«Его страх уже улетучился. Так ускользает кошмар от человека, только что проснувшегося в холодном поту и тяжело дышащего; он ощущает свое тело и осматривается, чтобы удостовериться, что ничего страшного не происходит, и вскоре полностью абстрагируется от сна. Кошмар понемногу оставляет его в тот момент, когда ноги его коснутся пола, рассеивается, когда он примет душ и разотрется полотенцем, а к концу завтрака и вовсе улетучивается… до следующего раза, когда, снова охваченный кошмаром, он вспоминает все, » — Стивен Кинг
Они вновь поднимаются по лестнице. Уже не так холодно, как на нижних уровнях. Глухой звон арматуры под ботинками. Гейзенберг идет немного впереди, придерживая подмышкой кипу бумаг и две толстые записные книжки, обмотанные несколькими проводами и веревочками, которые лорд где-то нашел, да и приспособил. «И все же это был колоссальный труд, » — думает Итан, поглядывая на документы в руках Карла. — Как ты вообще здесь оказался? — решил прервать тишину Уинтерс, стараясь не отставать от лорда, что при каждом шаге пропускал ступеньку, потому что они были не столь высокие, да к тому же Гейзенберг просто лелеял мысли о том, как он хочет поджечь или взорвать это место из-за связанных с Мирандой воспоминаний. Он помнил, как однажды встретил ее в захолустном кабаке за несколько недель до попадания в бункер. Женщина с небольшим портфелем в руках явно была из богатой прослойки общества. Под черным пальто свободного кроя были отглаженные белые брюки и рубашка лимонного цвета с воротником-стойкой. Дорогая обувь на невысоком каблуке, приятный запах парфюма, контрастирующего с ароматом перегара и табака в заведении. Поблескивающие в свете канделябров прямые волосы цвета пшена или все же белого золота. Она почти незаметно присела на высокий барный стул рядом с Карлом, медленно потягивающим пиво. Тот старательно игнорировал ее появление, пока Миранда не обратилась к нему: «Карл Гейзенберг, я полагаю?». «Что вам нужно?» — спустя несколько секунд напряженного молчания достаточно грубо ответил он, поправляя очки, но не поднимая взгляда на женщину. «Я предлагаю вам принять участие в моем научном исследовании, — начала Миранда, так участливо улыбаясь. — Вам будет предоставлено жилье, питание…». «Дамочка, с чего вы вообще взяли, что можете мне что-то предложить?» — усмехнувшись, повернулся к ней Гейзенберг, отставив пустой стакан в сторону. «После окончания исследовательских работ вам будет выплачена сумма денег в благодарность за содействие, — Миранда аккуратно положила портфель на барный стол и вытащила оттуда документы, которые затем протянула недоверчиво смотрящему на нее Карлу. — Вам лишь нужно подписать данные документы о конфиденциальности и согласие об участии». «Это культ какой-то?» — усмехнулся мужчина, внимательно читая документ о неразглашении и согласие. В мыслях шел оживленный спор. «Нам нужны деньги, чтобы хотя бы квартиру оплачивать, да и хотя бы плащ нормальный купить! Так что давай подписывай быстрее!» — твердил один голос, а второй ему отвечал: «Это наверняка какая-то афера! Зачем рисковать?..» Гейзенберг не стал выслушивать второй и, вытянув маленький карандашик из кармана, еще раз пробежался взглядом по всем критериям в документе и чиркнул в поле для росписи. Но, лишь вновь перечитав согласие, мужчина заметил строчку мелким шрифтом: «В случае вашей смерти, деньги будут отправлены вашей семье». Что ж… Крайне забавно! Отца он никогда не знал. Да и в памяти было свежо, как несколько лет назад, еще в Германии, зажав трясущимися пальцами сигарету, Карл сидел на крыльце дома с письмом из санатория, в котором говорилось, что его мать скончалась от туберкулеза. Он же ее специально отправил туда, чтобы она вылечилась, а не померла! Тогда кому уйдут деньги? Никому? Гейзенберг еще не знает, с чем может столкнуться. А значит, он обязан выжить и сделает это любыми способами! «Благодарю, — кивнула Миранда, убирая протянутые ей документы в портфель. — В четверг, двадцать первого января, водитель заберет вас от этого бара в час дня. И еще, — женщина вытащила из кармана аккуратно сложенные купюры пары сотен лей и положила их перед Карлом. — Это ваш аванс. Хорошего Вам вечера, домнул Гейзенберг». «И вам не хворать!» — рассматривая купюры, пробормотал он, когда Миранда покинула