Не гнётся

"The woods are lovely, dark and deep, But I have promises to keep, And miles to go before I sleep, And miles to go before I sleep" (Robert Lee Frost)

«Ну, – спросил Майтимо, – пойдёшь посмотреть, как с тобой прощаются?» Говорить не вслух и так, чтоб Куруфин расслышал, ему было явно тяжело – и так-то выглядел мрачным изображением себя, сам будто тёмный дух, а тут и вовсе ни кровинки в лице, одни глаза горят. «Ты пугаешь потомков Лютиэн, – ответил Куруфин, – ай-ай, как можно. Говори уж вслух, они и так смирились с тем, что мы не в себе». А кстати. Если влезть в мёртвое тело. Нет, уж наверное, ничего там не будет работать как надо, иначе все бы только и делали, что возвращались… И тогда, кстати, все будут знать, что он всё ещё здесь, каким-то образом. Нет, так не годится. Он представил себе, что собственное тело слушается его так же, как сейчас тело куницы – через раз, с запозданием, – как спотыкается вместо того, чтобы идти… Нет. Там уж нет огня. «Не пойду». О, он пошёл бы посмотреть на братьев – на тех, которые ушли – но Майтимо тоже ведь на них засмотрится. И Кано. И Амбаруссар. Лучшей возможности и не придумаешь, и именно поэтому… – Тебе её совсем не жалко? – Элуред, несмотря на просьбу помолчать, опять вступился за несчастную куницу; её, то есть их с Куруфином, кстати, трясло мелкой дрожью – и зачем только напомнил! – Жалко, – сказал Майтимо. – Ты сказал, она вас к нам привела, – подхватил Элурин, пытаясь выпутаться из плаща Кано, – ты потому её не любишь? – Не поэтому. – Ты не хотел нас найти? – Хотел. – Но почему тогда? Куруфин хотел рассмеяться, но куница не могла и только тявкнула. Это как в детстве: Майтимо, чем-то убитый, и младшие – никак не чувствуют момент, когда нужно бы перестать задавать вопросы. Мда, только поводы другие были раньше. – А эти нас не найдут? – Кто не найдёт? – Которым нельзя попадаться на глаза. Сами сказали! – Нет, – сказал Кано, потому что Майтимо молчал, и потому что Кано лучше всех умел быть его тенью – в хорошем смысле; умел делать и говорить то, что Майтимо понравилось бы, у Митрим только тем и занимался, – нет, никто не тронет вас. Чем плоха смерть, верней, чем плохо оставаться – ты отчётливо видишь, чего только что лишился; в чертогах сравнить не с чем, там все мёртвые. А здесь – о, Куруфин бы сейчас добавил, если бы имел голос, что-то вроде: – Если только дадите себе труд замолчать, – и смотрел бы, как вскидывается Кано, или как Майтимо молча пихает его свободной рукой – было бы кого пихать! – Если только, – сказал Кано, – мы дойдём прежде, чем вы нас окончательно собьёте с толку своими вопросами. – Мы мешаем слушать куницу? – У неё нос горячий! Вот ведь привязались. Зачем-то вспомнил лица их родителей – изумлённые и бесполезные, потому что месть ничего не исправила. Смерть ничего не исправила. Кто б мог подумать. Сам себя он нынче вспомнил только когда его тоже убили. – Да, – сказал Майтимо, – ей плохо. – Почему? – Может, успеем дойти раньше, чем она умрёт, – сказал Майтимо, и Куруфин аж поперхнулся. И после этого тут кто-то будет ещё о чём-то ему говорить! «Они сосредотачиваются на последнем, – напомнил на тот невозможный случай, если Майтимо сам позабыл, как это у детей, – не на родителях, не на нас, а на зверьке сейчас». «Я знаю, – ответил Майтимо, – может, замолчат». Они не замолчали. – Почему ты не дашь мне ей помочь? – Она тебя укусит. – Ну и пусть бы! К нему опять потянулась детская рука. «Только попробуй, – сказал Майтимо. – Не успеешь». «Что, убьёшь их, если что?» «Ты убьёшь, если вселишься». «Да они выдержат, – усомнился Куруфин, – куница выдержала». Следующее мгновение он встречал в снегу. Да сколько можно! – Зачем ты выбросил её? – раздалось откуда-то позади; кажется, Майтимо вложил в свой бросок немало сил, и всё-таки не размозжил его нынешнее жалкое прибежище ни о землю, ни об дерево. Просто швырнул подальше. Да какого?.. Он встал с трудом; куницу никто никогда не брал за шкирку, никто не решал, что делать с её телом, и кроме того – она была голодная. Он выпросит у братьев молока, а уж потом сбежит. Пьют ли куницы молоко? Ну, крови точно не дадут. – Зачем ты её выбросил? – Ты хочешь, чтоб мы умерли? – Пусти меня! – Нас! Что это Майтимо устроил? Ладно швырять вещи, но всё-таки зверями никогда он… – Нет, – сказал Майтимо, – вы не