***
Наконец-то голова перестала чувствоваться чугунной, телу вернулась способность двигаться. Осталось лишь чувство, что какое-то время назад оно сильно болело. Я, опасаясь того, что увижу перед собой, приоткрыла глаза. Зрение оказалось не способно дать адекватную информацию об окружающем мире. Всё те же размытые тени, но уже в светлых тонах — мягкий солнечный свет. Пальцы ощущают мягкую постель, настолько забытую мной за годы скитаний. Тревожит невозможность сфокусироваться на предметах, но я чётко понимаю, что в комнате больше нет людей. А что в ней есть? Стены неоднородные, разноцветные, видимо, в узорах, которые я не в состоянии разобрать. Свет не бьёт в глаза, значит, окно завешано светлыми шторами. Какие-то предметы, напоминающие стол и стул, или комод, или трюмо. Чуть лучше видны прикроватные тумбы с обоих боков. Я хочу высунуть руку из-под лёгкого одеяла, чтобы ощутить их деревянную текстуру, но чувствую только, как иголки впиваются в мышцы. Расслабляюсь, чтобы немного прийти в себя и снова проваливаюсь в сон. На этот раз сон оказался на удивление крепким и спокойным. Больше не было всепоглощающего опустошения и тревоги. Когда я снова открыла глаза, комната была всё так же была наполнена светом, который пробивается сквозь шторы. Почему они постоянно закрыты и не логичнее было бы повесить тёмные? Но это меня волновало ровно мгновение, после чего я заметила новое изменение в пространстве — красный силуэт. — Добро пожаловать на Землю, — сказал уже хорошо знакомый голос. Все мышцы до сих пор спазмированы, но я постаралась выдавить пару слов: — Мариус… Всё размыто. Мне вернулась способность двигать руками, но каждое движение отдавало колющей болью. Я протёрла глаза и сомкнула руки над головой. Мариус подошёл ближе и склонился надо мной. — Можешь встать? Он подал мне руку, однако я понимала, что ответ отрицательный. Кажется, мне понадобятся 10 лет, чтобы прийти в себя. Внезапно я заметила, что осталась в комнате одна. Мариус пропал бесследно, так, что я усомнилась в том, не была ли это фантазия. Ничего не осталось, кроме как ждать — сейчас это единственное доступное мне действие. Дверь резко распахнулась, теперь это точно реальность. В комнату вошли два силуэта. Один из них я не перепутаю ни с кем, что навевало спокойствие. Они некоторое время суетились у моей кровати, после чего второй неизвестный силуэт оставил нас снова наедине. — Боюсь представить, сколько приёмов пищи ты пропустила за эти три дня, — Мариус усмехнулся. Он сделал правильные выводы из нашей первой встречи. Не знаю, уместно ли сейчас было об этом шутить. После этого Мариус не оставил меня, а продолжил помогать: двигал подушки, подавал и забирал тарелки и приборы. Как и ранее, вампир не разделял со мной приёмы пищи, и мне оставалось только догадываться, как именно он утоляет голод. — Пифон мёртв? — Вопрос, ради которого я вообще открыла глаза. — Да. И ты здорово меня этим напугала, — ответил Мариус. — Стоило оставить, как было? Если у меня перед смертью останется последняя крупица энергии, я определённо потрачу её на иронию. — Вампиры так не делают. Убиваешь человека — умираешь сам, — он осторожно добавил. — Так вы совсем не плохие существа. Мариус коротко рассказал о том, что произошло после моего ухода к Морфею. Сейчас мы находимся на неком острове, где-то далеко в Эгейском море. Здесь мягкий климат и потрясающая природа, облагороженная слугами Мариуса. Скалы на северном берегу защищают плодовые сады от порывов холодного ветра, а также дают возможность видеть издалека любой корабль, пытающийся нарушить покой острова. Ещё на них открывается удивительный вид с воды, но для того, чтобы им насладиться в полной мере, нужно заплыть достаточно далеко. Как выяснилось, с этим у вампиров тоже не возникает проблем. Я задалась вопросом, для чего строить дом в самом недоступном месте Европы. Неужели