Место, где царит покой

Инеж была бесстрашной, сильной, гибкой. Танте Хелен когда-то называла её Маленькая рысь. Инеж была бесшумной и легко растворялась в толпе и темноте, поэтому Каз Бреккер дал ей имя Призрак. Она была капитаном корабля, боролась с работорговцами и бороздила Истиноморе и в штиль и в шторм. Ей не раз приходилось сталкиваться со смертью и даже быть ею для кого-то. Несколько лет её жизни после Зверинца она боялась прикосновений мужчин, но и этот страх сумела побороть в объятиях любимого мужчины. Сулийке казалось, что теперь ничего в своей жизни бояться не станет. Пока не узнала, что ждет ребёнка. В тот момент она поняла, что столкнулась со страхом иного рода. Она боялась за любимого, за друзей, но то, что она чувствовала, нося под сердцем своё дитя – было иное. Это невероятная ответственность, страх подвести того, кто рос внутри и полностью зависел от неё. Инеж испугалась реакции Каза, поскольку не знала, как понимать его исчезновение после того, как она сообщила ему о своей беременности. Для обоих это был шок. Они не планировали и не ждали. Но Каз спустя сутки отошел, выпустил пар в своем стиле и вернулся к ней на чердак в Клепку. Тогда она перестала бояться, что не справится, потому что знала, что они, как и всегда, найдут выход. Вместе. Сулийка на протяжении беременности не позволяла себе истерик, капризов. Она оставила борьбу с работорговлей и вернулась к прежней работе, до тех пор, пока могла её выполнять без вреда для себя и ребенка. Каз снисходительно относился к её токсикозу и некой рассеянности, которая начала появляться на втором триместре. Он вел себя, как и всегда, как будто она не ждала его ребенка, а просто была немного больна. Это ранило. Инеж понимала, что им нужно поговорить, обсудить то, где будет расти ребенок, кто будет с ней в родах, но она не знала, как начать. Каза же, казалось, это ни капли не волновало. Игра в молчанку продолжалась ровно до тех пор, пока Бреккер не сообщил ей, что уплывает на её корабле в Равку: принц-консорт предложил ему крайне выгодное дело, от которого глупо было отказываться. Инеж отплыть с ним не могла: подходил к концу шестой месяц. Тогда-то она и не выдержала, взорвалась. Ею управлял страх. Каз такой её реакции явно не ожидал. Его предупреждали о токсикозе, перепадах настроения и о странных вкусовых предпочтениях у беременных. Однако вплоть до сегодняшнего вечера Инеж была такой же, как и всегда: спокойной, сдержанной, внимательной и нежной. Он помнил, как её беспокоил токсикоз в первые месяцы, но даже в тот период она не срывалась, разве что была немного раздражительной. Такая реакция супруги шокировала его, зато подсказала, что её что-то гложет. - Ты боишься. - Я не боюсь. - Это был не вопрос, - он медленно подошел к ней, будучи готовым в любой момент защищаться, потому что не знал, чего ждать от Инеж. - Я не боюсь. Чего мне бояться? – она не кричала, но её голос дрожал, а на лице читалась ничем не прикрытая злость. - Остаться одной? – Каз говорил тихо, медленно, внимательно изучая реакцию девушки. – Своей уязвимости? Материнства? Родов? «Попал. Роды». Всего лишь на мгновение карие глаза Инеж расширились, когда он произнес последнее слово. Всего лишь мгновение помогло ему понять суть проблемы и начать искать способ её решения. - Инеж, ты боишься родов, - он взял её за руки. - Это нормально, - он не знал, врет он ей сейчас или нет. Он никогда не интересовался этим вопросом, потому что считал, что тут ничем помочь не сможет. Однако сейчас он очень хотел успокоить девушку. Сулийка же просто уткнулась в его грудь и разревелась как девочка. Каз ничего не говорил, он не знал, как себя вести, она не позволяла себе такого в его присутствии до этого момента. Он видел её слезы и ранее, но никогда не был ей подушкой. Каз просто приобнял её, потому что ничего иного его мозг придумать не смог. Оставить её одну он уже не имел права, он не мог позволить себе надеть броню. Иначе мог её потерять. Когда она уже успокоилась и сидела на своем любимом подоконнике и смотрела на ночное небо, он начал разговор: - Ты же понимаешь, что когда