***
Второй раз Чонгук и Юнги пересеклись дома у Намджуна. Чонгук зашёл по привычке к соседу стрельнуть молока на завтрак (Намджун покупал его почему-то литрами, хотя и пил немного, а Чонгук по-студенчески этим пользовался), но дверь ему открыл не Намджун, а слегка помятый и взъерошенный Юнги. - Рано же ты, - новый знакомый зевнул и приоткрыл дверь, как бы приглашая Чонгука зайти внутрь. – Намджун предупредил меня, что ты можешь прийти за молочком, но боже, не в такую же рань. Ещё скажи, что ты сначала пробежку делаешь, а потом только идёшь завтракать. Чонгук застыл в дверях как вкопанный. Меньше всего на свете он ожидал увидеть сейчас здесь Юнги. И самое странное, что этот вид только что проснувшегося, хотя фактически ещё сонного хёна заставлял его желудок как-то судорожно сжиматься, превращаясь буквально в напёрсток. И молока уже вовсе не хотелось, не влезет оно в такую маленькую ёмкость, как ни старайся. - Ну проходи, чего стоишь? Молоко только возьми сам, я в душ. Чонгук, конечно, внутрь зашёл, но как какой-то затравленный щенок постоянно озирался в поисках Намджуна. И что вообще сейчас происходит? В гостиной рядом с расправленным диваном лежит открытый дорожный чемодан, а на журнальном столике – две чашки с какой-то недопитой жидкостью, то ли остатками веселья в виде алкоголя, то ли с попытками протрезветь с помощью кофе. Намджуна нигде не было. Чонгук немного мнётся у холодильника, размышляя, можно ли просто по-тихому сбежать, или всё же нужно дождаться, когда Юнги выйдет из душа и попрощаться, но тут, к его счастью, из спальни выходит тоже невероятно потрёпанный Намджун. - О, Гуки, моя ранняя пташка, ты здесь! – Намджун сжал неуспевшего увернуться Чонгука в своих медвежьих объятиях. – Хочешь позавтракать с нами? - Ты выглядишь каким-то слишком бодрым, хён, для человека, который так нехило надрался вчера, - голос Чонгука прозвучал немного хрипло из-за того, что его рёбра так сильно сдавили. – Отпусти меня, дышать нечем. Намджун послушно выпустил парня, по-хозяйски рухнул на диван и похлопал по месту рядом с собой. - Садись давай, позавтракаем вместе. Чонгук раздумывал, но тут из душа вышел Юнги. В одном полотенце. И что-то внутри Чонгука неуловимо щёлкнуло. Юнги сложно было назвать красивым: слишком бледная кожа, тонкие ноги, почти полное отсутствие мускулатуры, но этот долгий и тягучий взгляд, и то, как небрежно он пальцами стряхивает остатки воды со своих волос – от всего этого Чонгуку почему-то нестерпимо захотелось его коснуться, аж до дрожи в пальцах, хотя прикосновений он всегда старался избегать. Чонгук решил, что надо позавтракать. Тем временем Юнги зашёл в комнату переодеться, а Чонгук присел на противоположный от Намджуна край дивана. - Намджун-и - Мм? - А этот Юнги, он теперь здесь жить будет? - Ну да. А что? - А вы… то есть вы… встречаетесь? - С Юнги? Ты издеваешься? – Намджун ржёт просто во всё горло. – Мелкий, знаешь, мне казалось, что у меня репутация менее ветренного парня. Если мы не живём с Джином вместе, это не значит, что я его не люблю и ему изменяю. Просто у нас такая с ним договорённость. Но никого, кроме Джина, в моей жизни нет уже фактически 3 года. Я не вру. Намджун смеется и даже хлопает себя по колену от восторга. - Юнги, ты представляешь, Чонгук подумал, что ты мой любовник! – кричит Намджун в комнату, Юнги выходит, как-то слишком пристально смотрит на Чонгука и легонько приподнимает бровь. - Как тебе только в голову такое могло прийти, засранец? Юнги мой лучший друг, ещё со школы, - Намджун не переставал ржать, отчего Чонгук начал краснеть – хотелось просто провалиться сквозь землю, - Он, конечно, классный мужик, но не настолько, чтобы я предложил ему встречаться. - Откуда мне было знать? Ты же про него никогда не рассказывал. - Ладно, не обижайся, потом расскажу, - Намджун примирительно похлопал Чонгука по спине, - Когда вот этого рядом не будет, - и кивнул в сторону Юнги. «Вот этот» молча завтракал и залипал в своём телефоне, будто бы и не о нём речь вовсе. А после завтрака, когда Чонгук уже уходить хотел, вдруг неожиданное: - Выйдем вместе? У меня тоже есть кое-какие дела, - и не дожидаясь ответа, Юнги направился в коридор. Чонгук удивился, но молча вышел за ним следом. Юнги прекрасно знает, что ближайший продуктовый находится буквально за углом, но решил сделать вид, что очень плохо ориентируется и пошёл в противоположную сторону. Всё для того, чтобы больше времени провести с этим парнем с оленьими глазами, который вдруг накрепко поселился в его мыслях всего за один вечер. Но что смешно – Чонгук правильное направление указывать Юнги не стал, а как послушный щенок поплёлся следом. «Совсем ещё ребёнок», - Юнги мысленно улыбнулся, и сердце тогда в первый раз неуловимо дёрнулось. Или уже во второй? - И надолго ты к Намджуну? - решил прервать молчание Чонгук. Они шли уже достаточно долго, молчали, а продуктовый всё не появлялся. Ощущения были какие-то очень неловкие. - Ревнуешь? – Юнги улыбнулся одним уголком своих губ. Разговор опять заходил куда-то не туда. - Нет, просто интересуюсь. - Я решил обосноваться в Сеуле. Сейчас ищу работу, поэтому пока живу у него, а когда её найду, то сниму себе отдельную квартиру. И зачем вообще Чонгук полез к Юнги с такими вопросами? Просто, чтобы не идти молча? Так Юнги это, по-моему, и не надо, он как будто всегда где-то внутри себя. Чонгук нахмурился. Он почему-то никак не мог понять, как вести себя с этим парнем, но ещё больше не мог понять, почему его вообще занимают мысли о том, как себя с ним вести. Мог ведь не пойти, или сразу указать правильное направление, а не плестись вот уже двадцать минут рядом. Но нет, что-то неуловимое дёргало внутренности Чонгука за тонкие нити, отчего-то тянуло к этому странному парню, взгляд его глубокий каждый раз в ступор вводил и тащило словно кролика за удавом. Чонгук даже легонько ущипнул себя за запястье, только бы оправиться от этого наваждения, но не помогло – наваждение шло рядом, совсем близко, и вдруг решило поболтать. Обо всём и ни о чём. О своей жизни в Тэгу, о детских проказах с Намджуном, о своём увлечении музыкой, почти безумном, доходящим до грани, но там же на грани остающимся, потому что не хочет он быть одним из этих сумасшедших, которые кроме своего увлечения мира другого и не видят. Чонгук шёл рядом и чуть ли рот от удивления не открывал – так живо и ярко Юнги всё описывал, такими милыми личными подробностями делился – Чонгук бы так не смог. Ни с незнакомцем, ни даже со знакомым бы не смог. Но вот парадокс – на такие откровения хотелось отвечать. Хотелось тоже что-то такое рассказать, что душу гложило, что в сердце отпечатывалось, волновало больше всего. И только Чонгук хотел открыть рот, чтобы вдруг рассказать и о себе тоже, как они неожиданно остановились перед магазином. Юнги тихо выдохнул. Если бы магазин находился дальше, он бы не знал о чём ещё рассказывать. Кажется, будто все