заведение. Желания просиживать вечер в кабаке больше не было. Карл оставил деньги на стойке и, надев шляпу, поплотнее запахнув плащ и натянув на руки перчатки, вышел на улицу, охваченную ночью. Середина января. Все уже отошли от празднования Нового Года, улицы вновь пустуют. Под ногами хрустит снег, а морозный воздух продувает насквозь. Гейзенберг поворачивается спиной к ветру, вытаскивает из кармана плаща портсигар и зажигалку. Мысли нужно успокоить. Кто эта женщина? Откуда она его знает? И что за исследования… Все же крупные исследовательские проекты идут во Франции, Англии, Америке. Что в Румынии-то делать? Однако все ненужные рассуждения и вопросы улетучивались с сигаретным дымом, смешавшимся с паром от дыхания, и с мелкими покалывающими ощущениями от никотина в теле Вспоминая их первую встречу, он понял, насколько же сильна его ненависть по отношению к ней. Хотелось уничтожить все, созданное этой женщиной. Она посмела посягнуть на самое дорогое, что было у Карла: на воспоминания и на Итана. Гейзенберг убил ее буквально ради него. Убил человека. Человека — не существо, лицо которого скрывалось за маской-клювом, с шестью черными, как смоль, крыльями за спиной. Однако здравая сторона сознания твердила, что, хотя бы бумаги с записями стоит оставить, несмотря на то, что к ним прикасалось это мерзкое человекоподобное существо. Вопрос мужчины застал его врасплох, пока Карл пытался разобраться во всем происходящем и проанализировать сказанные Мирандой слова. Он не очень-то и хотел сейчас разговаривать, потому что сильно нервничал, а срываться на Уинтерса — вообще не хотелось. Не заслужил этого паренек… Потому Гейзенберг после паузы смог выдавить из себя: — Знаешь, что, iernii? Ты ведь мне теперь должен за волнение и чуть не случившийся сердечный приступ из-за твоего исчезновения! — В смысле? — усмехнулся Итан. Приятно знать, что есть люди, волнующиеся за тебя и готовые заботиться… «Iernii?» — повторил про себя мужчина, пытаясь заставить свой мозг вспомнить хоть капельку знаний румынского, который он учил, чтобы «выжить» … — Да я охуел, когда проснулся и не увидел тебя в кровати… Ты ж свалить не мог, ключи остались в замке. Я… Ну и бахнул той хуйни из склянки. Хорошенький самогон с добавлением опиума, в голову вдарило на раз-два! — Стоп… — мотнул головой мужчина, нахмурившись. Может, потому настойка и была такой отвратительный. — Самогон с опиумом? — Да, это было легко определить! Ты бы офигел от качества, если бы выпил побольше, — пожал плечами Карл, словно это были самые очевидные вещи во вселенной. — Спиртик с цветочками… Я же говорил, что варева Донны никогда не подводили. — То есть она дала мне обычный алкоголь, смешанный с наркотиком? — Итан внезапно остановился на лестнице, скрестив руки на груди. Хотя если подобным размышлениям уделить время, прийти к выводу, что подобный результат был ожидаем. Опиум имел свойство воздействовать на нервную систему: подавлять или возбуждать ее. А воздействие алкоголя привело к снижению умственной активности… «Прекрасный коктейль!» — саркастично усмехнулся про себя Уинтерс. — Помогло же? — обернулся к нему Гейзенберг, тоже останавливаясь. — Не думаю, что сейчас это стоит обсуждать, да и к тому же… Узнать ты сможешь и сам! — Каким образом? — нахмурился Итан, но лорд, лишь многозначительно хмыкнув, возобновил подъем по лестнице из арматуры, глухо звенящей под туфлями. — Что ты опять задумал? Лорд, игнорируя сыплющиеся на него вопросы, останавливается перед дверью, над которой мужчина видит незамеченную им ранее белую светящуюся табличку «Departament subiecți de test» . Гейзенберг шарит в кармане, где были и согнутые стрелки механических часов для взлома, и пара гвоздей, спичечный коробок, помятая сигарета; и достает из него пистолет, придерживая тяжелую связку документов одной рукой, и протягивает его Уинтерсу, смеясь: — Держи свою лучшую на свете железяку… Если бы не она, сучара Миранда бы уже давно оттирала твои разлетевшиеся мозги с пола, да, может, и мои тоже! А так мы с тобой относительно сухими выплыли из этого дерьма… Мужчина кивает, смущенно пробормотав: «Да, спасибо» , и убирает пистолет в карман, пока лорд открывает дверь, ведущую в тот каменный коридор со множеством запертых на замок комнат. Сыро и противно. От осознания