все начнется, я не буду держать тебя за руку, - Инеж посмотрела на него и едва заметно кивнула. Она молчала. Внутри она это и так знала. - Если ты не доверяешь целительнице, которую я нашел, то слушаю твои пожелания, - он смотрел на нее в упор, но её взгляд уже не был обращен на него. Она смотрела на свой живот и гладила его рукой. Каз множество раз наблюдал за этим процессом, делая вид, что работает, чтобы Инеж это не заметила. Инеж всё замечала, всегда. Как бы не был хорош Каз, она все же ощущала его взгляд на себе. Она знала, что он следит за плавными движениями её рук, когда она гладит живот, сидя в кресле или лежа в постели, хотя он делал вид, что очень заинтересован очередным отчетом Пима по Пятой гавани. Так было и сейчас. Они как будто забыли, о чем говорили, и что следовало сказать. - Потрогаешь? - Нет, это излишне. - Он толкается. Разве не интересно? – она склонила голову набок, устремив взгляд на супруга. Он ни разу еще не трогал её живот, с тех пор как ребенок впервые проявил активность. Каз даже перестал требовать супружеской близости, как будто его что-то коробило. - Едва. - Я не хочу, чтобы роды принимала неопытная девушка, к тому же тобою запуганная, - Инеж больше не смотрела на супруга. – Я хочу Ханну. Каз шумно выдохнул, будто ему выбили весь воздух одним ударом под дых. - Ты забыла, что она сейчас немного занята? - Я помню, что она правит Фьердой, - девушка перешла почти на шепот, который был похож отдаленно на шипение. – И раз ты принял предложение Ланцова и собираешься уплыть на неопределенный срок, то я рожать буду либо здесь в компании Ханны и Нины, поскольку им я доверяю, - она сделала глубокий вдох. - Либо я завтра же отплываю во Фьерду и буду рожать там, - выдох. - Но имей в виду, если я сяду на корабль, то в Кеттердам не вернусь, - она смотрела ему прямо в глаза, - и ты можешь не пытаться меня искать. Потому что, как я вижу, ребенок и я тебя не интересуем. Ты даже о поле не поинтересовался. Ты в принципе ни о чем не интересовался последние месяцы, - она спрыгнула с подоконника, взяла плащ и ушла, оставив Каза одного. «Терпеть не могу такое». Инеж больше не рисковала ходить по крышам, потому что держать равновесие на скользкой черепице с её растущим животом становилось все труднее, а пинки делу не помогали. Она выскочила из Клепки практически незаметно, её радовало то, что ей пока что удавалось сохранять свою беременность в тайне. Живот уже был заметен, но под достаточно свободными одеждами его ещё удавалось прятать от любопытных глаз. Ребенок очень активно толкался, ему, видимо, не понравился разговор родителей, и он чувствовал, как его мать колотит. Нервы сдали. Инеж себя почти все время сдерживала: ей хотелось то смеяться, то плакать, её бесил Каз своим безразличием. Всё его участие свелось к тому, что он нашел молодую девушку-гриш, обладающую целительскими способностями. Она, конечно, погорячилась, назвав девушку неопытной. Целительница она была хорошая и все роды, что она принимала, проходили успешно. Каз просто на неё сильно надавил, чтобы та молчала о том, кем была Инеж и её ребенок. Призрак чувствовала, что девушке неуютно и тяжело с ней. Бреккера боялись многие и все знали, что с ними будет, если с его королевой что-то произойдет. Сулийка пыталась расположить девушку к себе, но все попытки были тщетны. Целительница только сильнее напрягалась в её присутствии и начала совершать ошибки: то отвары перепутала, то с полом ребенка не могла определиться. Это раздражало шпионку, но Казу она ничего не говорила, иначе бедная гриш точно была бы найдена мертвой в канале следующим утром. Она шла в особняк Ван Эка. Разумеется, зимой посреди ночи, уходить из Клепки было глупо и опасно – об этом она не подумала. Она скрывала свое лицо капюшоном, защищаясь так от холодного ветра, и шла как можно быстрее, чтобы поскорее добраться до теплого дома друзей. На улице было не так много туристов, чем в более теплую пору, но Призрак знала, что для ночного Кеттердама – его клубов и борделей – это не было помехой. Из бара, мимо которого проходила девушка, вывалилась компания