за столько лет уединение не осточертело? Мариус не дал внятного ответа, какие секреты хранит этот остров. Думаю, для вампира, который не ограничен в перемещениях, не имеет особого значения расстояние до цивилизации. Демон, с которым мы имели дело на кладбище, покинул тело Кристофа. Сейчас я понимаю, что Кристофа было в нём невозможно узнать. О том, что это существо когда-то имело человеческое обличие, напоминали только куски свисающей кожи. Что произошло с ним дальше, уже не наше дело. Остаётся надеяться, что он отправился в худший мир, если такой вообще существует. Я хочу искренне поверить, что мы оставим эту проблему в прошлом и будем тщательно следить за запретом воскрешений. После обеда мы ещё немного мило побеседовали, и я попросила оставить меня наедине. Только сейчас обратила внимание, насколько же это уютная постель. Не вспомню, когда испытывала такие чувства в последний раз: чувство дома, чувство безопасности, чувство защищённости. Внезапно невозможность ясно видеть и активно двигаться подарила мне свободу. Я никуда не бегу и ничего не добываю. Никому из нас больше не придётся это делать — дом найден. Найденное поместье вместе с кладбищем хранит невероятную энергию, которую только предстоит познать. Знакомое чувство тьмы преследует на каждом шагу, стоит научиться им управлять, а не бояться. Ведь мы сами с некоторых пор состоим из тьмы. В этих мыслях я погрузилась в послеобеденную дрёму. Это был знакомый сон: зелёный луг, мраморные плиты, но что-то изменилось. Теперь их освещает яркое солнце, сквозь зелёный ковёр пробиваются первые цветы. Я смотрю на это из окна и наслаждаюсь — это моё окно. Я кладу руку на деревянную раму и чувствую, как тепло окутывает ладонь — это моё тепло.***
Спустя несколько дней я, крепко держась за сильные руки Мариуса, впервые ступила за порог. Я ожидала услышать шелест травы под ногами, но территория была вымощена брусчаткой и разделялась ею на несколько тропинок. Одна из них вела в сад, другая — в дом слуг, третья огибала дом вокруг. Для меня преодолённое расстояние было уже серьёзным достижением, учитывая, что зрение до сих пор не радовало, хотя несомненно начало улучшаться. Мариус не сдавался и настойчиво хотел показать мне все места, которые красочно описывал в нашем диалоге. Шаг за шагом, рядом друг с другом мы шли в сторону сада. Его отличительной особенностью являются белые мраморные скульптуры древних римских богов: Геркулес, Марс, Флора, Амур… Я не могла визуально оценить каждый изгиб мужских мускулов и женских фигур, зато мир прикосновений открылся с новой стороны. — Ты привёл меня сюда, чтобы я по-настоящему пожалела, что не могу всё рассмотреть, — в шутку сказала я. — Вижу, я смог разжечь желание скорее восстановиться, — Мариус ответил так же весело, — значит, всё было не зря. На секунду меня заставила загрустить мысль, что скоро эти дни кончатся. — И что потом? — спросила я в надежде на ещё одно приглашение. Вампир заглянул в мои глаза, скорее всего расфокусированные и напряжённые. — Тебе решать, — спокойно ответил он, — но я всегда рад видеть в своих владениях особенных гостей. Мариус оценил мою идею остаться в том загадочном доме, хотя поначалу был удивлён. Мне всё-таки было неловко и непривычно принимать помощь, особенно после такого приёма. Всё изменилось с того момента, как выяснилось, что свободно гуляющий демон стал результатом нашей ошибки. В таком случае Мариуса можно только поблагодарить за понимание, в аналогичной ситуации я бы не стала разбираться с тем, кто угрожает безопасности ковена. Я попросила уведомить моих девочек письмом о встрече в сердце Европы — Цюрихе, через месяц. Оттуда мы должны были отправиться прямиком в Шотландию и начать новую жизнь. После небольшой вечеринки, естественно. День ото дня узоры на стенах становились разборчивее — это были люди, огромное количество