того, что за множеством ржавых дверей могут быть еще живые люди, сердце начинало бешено стучать в груди. А перед глазами вновь возникла Миранда с простреленной головой. Пытаешься забыть — но это продолжает настойчиво лезть в голову. — Зачем мы здесь? — поежившись, спросил Итан. Лорд, сунув руку в карман, молча начинает удаляться по коридору, оставляя мужчину в одиночестве. Серые каменные стены давили на Уинтерса, который, недолго думая, поспешил за Гейзенбергом. Оставаться одному совершенно не хотелось. Особенно в этом отделении, что больше напоминало морг, где холодильные камеры были заменены «обустроенными» палатами с белоснежными стенами. — Карл? Подожди! — Ну? — коротко бросил тот, даже не оборачиваясь. «Что опять случилось?» — встревоженно спросил голос в голове Уинтерса, уже поравнявшегося с лордом. Удивительно, но привычной дрожи ободка кольца на цепочке Итан не ощущал. Либо Карл просто в хорошем настроении, но разговаривать не сильно хочет, либо… металл уже просто не мог передавать эмоции лорда. — Зачем мы здесь? — повторил мужчина. Он пытался разглядеть помрачневшее лицо Гейзенберга в тусклом свете ламп, свисающих с потолка, словно плохо закрепленные гирлянды. Итан смог разглядеть лишь одинокий косой шрам на щеке лорда. — Мне здесь кое-что нужно. Твой саквояж в камере… Забыл его захватить, — спустя несколько секунд паузы, произнес Карл, бросив короткий взгляд на мужчину. Лорд остановился с дверью, обозначенной буквой «H-4» . — Еще свидимся! — бросил он уходящему Уинтерсу. Дверь со скрипом отворилась внутрь. В палате продолжал гореть свет, который Гейзенберг не стал выключать, когда выходил. Помимо него, в комнате было еще пять занятых спящими людьми кушеток. Это помещение явно больше, чем маленькие палаты в конце коридора. Лорда не очень-то напрягали, он привык видеть трупы на столе в импровизированной операционной, располагавшейся в подвале. Сейчас Гейзенберг бы с радостью изучил, как работает мозг, когда его хозяин находится в состоянии «живой мертвец» или «комнатное растение» . Они действительно напоминали Карлу растения. Их много. Все разные, и у всех, какая-то неочевидная польза — как у растений, выделяющих кислород, невидимый другим живым существам, которые буквально каждую секунду пропускают в лёгкие живительный газ. Лорд положил стопку документов, обмотанную проводами и веревочками, на свободную кушетку и принялся искать свои вещи. Для него не составляло проблемы забрать вещи кого-то из лежащих здесь. Потому Карл уже определил спящих людей, как мертвых. Они ему абсолютно никто и отношения к нему никакого не имеют. Смысл о них заботиться тогда? Зачем тогда мертвым деньги и вещи? Память о земной жизни? Ну уж нет! Гейзенбергу они пригодятся больше, потому что он выжил и выбрался из порочного круга иллюзий. Свой армейский — но который лорд привык называть походным спустя годы после войны — ранец Карл обнаружил почти сразу же, в углу комнаты, где сумки, саквояжи и рюкзаки были свалены в единую неаккуратную кучу. Гейзенберг положил свой ранец на кушетку и попытался аккуратно вместить туда бумаги с записными книжками. Внутри было не столь много вещей: платок, гребень, баночка с нашатырным спиртом, коробки со спичками, зажигалка, компас, три пачки сигар, несколько монет да купюр, острые, но сточенные до размера фаланги пальца, графитные карандаши, небольшой ножик и документы, в которые подтверждали лорда, как гражданина Веймарской республики. Справившись со своими вещами Карл, как самый правильный и образцовый член общества, решил обследовать вещи других людей. Искал деньги, что однозначно понадобятся в ближайшем будущем. Он знал, как только выберется на поверхность и сотрет это место в серый пепел, они с Итаном купят билет на поезд и махнут до самой Франции, чтобы попасть в Англию. Гейзенберг в последний раз окинул помещение со спящими и, погрузив комнату во мрак из-за отсутствия света, запер дверь на ключ. Оглядевшись и не увидев Уинтерса, он пошел вперед по коридору, пока не остановился у двери «B-2» и принялся подбирать нужный ключ из связки. Оказалось, это была лишь ловушка. Один ключ подходил ко всем дверям, а множество неверных дубликатов запутали бы незнакомого человека. Гейзенберг разбирался в замках, потому что это были одни из первых его