Ангельски или чертовски прекрасные чувства

Что такое любовь? Впервые этот вопрос прозвучал, кажется, в древнем Риме. Мальчишка, еще совсем юный, схватил мать за подол тоги и громко озвучил его, подкидывая идею для монолога паре философов. После, о нем услышала толпа и решила, что, пожалуй, ему немного не хватает огласки. Собственно, с того момента все и началось: любви начали посвящать песни, баллады, сказки и книги. Но сколь бы не было рассказано историй, сколько бы цветов не подарено, Азирафаэль не мог понять любви. Впрочем, это было вполне объяснимо. Ангелы, конечно, сотканы из любви и прочих светлых чувств — это знают все. Но их любовь распространяется на все божьи создания в равной и до выверенности одинаковой степени: растения, жуки, животные, солнце, тучи, ветер, вода… Все одинаково и просто. Ангельская любовь, она же словно тофу — вполне съедобна и даже питательна, но не имеет в себе ровным счетом никакого вкуса. Разве что, немного солоновата. Работает принцип — если все любимы, никто не любим. На романтическую, материнскую или отцовскую, все-таки они бесполы, или даже дружескую любовь, ангелы не способны. Это просто факт. Но также, изначально все ангелы невосприимчивы к какого-либо рода грехам, но случались же исключения? Человечество к двадцать первому веку обросло слоем неких проблем. Отодвинем в сторону особенно губительные, такие, как глобальные голод и потепление, а к ним подставим самые мелкие: невозможность лизнуть свой же локоть или до конца избавиться от доставучей аллергии. На столе останется немалое их количество, среди которых, впрочем, будет очень просто разглядеть небольшой бутылек с незатейливой надписью: «культ тела». Был на свете ангел, который просто обожал физические упражнения во всех их проявлениях, но истязал свое земное тело непомерными нагрузками. Вовсе не из желания достичь просветления путем боли в мышцах, о нет. Его желания были сопряжены с совсем не ангельским чувством, а именно — с гордостью и даже тщеславием. А дело было просто — он же образец для других, верно? А раз так, должен выглядеть идеально во всех своих обличиях, в том числе и земном. Ловить восхищённые взгляды смертных было вовсе не приятно, но восторг в глазах подчиненных дорогого стоил. Соответственно, можно было бы провести утренние часы в небольших симпатичных парках, наворачивая круги вокруг прудиков. Забавно то, что грех небольшой гордыни зародился в ангеле самостоятельно. Ни одна демоническая рука не приложила к этому никаких усилий. Впрочем, по правде сказать, только аллегорически, ведь одна небольшая ладошка, аккуратно очерчивая линию пресса под рубашкой, даря восхищенные взгляды голубых глаз, принадлежала отнюдь не какому-нибудь святоше. Впрочем, думаю, не стоит вдаваться в подробности. Но был еще и ангел, который не считал пристрастие к некоторым земным удовольствиям грехом. Что, во всяком случае, подтверждалось молочным цветом его крыльев, все еще не сменившимся на иссиня-черный. Все же, вкусная еда не могла искушать, и бутылочка ну особенно хорошего вина не представляла никакой опасности. К тому же, ангел всегда исполнял свои обязанности вовремя и усердно, а значит, причин для каких-либо недовольств им, быть, конечно же, не могло. Правда, остро стоял еще один небольшой вопрос, хотя, скорее, Обстоятельство, примерно метр восемьдесят ростом, который не стоило бы называть хорошим. Вот это Обстоятельство могло бы быть, да и практически стало, фатальным для ангела, но Богиня, судя по всему, одобряло сближение Азирафаэля с этим самым Обстоятельством и крайне сопутствовала им по жизни, а значит, Обстоятельство не могло навредить ангелу лишь фактом их дружбы. Обстоятельство звали Энтони Дж. Кроули, впрочем, Энтони и Дж. можно отбросить и оставить просто Кроули. Сейчас Обстоятельство лениво опёрлось на перила в Сент. Джеймском парке и крайне увлечено игрой собственного изобретения, в виде дартса, где дротиком выступал хлебный мякиш, а мишенью — голова особо нелицеприятной утки. В игре было целых два аспекта демонического коварства: во-первых, конечно же, попадание хлебом по голове птицы, а во-вторых, все мало-мальски образованные люди знают, что уткам хлеб нельзя. Демон был доволен своим страшным и многогранным злодеянием, а рядом с ним стоял такой же довольный Азирафаэль, который выполнял крайне ангельскую работу: превращал хлеб в некоторые злаки, также смягчая удар о утиную голову, тем самым нейтрализуя демоническое влияние. Впрочем, удовольствие двум существам приносила не только лицезрение разнообразия утиной жизни. Все было как в старом мире: утки, хлеб, разговоры ни о чем и обо всем сразу. На этой новой земле так же была улыбка Азирафаэля и темные очки, за которыми прятались внимательные глаза, впитывающие каждую весёлую и расслабленную морщинку на лице ангела. Так же улыбалась старыми фарами Бентли, магазинчик одаривал каждого проходящего напутствующим взглядом стеклянных окон, а растения все также подрагивали сочными листьями. Все в этом мире было так же, за исключением пары деталей, которые, впрочем, по мнению ангела и демона, его лишь украшали. Теперь они держались за руки во время долгих прогулок по парку, Кроули подавал ангелу руку при выходе из машины, а Азирафаэль научился варить вкуснейший черный кофе (конечно же, ровно с четырьмя кусочками тростникового сахара). В магазинчике с причудливой надписью: «А.З. Фелл», которая уже по праву считалась раритетом, столы, подоконники и другие горизонтальные поверхности, заняли коричневые горшки с вечнозелеными растениями, которые, к слову, были уже далеко не такими запуганными, но все же шикарными. Они подпитывались ангельской благодатью, но при этом не распускались, все еще памятуя о товарищах, трагично закончивших свою жизнь в мусорке рядом с многоэтажкой. Жаль, что они не знают о цветнике в небольшой спаленке, в котором соседствовали с особо редкими книгами немного неудачливые цветы. К слову, цвели они ничуть не хуже. Возвращаясь к спаленке. Кровать, которая там стояла с восемнадцатого века, наконец-таки была продана в музей за немаленькую сумму, конечно же ушедшую на благотворительность, и заменена на более современную модель с ортопедическим матрасом и горой бежевых подушек с темно-коричневым узором. Рядом стояла тумбочка, на которой красовалась гора книг, и у всех них были только добрые сюжеты: все же они читались вслух на ночь. У Азирафаэля имелось некое обстоятельство, которое, по мнению других его собратьев, могло бы послужить веской причиной к Падению. Но Азирафаэль был ангелом, и по мнению того самого Обстоятельства, он был ангелом во всем. Азирафаэль, конечно, ласково улыбался, принимая комплимент и игнорируя яркий румянец, но знал, что было кое-что, в чем он ангелом уж точно не был. Этим чем-то была любовь. Ангелы не должны быть искушены грехом, но такое все же случается. Примерно с такой же частотой ангелы, а точнее, лишь некоторые из них, влюбляются. Что ж. Похоже, все-таки в этом мире собрано достаточно песен, сказок, книг и рассказов о любви, если даже до одного, пусть и немного нестандартного ангела, дошло. Это явственно читалось во всех кружках кофе, улыбках и коротких поцелуях в лоб, во всех ласковых взглядах и объятиях, во всех касаниях и шумящих выдохах нежности. И заметьте, Азирафаэль до сих пор ангел, ведь Богиня на самом деле никогда не была против любви, даже от тех, кому по должности, сану или происхождению, не положено. Вот и все пути господни.