, строгий и деловитый. Она с замиранием сердца ждала стука молотка ведущего и традиционного «один, два, три», но та леди подняла ставку до миллиона и ста тысяч кредитов. Мужчина перебил — миллион триста. Дама снова повысила еще на сотню. Повисла тишина, и ведущий начал считать. Ада ощутила отчаяние. Нет, она выживет и у той неприятной леди, но ей страшно не хотелось попадать в такие руки. — Миллион четыреста тысяч кредитов два-а-а! — голос ведущего гробовым набатом звучал в ушах, Ада едва держалась, чтобы не расплакаться, как вдруг аукционер остановил счет и спросил: — Господин в синем костюме готов сделать новую ставку? — Два миллиона кредитов, — твердо произнес приятный мужской голос. У Ады от души отлегло. Если леди не продолжит усердствовать, тот господин точно приобретет сей лот себе. По этого человека поводу ада испытывала невесть откуда взявшееся хорошее предчувствие. Цена в два миллиона оказалась слишком высокой, и та леди больше не поднимала ставку. Ведущий отсчитал положенные «один-два-три» и громогласно, в своей манере, и объявил, что лот номер тринадцать по имени Ада продан господину в синем костюме под номером сорок семь. А дальше все было, как в прошлый раз — конвойные охранники отвели Аду на крышу и заперли в одной из клеток, где содержатся распределенные или проданные особи перед отгрузкой. Вот и все. Ада привалилась к стене узкого неудобного стакана из прутьев и стала дожидаться, когда за ней явится новый хозяин.132. РабамНет
7 марта Ал Солер явился на аукцион, организованный судейской управой при центральном суде Анасиса, впритык, к самому началу. Находиться в обществе рабовладельцев ему не нравилось, а на аукционе он имел все шансы нарваться на не самых приятных личностей, с которыми по роду своей деятельности, к счастью, обычно не встречался. Проходя в просторный аукционный зал, Ал не без легкого волнения, впрочем, смешанного с удовольствием, приметил лейтенанта Бар-Нуум, стоящую едва заметной фигурой у дальней стены почти в углу. Пришла посмотреть, как сложится судьба белобрысой рабыни? Или желала удостовериться, что ее купит именно Ал? Или, может, она пеклась обо всех рабах своего бывшего нанимателя? Но почему-то возникало стойкое ощущение, что у Лены была только одна корысть — хорошо пристроить ту симпатичную блондинку. Ал был уверен, что в нем лейтенант увидела справедливого и добросердечного рабовладельца, и горячо желала, чтобы девица попала именно к нему. Сам Ал не знал, сколько готов на нее потратить. Все же, формат аукциона предполагал, что цена может возрасти до совершенно баснословных цифр. Положа руку на сердце, он понимал, что может оставить здесь и миллион, и два, и даже три миллиона кредитов без существенного ущерба для своей финансовой ситуации. Однако эти деньги, вероятно, принесли бы больше пользы, будучи переданными его антирабовладельческой группировке на Авроре. И такая дилемма казалась неприятной, но у Ала был план, как извлечь пользу для РабамНет, даже в случае серьезных затрат на этом аукционе. Торги начались. Публика местами торговалась яростно, местами — вяло. Вскоре на круглое возвышение для «лота» вышла черноволосая рабыня, которую Зак настойчиво и отчаянно проталкивал на последний конкурс. Ал узнал ее только по длинным черным волосам, потому что сейчас на него смотрела не та симпатичная модель, которая ходила по подиуму в Стадиуме, а что-то блеклое и выцветшее, потерявшее сочность красок и миловидность облика. В голову невольно закралась неприятная мысль — Зак, наверное, мог жестоко отыграться на ней за свой провал. Но как можно настолько изломать человеческую психику в столь короткий срок, буквально за один вечер?! Еще спустя несколько лотов на возвышении появилась та самая блондинка, о которой говорила лейтенант Бар-Нуум. Ведущий назвал ее по имени — Ада. Красивое имя, но какое-то грубоватое для ее обворожительной внешности. Стартовая цена в триста тысяч кредитов до девятисот взлетела почти мгновенно, и Ал решил сделать свою ставку в миллион. К его удивлению, в зале оказалась Мия Литц — подруга Зака из правительства штата. Она повысила цену на сто тысяч кредитов, очевидно, не желая уступать рабыню Алу. Зачем ей может понадобиться девушка с талантами модели, он и предположить не мог, и поднял ставку во второй раз. Мия