работ. Понять, как устроен замок — несложно. Для определения уровня сложности замка будет достаточно визуального осмотра. Но света в коридоре было недостаточно — пришлось все-таки помориться с подбором заветного ключа. Когда наконец-то дверь открылась, Карл зашел и, прикрыв за собой дверь и включая свет, застыл в нерешительности, прижавшись спиной к двери. Ему нужен был всего лишь один человек из этой комнаты, имевший значение для лорда, который старательно бегал взглядом по табличкам на кушетках, выискивая фамилию «Беневиенто». Он хотел, чтобы у Донны тоже была возможность жить вне иллюзий. Леди Беневиенто лежала на металлической кушетке, рядом с которой стоял аппарат, считывающий сердцебиение. На ней было все то же черное длинное, полностью скрывающее тело платье с шифоновыми рукавами жиго и высоким воротником, куда крепилась серебряная брошь с изображением месяца, закрывающим солнце. Смоляные волосы женщины были собраны в растрепанный пучок на голове. На правом глазу была сложенная в несколько раз марля, обклеенная по сторонам тоненькими полосками льняного пластыря. Отклеив с головы и руки все электроды, проводки, Гейзенберг начал пытаться разбудить, водя открытой колбой с нашатырным спиртом перед ее носом. Несколько раз вдохнув резкий бодрящий запах бесцветного прозрачного гидроксида аммония, плескавшегося в баночке, леди Беневиенто резко проснулась и предприняла попытку подняться с кровати, судорожно хватая ртом воздух. Гейзенберг осторожно обнял приходящую в себя женщину и спросил, в порядке ли она. Донна тихо ответила, что все хорошо и ей нужно лишь оклематься. Надо спешить! Лорду не терпится подорвать это место, и он уже придумал как это воплотить в жизнь. Карл предполагал, что лаборатория находилась не слишком глубоко под землей и будет достаточно полить бензином или машинным маслом все приборы в бункере, соединить их дорожкой горючего и поджечь, чтобы стереть с лица земли «змеиное гнездо Миранды» . Или же постараться найти в лаборатории галлоны с газом, открыть их и чиркнуть спичкой? … Это было буквально навязчивой идеей, занимающей полностью мозг лорда, которая, подобно гигантской анаконде, скручивала другие мысли и душила их, оплетая кольцами из своего тела. Самостоятельно поднявшись с кушетки, леди Беневиенто и стряхнула с подола платья невидимую пыль, пока Карл искал в кучке вещей небольшую потрепанную атласную сумку с вышитым из бисера изображением, подражающим броши на воротнике леди. Протянув Донне ее сумку, Гейзенберг быстро произнёс, испытующе смотря на женщину и протягивая ей ключи: — Сейчас нужно делать все очень быстро! Ты с Итаном должны меня ждать на этом этаже, мне нужно еще раз спуститься в лабораторию. Если Итан решит поиграть в героя или сморозить любую хуйню — останови его! Донна, смутившись пристального взгляда лорда, опустила глаза и кивнула, убирая ключи в сумку. Карл, нервно улыбаясь, похлопал женщину по плечу, еле слышно проговорил: «Отлично!» , и направился к выходу из палаты, слыша шуршание подола платья и стук каблуков леди Беневиенто, следующей за ним.***
Итан не спеша шел по коридору, хотя понимал, что ему стоит поспешить и не заставлять лорда ждать его. Двери. Двери. Двери… Они были буквально везде! Вспомнился его первый «забег» по королевскому замку от кровожадных сестричек Димитреску. Только тогда Итан молился, чтобы по пути ему попалась хоть одна дверь, за которой мужчина мог спрятаться, да передохнуть. Здесь же Уинтерсу, наоборот, хотелось, чтобы в этом обычном пугающем облицованном темно-серым камнем коридоре, вызывающим приступы неконтролируемой паники, если вдруг конце прохода перегореть хоть одна и так слабая лампочка, не было ни единой двери, за которой могло скрываться что угодно за маской тьмы. Что ждет его там, в глубине мрака? Страх с морозным дыханием смерти или ледяные глаза, полные безумия из-за потери? Когда-то Итан не знал, что подготовило для него иллюзорное королевство в глубине сна… Металлическая дверь легко поддалась и открылась вовнутрь. Уинтерс помнил, что Миранда забыла запереть эту комнату, поскольку они сразу после пробуждения мужчины пошли «чаевничать» . Тогда вопрос, как Гейзенберг смог выбраться, если был заперт снаружи? Нащупав кнопку выключателя на стене, Итан нажал на нее. Застеленную мраком палату