свои лимиты к монологу исчерпал. Он всегда больше любил слушать, иногда высказывать своё мнение, рассуждать на какие-то темы, но диалоги ему больше нравились, а не когда кто-то один одеяло на себя тянет. Но сейчас нужно было потянуть. Нужно было потянуть, чтобы в принципе это одеяло достать, расправить, а потом уже укрываться им вместе. Зачем это нужно было самому Юнги, он ещё не знал, но привык доверять своим чувствам и делать то, что хочется в данный момент, пусть и объяснения этому пока не находится. По крайней мере, внятного объяснения. Чонгук как будто бы даже сник от того, что они уже пришли, но виду старался не подавать. Накупил себе рамёна домой, хотя у него и так его завались было, но не уходить же с пустыми руками. Юнги же набрал так много еды, что обратно они решили ехать на автобусе. И вот незадача – в автобусе оказалось так много народа, так тесно, что они еле-еле вместились на заднюю площадку, где Чонгуку удалось сесть, а Юнги, скинув ему на колени пакеты с продуктами, просто завис сверху. И тут Чонгука повело так сильно, как никогда раньше. Он даже непроизвольно вжал голову в плечи и весь как будто бы уменьшился, пытаясь стать невидимым, неосязаемым, опасаясь возможных прикосновений на поворотах. Хотя Юнги даже не нужно было его касаться. Уже то, что он стоял в такой близости, заставляло кожу Чонгука покрываться электрическими разрядами. Он чувствовал, как эти маленькие токи пробегают вдоль его руки и легонько ударяют в самое сердце. Чонгук одновременно хотел и боялся возможных прикосновений. Он знал, что у него тактильный голод – прочитал в интернете. Там же на просторах сети он прочитал и про эксперимент «Природа любви», который провёл американский психолог Гарри Харлоу в пятидесятых годах двадцатого века. В ходе этого эксперимента маленьких детенышей макак-резусов разлучали с матерями и давали на выбор две неодушевленные замены. Одна была из проволоки и дерева, а вторая – покрыта мягкой тканью. В подавляющем большинстве обезьянки предпочитали объятия тряпичной замены, несмотря на то, что бутылочка с молоком была только у проволочной матери. Из этого Харлоу сделал вывод: чтобы выжить, маленьким макакам от матерей нужно больше, чем только питание. Он назвал это «комфортом от контакта». Чонгук тоже хотел выжить. Он жил без прикосновений уже несколько лет: лёгкие дружеские объятия с ребятами и одобряющие хлопки по спине не в счёт – Чонгук знал, что хочет большего, хочет зарываться носом в чью-нибудь ложбинку между шеей и плечом, хочет в ответ ощущать на своей шее чьё-то горячее дыхание, хочет, чтобы чьи-нибудь сильные и тёплые руки сжали его в своё кольцо и не отпускали по крайней мере полчаса. Он хочет утонуть в чужих объятиях, раствориться в чужом теле, свернуться уютно калачиком на чьих-то коленях – он представлял это миллион раз – но из-за того, что он очень долго, считай, с детства, этого не получал, любые, даже самые лёгкие прикосновения, заставляют его тело трястись и непроизвольно отдёргиваться. Чтобы не казаться сумасшедшим, Чонгук просто заранее избегает таких прикосновений. - Я заметил, что ты не любишь чужие прикосновения, - они уже стояли перед дверями Чонгука и Юнги собирался подняться на свой этаж, но не смог промолчать. - Что? – Чонгук тряхнул головой, как будто выходил из сна. - Ты очень ловко увиливаешь, когда кто-то пытается тебя обнять или просто пожать руку. Как будто тебе от этого неприятно. Или страшно. Чёртов Юнги. Почему он так легко читает его, буквально как открытую книгу, причём детскую, где если не понимаешь смысл слов, можно всё считать по картинке. Другие хёны никогда не говорили ему об этом, хотя может они были более деликатны, но на самом деле тоже всё замечали? - Я просто… - Отвык от прикосновений? Вот откуда он знает? - Что-то типа того. - И разве не хочется? Хочется, хочется, тысячу раз хочется, конечно, он ведь живой человек, но не будет же Чонгук так в открытую об этом говорить с по сути абсолютным незнакомцем? По сути. Но хочется нестерпимо, аж до зуда. И страшно. Чонгук всегда боялся прыжков – будь то с тарзанки, с вышки или вот таких прыжков – в душу человека. Слишком боится, что парашют не раскроется, а там внизу его никто не поймает. «Прыжок веры» - это не про него, не про Чонгука. - Да вроде не особо и хочется. Юнги хмыкнул и по этому его звуку было понятно, что Чонгуку он не поверил. Ну и плевать. В конце концов, кто они такие друг другу, чтобы делиться секретами и своими тайными страхами? Друзья друзей – не больше, а Чонгук даже друзьям своим об этом не рассказывает.***
Этим же вечером Чонгук привычно отправился на детскую площадку недалеко от дома. Он приходил сюда каждый раз, когда надо было собрать мысли в кучу. И хотя дома он жил один, и никто ему там не мешал, всё же он очень любил приходить именно сюда, сидеть на пластмассовой горке и смотреть на звёзды. Но сегодня что-то изменилось. На ЕГО площадке, где в такое позднее время НИКОГДА никого не было (а Чонгук ходит сюда вот так уже почти 3 месяца) вдруг оказался человек. - В таких местах музыка хорошо сочиняется, - не поворачивая головы произносит Юнги. Он лежит на горке, у самого её основания, задумчиво смотрит в небо и вообще неизвестно, как он понял, что рядом Чонгук, хотя может и не понял, а просто произнёс эти слова, зная, что любой человек может поинтересоваться, что же он тут делает. Юнги кажется каким-то запредельно мистическим, с этой его бледной кожей, отсвечивающей в отблеске фонарей, с таким задумчивым взглядом, будто он одновременно и в небо, и внутрь себя смотрит. Чонгук даже невольно начинает любоваться парнем, но смотрит исподлобья, чтобы Юнги не заметил. Юнги больше не произносит ни слова, а Чонгук неожиданно сам для себя ложится на соседнюю горку и тоже начинает смотреть в небо. Они не говорят друг с другом, просто лежат рядом и это кажется чем-то невероятно правильным, до безумия органичным и таким естественным, будто они делают так каждый день. - Ты думал когда-нибудь о смерти? – Чонгук сам не знал, почему задал этот вопрос. - Каждый день, я думаю о смерти каждый день, - и это не прозвучало ни иронично, ни наигранно – Юнги просто ответил, глядя куда-то вперёд, будто вопрос этот был самым будничным и таким логичным. – Это не значит, что я хочу умереть, конечно, но иногда я могу представить свою смерть и в общем-то к ней готов. - Но ты ведь не…? - Нет ли у меня смертельной болезни? Нет, здоровье у меня – хоть в космос отправляй, но разве только из-за болезни можно думать о смерти? Чонгук, конечно, сглупил, он сам это понимал. Если Чонгук периодически думал о смерти просто так, то ведь и другие могли об этом думать, разве нет? Болезнь тут не при чём, совсем не при чём. Юнги неожиданно поворачивается и смотрит прямо на Чонгука: - Ты разговариваешь об этом со своей семьёй? - Нет, они начинают слишком сильно переживать за меня. Словно такие мысли – это что-то само по себе смертельное. И смотрят всегда так удивлённо, будто меня инопланетяне только что при них на Землю вернули, да ещё и трубки после экспериментов с тела убрать забыли. - Забавное сравнение, - Юнги улыбается всего лишь уголком губ, но глаза смеются совсем открыто. Чонгук выдохнул. Он, кажется, впервые разговаривал с человеком, который реагирует так спокойно и так понимающе на всё, что он говорит. Это было странное чувство, учитывая, что они толком не были знакомы. Но это было чертовски приятное чувство.***