снова перебила ее — неудивительно, она — женщина богатая и упорная. Ал задумался, готов ли заплатить за эту девчонку полтора миллиона кредитов, а ведущий, тем временем, начал считать. Софиты заливали девушку прямым жестким белым светом, образуя четко очерченные тени, и при таком освещении ни одна ужимка на ее лице не могла оказаться незамеченной. Ал различил гримасу отчаяния, хотя рабыня пыталась улыбаться и скрыть свои чувства. Аукционист уже произнес «Миллион четыреста тысяч кредитов — два-а-а!» и Ал повысил свою ставку до двух миллионов кредитов сразу. Все же следовало вырвать рабыню из лап Мии Литц, тем более, казалось, Ада уже знала, что ее там ждет. До конца аукциона Ал досиживать не стал и покинул зал сразу, как только ведущий закрепил купленный лот за его номером покупателя в своей системе. Выходя из отвратительного помещения, переполненного рабовладельцами разного пошиба, он краем глаза заметил, как лейтенант Бар-Нуум аккуратно отлепилась от стены и последовала за ним. — Спасибо за вашу щедрость, — догнав, проговорила она. — Теперь я уверена, что Ада попала в хорошие руки. — С чего вам так печься о ней? — с искренним удивлением в ответ спросил Ал. — Чем она вам дорога? Лейтенант напряглась и на мгновение задумалась. Они вместе направлялись к специальной стойке, где Алу должны выдать пластиковый чек для «отоваривания» в зоне погрузки. — Знай вы о ней столько же, сколько успела выяснить я, вы бы тоже захотели для нее немного справедливости, — как будто нехотя процедила Лена. Ал заинтересовался, но они как раз подошли к стойке, за которой сидела симпатичная девушка. Она попросила предъявить ей номер покупателя, кликнула что-то в лаптопе, и из небольшого специального принтера выполз пластиковый купон. Девушка передала Алу клочок пластика со словами, что его груз уже ожидает упаковки на парковке здания, и рассказала, как до туда добраться. — Ада подождет, Лена, — строгим голосом проговорил Ал, показывая на вход в кафетерий. — Если есть в ее истории что-то примечательное, я хочу об этом знать прежде, чем заберу ее. Лена буравила его взглядом несколько томительно длинных секунд, и он уже даже усомнился, что она готова расстаться с этой информацией. Люди вроде лейтенанта Бар-Нуум, знают ей цену и умеют дозировать доступ. — Это, строго говоря, будет нарушением коммерческой тайны и договора о неразглашении, да и против моих собственных принципов... — протянула она задумчиво, смущенно отведя взгляд в сторону. — Но договор о конфиденциальности был заключен с ныне покойным Заком Фино, а Ада мне слишком дорога, чтобы не поступиться разок правилами ради нее. Так и быть, я раскрою интересующие вас данные. Кажется, эти слова дались ей не слишком-то легко, и она сразу зашагала в кафетерий, словно боясь промедления, чтобы не передумать. Ал последовал за ней. Устроившись за уединенным столиком в углу, он заказал им по ароматному кофе и приготовился слушать. То, что поведала Лена, заставило его усомниться в своем знании людей. Он никогда бы не подумал, что под маской уважаемого серьезного модельера и бизнесмена скрывается жестокий сатрап. История Ады показалась Алу трагичной и страшной. Особенно после рассказа о том, какой она вернулась после ссылки к перевоспитателю. Лена упоминула и Ташу. Сдирание кожи? Живьем? От такого волосы на теле неприятно зашевелились, и снова вспомнилась та окровавленная рабыня, которую Ал видел в детстве. Слушая лейтенанта Бар-Нуум, он уже сожалел, что не купил сразу и Ташу. Все же, она обученная модель, а в его доме ее окружат заботой, так что она сможет вернуться в норму и служить ему верой и правдой. Тем более, что она бы это делала не по приказу, а из собственного на то желания — Ал гордился тем, что научился договариваться с рабами, а не заставлять их служить под страхом расправы. Лена закончила на позитивной ноте, рассказав, что самостоятельно вернула психику Ады в норму, так что она сможет украсить собой быт будущего хозяина, а может, даже и мероприятия. Ал счел момент идеальным, чтобы раскрыть Лене свой план. — Как бы там ни было, Лена, — вкрадчиво проговорил он, — я купил Аду не только из-за ее красоты или обученности. Это адресованный вам жест моей доброй воли. Лицо лейтенанта в этот момент слегка посерело, а взгляд приобрел недобрую