Вдали от посторонних глаз

      «Значит, тихонько трахни её без скандалов?»— пронеслось со злостью у Томаса в голове, пока ночное такси везло его с Бобби по городу. Крис словно в воду глядел, да видимо, в зеркальном отображении. Натали оказалась еще сложнее, чем он думал, чем даже мог представлять. Это она его трахнула и выпроводила за дверь, как… Как использованную вещь, выставила на крыльцо. Авось, кто-нибудь да подберёт…       Негодование внутри закипало, словно паровой котёл. Никто не имел ни морального ни иного права поступать так с ним. В конце концов он пришёл к ней с открытым сердцем! Руки так и чесались позвонить ей прямо сейчас, разбудить, что-то сказать, чтобы услышать, уловить какой-то намёк на то, что он сам не прав, и у нее есть иное объяснение.       Поймав свое отражение с пассажирского сиденья в зеркало заднего вида, он понял, как глупо выглядит. Неужели кто-то наступил на твою гордость, не посчитался с тобой, старик? Словно тогда, в школе, когда твое мнение равняли с нулём. Том, повинуясь мгновенному порыву, несмотря на понимание, что это бессмысленно, набрал номер телефона Натали. Гудков не было. Голос оператора равнодушно сообщил, что абонент вне зоны доступа, ну и прочее, что говорит автоответчик, если телефон выключен. Внутри скопился комок из злости на себя, на Натали, на это чертово еле ползущее по городу такси…       За что она так? Почему она вот так легко выпроводила его? Неужели только он сам почувствовал еще пока зарождающуюся тонкую связь между ними? Том, тяжело вздохнув, расплатился по счетчику и медленно побрел к дому. Бобби, как всегда в приподнятом настроении, весело трусил рядом. Для него это было лишь ночное приключение.       Стоило ему войти в дом, как дверь кабинета громко щелкнула, словно захлопнувшаяся ловушка. Зави медленно, будто в кино, вышла ему навстречу. Бобби, воплощение добродушия, бросился ей в ноги, радостно махая хвостом. Девушка мягко погладила собаку, отстраняя его от себя в сторону, и вопросительно посмотрела на мужчину. — Чего так поздно? Репетиция разве не кончилась в полночь? — склонив голову к плечу, поинтересовалась она. Откровенно говоря, мысли Тома занимала сейчас только собственная обида на Натали, вместо того, чтобы придумать правдивый ответ для Зави. — Задержался немного… Я иду спать, — сообщил он, проходя мимо неё в спальню. Зави удивленно проводила его округлившимися глазами. — Не хочешь меня поцеловать? — поинтересовалась она, ступая за Томом следом. Что-то непонятное произошло, она это чувствовала всем своим существом. Что-то, что его сильно разозлило. Не её же поведение тому виной? Верно ведь? — Я хочу спать, — отрезал Том, стягивая с себя кофту, и бросая ее мимо кресла, куда по привычке складывал свои вещи, прежде чем лечь в постель. От такого откровенного хамства Зави застыла.       Том, её Том, Томас, Томми никогда не хамил. Он мог промолчать, улыбаясь. Выслушать. Отшутиться, в конце концов. Но хамить… Что-то определенно случилось на репетиции из-за чего он так задержался и был раздражен.       Часы показывали начало шестого утра. Еще немного и займется рассвет. Зави растерянно смотрела, как Том мгновенно уснул, смяв в охапку большую подушку.       В груди заворочался маленький нудный червячок сомнений. Где он пропадал до утра? Да еще и с Бобби. Нет, если с собакой, то точно с кем-то из общей кампании. Она, конечно, любила Бобби, но не так, как сам Том.       Том почему-то приписывал собаке какие-то излишне человеческие черты, постоянно переживая за животное, и таская его с собой почти везде. Он говорил о Бобби в превосходной степени, он много времени уделял обыкновенному выгулу. Черт возьми, он даже нашел для Бобби персонального парикмахера ( он называл его странным словом — груммер) и личного ветеринара, что просто неслыханно! И это с каждым разом всё больше и больше раздражало её. И вот сейчас после генеральной репетиции ни слова ей не говоря он где-то возможно, весело провёл свое время вместе с собакой… Зави понимала, что ревновать к животному глупо, но ничего не могла с собой поделать. Ей очень хотелось растолкать его, и задать так сильно волнующие её вопросы.       Глядя, как он мирно спит, обняв подушку своими крепкими, покрытыми мелкими родинками руками, Зави невольно вернулась мыслями в их общее прошлое. Ведь всё было так просто. Им обоим было легко друг с другом. Полное взаимопонимание, что так редко можно найти в семьях, где супруги оба актеры. Мысленно она запнулась о слово «семьях»… В её мечтах она видела себя в красивом подвенечном платье, идущей по арочному коридору из белых цветов. А в самом его конце её ждал Томас, как всегда великолепно выглядящий в классическом костюме-тройке… Но всё как-то не шло к этому. Сперва он был занят на съёмках, затем возникли семейные трудности, сталкеры буквально одолели его сестер и мать, потом проклятая пандемия и локдаун. Пришлось скрыть сам факт их отношений, лишь бы толпы фанаток не перестали ему поклоняться, превознося, как теперь сама Зави понимала, весьма посредственный талант актера одного плана.       