Неожиданно так стал проходить каждый вечер Чонгука. Вот здесь, на детской площадке, за разговорами о таких разных вещах – серьёзных и не очень, о жизни реальной и мифической, о том, что было, есть и могло бы произойти в этом мире и в любом из других миров. - Я вообще, конечно, очень удивился, когда Намджун предложил пожить у него. Вернее, я сначала подумал, что ослышался, и он на самом деле сказал «у них», но потом приехал в Сеул и понял, что мне не послышалось. Они же так давно вместе… Почему так? – Юнги медленно раскачивается на качели, упираясь носками в землю под ним. Чонгук пожимает плечами, покачиваясь рядом. - Они видятся каждый божий день. Иногда завтракают вместе, чаще всего вместе проводят вечера, но почему-то так и не съезжаются. Вроде там было что-то из серии «настоящая женщина никогда с первого раза не соглашается, а настоящий мужчина никогда дважды не предлагает». Я не знаю, кто уж там у них был женщиной, а кто мужчиной, но факт остаётся фактом – Намджун и Сокджин встречаются уже почти 3 года, но вместе так ни разу и не жили. В отпуск вместе ездили много раз, но чтобы постоянно делить общий быт – нет, это не про них. - Странно. Сокджин вроде бы классный парень. Да и Намджун не дурак. - А ты когда-нибудь жил с кем-то? – вопрос вырвался не изо рта, скорее из груди Чонгука, он даже не успел понять, как это произошло. - Жил ли я с кем-то? – задумчиво произнёс Юнги, как будто силился вспомнить всех, с кем когда-либо жил. - Я жил в общаге с двумя одногруппниками. И ещё как-то в лагере делил палатку с кучей ребят. - Я не это имел ввиду. - Я знаю, что ты имел ввиду, Гуки, - Юнги как-то устало вздыхает. – И да, я жил с кем-то в том смысле, в каком ты имеешь ввиду. Чонгуку вдруг захотелось завыть. Он сам не знал, почему. С одной стороны, такая лёгкая откровенность Юнги безумно притягивала, с другой – ровно на столько же бесила. Ответь он типичное «это не имеет значения», и Чонгук бы помучился пару дней, а потом бы забыл. Но это признание будто Экскалибур вонзилось в самое сердце – не вытащить. Вернее, вытащить смог бы только Артур-Юнги, но он вот сидит напротив, такой безмятежный, и явно напрягаться не собирается. Вот и мучайся теперь, Чонгук, насколько там серьёзно всё было и почему они расстались. Или не расстались? - А если бы тебе предложили 100 млн. долларов, но за это ты бы навсегда забыл того, кого любишь больше всего на свете и никогда бы не узнал о его существовании, то что бы ты выбрал? - Но моя единственная любовь – как раз деньги, так что я в двойном выигрыше. - Я не шучу. Юнги молчит. - Просто понимаешь, я бы выбрал этого человека. Действительно выбрал бы, хотя это абсолютно нелогично, - Чонгук подтягивает к себе ноги, кладёт голову на колени и начинает покачиваться уже на весу. – Почему мы так держимся за это чувство? Ведь если я действительно просто забуду этого человека, если меня не будут с ним связывать никакие ассоциации, то я же даже не буду жалеть о том, что больше его не люблю. Но при этом у меня будет 100 млн. долларов, я стану успешным и богатым, а в последствии может даже в кого-нибудь снова влюблюсь. Почему же я так не хочу отпускать это чувство? - Ты так рассуждаешь, будто тебе действительно предложили такой вариант, - Юнги ухмыляется, но взгляд его, напротив, очень серьёзный. - Нет, конечно, нет. Мне кажется, я даже никогда не любил настолько сильно, но почему-то могу это представить. - Возможно, твоё желание любить сильнее, чем сама любовь. Чонгук замер. - Кстати, это ведь не правда? - Что именно? - Что твоя единственная любовь – это деньги. - А какой бы ответ ты хотел услышать? И опять этот внимательный и такой серьёзный взгляд Юнги. Чонгук не знал, действительно не знал. А может просто не хотел себе признаваться в том, какого ответа ждал. Эти дни, уже даже недели, слишком привязали его к этому странному другу детства Намджуна. Их разговоры каждый раз словно обволакивали Чонгука тёплым и спасительным коконом, заставляли чувствовать себя в безопасности. Кокон поверх его же собственной скорлупы, брони, защиты от того, чтобы не обидели, не посмеялись над мыслями, над чувствами. Кокон, который смог бы стать сначала заменой скорлупы, а потом и вовсе дать освободиться, выпорхнуть бабочкой и больше не бояться, не стесняться. Как бы Чонгук этого хотел, действительно хотел. Разговоры эти придавали ему сил, но с каждый разом он понимал, что хочет не просто разговаривать, хочет быть ближе Юнги не только душой, но и телом, коснуться его белоснежной кожи неимоверно хочется, но страшно, слишком страшно, что оттолкнёт, что не испытывает тех же чувств, что для Юнги их разговоры – это просто разговоры, просто приятный способ скоротать вечер. Каждый вечер на протяжении вот уже двух недель, между прочим. Юнги на Чонгука больше не смотрит, просто покачивается рядом, но словно бы всё чувствует, всё понимает. И сомнения Чонгуковы понимает, и обиду лёгкую и, если ему не показалось, ревность? Юнги сам себе внутри улыбается. Глупо очень, но ревность эта прикрытая неожиданно мёдом по сердцу Юнги мажет, хочется парня сжать в своих объятиях, волосы взъерошить и сказать, что всё давно в прошлом. Но дотрагиваться ещё слишком рано. Юнги знает, Юнги всё это время видит, как сложно Чонгуку даются чужие прикосновения, поэтому пугать его не хочет, хочет, чтобы тот сам решился, чтобы сам дотронулся, чтобы понял, чего он сам себя лишает, закрывшись от этого мира. Вопрос Юнги так и остался без ответа. Чонгук слегка хмурится, пытаясь унять свои чувства, а потом резко встаёт с качели и идёт по направлению к дому. - Совсем забыл, что мне надо ещё сделать задание на завтра, - бросает на ходу и, не оборачиваясь, уходит. Ну, надо, так надо, думает Юнги и уже в открытую улыбается в спину парня. Такой нежный, такой запутавшийся, совсем ещё ребёнок, а в оленьих глазах всё всегда так выразительно плещется – только слепой бы не понял. А Юнги не слепой, совсем не слепой. И тёплый тугой комок где-то внутри груди собирается – там, где у всех людей находится сердце.***