остроту. — Не стоит злиться, Лена. Ада действительно заслуживает хорошего обращения, и я ей его гарантирую. Но ваша заинтересованность в этом дает мне право попросить ответную услугу взамен, — Ал допил остатки своего кофе и с прищуром продолжил: — Вы осведомлены о моей деятельности и раскрыли пути перевода денег за каких-то несколько часов. Человек ваших талантов оказался бы весьма пригоден в моем деле. В деле РабамНет. Я готов вас нанять. — Работой на благочестивых я наелась по уши, господин Солер, — едко отчеканила Лена. — Под работой вы подразумеваете грязные делишки, вроде тех, какие поручал вам ваш прошлый наниматель? — ехидно поддел ее Ал. — Гарантирую, что ничем подобным вы заниматься не будете. Никаких подкупов, шантажа или убийств. Разве что поиск информации, но распоряжаться ею я буду сам, и вы к этому отношения иметь не будете. Лена начала колебаться, явно задумалась. Ал и сам пока не знал, чем ее занять, но был уверен, что ее вклад в развитие РабамНет окажется неоценим. Кроме того, он не практиковал ничего противозаконного, если не считать организации антирабовладельческой группировки, и собирался продолжать в том же духе, чтобы никто не имел оснований привлечь его к суду. — Мне нужно подумать, господин Солер, — наконец с расстановкой произнесла Лена, откинувшись на стуле. — И я хочу в отпуск. Свяжитесь со мной через две недели. Она разбудила коммуникатор и отправила Алу свой контактный номер. Он подумал было удивиться, откуда Лена знает его телефон, а потом вспомнил, что она выяснила про него гораздо больше, и еще раз утвердился в мысли, что она окажется крайне полезным кадром. — На этом мы разойдемся, господин Солер, — продолжила она. — Да и Ада вас явно заждалась. Лена встала из-за стола и собралась идти к выходу, но Ал ее окликнул: — Вы не хотите попрощаться с вашей подопечной? — Не хочу душещипательных сцен, — улыбнулась Лена и скрылась за дверью в кафетерий. Ал выложил на стол несколько кредитов, чтобы заплатить за кофе, и тоже покинул кафе. Осталось забрать Аду и отвезти к себе домой. Дорога на крышу здания судейской управы оказалась быстрой и удобной. На протяжении всего пути на стенах были нарисованы стрелочки — видимо, случались прецеденты, когда новоиспеченные владельцы не могли обнаружить место содержания своей покупки. Выйдя на крышу, Ал сразу приметил клетки с рабами — такое ужасающее зрелище невозможно проглядеть. Он приблизился — десять высоких решетчатых ящиков были заполнены живыми людьми, словно скотом. Они были настолько узкие, что рабы ожидали своих новых хозяев не иначе как стоя. Умом Ал понимал, что судейской управе требуется впихнуть на небольшую по размеру территорию как можно больше клеток, но это было как-то бесчеловечно? Он снова одернул себя — это бесчеловечно, очевидно, только в его понимании, а администрация судебного управления уверена, что рабам большего и не требуется. Ал подошел к паре охранников и протянул им пластиковый купон. Один из них вчитался в напечатанные в нем символы, потянулся к тумбе с пронумерованными ящиками, из того, что соответствовал номеру тринадцать, вынул ключи от ошейника и наручников, видимо, которые сейчас надеты на рабыню, и направился к клеткам. Ал пошел за ним, с удивлением понимая, что не видит блондинистой рабыни. Девушка нашлась во втором ряду, закрытая от прямого взгляда другими рабами. Когда охранник открыл узкую, под стать всей конструкции, дверь, Ада всмотрелась в глаза новому хозяину и радостно улыбнулась. Вспомнила, видать. Ал улыбнулся ей в ответ. Остались неприятные формальности, и он с видом знатока занялся освобождением ее от шокового ошейника и наручников, выданных судейской управой. Под громадной тяжелой бандурой на шее виднелось несколько царапин, оставленных не иначе как электродами. Ал с недовольным видом повернул к себе ее голову, чтобы лучше рассмотреть повреждения, и недовольно цыкнул на охранника: — Зачем товар попортили? Тот стушевался, но ничего не ответил. Что с него-дуболома возьмешь? Взяв Аду за руку, Ал буквально кожей ощутил удивленные взгляды прочих рабов, что со скорбным видом ожидали своих новых хозяев. — Пойдем. Мой гравимобиль во-он тот, желтый, — ласково сказал он и добавил, когда они немного отошли от клеток: — Ты больше не наденешь такого украшения, Адель.Конец