разнообразных человеческих лиц и фигур. Мариус объяснил, что большинство из них он встречал однажды. Собственно, он же и был единоличным автором росписей. Сотни лет вампир потратил на то, чтобы превратить своё поместье в самую большую в мире, его собственную, картинную галерею. Стоит отметить, что слугам приходится тщательно следить за красками, чтобы они не потускнели. Вероятно, я даже переборщила с выражением восхищения талантом и трудом Мариуса: он заверил меня, что подтянет мой навык рисования, как только я начну отличать квадрат от круга с расстояния хотя бы нескольких метров. Кстати, своё обещание насчёт итальянского языка он сдержал. Очень быстро я запомнила названия всех предметов быта, находящихся в доме, основных действий и всего, что просто меня интересовало. Хотя в некоторых моментах стоило быть внимательнее. Например, однажды я хотела сказать Мариусу, что будет лучше, если платье обрезать — его длина оказалась для меня некомфортной — стандартная процедура. Вместо «voglio tagliare il vestito» у меня вышло «voglio togliermi il vestito», дословно «я хочу снять это платье». Говоря об одежде самого Мариуса, под несменным бархатными пальто обычно скрываются крайне элегантные наряды. Наверное, он олицетворяет собой шик Италии всех времён. Разнообразные тёмные пиджаки, вручную расшитые неповторимыми узорами, скрывают такие же красивые белые рубашки. Если Мариус расслаблен и не собирается покидать дом, то его можно встретить в одной рубашке с расстёгнутыми верхними пуговицами. Так он выглядит, когда мы прогуливаемся к скалам и смотрим на них снизу вверх, делает вид, что для него этот мир такой же большой и неизведанный, как для меня. По своей сути Мариус — учитель: неподдельный интерес вызывает каждый мой глупый вопрос, на который у него всегда находится научно обоснованный, логичный ответ. Многое вампир может объяснить с точки зрения своего опыта, хотя он же и становится причиной излишней самоуверенности. В очередной солнечный тёплый день мы сидели на поляне, и я наблюдала за его ловкими взмахами кистью, как из акварельных клякс на холсте появлялся пейзаж, точь-в-точь как мы видели перед глазами. Темы композиции и светотени как обычно сменились разговором о жизни, на этот раз очень глубоком. — Помнишь, как… — начал Мариус, — Пифон начал говорить о твоей семье. В этот момент он не смотрел на меня, как будто давая возможность проигнорировать вопрос, что я и собиралась сделать, но всё же продолжил: — Он ведь знает, что больше всего волнует каждого из нас. — Знал. Уже не знает. Прошедшее время, — ответила я. — Я просто хочу сказать, — Мариус говорил медленно и осторожно, — скоро это всё перестанет иметь для тебя значение. Всего одно предложение вызвало во мне бурю обиды. Мариус совсем не понимает, через что мне приходится проходить. — Да, меня до сих пор тревожит, что за десятки лет я так и не узнала, как выглядят могилы моих родителей. Не принесла ни единого цветка. Это как минимум неуважение! Мариус чувствовал, что с каждым словом мой гнев растёт, но рискнул высказаться до конца: — Ты осуждаешь меня, но поверь: не стоит придавать такое значение своей религии. Я не жила ни дня в мире, где люди бы думали о чём-то больше, чем о церкви. Желания поддерживать далее этот разговор не было совершенно, поэтому я дала понять, что принимаю мнение вампира без боя. Мне не нужно ничего доказывать ни Мариусу, ни кому-либо ещё. Однако он был с этим совершенно не согласен и знал, как меня заинтересовать, предварительно окинув игривым взглядом: — Я ведь своими глазами видел зарождения христианства. Я теперь тоже пристально рассматривала его лицо, пытаясь считать эмоции. Как в карточной игре, когда у твоего противника остаётся 2 карты, и нужно понять, которая из них не пиковая дама. Но у Мариуса была всего одна карта, а у меня — выбор: вскрыть её или нет. — Расскажи мне.