осветил яркий больничный свет. И вновь ему хочется поскорее уйти, потому что продолжающий спать в неведении мужчина на кушетке очень беспокоил Уинтерса, вызывал странное чувство тревоги где-то в глубине души. Не каждый день видишь таких! Свой саквояж мужчина тоже нашел в углу, в сваленной кучке. Оттуда ничего не пропало. Все на местах! И кошелек с деньгами различных валют, свернутая карта Европы, нижнее белье, документы, дневник, карандаш, коробка с запасными патронами, упаковка спичек, маленький керосиновый фонарь, чёрный моток толстых ниток с воткнутой в него иглой, складной перочинный нож, драгиньянский пиджак и механические часы, продолжавшие свой ход все время, пока Итан «спал» в королевстве. Сейчас час… Но дня или же ночи? Под землёй теряется счет времени, а внутренние биологические часы твердили, что сейчас день, поскольку Уинтерс был полон сил и бодр, несмотря на предшествующие события в лаборатории. Раскрыв дневник, мужчина провел рукой по черно-белому фото, ласково улыбаясь. Он помнил… И воспоминания это были самые теплые и приятные сердцу, пережившему некоторое дерьмо. Итан листал все дальше и дальше до записей, сделанных с июня по сентябрь. Но их не было! Пустые листы… «Удивительно, но нет!» — с резким хлопком закрыл дневник Уинтерс и, вернув его в саквояж, сел на кушетку. Он закрыл лицо руками и начал по привычке бормотать молитву: «Отец Господь, я молю, чтобы ты был милостив ко мне. Я молюсь, чтобы ты осветил меня своим лицом. Это было написано; если путь человека угоден Богу, Он заставит его снискать благосклонность в глазах людей…» . Молился он, чтобы чем-то заполнить голову, а не просто нервно ходить по комнате, пытаясь справиться с тревогой о будущем. Что станет с этими людьми, когда бункер останется без обеспечения? Итан мечтал быть таким же беззаботным по отношению к незнакомцам, как и Гейзенберг. Но он не мог! Мужчина постоянно размышлял, что могут думать другие люди, как им помочь… Спустя несколько минут чтения всех известных Уинтерсу молитв, Итан вышел из комнаты, выключив свет и тихо затворив за собой дверь. В коридоре его уже ждали Гейзенберг, скрестив руки на груди, и стоящая рядом леди Беневиенто. — Поторопись, Iernii! — прокричал мужчине лорд, а когда Итан уже оказался рядом, Карл многозначительно посмотрел на Донну и быстрым шагом начал удаляться по коридору, в сторону лестничного пролета. Уинтерс нахмурился, крепче сжимая ручку саквояжа, а затем перевел взгляд на леди Беневиенто, спрашивая: «Что случилось?» — Он решил еще раз спуститься в лабораторию, — тихо ответила женщина, обводя глазами коридор. — Зачем ему это? — склонил голову вбок Уинтерс, нервно усмехаясь. Гейзенберг же так отчаянно рвался покинуть это место, с какой же причиной он сейчас решил вернуться в лабораторию? — У меня нет ответа на этот вопрос, Итан, прости! — виновато ответила Донна, опуская взгляд в пол. Настало неловкое молчание до момента, когда женщина не оживилась. — Нам нужно кое-кого забрать! Первый раз мужчина видел леди Беневиенто полной энергии. Она всегда казалась ему меланхоличной и задумчивой особой, что предпочла бы плыть по течению вместе со всеми, а не стараться следовать своей траектории. «Так… Кто на этот раз?» — саркастично усмехнулся внутренний голос. Если каждому, кого они вытащат потребуется вытащить кого-то еще — то спустя некоторое время они освободят всех! Эта мысль воодушевляла Итана, но только пока они не оказались у двери, обозначенной «D-1». «Блять… Я надеюсь, это не тот человек, о котором я думаю?!» — нервно протянул про себя Уинтерс, пока леди Беневиенто открывала ржавую металлическую дверь. Щелчок. Палату озаряет невероятно яркий свет, Итан судорожно сглатывает и наблюдает за активно кого-то ищущей Донной, которая попросила мужчину подержать ее сумку, вытащив из нее лишь маленькую баночку с нюхательной солью, что часто помогало избавиться от предобморочных состояний, вызванных врожденной гипертонией. Уинтерс видел, как леди Беневиенто приблизилась к одной из кушеток, на которой лежала женщина, абсолютно ничем не выделявшаяся среди остальных «спящих». Спустя минуту в помещении раздается громкий требовательный голос, принадлежавший леди Димитреску: — Где мои дочери?! «Пиздец!» — коротко охарактеризовал про себя Итан пробуждение Альсины. Теперь