Они снова встречаются на детской площадке, в этот раз сидят в песочнице и это выглядит немного странным, но для обоих более странным кажется совсем сюда не прийти. - Намджун никогда не рассказывал о тебе как о человеке, с которым можно вот так просто сидеть и разговаривать на такие разные темы. - Может, потому что мы с ним никогда так не делали? – Юнги смотрит куда-то вдаль и мелодично постукивает по деревянным доскам. – А что он обо мне говорил? - Что ты классный и немного сумасшедший друг. Что в детстве вы творили всякую дичь, а сейчас обычно встречаетесь раз в год и отрываетесь по полной – таскаетесь по барам и караоке, а просыпаетесь то в рыбацкой лодке, то на скамейке у подножья горы, то ещё непонятно где. - Да, было такое дело, - Юнги еле заметно улыбнулся. - Он действительно считает тебя своим лучшим другом, но при этом вы никогда так не разговаривали? Так, как мы. - И такое бывает. - Но тогда почему… - Почему я такой с тобой? Да чёрт его знает, Гуки. Но чёртом был сам Юнги, потому что он знал. А причина была в том, что он хотел этого, этих разговоров. И он мог их себе позволить. А ещё он знал, что они очень нужны Чонгуку, буквально каждым миллиметром кожи чувствовал это. А ещё, он понял, что время пришло. - Я хочу, чтобы ты кое-что попробовал. Мне кажется, это будет очень важно для тебя. Юнги протягивает руку вперёд, как протягивают собакам во время первого знакомства – ладонью вверх, чтобы показать, что угрозы нет, и чтобы дать собаке возможность самой подойти и обнюхать нового знакомого. Чонгуку сразу же пришло в голову это сравнение, но он не обиделся, а только молча и упорно смотрел на эту руку. И не шевелился. Да, следующий шаг явно был за Чонгуком, но он не торопился его делать. Юнги не тряс рукой, не показывал, что устал её держать вот так, на весу, а просто ждал. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Чонгук неуверенно потянулся пальцами к раскрытой ладони. Ему казалось, что как только он дотронется до руки Юнги, его кожа загорится, но этого не произошло. Было только лёгкое покалывание в пальцах от перенапряжения. Он осторожно провёл ими от тыльной стороны ладони Юнги к самому кончику его мизинца и замер. Юнги всё так же молчал и не двигался. Тогда Чонгук снова провёл своими пальцами вдоль ладони, на этот раз к кончику указательного пальца. Рука Юнги оказалась на удивление мягкой и нежной, будто и не по человеческой коже водил пальцами Чонгук, а по коробочке цветущего хлопка. Он снова на секунду замер, а потом повёл пальцами от тыльной стороны ладони вверх к сгибу локтя. Юнги шумно сглотнул, отчего Чонгук дёрнулся рукой и испуганно посмотрел на парня. Юнги молча покачал головой, прикрыл глаза и снова протянул свою руку. Чонгук медлил, но желание вновь прикоснуться к белоснежной коже Юнги превышало все страхи. Он провёл пальцами кривую линию на кисти Юнги, а затем неожиданно даже для самого себя поцеловал его открытую ладонь. От удивления Юнги открыл глаза, но руку не убрал. Они смотрели друг на друга несколько минут. - Давай сходим до Чхонгечхона? – Юнги спросил таким будничным тоном, как будто ничего не произошло. - К ручью? Сейчас? - А почему бы и нет? Я знаю одно место, куда не заходят ни туристы, ни местные жители. Чонгук колебался. Он не мог понять реакцию Юнги, а объяснить свой поступок и подавно. И ещё было немного странно после этого неожиданного поцелуя идти с Юнги туда, куда не заходят другие люди. Картинки в голове Чонгука стали совсем уж неприличные и, что самое ужасное, очень его возбуждали. Он попытался одёрнуть себя, но разные мысли всё равно лезли в голову со скоростью покупателей во время чёрной пятницы. - Эй, проснись! – отвлёк его Юнги. – Пойдём? Ну и что мог на это ответить Чонгук? Конечно, он согласился. Кажется, он готов соглашаться на всё, что скажет этот парень. До ручья они поехали на такси, и эта новая близость с Юнги на заднем сиденье, когда почти бедро к бедру, когда дышат как будто в одну сторону, хотя и смотрят в противоположные окна, жгла всё нутро Чонгука. Сейчас он начал понимать, что идеи лучше, чем пойти к прохладной воде, просто и не могло быть, иначе сгорели бы они оба там, прямо в песочнице, а пепел бы их легко смешался с песком, и пекли бы потом из них куличи да строили замки. Чонгук даже улыбнулся от такой картины, но Юнги этой улыбки, конечно, не увидел – они так и проехали всю дорогу, смотря в противоположные окна и не нарушая тишину. Юнги Чонгука не обманул, он действительно знал очень тихое и милое место, фактически без людей совсем. Юнги таксиста попросил остановиться именно там, почти выбежал из машины, на ходу скидывая сланцы, и по щиколотку забрался в ручей. - Зайди в воду, она прекрасна! – крикнул и немного по-детски помахал Юнги рукой, подзывая парня, словно младшим был здесь именно Юнги, а не Чонгук. Чонгук из машины вылез медленно, почти нехотя, всё ещё немного боялся того, что может случиться дальше, но Юнги лишь весело плескался в ручье, будто до этого вообще ничего не произошло, будто они так каждый день делают, и этим подкупил Чонгука окончательно. Чонгук шумно выдохнул и с гиком ринулся тоже в ручей. Потом они сидели на берегу, смотрели на мерцающие огни города, прислушивались к плеску воды, и вот когда Чонгук почти заснул под мерный шум города, случилось неожиданное – Юнги повернулся к нему и взял ступню Чонгука в свои ладони. Ступня была холодная, и немного шершавая. Чонгук попытался отдёрнуть ногу, но как-то не очень охотно, потому что, во-первых, горячие пальцы Юнги её держали крепко, а во-вторых, это чувство, когда кто-то прикасается к твоим ступням, оказалось на удивление приятным. - Не бойся, это будет всего лишь массаж. Я хочу, чтобы ты почувствовал своё тело, - Юнги посмотрел на Чонгука снизу вверх, как бы прося об одолжении, и легонько надавил большим пальцем на область между фалангами и пяткой. Чонгук знал, что это был больше, чем просто массаж. В конце концов, что бы ни говорили хёны, он уже не был ребёнком. Да и вообще всё, что последнее время происходило между ним и Юнги, было больше, чем что-либо. Но он всё ещё не знал, какое имя подобрать тому, что у них происходит. Приручение? Завоевание? Обретение? Юнги массировал медленно, уделяя внимание каждой косточке, каждому участку кожи на каждой ступне. Он видел, как мечется под закрытыми веками Чонгук, как борется с чем-то или за что-то, но рук своих не отпускал, не сейчас, не в этот вечер, потому что и Юнги уже не мог – так сильно хотел дотронуться до парня, но всё боялся спугнуть. И только поцелуй этот лёгкий в ладонь, что оркестром целым отозвался в голове Юнги, вдруг сорваться пусть не со всей цепи, но хотя бы с одного звена позволил. Просто, чтобы стать ближе, потому что хочется, очень хочется, до скрипа зубов и ожогов под кожей. Закончил массаж Юнги так же резко, как начал. Чонгук даже обиженно выдохнул, но глаза открывать не решился – не сможет он сейчас со взглядом Юнги встретиться, что бы там в нём ни было. - Пойдём уже, а то холодно становится. Чонгук век не открывает, чувствует, что Юнги с земли поднимается, предполагает, что тот разворачивается и к дороге идёт, и только после этого открывает. Но Юнги не уходил, он так и стоит и на парня с неприкрытым трепетом смотрит. И этот взгляд вдруг срывает с Чонгука все