умрёте. – Почему это? Дети вошли в обычный детский ночной виток упрямства, они бы так и так в него вошли, он всё это помнил отлично; даже без леса бы вошли и без куниц. Майтимо двинулся прочь, закинув одного ребёнка на плечо, а Кано ещё смотрел ему, Курво, вслед – в сторону той ямки в снегу, где он сейчас лежал – и только тут до Курво дошло. «Там было «бы»! – заорал мысленно, а кунье тело еле-еле шевельнулось. – Выдержали бы! Я говорил теоретически, а не планировал! Там сослагательное! Слышишь, дурак несчастный мнительный, вернись за мной!» Вот почему Майтимо его не убил – не выпустил наружу, а просто отдалил, как только смог. Ну, мог бы зашвырнуть и на сосну. Проклятая частица, вот от кого беды. «Ты меня слышишь или нет?» «Теоретически?» «Да не полезу я в них, Майтимо, оставь уже! Я обещал кунице молока, а искажённым детям кто его даст?» Почему-то это его убедило: Майтимо застыл, развернулся и, всё так же прижимая мальчишку к себе, двинулся за Куруфином. – Ты безумный, – сказал мальчишка грустно. Шаги Майтимо для него сейчас были как волны: вверх-вниз, вверх-вниз. Длинные такие волны. – Нет, – сказал Майтимо, – это было бы слишком просто. – Почему просто? – Потому что безумие освобождает от вины, – откликнулся Кано устало, – а вам не рано ещё знать такие вещи? – Иди сюда, – зазвенел над ухом кто-то из детей, Куруфин не видел, кто, – иди сюда, не бойся, я тебя не трону. «Только попробуй». «Ты другие слова помнишь? И кусаться ты мне не можешь запретить». «Всю жизнь мечтал». – Тихо, не бойся, не кусайся, я осторожно, – хуже всего, что от его прикосновений, был это первый или второй, и впрямь становилось легче. А если ты его укусишь, – подумал, уже изготовившись, – если укусишь, то крови опять захочется. Ещё сильнее. Его и так тянет к бледному огню. – Я сам тебя понесу. – Нет, – сказал Майтимо, – отдай мне. – Я понесу за пазухой. – А Эльвинг уже дома? Кто ещё такая Эльвинг. Майтимо подхватил ребёнка на руки с куницей вместе. «Тебя жечь или обойдёшься?» «Обойдусь», – Куруфин тяжело дышал, и сердце у куницы колотилось. Ладно, ладно, он принимает помощь потому лишь, что это всё необходимость, потому, что без него никто никуда так и не дойдёт, и потому, что он – мёртв, а эти дети – живы, и значит – должны ему. И всё-таки он опять клацнул зубами рядом с тёплыми пальцами. Почему тёплыми-то, кто сидел в снегу? «Они горячие, как…» «А ты думаешь, я не чувствую?» – А Эльвинг, – спросил Кано, – это ваша… – Это наша сестра, и её отослали раньше, чем эти ворвались… – Чем вы ворвались! – Чем мы ворвались, – повторил Кано рассеянно. Блеск, ещё и сестра. Курво зажмурился в поисках ещё одного бледного огня, но тут же закружилась голова. Сперва довести этих, а уж потом вертеть карту волчком. – А ты, – спросил Кано, – видел Тьму? Перед тем, как… – Неа, – сказал, кажется, Элуред, – мы просто спали. Куруфин остановился бы как вкопанный, если б его не прижимал к груди ребёнок. Ладно же, ладно, можно не кусать, но хоть лапой с когтями упереться. Тьмы-то ведь не было. Тьма была сейчас, и тьма его ждала, и он был частью её, может быть – но тогда, когда он умирал, Тьма не пришла за ним! Был только зов и больше ничего. Он что, выполнил клятву? Быть того не может, вот же она – велит отомстить детям Диора и детям их детей, велит искать камень дальше – сколько хватит сил, и этим он и должен был заняться, а не бродить тут по лесам с некоторыми не в меру жалостливыми… – клятва осталась с ним. Он оцарапал ребёнка так, что тот вскрикнул, и перебрался на плечо на сей раз к Кано. – Я говорил, что она злая, – сказал Майтимо, но черпанул на ходу снега и царапину промыл. – Долго нам ещё? «Не очень, если нас не собьют с толку. Знаешь что? Тьмы не было». – Что ты говоришь? «Я говорю – был зов, обычный зов, который все слышат, а никакой Тьмы я и близко не почувствовал». – Так быть не может. «Чего ради я стану тебе врать?» – Вот поэтому, – сказал Кано, который наверняка всё себе домыслил, – вот поэтому я и спрашиваю. Что-то тут не так. – Лучше бы отнесли к сестре, – сказал Элуред. – Сто лет уже идём, и говорите тут ещё сами с собой... «Я посмотрю потом, – сказал Куруфин Майтимо, – где там у них сестра. Ну так, из интереса. Только вот вас доведу и из куницы выпутаюсь». «А ты умеешь уже покидать тела?» «Я пока, знаешь ли, всего раз пробовал».