он окончательно убедился в том, что семья для этой женщины была превыше всего, ради нее леди Димитреску была даже позабыть о себе. Она резво спустилась с кушетки и быстро начала обходить других пациентов, повторяя имена дочерей: «Бэла?! Кассандра?! Даниэла?!.» . На Альсине была длинная шелковая юбка-колокол с деворе, белоснежная сатиновая блузка с облегающими рукавами и пышными шифоновыми манжетами. Иссиня-черные волосы были слегла взъерошены после «сна». А взгляд карих с желтоватым оттенком глаз нервно бегал по палате, Альсина, встревоженно кусая губы, все пыталась отыскать знакомые черты лиц. Было отчасти печально наблюдать за ней, поскольку Уинтерс через минуту осознал, что три вампирши были лишь плодом воображения Альсины, воплотившимся в иллюзорном мире, исполняя заветную мечту женщины о появлении дочерей. Когда леди Димитреску обошла всех лежащих в палате людей, не найдя среди них обожаемых дочурок, она остановилась перед леди Беневиенто, кладя руку на грудину, стараясь дышать ровно. Это была уже не та величественная леди Димитреску, высокомерно смотревшая на всех с высоты своего трехметрового роста, это была просто Альсина Димитреску — подавленная и растерянная. — Нет… — сдавленно произнесла она, пребывая на грани нервного срыва. Как тяжело осознавать, что все любимые тобой люди были лишь иллюзией, отделяющей тебя от реальности. Зачем тогда настоящий мир, если во сне у тебя есть все, о чем ты только мечтаешь и чего у тебя никогда в реальности не будет? — Зачем… Зачем вы вытащили меня? — Альсина… — тихо позвала ее Донна, подходя ближе. Итан чувствовал себя лишним человеком в этот момент. Ему было эмоционально тяжело наблюдать за леди Димитреску, отчаянно хватавшуюся за тоненькие тростинки надежды найти дочерей. — Я не хочу… Зачем вы издеваетесь надо мной? Я готова извиниться за все свои слова в твой адрес, — также тихо ответила Альсина, умоляюще глядя леди Беневиенто в глаза. Ей был чужд реальный мир, полный разочарования бедности, одиночества и боли. — Но прошу, верни меня! … Пожалуйста, Донна! — Я не знаю, как… — виновато опустила глаза леди Беневиенто, сцепляя руки перед собой. Взгляд леди Димитреску ожесточился, она ненавидела, когда ей отказывали. Альсина схватила трясущуюся от страха Донну за подбородок, заставляя ту посмотреть на себя, и требовательно произнесла: — Найди как! Найди!.. — Я вас по крикам нашел… Ох ебать… — в палату зашел Гейзенберг, держа в руках несколько галлонов с керосином, а затем резко произнес, с презрением глядя на леди Димитреску. — а ее-то вы нахуя вытащили?! Альсина вместо того, чтобы выдать ответную колкость, начала смеяться: — Это же сон… Верно?! Или я умерла, и это Ад? А Гейзенберг — Люцифер, восставший против Бога? Тогда ты кто? — она посмотрела на Итана, старательно пытавшегося незаметными шагами назад приблизиться к Карлу. Отчаяние доводит до безумия, которое сейчас плескалось в глазах леди Димитреску. — Касикандриэра? А ты? — Альсина посмотрел на леди Беневиенто, посмеиваясь. — Велизар? Свести с ума меня хочешь? Да?! — Заткни ебало! — жестко прервал ее Карл. Его раздражало, что он из-за обезумевшей женщины не может с Итаном и Донной слинять из этого поганого бункера, который так хотелось подорвать. Леди Димитреску надменно посмотрела на него, приподняв подбородок и скрестив руки на груди. — Еще слово — я не пожалею на тебя керосина и подожгу к чертям твоим сучьим! — лорд сначала дал галлон Уинтерсу, передал один леди Беневиенто, а затем протянул галлон Альсине. — Бери и поливай все аппараты! Скоро это место взлетит к небу! — Посмотрите на него… Ребёнку в руки жезл власти попал! — усмехнулась леди Димитреску и буквально выхватила галлон из руки с презрением смотрящего на нее Гейзенберга. — Это я ребенок?! Ты ведешь себя, как пятилетняя девчонка, у которой отобрали трех любименьких куколок. Миранда мертва — теперь в юбку некому плакаться, правда, Альсина?! — лорд с ядом произнес имя леди Димитреску, чувствуя свое превосходство. Как же давно он так не развлекался! — Она мертва? — растерянно спросила Альсина, вглядываясь в глаза Гейзенберга и пытаясь понять, врет он или нет. Похоже, что нет, не врал и, вероятно, даже видел, как Миранда покинула мир живых, раз Карл так уверенно говорил об этом. Итан сейчас пребывал в тихом