бронежилеты, что он на себя понадевал, взметает его вихрем в верх и прижимает к Юнги, будто всё, что он в себе до этого сдерживал, резко в Чонгуке прорывается и больше в его теле-оболочке держаться не может. Избегать прикосновений больше не хочется, а хочется нырнуть в это всё по самые уши, да так, чтобы ни одного сантиметра тела нетронутого не осталось. Чонгук тянется с поцелуем, жадным таким, мальчишеским. Юнги не отстраняется. Знает, что избежать такого поцелуя будет ещё хуже, чем ответить на него, для Чонгука хуже. Для Юнги, конечно, лучше бы не чувствовать этих мягких и чуть влажных губ – слишком силён соблазн вообще не остановиться, уйти с головой, до одури, до боли. Это не мальчишеские стремления Чонгука, не его щенячья благодарность, это, мать его, всё нутро Юнги на выворот, хоть беги. Но если отстранится, если не ответит, то Чонгук обратно в себя замкнётся – только же доверять начал. Господи, сам себя бы убил за эту странную логику и непонятный альтруизм. Чонгук вжимается своими губами, жадный до прикосновений, но осторожный, тянется легонько руками под футболку, а Юнги только и хочется, что вгрызться в ответ в этот поцелуй, горячо так, чтобы дыхание сбилось, чтобы мысли ни одной в голове – только звенящая пустота. И повалить парня на землю хочется. И всё остальное, конечно, тоже. Рвёт крышу не по-детски. - Погоди, - хрипло выдыхает Юнги, пытаясь выйти из этой точки невозврата, ведь если сейчас поцелуй этот затянется, то мир их обоих рухнет в одночасье. Или, наоборот, построится? - Не могу, хён, уже не могу, - почти всхлипывает Чонгук и прижимается к Юнги всем своим дрожащим телом. Мозг Юнги взрывается моментально. Вспышка! Одна, вторая, третья – словно фейерверк под черепной коробкой. Зачем ждать? Зачем терпеть? Зачем откладывать то, что хотелось сделать с самого первого мгновения? - Да к чёрту! – и сам жадно впивается в эти мягкие и влажные губы, тянет мучительно, прижимается как к источнику и чувствует себя наконец-то дома.***
Для Чонгука самое лучшее место в мире – это колени Юнги. Будь его воля, он бы не слазил с них, стал бы третьей ногой, врос бы в этого парня, как получить здесь прописку? Лежать головой на коленях Юнги – одно удовольствие, чувствовать, как при этом хён медленно перебирает его волосы – другое. От этого мурашки по всему телу, от этого жар и озноб одновременно, только не останавливайся, прошу. А Юнги и не останавливается – запускает свою белоснежную пятерню в чёрную шевелюру и смотрит, как медленно локоны проскальзывают между его пальцев – медитирует. А ещё, кажется, напевает какую-то песенку. Колыбельную, что ли? - Хён, ты поёшь? Юнги чуть заметно кивает и продолжает мурлыкать. Волосы Гука жёсткие и пахнут то ли персиком, то ли грейпфрутом. Юнги не умел определять запахи, но точно знал, что этот не забудет никогда. Он въедался в руки, и те потом ещё долго пахли волосами Чонгука – Юнги проверял, Юнги приходил домой и нюхал свои руки, втягивал носом запах жадно, почти до изнеможения. Безумие. Для Юнги лучшим было бы – спрятаться в волосах Чонгука как в лесу и не выходить оттуда никогда. - Эй, снимите номер! – Сокджин смеётся. Протирает медленно бокалы и поглядывает на парней, что развалились на диване у него в баре. Парни его как будто не слышат, смотрят куда-то в разные стороны, но на самом деле – друг на друга. Юнги чувствует, как он внутри ломается окончательно, как падают последние бастионы. И не то, чтобы он специально их возводил, как-то само получилось, жизнь такая, но от этой внезапной доверчивости Гука, от этого его тихого голоса зарождается новое чувство. Юнги не назвал бы это любовью, слишком мало они всё же знакомы, да и вообще называть никак не хочется, но он точно знает, что это чувство где-то ужасно внутри, не под кожей даже – под рёбрами плещется. Повинуясь внезапному порыву, Юнги прижимается губами ко лбу Чонгука. Трепетно так, словно крыльями бабочки, а у Чонгука сердце от этого поцелуя рвёт сильнее, чем если бы их губы соприкоснулись. Жарко становится невыносимо. Чонгук елозит на коленях Юнги, а потом не выдерживает и выпрямляется на диване. И смотрит так пристально-пристально. - Чего тебе? – немного лениво спрашивает Юнги. - Пошли ко мне, - так безапелляционно, так с вызовом. - Зачем? - В домино играть, блин, - огрызается немного, видно, что обидно. – Ну хён, я тебя упрашивать что ли должен? Взрослые ведь оба вроде. Юнги хмыкает. У Юнги бабочки в животе от такого вдруг напористого Чонгука. Юнги смешно и грустно одновременно – он нежно ерошит Чонгуку волосы и качает головой: - Рано ещё, не торопись. - Эх, жаль, - Чонгук плюхается обратно к Юнги на колени, - а я так надеялся, что именно ты сорвёшь мой цветок невинности. - Дурак, - шипит в ответ Юнги, а Чонгук заливается звонким и безмятежным смехом. Музыка, а не смех, так бы и записал Юнги по нему трэк, а слушать бы никому не давал, только для себя, как сокровище.***
Дни тянулись приятно медленно. По крайней мере, для Юнги. Утром Чонгук по привычке забегал к Намджуну за молоком. Они завтракали вместе, затем Юнги провожал его на учёбу, а сам лениво слонялся по городу, ища вдохновения для музыки и периодически посещая собеседования на работу – пока что предложений не было, но Юнги и не надеялся, что в Сеуле его так быстро оценят. Вечером парни неизменно ужинали вместе и либо отправлялись гулять, либо просто сидели в миниатюрной квартире Чонгука и болтали обо всём на свете. Почти семейная идиллия. В такие моменты Юнги было невыразимо хорошо. Он уже и сам забыл какого это – чувствовать в грудной клетке такой тягучий и тёплый комок только от одного того, как смотрит на тебя другой человек. Изменения в Чонгуке были заметны каждому. То, как он широко теперь улыбался, как первым стремился подарить дружественные объятия при встрече, как шутливо ерошил чужие волосы (особенно любил так делать Чимину, потому что знал, как это его бесит и как он следит за своей причёской) – всё это настолько не было присуще Чонгуку последних лет, что парни не уставали удивляться и вслух выражать своё мнение. - С возвращением, - тихо шепнул на ухо Чонгуку Намджун, с силой похлопал по плечу и отошёл к барной стойке – они снова сидели в баре у Сокджина, был поздний вечер и завтра вроде бы как очередной рабочий день, но расходиться не хотелось. Парни по доброй традиции пели караоке (у Чонгука, в очередной раз отметил Юнги, был очень приятный голос, только пел он тихо, стеснялся всё ещё), дурачились друг с другом как-то совершенно по-детски и искренне наслаждались этим вечером. - Я никогда не видел тебя таким… счастливым, что ли, - Намджун протягивает Юнги бутылку пива. Юнги согласно кивает, но смотрит не на Намджуна, а на Чонгука, который весело развалился с парнями на диване, а те его усиленно тискают, что в пору ревновать, но Юнги не ревнует, Юнги радуется. Он сумел, у него получилось! Чонгук теперь не боится чужих прикосновений, не избегает их, ему хорошо от них, и Юнги действительно чувствует себя от этого самым счастливым человеком на земле. - Хорошо, что ты приехал в Сеул, - нежным басом тянет Намджун, и Юнги снова согласно кивает. Хо-ро-шооо. - Ещё бы работа быстро нашлась, а то уже почти месяц просто заначки свои подчищаешь. Неожиданно телефон Юнги завибрировал. - Да, это Мин Юнги. Лицо Юнги меняется моментально. Не отрывая уха от телефона он со смесью радости и какого-то болезненного отчаяния смотрит в сторону Чонгука. Парень, увидев, что хён смотрит на него, радостно машет рукой. - Да, конечно, - телефон выключается, а Юнги тупо пялится в одну точку. – Вот, блять.***