С каждым днём она всё больше и больше ненавидела себя за то, что не настояла на их свадьбе ещё до того, как разразились множественные скандалы, до того, как он перестал искать постоянства. Но теперь Том ловко уходил от темы семьи, прячась за чрезмерно раздутой «ответственностью» и беспокойством за её личное пространство. Стоило ей начать этот разговор хоть издалека, как всё оборачивалось её слезами, его деланно-жалобным взглядом и утешительным сексом. Каждый раз. Постепенно она всё глубже тонула в этой дурацкой ситуации, чувствуя, что уже не может отступиться просто так.       Слишком много времени, сил и нервов она вложила в эти отношения. Пожалуй, даже больше, чем он.       Зави, глянув на него, закусила губу и беззвучно заплакала от жалости к себе. Чтоб тебя, Хиддлстон! Чтоб тебя…       Во сне он несколько раз пробормотал что-то невнятное, поворачиваясь на другой бок. Зави, быстро, боясь, что он вдруг проснется и увидит её снова плачущую, повернулась к нему спиной и закусила угол подушки, стараясь не проронить ни звука. Нет! Нет и еще раз нет! С утра она снова попытается поговорить с ним и поставить точки над «Ё».       Сотрясаясь от рыданий, она мысленно крутила в голове ситуации, при которых он бы наконец проявил к ней заслуженную любовь. Ей очень хотелось сделать ему так же больно, как и он всё это время делал больно ей своим поведением.       Разве можно назвать любовью его категорическое нежелание сообщить миру о том, что они — пара? Что она — главная женщина его жизни? Радовало хотя бы то, что на день рождения матери и сестёр, а так же Рождественские каникулы они ездили вместе. Семья знала о ней и с готовностью принимала. Хотя, к Диане, матери Томаса, у нее тоже имелись некоторые претензии. Ведь как никто другой, Диана знала своего сына, и имела на него огромное влияние. Но почему-то предпочла не вмешиваться в их отношения, заняв позицию: «Как решит сын!». А сын, то есть Том все никак не решался.       Зави, глянув сквозь мокрые от слёз ресницы на часы, подумала, что спать ей сегодня не придётся. Скоро зазвонит будильник.       Том с каким-то тревожным чувством глядел на телефон. Позвонить ей или нет? С той минуты, как он проснулся, первой мыслью было схватить мобильный и написать Натали пожелание доброго утра. В час дня. Сердце учащенно билось при одной мысли о прошедшей ночи. Но что хуже всего, он абсолютно не чувствовал себя виноватым по отношению к Зави. Она мирно спала, когда он выскользнул из-под одеяла около полудня, чтобы вывести изнывающего от скуки Бобби на прогулку.       Холодный осенний воздух оцарапал его легкие, заставив надсадно кашлянуть в кулак. Какой-то прохожий нервно обернулся, но тут же исчез за углом дома. Том медленно шёл следом за Бобби, предоставив тому сегодня выбирать маршрут прогулки самостоятельно.       Мысли путались. Всё-таки ложиться спать под утро и вставать среди бела дня было не очень хорошей идеей, особенно накануне премьеры, которая назначена на шесть вечера, а значит что в театре нужно быть не позднее трех часов дня.        Томас, лениво наблюдая за Бобби, неспешно делающего свои дела, совершенно не думал о том, что он скажет Зави. И станет ли вообще что-то говорить. От чего-то ему совершенно не хотелось сегодня тратить свои нервы и силы на решение её очередной головоломки по поводу их отношений. В последнее время она с каким-то садистским упоением затрагивала тему семьи всё чаще и чаще. Это его здорово раздражало, но и её он искренне пытался понять.       Правда, каждый раз всё сводилось к тому, что разговор по душам перетекал в односторонний скандал, в ходе которого она заставляла его делать выбор между театром и ею. Или между собакой и ею. Или между фанатками и ею. Хотя, какое отношение к её мечтам имели посторонние люди, чаще всего присутствующие лишь формально в его жизни, он не понимал. Но Зави настойчиво требовала, чтобы он перестал общаться с фанатами ради того, чтобы они могли проводить время вместе в более раскрепощенной обстановке, а не только дома или в кругу его семьи. Том тяжело вздохнул. Нет, выкинуть из головы явно назревающую проблему не выйдет. Жаль только, что именно сейчас всё это навалилось, как лавина. Он с горечью подумал о том, что устал отстаивать перед ней свое право на хоть и небольшой, но островок счастья в виде так долго лелеемой им мечты о сцене. Хоть она сама и была актрисой, и в самом начале отношений она с готовностью соглашалась с ним, сейчас же они словно утратили взаимопонимание, которое он так ценил. Возможно, именно в этом крылась причина сегодняшней ночи с Натали. Той было решительно всё-равно, актёр он или уборщик служебных помещений. С ней было легко просто сидеть в тишине. И самым приятным было в её мировоззрении то, что она была совершенно самодостаточна, уравновешенна и не пыталась использовать его чувство вины, как трамплин для собственных нужд.       Провернув мысленно эти идеи, Том вдруг понял, что мир вокруг него летит в Тартарары с какой-то ужасающей скоростью.