молодых ребят. Инеж хотела проскочить их в тени соседнего здания, но один из них упал посреди улицы и заметил её. - Оо, парни, тут девушка, - потянул изрядно выпивший темнокожий молодой человек. - Погоди, милая. Мы составим компанию, - преградил ей путь другой. Она заметила блеснувшую в тусклом свете вывески рукоятку револьвера под его пальто. «Чёрт». В Кеттердаме нельзя пройти мимо таких людей – догонят. Нельзя поворачиваться спиной – получишь пулю в спину или нож к горлу. Сейчас Инеж сожалела только о том, что она оказалась не в выгодном положении: окружена, в меньшинстве, сзади стена и не может рисковать из-за ребенка. «Каз сначала убьет их, а потом и меня». Она достала под плащом ножи, держа их наготове. - Я спешу, пропустите. - Милая, ночь на дворе. Мы проводим тебя до постельки, - парень, который преградил ей путь, откинул свой плащ, показывая револьвер, что она заметила раньше. За ней оставался элемент неожиданности. Она внимательно осмотрела каждого из компании, оценила возможности и приготовилась действовать. - Мой вам совет, лучше пропустите. - Иначе что? – спросил тот, что стоял позади. «Придется вас покалечить». Резко, пользуясь своим единственным преимуществом, она ударила парня с револьвером в плечо ножом, второй метнула в того, который её заметил и был ближе всего к напарнику. Раздался выстрел. Сердце Инеж ёкнуло. У третьего был пистолет, он направил его на неё. Мужчина замер, как будто его парализовало. Девушка тоже стояла как вкопанная, её пронзил ужас. Она испугалась за ребенка, который съежился в утробе. Парень замертво упал. За ним стоял Каз с пистолетом в руках. Он стрелял в спину и попал прямо в сердце. Выстрел должен привлечь внимание и точно спровоцирует лишние разборки. Им ничего не оставалось, как быстро прикончить остальных и уйти незамеченными. Но Инеж медлила, она явно была сейчас не в форме и не походила на самую опасную женщину Кеттердама. - Урод, ты убил моего брата, - выплюнул темнокожий парень, судьба которого была сегодня валяться в ногах Инеж. Её нож попал в легкое, поэтому он с трудом дышал. «Нечего целиться в мою жену». Каз острым концом трости надавил ему в области раны, рывком достал нож Инеж – оставлять улик и свидетелей он не собирался – и перерезал ему горло. От этой картины Инеж стало мутить, но она собралась, стараясь прийти в чувство, и автоматом метнула нож в того, кто усердно преграждал ей дорогу. Парень пытался скрыться, увидев, что стало с его друзьями, но ножи Инеж всегда достигают своих целей. Не успела девушка что-либо сообразить, как поняла, что муж грубо взял её руку и уже вел дальше по улице, вынимая ножи по дороге с еще теплого трупа. Девушке казалось, что прошли минуты с момента выстрела и до того момента как они завернули в ближайший темный переулок. Она лишь позже поняла, что прошла всего несколько секунд, с тех пор как Каз скрыл их от глаз зевак, которые вылезли на улицу посмотреть, что случилось, и кто стрелял. Он тянул её за собой под локоть дальше, пока они не ушли достаточно далеко и без хвоста от места преступления. На улице никого не было, пошел снег. Парень осмотрелся и только потом отпустил руку девушки, разворачивая её к себе лицом: - Что это за выходки? – в его глазах она видела ярость, и только поджатые губы говорили о том, что он едва сдерживается, чтобы не наорать на неё. Она ничего не отвечала. Будто язык проглотила. Она испугалась Каза, за все годы работы и жизни с ним, он ни разу не смотрел на неё так. Инеж не знала, чего ей ждать. «Он не тронет нас. Он не посмеет». Каз, будто бы прочитав её мысли, ухмыльнулся. - Кажется, мой Призрак забыла, что её муж – Грязные Руки, - он наклонился к ней поближе и совсем тихо прошептал. – Я убью любого, кто просто подумает о том, чтобы навредить вам. Взгляды двух пар карих глаз встретились. Один источал уверенность и силу, другой – признание и покорность. - Спасибо. Он снял пальто и накинул на неё. Девушку била дрожь. Каз даже ломать голову не хотел из-за чего: то ли это очередная волна её беременных перепадов настроения, то ли из-за того, что она перепугалась за ребенка – а, может, все сразу. Он сегодня устал уже, работы было немерено, а истерика Инеж в планы не входила, так и ещё кучу времени заняла. Они вернулись в Клепку. Оба молчали. Каз ждал от неё извинений или хотя бы объяснений. Но Инеж продолжала молчать и все дальше держала себя за живот. - Иди спать, - указал он ей в сторону спальни, снимая перчатки. Он догадывался, что ничего от неё не добьётся. Внутри кипели злость и ярость. Он ненавидел её ультиматумы, а это уже второй за время их знакомства. «Либо делаем по-твоему, либо ты уходишь. Хитро придумано, Инеж». Но всё в нем кипело не только поэтому, а ещё потому, что она так безрассудно себя повела. Инеж подставила под угрозу не только себя, но и их ребёнка. Каз был готов закрыть глаза на её истерику. Он был готов найти способ уговорить Нину и Ханну приехать в Кеттердам и быть с ней, пока его не будет. Да, чёрт, если потребовалось, он готов потакать всем её капризам, если бы это гарантировало им покой. Каз видел, какой неуклюжей она становилась. Он не знал, из-за чего это все? Может из-за того, что она прибавила в весе или из-за гормональной перестройки, но она не была в состоянии лазить по крышам, собирать информацию и за себя постоять, поэтому и была нагружена исключительно бумажной работой, которая не требовала никаких особых навыков. Он нашел ей гриша-целительницу, у которой все роды проходили успешно, и когда она отказалась вести беременность и принимать роды, узнав от своей разведки, кто они, пришлось взять её шантажом. Но, похоже, от этого, лучше не стало, раз Инеж не хочет её видеть. В этот раз он перестарался. Инеж словно настоящий призрак ходила по чердаку. Она не обронила ни слова, но переоделась и вернулась к нему, уселась в кресло напротив его стола и сидела задумчивая. Каз не давил на супругу, он занимался текущей работой, иногда поднимая взгляд на неё. - Извини меня, я поступила безрассудно, - тихо начала девушка. Их глаза встретились. «Наконец-то». Повисла гнетущая тишина. Она не знала, что ещё сказать, как продолжить. Сулийка не отрицала вину, она поступила глупо. Но Инеж следовало извиниться не только за это. И она плохо представляла как. - Инеж, я найду способ убедить Нину и Ханну быть с тобой в родах, если для тебя это важно, - начал Каз. Она кивнула. - Я не должна была срываться и так себя вести сегодня. Не знаю, что нашло, - она гладила живот и не смотрела на него. Каждое слово она выдавливала из себя. «Гордая». - Просто иногда мне хочется истерично смеяться или реветь в голос. Я не знаю, что происходит, но стараюсь сдерживаться, - она замялась. – Каз, честно, я сдерживала все это вплоть до сегодняшнего, - Инеж замолчала на несколько секунд, подняла на него взгляд и продолжила. – Каз, я хочу нормальную беременность. Я хочу выбирать колыбельку малышу, обустраивать детскую. Мне важно, чтобы ребенок не рос тут, посреди банды. Я хочу для него отдельный дом, подальше от этого мира и опасности. Мне важно, чтобы его отец участвовал в воспитании, чтобы он даже на этом этапе интересовался и беспокоился о нём. «Вот оно что. Я не интересуюсь и не беспокоюсь». Каз ничего не говорил, только шумно выдохнул. - И к тому же мне вторую неделю хочется голубики, - она отвернула от него лицо и теперь смотрела на стену, где висела давно украденная ими из дома отца Уайлена картина Де Капеля. Каз издал звук похожий на смех. «Оказывается всё дело в голубике». - Голубика? В январе? - Издеваешься? - Нет, - он не мог сдерживать ухмылку. - Из всего, что я сказала, ты услышал только про голубику? – голос Инеж дрожал. Каз знал, что ей до сих пор сложно говорить с ним о том, чего она хочет или хотела бы. Им обоим это сложно. Они долго боролись со своими демонами и достигли существенных успехов, но все равно были такие моменты, над которыми им ещё предстояло работать в их отношениях. - Я услышал всё. И даже то, что ты сказала до своей ночной прогулки. Инеж внимательно смотрела на него, её руки покоились на животе. Каз выждал паузу и продолжил, как будто перечислял факты: - Целительницу заменим. У нас будет мальчик. Она отчитывается мне после каждого