- Я не собирался с ним просто играть, ты ведь мне веришь? Намджун, конечно, верил. - И я ведь не знал, что вернусь обратно в Тэгу. Я думал, что обоснуюсь здесь, в Сеуле, найду себе хорошую работу, арендую квартиру, и даже, ты понимаешь, я ведь честно размышлял о том, чтобы предложить Чонгуку жить вместе. Намджун молчал. - А сейчас, когда всё так обернулось… И ему ведь ещё год учиться в универе, последний год самый важный. Я не хочу ломать ему судьбу, а для того, чтобы верить в отношения на расстоянии, я недостаточно наивен. - Дерьмо-ситуация, - Намджун не знал, что ещё ответить. - Полное дерьмо, - согласился Юнги. Они сидели на полу друг напротив друга, пили уже, кажется, третью бутылку соджу – Юнги, потому что хотел напиться в хлам, Намджун, потому что не мог в такой ситуации бросить друга, да и в принципе выпить любил. - Влип по самые помидоры, - Юнги подумал, а Намджун озвучил. - Я не знаю, что мне делать. Намджун мог бы позвать Сокджина – хён лучше в таких делах разбирается. Намджун даже потянулся к телефону, чтобы набрать номер парня, но остановился на полпути – он вдруг понял, что Юнги не нужны никакие советы. Юнги уже давно всё решил. - Собираешься бросить его? - А что мне остаётся делать? - Тогда придумай какую-нибудь более серьёзную отговорку, чем забота о его образовании. Он же по уши в тебе, это видно, и может совершить глупость, рванув за тобой в Тэгу. - Я знаю, чёрт возьми, я это знаю, - Юнги впился руками в собственные волосы. Хотелось их вырвать с корнем. И сердце из груди тоже вырвать. И ещё что-нибудь себе переломать, чтобы только физическая боль превысила муки душевные. - Может ты ударишь меня, Джун? – как-то совсем уж жалостливо спросил Юнги, а Намджун посмотрел на него и окончательно понял, какую их компанию ждёт пиздец. Вчера расставание вышло каким-то скомканным. Юнги сделал вид, что пьян, и попросил Намджуна забрать его к себе в квартиру, а Чонгук остался неловко топтаться на своём этаже. И не то, чтобы Чонгук рассчитывал на ночь вместе, но обычно расставания их были более нежными. Как только дверь квартиры Намджуна захлопнулась, с Юнги слетело это наигранное пьяное выражение, и он без сил рухнул на диван. Хотелось блевать, самым натуральным образом. Не стонать, не бить рукой по стене, а просто блевать, нутро своё всё выхаркать и может немножко умереть. И опять же не потому, что Юнги был пьян, а потому, что больно было невыразимо. И вот так в жизни Юнги всегда – только вдруг кажется, что всё налаживается, только он себя счастливым чувствовать начинает, как судьба говорит ему «надо, друг мой хороший, делать выбор, ибо не два горошка на ложку, ты не мой баловень, а вообще как будто приёмный ребёнок». И самое паскудное, что Юнги знал, что выберет. И судьба как будто бы заранее знала его выбор, поэтому и подкинула шанс, от которого Юнги не мог отказаться. - Дерьмо-ситуация, - первый раз тогда произнёс Намджун, а потом повторял ещё тысячу раз. Ночью Юнги почти не спал, ворочался сбоку на бок, несколько раз к окну подходил – вдохнуть холодный сеульский воздух, но легче от этого не становилось. Каждый раз, когда Юнги закрывал глаза, под его веками появлялся Чонгук, нежный такой, ранимый, с этой его вечно взъерошенной копной волос, с этими его широко распахнутыми глазами и немного стеснительной улыбкой – ребёнок ещё совсем, внутренне точно ребёнок. Закончить сейчас всё так – это как конфетку отобрать, надо придумать план получше, надо придумать. Юнги старался лежать на правом боку – на левом совсем невозможно было, там саднило, там зудело, там рёбрами внутрь раздирало всё и кровоточило. Юнги сам себе не хотел признаваться в том, насколько успел привязаться к Чонгуку, но уже тогда, на вопрос про 100 млн. долларов и возможность забыть, он точно был уверен в том, что выберет, несмотря ни на что, потому что знаем, плавали и вечной любви не бывает. Но почему тогда сейчас так больно? Юнги в очередной раз подошёл к окну. А на часах уже 6 утра и скоро на завтрак придёт Чонгук…***
- Хён, ты действительно перебрал вчера, до сих пор потрёпанный такой, - Чонгук почти вбегает на кухню, обвивает Юнги своими руками, трётся нежно щекой и чмокает в губы. – Я тоже в итоге проспал, поэтому позавтракать не успеваю, только тебя увидеть хотел и сразу в универ. – И снова целует быстро, обнимает почти до хруста костей и вылетает в дверь. Как вихрь, как безумие. Личное безумие Юнги. - Дерьмо-ситуация, - Намджун выходит из спальни, заспанно трёт лицо, и это уже не смешно. - А ты бы на моём месте как поступил? - Не знаю. Я вчера всё время, пока не уснул, думал о том, что мне чертовски повезло, что я не на твоём месте. - Спасибо за поддержку, - Юнги скривился, Намджун пожал плечами. - Я бы предложил тебе остаться в Сеуле, но это глупо, это даже я понимаю, - Намджун положил свою руку Юнги на плечо и легонько помассировал. – Ты талантливый парень, и здесь тебя точно заметят, но как скоро – не знаю, а Тэгу и это предложение может быть гораздо более удобной ступенькой для того, чтобы шагнуть в итоге сюда. - Пока что шагнуть хочется только в окно. - Не драматизируй, тебе это не идёт. Даже обидно, насколько это правда. Но Чонгук… - Чонгук ещё молод, это его первые серьёзные чувства, но скажи мне, сколько вообще людей в мире свои первые чувства превращают в последние? У него это может вообще, лёгкая влюблённость, потому что он толком ни с кем не был пока и ощущения такие испытывает первый раз, вот и колбасит. - Только не говори Чонгуку, что ты мне такое говорил – он тебя возненавидит. Потом поймёт, но сначала возненавидит. Намджун усмехнулся и показался сейчас старше, чем был на самом деле. - Всё будет хорошо, - но от этих слов Намджуна легче почему-то не стало. А потом они напились, теперь уже по-настоящему. Намджун даже на работу позвонил и сделал вид, что простужен, чтобы поддержать друга. - Это честно не было просто игрой, - как заведённый повторяет Юнги, а Намджун согласно кивает. А вечером привычная встреча, и нежности через край, потому что ну это же Чонгук, вы посмотрите на него, как можно с ним по-другому? Они лежат вдвоём на диване в квартире Чонгука, одновременно смотрят и не смотрят какое-то ток-шоу по телеку и жизнь как будто бы не изменилась. На душе у Юнги скребутся кошки, но Чонгук, конечно же, этого не слышит, хоть и прижался своим ухом к груди парня. - Хён, мне так хорошо с тобой, - скорее выдыхает, чем говорит Чонгук. – Никогда и ни с кем так хорошо не было. – и просто как ножом по сердцу Юнги, не раз, не два, а тысяча маленьких кинжалов. Юнги в ответ мычит что-то невразумительное и гладит по голове. Чонгук вытягивается рядом как кошка и, кажется, засыпает.***