шоке от происходящего. Ему не нравилось слушать, как другие ругаются. Особенно, когда это был кто-то из дорогих ему людей, как Карл. Но также Уинтерс был не в восторге от того, что в бункере погибнут и ничего не подозревающие люди. Может, попробовать напомнить об этом Гейзенбергу, хоть мужчина и понимал, что лорд похож сейчас на затихший гейзер, однако готовый вот-вот взорваться. — Карл… а что будет с этими людьми? — Итан обвел взглядом всех «спящих», чувствуя себя неловко из-за того, что прервал спор между людьми, ненавидящими друг друга, но имевшими почти идентичные характеры. Он уже представлял, что стоит готовиться к взрыву. Сердце в панике забилось быстрее. Но свои идеи нужно отстаивать до конца. — Их же нужно вытащить! Мы не можем просто оставить их здесь и позволить им умереть! — Либо вы со мной — помогаете залить бункер горючим, уходите целыми и невредимыми, либо я сделаю это сам, а вы сгорите с этими убогими! — поставил условие Гейзенберг. Иногда власть и ненависть действительно ударяет в голову и затмевает здравый смысл. И Уинтерса пугала такая смена настроений и приоритетов у лорда. Даже в реальности, без сил, он был опасен. Опасен своими идеями и настойчивостью, если его переклинит. Итану Карл даже чем-то напомнил Миранду… Особого желания спорить с Гейзенбергом — кроме Альсины, которую благоразумно леди Беневиенто попросила замолчать — не было. Началась оперативная подготовка к ликвидации бункера. Карл периодически спускался в лабораторию за новыми партиями керосина и бензина, обнаруженного хрен пойми где, которым Итан поливал еще работающие аппараты в каждой комнате, открываемые Донной, соединяя палаты дорожкой керосина. На все палаты «Departament subiecți de test» — весьма теплого для длительной беспрерывной работы, — ушло около двух с половиной часов, это без двадцатиминутных перерывов, когда они вчетвером поднимались на кухню и молча пили чай. Вся одежда провоняла горючим, которого на этаже было достаточно, чтобы заправить два автобуса Lorraine-Dietrich, 1907 года выпуска. За все прошедшее время леди Димитреску не проронила ни одного слова, похоже, погрузившись в работу с головой. Наконец-то все! Уставший, запачканный мелкими пятнами бензина и керосина Гейзенберг повторно обходил все помещения, проверяя проделанную работу. Донну с Альсиной он отправил найти выход из бункера и оставить дверь открытой настежь — для хорошего горения необходим кислород, но лорд Итана попросил остаться с собой, чувствуя себя немного виноватым перед мужчиной за свое поведение, потому он быстро шел впереди, аккуратно держа ладонь мужчины. Несмотря на внутреннее напряжение от предвкушения, Карл ощущал рядом с Уинтерсом спокойствие, что в несколько раз помогало поумерить пыл лорда. — Ну вот и все… Скоро это все закончится! — воодушевлённо произнес Гейзенберг и, остановившись, повернулся к Итану, крепко сжимающему ручку саквояжа. — Ты прав! — кивнул мужчина, легко улыбаясь. Карл ухмыльнулся и резко приник к губам Уинтерса. Наверное, это было приятным вознаграждением… И вновь хочется позабыть обо всем остальном мире или существовать в нем только вдвоем. В нос лез лишь терпкий аромат керосина, пропитавшего всю одежду, а на губах — привкус сигар, которых лорд за два часа работы успел скурить штук шесть. — По моей команде, беги к выходу, — отстранившись, Гейзенберг похлопал Итана. Он не знал, успеет ли убежать, но даже не желал думать в том ключе. Был уверен, что выживет. Конечно, подобные мысли приходили в заполненную навязчивыми идеями голову, они показывали все одну картинку… Тело пронзает боль от пожирающего золотого огня. В горле застревает крик, преисполненный боли: «Беги, Итан! Беги! Беги, кому сказал!» . Кожа плавится под температурой, подобно воску. Ежась, Карл отгоняет наваждение, как мух, тяжело дыша. Он справится… Горящая спичка падает в небольшую лужицу горючего на полу лаборатории, где сразу же появляются пока что низенькие алые языки смертоносного пламени. Керосин, в отличии от бензина, разгорается постепенно, так что у Карла было время, чтобы быстро покинуть нижний уровень. Он, хватаясь за железные прутья перил, спешил по лестнице, даже не вслушиваясь в глухой звон арматуры. Лишь бы успеть. Спастись… Поднявшись к отделению испытуемых, где лорда ждал Итан, Гейзенберг