посещения. Да, я с купчиком и Стрелком отплыву в Равку на твоем корабле. Тебе я уже подобрал охрану. Будет тебе Нина и Ханна. А насчет дома, колыбелек и детской, - он сделал паузу, наблюдая, как меняется лицо Инеж. Она улыбалась, хотя в улыбке была грусть. Вероятно, не будь она под властью эмоций, что пыталась сдерживать, ей удалось бы многое понять без слов. Но она потеряла свою способность наблюдать за ним, поддавшись своей женской эмоциональной природе, подставляя себя и ребенка, так еще и испортив вечер и часть ночи обоим. – Сокровище моего сердца, знаешь, ты мне сюрприз испортила. Там ещё лак сохнет, - на его лице появилась казовская самодовольная ухмылка. «Сюрприз? Лак сохнет? Каз!» Однако было в её женской природе и то, что в тот момент понравилось обоим – Инеж бросилась к Казу, как девочка, с объятиями. - Спасибо! – она светилась от счастья. В тот момент он был уверен, что сделает всё, лишь бы вновь испытать нечто подобное. - Иди спать. - Только вместе, - она стояла возле его рабочего стола и всем видом давала понять, что возражений не потерпит, даже от Босса Бочки. Каз окинул взглядом рабочий стол, осознавая, что впереди его ждут напряжённые дни. - Я тебе могу помочь, - уловив взгляд супруга, тихо произнесла девушка, лишь глазами указывая на бумаги на столе. Он больше не сопротивлялся, просто последовал за ней. С другой стороны он был доволен: теперь Каз знал, чего хотела Инеж и ему не составит большого труда удовлетворить её желания. Так они преодолели первую преграду в новом этапе их отношений. Оставался только один момент. «Где найти голубику?» Он ждал, когда Инеж наконец-то уляжется на свой левый бок и подложил ей все подушки так, чтобы ночью она не поменяла позу. Как недавно выяснилось, беременным следует спать исключительно на левом боку. Ему же оставалось пристроиться только позади девушки, даже не смотря на больную ногу. Чему она, да и он сам не обрадовались. Он легко обнимал её под грудью, когда она накрыла своей рукой его и отвела к животу. Каз почувствовал толчок и отдернул руку. Ему было страшно, он мог касаться Инеж, выдерживать короткие прикосновения других и рукопожатия, но он не представлял, как отреагирует на своего ребенка. Как прикоснется к нему. Как возьмет на руки. - Каз, он внутри. Это моё тело. Просто погладь живот, в этом нет ничего страшного, - Инеж не оборачивалась к нему, лежала практически неподвижно, но ждала его действий. Это было страшно. Больший ужас он испытывал лишь тогда, когда не мог прикоснуться даже к Инеж, без страха ощутить хладность трупа брата. Однако ради неё, ради их будущего он знал, что справится и с этим страхом. Медленно, едва касаясь тела девушки, он водил рукой по её округлившемуся животу. Каз чувствовал, как замерла Инеж, как дышит медленно, будто боится спугнуть его. Казалось, что ребенок замер вместе с матерью или же ждал подходящего момента, чтобы пнуть отца за недостаток внимания. Сначала движения были неуверенными. Ему казалось, что они вернулись с Инеж в их восемнадцать лет, когда им стало мало просто держаться за руки и хотелось большего. Он повторял про себя её последние слова. Ему нравилось её тело. Любым. Ему нравилась Инеж и всё, что она делала, а, значит, он не должен был страшиться и того, кто рос внутри неё. Он наполовину она, а наполовину он. Каз прижался сильнее к девушке. Он вдыхал её аромат, а рука покоилась на животе, который вновь изнутри решил атаковать маленький человечек, но не долго. Кажется, он не хотел излишне беспокоить маму или просто устал сам. Чтобы там ни было, Каз больше не хотел отдергивать руку, он не боялся прикасаться к животу. Ему следовало сразу дать себе правильную установку и не позволять страху и сомнениям поселиться в душе. - Больше не страшно? - Не страшно. *** Утро было снежным и пасмурным. Всю ночь белые хлопья покрывали серые и грязные улицы Кеттердама снежным покрывалом. Инеж проснулась поздно. Каза на чердаке не было. На прикроватной тумбочке стояла чашка с голубикой. «Он её нашел». Девушка удобней уселась на кровати, смакуя ягоды. Она знала, что они со всем справятся. Вместе.