Юнги одновременно ненавидит и благодарит себя за то, что ничего ТАКОГО с Чонгуком не делал, ну, вы понимаете. Хотя хотелось, хотелось до скрежета в зубах, до дрожи по всему телу. Но тогда, после первого их поцелуя… Юнги соврёт, если скажет, что не мечтал впечатать Чонгука в стену, не хотел его взять прямо там, но потом посмотрел в этот затуманенный взор, в эти просящие оленьи глаза и понял, почувствовал, что несмотря на всю свою молодость, несмотря на весь свой жар, Чонгук о защите просит, о доверии, о любви, чёрт её возьми, чистой и безграничной. И не смог он тогда вот так, чтобы сразу, чтобы нахрапом. С Чонгуком не смог… С Чонгуком хотелось быть терпеливым, нежным, торопиться не хотелось, да и тогда Юнги думал, что у них ещё вся жизнь впереди. Думал и ошибался. Хотя может и хорошо, что ошибался. Тогда Юнги остановился вовремя. Сам задыхался уже, голова словно в огне была, в джинсах нестерпимо тесно, но остановился – за руки Чонгука осторожно взял и отклонился. - Дай отдышаться. А Чонгук и сопротивляться не мог. У Чонгука уже всё нутро наружу, он как нерв оголённый, сил больше нет, даже просто стоять сил нет. - Для первого раза достаточно, - Юнги улыбался и нежно гладил Чонгука по шее. Слишком много эмоций, слишком много переживаний, надо Чонгуку дать возможность прийти в себя. Тогда они разошлись по своим квартирам, а дальше Юнги просто был более осторожным – не давал Чонгуку прорываться, себя сдерживал, хотел, чтобы всё постепенно было, как по кирпичикам дом строил, но достроить не успел – стоит теперь, всем ветрам открытый. Хорошо, что тогда ничего не получилось. Для Чонгука, наверное, хорошо, а то ведь первые разы никогда не забываются, а Юнги надо, чтобы Чонгук забыл, чтобы жить смог дальше, весело и свободно, чтобы не закрылся обратно в свою ракушку. Глупый курортный роман какой-то получается. А ведь всё должно было быть иначе, совсем иначе...***
Спасение для Юнги зовут Тэхён. Такой весёлый, свободный и до безумия красивый – воздух заканчивался сам собой, стоило только посмотреть на него. Он был одноклассником Чимина и по совместительству его лучшим другом. И Чимин говорит, что тот чёртов эмпат. Именно то, что нужно! Пазл сложился, как только Юнги увидел Тэхёна. Как только Юнги увидел, как Чонгук смотрит на Тэхёна. До жути рациональный, до обидного заботливый – как куклу решил передать Чонгука из одних рук в другие. Даже странно, что Вселенная так ему, дураку, помогает. Хотя, может, на самом деле она помогает Чонгуку? Меньше всего на свете Юнги хотел бросать Чонгука. Больше всего на свете он хотел, чтобы Чонгук был счастлив, а понятие счастья для мелкого он выстроил какое-то своё. Ну ведь отличный план, а – свести Чонгука и Тэхёна вместе? С виду забота, а на самом деле трус. Они видятся впервые на вечеринке по случаю дня рождения Чимина. Тэхён после школы уехал учиться в США, а сейчас вот вернулся и чуть ли не с корабля на бал. У Тэхёна какой-то зарубежный лоск, а ещё одновременно смешливый и в то же время очень мудрый взгляд. Такому довериться можно. По крайней мере, так кажется. Чонгук на Тэхёна не просто смотрит, Чонгук Тэхёна разглядывает, как диковинного зверя какого-то, со смесью такого искреннего любопытства и восхищения. От взгляда этого у Юнги больно колет сердце, но смысл ревновать, если в голове его самого вертится почти безумный план? Юнги подходит к Тэхёну первым. Чёрт, вблизи он кажется ещё более красивым и каким-то мистическим. Тэхён мило улыбается, какая-то незамысловатая беседа, а потом неожиданное: - Вы с Чонгуком встречаетесь? - Да, но… - Но? – Тэхён легонько вскидывает бровь. - Если бы мы не встречались, ты бы попробовал с ним? Тэхён задумчиво крутит бокал. - Похоже на сутенёрство. - Похоже, но это не оно. - Чонгук милый, - Тэхён посмотрел сквозь бокал на парня, который пританцовывал у противоположной стены бара. – А ты дурак, если действительно спрашиваешь меня о таком. Тэхён Юнги понравился, за честность эту, граничащую с грубостью, понравился. - Чонгук очень хороший, я его не заслуживаю. - Ну я же говорю, дурак. Не думал о том, что это не тебе решать? - Думал. Но всё равно решил. Тэхён смотрит очень пронзительно. Долго так смотрит, а потом неожиданно кладёт свою руку на руку Юнги. - Мне бы хотелось знать, что творится в твоей голове, правда, хотелось бы. Ты необычный парень и жаль, что мы с тобой не успеем подружиться, ведь так? Юнги хмуро кивает. - А за Чонгуком твоим я присмотрю. Если ты действительно этого хочешь. Не знаю, чьи тараканы в голове больше, твои или его, но думаю, мне с ним будет тоже интересно. Тэхён отходит от барной стойки и кидает через плечо: - Я его не обижу, не бойся.***
Чонгук находит Юнги на детской площадке. Они давно не приходили сюда, всё обычно крутились то дома, то в баре, то на набережной. В свете фонарей Юнги выглядит особенно задумчиво и прекрасно, хоть садись и портрет пиши, и Чонгук бы написал, если бы умел, но он только и может, что подойти рядом и обнять со спины. Юнги напрягается, но из рук выпутаться не пытается – слишком тепло здесь, слишком безопасно, слишком спокойно становится, а это ему так необходимо. Сейчас Юнги чувствует, будто бы сам ребёнок, а Чонгук его намного старше. А Чонгук тем временем утыкается холодным носом ему в шею, выдыхает тепло, а потом легонько в затылок целует. От нежности этой могло бы сорвать крышу, но беда в том, что крыша у Юнги уже давно улетела в неизвестном направлении. - Чонгук, мне нужно тебе кое-что сказать, - почти шёпотом ведь произнёс, Чонгук мог вообще не услышать. Но Чонгук слышит. - Слушаю, - и лёгкий поцелуй в самую мочку уха. Юнги не выдерживает, разворачивается и обнимает Чонгука так крепко, будто в себя вобрать пытается. - Позволь себе быть грустным. Позволь себе быть слабым. Позволь себе просто быть, без каких-либо целей и направлений. И ты ошибаешься, если думаешь, что таким тебя не примут другие. Не нужно всегда быть удобным, нужно просто быть собой. Твои друзья любят тебя, любят те стороны, которые ты показываешь, но полюбят и те, что ты пока скрываешь, поверь мне. Потому что твои друзья не дураки и не злые люди. Если ты готов принять их со всеми их достоинствами и недостатками, так почему ты отказываешь им в праве быть такими же понимающими? Тебе кажется, что ты им нужен только весёлым и активным, а от грустного Чонгука они отворачиваются? Нет, мой дорогой, они отворачиваются от Чонгука, который пытается быть скрытным, потому что твоя неискренность им причиняет боль. Сколько раз они пытались встряхнуть