судорожными движениями вытащил из кармана спичечный коробок. Снизу послышался взрыв. Это был открытый галлон с газом в конце лаборатории. Скоро должны взорваться еще несколько, тогда у бункера не будет шансов выжить, а если Уинтерс с Карлом не поспешат — то и у них тоже их не будет! Мужчина забирает коробок со спичками из пальцев лорда, поскольку тот уже выкидывал третью спичку подряд, которую не смог зажечь. Итан быстро чиркает спичкой по коробку, и на ней сразу же рождается маленький огонек, что вскоре летит на такую же небольшую лужицу горючего, которая дорожкой ведет вглубь коридора. — Все! — коротко выдыхает Уинтерс, пока Гейзенберг, резко схватив за руку, не потянул его наверх. Когда убегаешь по лестнице — главное, не оступиться и не быть поглощенным пламенем. В первый раз, Итан, услышав план лорда, испугался за него. Один дорогой ему человек уже погиб в пасти пожара, теперь мужчина не мог позволить себе потерять вновь обретенного. Глухое эхо арматуры под ботинками вскоре сливается с симфонией бушующего пламени и взрывов. Мужчины практически выпрыгивают из бункера. Карл, загнанно дыша, закрывает входную дверь на ключ и, пошатываясь, отходит назад. Вскоре начинают доноситься глухие звуки разлетающихся в стороны аппаратов в палатах. «Господи, » — бормочет Итан, быстро перекрещиваясь и переводя взгляд на Гейзенберга, нервно закурившего сигарету. Почти четыре часа утра, темно-синие краски ночного неба начинают смешиваться с оранжево-розовыми и желтыми оттенками рассвета. С кончика сигары лорда срываются мрачные облака табачного дыма, поспешно вздымающихся к небесам. Если бы дым стелился на землю, то это бы напоминало унылую даму на похоронах, неспешно опускающую траурную вуаль в память о Миранде, догорающей на нижних уровнях бункера. В память о ее бесчеловечной целеустремленности. Альсина с Донной внимательно следят за дверью бункера, ожидая, что сила огня сможет уничтожить стальную дверь. Леди Димитреску отчаянно борется с внутренним желанием забрать у лорда ключи, открыть дверь и броситься в пламя, чтобы хоть в загробном мире воссоединиться с дочерьми. Но она сомневалась, что три любимые дочурки оценят такой поступок матери. Наконец-то из тоненьких щелей между дверной рамой начинают выглядывать маленькие язычки огня, старающегося вырваться наружу и пожрать весь мир без остатка. — Danke für den Verarsche, Miststueck, brennen sie in Ihrem Schlangennest! — бормочет лорд, довольно улыбаясь и растирая докуренный сигаретный бычок о землю. — Du kommst mir nicht mehr in den Kopf, Mistkerl! — В один момент Гейзенберг радостно закричал, похоже, обращаясь к горящей в недрах земли Миранде, сложив руки рупором. — Fuck dich ins Knie***
На небольшом дорохойском перроне, наполненном стуком колес подъезжающих локомотивов, Альсина не изъявила желания прощаться с мужчинами и лишь крепко обняла Донну напоследок, спеша на поезд до Бухареста. Когда фигура леди Димитреску скрылась из виду, они проводили леди Беневиенто до поезда, ехавшего из Дорохоя в Бухарест, а из столицы в Констанцу, к тёплым берегам Черного моря. Теперь Итан вглядывается в мелькающие густые леса, зеленые рощи, мелкие прудики да огромные каменные города за окном плацкартного вагона. Поезд держал путь до Оради, Дьера, Зальцбурга, Фрайбург-им-Брайсгау и от наконец Парижа до Гаврского порта, откуда на теплоходе можно было попасть в Англию через Ла-Манш. Домой, в Плимут. Уинтерс так хотел показать свой дом Гейзенбергу, что сейчас мирно спал уже как несколько часов, положив голову на плечо мужчины. «И все же потеря не всегда такая уж и страшная. За ней идут новые идеи и новые планы, новые люди и новые места, которые важно не вспугнуть своей тоской и всеобъемлющей печалью. Смерть — это то же самое, что и жизнь, но протекающая в относительно обратном порядке. За уничтожением всегда следует созидание. Это природа, » — писал в дневнике Уинтерс, прокручивая в голове все события, произошедших с ним за четыре месяца, что, на самом деле, были лишь несколькими неделями в бункере.«И мы смотрели, как пингвина укутывают снежинки. А мне не давало покоя: пингвин там один — одинешенек, жалко его. Поделившись этой мыслью с отцом, я услышала в ответ: «Не горюй, Сюзи, ему не так уж и плохо. Ведь он попал в идеальный мир, » — Элис Сиболд