тебя? Сколько раз пытались вывести на разговор? Возможно, они делали это слишком резко, а тебе просто нужно было время, но они делали так, как могли. Они всегда хотели пойти к тебе на встречу, только ты почему-то не верил в это. Наверное потому, что не верил в себя. Юнги шумно выдыхает после этой длинной тирады и отстраняется. Чонгук от неожиданности не произносит ни слова, и даже глаза опустил, потому что не может выдержать взгляд хёна, полный… боли, что ли? - Ты должен полюбить себя, Чонгук. В первую очередь ты должен полюбить себя. Узнать свои мысли, принять свои чувства и наконец-то понять, что ты живой человек и имеешь право на любые эмоции. Вот, что я давно хотел тебе сказать, - Чонгук почувствовал на своём лице тёплую ладонь Юнги – тот ласково погладил его по щеке, а потом легонько потянул за подбородок, чтобы Чонгук посмотрел ему в глаза. Взгляд Юнги был бесконечно нежным, в нём хотелось потеряться и никогда не возвращаться в обычный мир. - У меня не так много времени, Чонгук, чтобы объяснить тебе это, поэтому послушай внимательно. Чонгук настолько был окутан взглядом Юнги, что даже не сразу обратил внимание на эту фразу про время. - Ты прекрасен, Гуки, действительно прекрасен. И твои мысли прекрасны, поэтому, пожалуйста, не прячь их. И себя не прячь. - Хён, что-то случилось? – в груди Чонгука противно начало зудеть. Тревожность увеличивалась пропорционально каждому сказанному Юнги слову. Не этих слов он сейчас ожидал услышать, точно не этих. Чонгук нутром чувствовал, что ни к чему хорошему такие разговоры привести не могут. - Случилось, Гуки. Я уезжаю в Тэгу. Сказал, и словно под дых Чонгука ударил – воздуха в груди предательски не хватало. - В смысле? - Я завтра уезжаю в Тэгу. Насовсем, - с особым нажимом повторил Юнги. - Но ты не можешь так просто. - Могу. Мне предложили там отличную работу, и я возвращаюсь домой. Чонгук опешил. Чонгук не верил. Чонгук до конца думал, что может это какая-то злая шутка, но во всём образе и взгляде Юнге было видно, что он не шутил. - Но хён, ты не можешь! Я… мне кажется, я… люблю тебя, - как подстреленный произнёс. - Нет, ты не любишь меня, Гуки, - Юнги смотрел очень по-доброму, но с заметной грустью. – Ты просто хочешь любить хоть кого-нибудь, а я оказался самым безопасным для тебя вариантом. Я лишь твой шаг к доверию. К кому-то, кого ты действительно полюбишь. Например, Тэхёна. Я видел, как ты на него смотришь. Чонгуку на какой-то миг стало стыдно, ведь он действительно засматривался на Тэхёна и даже мысленно представлял их вместе, но это было совсем другое чувство. То, что он испытывал к Юнги было чем-то действительно особенным. Он даже не мог назвать это любовью, потому что это слово как-то слишком клишировало их отношения, а ему казалось, что между ними происходило что-то абсолютно уникальное. - Чонгук, прости меня, но ты как новорожденный утёнок, который считает матерью первое, что увидит – будь то это действительно его мама-утка, или человек, или просто лежащая рядом консервная банка. Тебе кажется, что ты любишь меня, потому что я оказался первым, кого ты увидел, когда вылез из своей скорлупы. - Но это ведь ты сделал всё, чтобы эта скорлупа исчезла! - Но это не значит, что меня за это надо любить. Юнги вздохнул и нежно провёл по волосам парня. Чонгуку хотелось, чтобы это движение не заканчивалось, чтобы Юнги не просто провёл по волосам, а зарылся своей ладонью в его чёрную шевелюру, чтобы накручивал непослушные локоны на свои белоснежные пальцы, чтобы легонько потянул их, до такой приятной дрожи, как делал это раньше. Но это движение Юнги закончилось почти не начавшись. - У тебя впереди ещё много всего, Гуки, и я рад, что был началом в твоей долгой и счастливой жизни. - Но я не смогу тебя забыть! - Не забывается только то, что не закончено, Чонгук. Эффект такой психологический, знаешь ли. Так что давай это закончим. Чонгук молчал, а взгляд – обида бездонная, злость, ненависть, боль, отчаяние и в глубине всего этого безграничная любовь, вся душа навыворот. Юнги глаз не отводил, знал, что заслуживает это наказание. - Значит, ты решил всё за нас обоих? - Я просто знаю, как лучше. И снова минута звенящей тишины. - Спасибо, хён. Спасибо, что повёл себя как полный мудак, - не сказал, выплюнул Чонгук, а рука предательски тянется к Юнги – хочется сжать его до боли, до хруста костей, но только никуда не отпускать. - Чонгук, я не хочу, чтобы твои первые настоящие отношения были какими-то драматичными, а со мной они будут именно такими, - Юнги не сдаётся. Почти умоляюще смотрит на мелкого – ну поверь мне, для тебя же стараюсь, поймёшь потом. Чонгук понимать отказывается, ни сейчас, ни когда-либо ещё. Ну не может человек столько времени потратить, так глубоко в душу залезть, по самое не балуй, гнездо себе уютное там свить, пароль на wi-fi поменять на что-то абсолютно дурацкое, а потом взять и прыгнуть в последний вагон уходящего поезда, да ещё улыбаться так и ручкой на прощанье махать, будто и не причём ты вовсе. А ведь причём, очень даже причём. - Они уже. Они уже до хера драматичные, - снова словно плюётся, а потом просто разворачивается и уходит. Юнги знал, как это бывает. Тебе кажется, что ты пробиваешь чью-то стену, что человек отступает, начинает тебе открываться, но на самом деле это ты попадаешь в ловушку, в ловушку его эмоций. Это как в тактическом приёме под названием «казачий вентерь», когда казалось бы, что один из флангов врага «не выдерживает» удара и обращается в «бегство», но на самом деле просто заманивает тебя в кольцо. Юнги знал, на что шёл, когда решил помочь Чонгуку открыться этому миру. Он знал, что в конечном счёте ему, Юнги, будет больно, но он всё равно пошёл на это, просто потому, что знал, что действительно сможет помочь. А ещё потому, что влюбился в Чонгука с самого первого мгновения, как только увидел этот слегка отрешённый взгляд его оленьих глаз и услышал робкое «привет» во время первого знакомства. Конечно, в тот момент это ещё нельзя было назвать любовью в полной мере, но Юнги точно знал, что должен сблизиться с этим парнем. Эта близость ему была нужнее, чем глоток воздуха. Эта близость убивала его сильнее, чем отсутствие этого самого воздуха. А сейчас Юнги тоскливо, очень тоскливо, и на душе будто кошки нагадили.***
Чонгук не прибежал к Тэхёну сразу. Чонгук почти месяц, наверное, пытался разобраться в себе: прислушивался, прижимался внутренне, сам себя по голове гладил и спрашивал, что же он сейчас чувствует. А потом прибежал к Тэхёну.***
В тот же день, после разговора, Юнги собрал чемодан. Билет был куплен уже давно. - Ты выглядишь каким-то затраханным жизнью, - Намджун осторожно положил руку на плечо друга. - Ты не поверишь, но я так себя и чувствую, - Юнги саркастически хмыкнул. А впереди Тэгу и его, Юнги, новая должность. Он теперь продюсер, а его талант признали, и сейчас, наверное, начнётся новая жизнь, полная… только вот чего?