“Тук-тук, я взглянул под кровать
И меня испугалось чудовище”
(с) Как Сатурн пожирает своих детей - Pyrokinesis
Принято считать, что дитя рождается невинным. Ребенок — это тот, кто еще не загубил свою душу, кто еще не успел совершить ошибок, которые бы омрачили сердце. Родители оберегают свое чадо, направляя по верному пути, стараясь добиться того, чтобы юное сердце не познало тьму настолько долго, насколько это возможно. Впрочем, о невинности ребенка спорят давно, ведь некоторые считают, что дети расплачиваются за грехи своих родителей. Если бы Белоснежка и Дэвид знали об этом в тот день, когда десяток стрел вонзились в тело бывшей королевы Реджины, то, возможно, все было бы иначе. Возможно, принцесса Зачарованного Леса не впитала бы в себя всю тьму из сердца матери в утробе, возможно, принцесса Эмма умела бы смеяться, умела бы быть счастливой. Возможно, Эмме не были бы чужды эмпатия и радость. Возможно, тогда ее судьба сложилась бы иначе.***
Молодые родители Белоснежка и Дэвид даже не могли представить, что с их крохотной девочкой может быть что-то не так, когда та только появилась на свет. Она была обыкновенным младенцем: плакала, когда хотела есть или спать, еще не зная речи, лопотала что-то несвязное, быстро училась тому, как держать в кулачке предмет и ползать. Родители не чаяли души в столь желанном ребенке. Роды прошли тяжело и мечты о большой семье были разрушены, но, несмотря на это, они не унывали. Эмма стала целым миром для своих родителей, и они уделяли все свободное от правления королевством время ей. Неладное было замечено посторонними. Простой вопрос от гостя «тебе разве не смешно?» на приеме в честь четырехлетия принцессы Эммы, адресованный девочке, поставил родителей в тупик. С тех пор они начали присматриваться к Эмме, понимая, что девочка и правда никогда не смеялась. Более того, они никогда не видели улыбки на ее губах. Обеспокоенные родители начали приглашать в замок лучших лекарей королевства, надеясь найти причину безэмоциональности дочери, но лекари лишь пожимали плечами. Каждый из них, как один, повторял, что дитя полностью здорово. Со временем, когда Эмма немного подросла, на ее губах начала появляться легкая улыбка. Родители, казалось бы, должны были успокоиться, приняв то, что их дочь редко проявляет эмоции, но этого не случилось. Годы шли и след улыбки на губах принцессы стал очевидной усмешкой, и не более того. Эта улыбка не несла добра или искренних чувств. Сравнивая себя со сверстниками, сама принцесса понимала, что ведет себя иначе. Когда Эмма была младше, ей казалось, что причина различия между ними — ее титул, но, становясь взрослее, поняла, что это было не единственной причиной. У Эммы не было друзей, с которыми она проводила бы все свое свободное время, смеясь с ними во весь голос. Эмма предпочитала тишину, проводя время за книгой или рисованием в саду, или собственных покоях; она не наслаждалась танцами на балу, а лишь желала покинуть шумный зал как можно скорее; она не улыбалась юношам, не влюблялась в них и даже не знала, что точно значит понятие «влюбиться». Год за годом, наблюдая за сверстниками, она старалась им подражать. Она старалась проводить больше времени с ребятами со двора, переступая через собственные желания; старалась сделать так, чтобы родители не беспокоились за ее будущее. Она усердно выдавливала подобие улыбки, приветствуя гостей замка и задавала больше вопросов, желая узнать человека, но ничто не вызывало в ней чувств. Она лишь кивала в ответ на истории людей, пока остальные смеялись или даже плакали. Она старалась идти навстречу людям, но любая ее попытка заканчивалась очередным прозвищем, которое с особой жестокостью выделяло бы ее неумение контактировать с людьми. Эмма научилась принимать то, что люди не искали ее компании, не любили ее. Она смиренно принимала то, что поддержки ей не найти ни в ком, кроме отца или матери, и решила не обращать внимания. Пускай двор не знает, что за душой юной принцессы, может это и к лучшему. Уважать ее они все же будут обязаны, большего Эмме и не надо. Теперь за своими сверстниками она наблюдала издалека, поражаясь необдуманностью их поступков, они же и вовсе начали избегать ее. Эмму это не огорчало, но все же она ловила на себе их косые взгляды и хмурилась в ответ, не понимая, чем могла не угодить. Однако, в определенный момент, случайно подслушанный разговор расставит все на свои места. За пару дней до своего семнадцатилетия, прогуливаясь по замку, она застает двух дочерей кухарок, которые убираются в главном зале, обсуждая предстоящий бал. — Как ты думаешь, выберет ли кого-то ее Величество на этом балу в свои кавалеры? Я слышала, как королева говорила ей, что скоро настанет пора, когда ей придется выбрать себе будущего мужа, — с легкой насмешкой в голосе, говорит невысокая худенькая девчонка, заставляя Эмму остановиться в дверях и прислушаться. — Она-то? Я тебя умоляю, не могу себе представить принцессу в отношениях. Если бы она не смотрела на всех, словно они ничтожества, или хотя бы улыбалась, чисто для приличия, то еще, может быть, кто-то да и предложил ей стать своей женой. Но так… Кто будет чувствовать себя комфортно рядом с ней? — вторая девушка, куда более пухлая, чем первая, тихо смеется, заканчивая свою речь, лишь тогда поворачивая голову к своей подруге, и замечает фигуру в дверях. Ее лицо тут же становится бледным, а губы приоткрываются в резком выдохе, когда она встречается лицом к лицу с гневом зеленых глаз. — Ваше Величество, мы… я… — она тут же выпрямляет спину, невольно отпрыгивая от своей подруги. Злость вспыхивает в глазах Эммы так стремительно, что она напрочь забывает обо всем, чего пыталась добиться долгие годы, но не обращать внимания на такую наглую усмешку, да еще и в собственном доме, становится слишком унизительно. Возможно, будь служанки поумнее, то они бы смогли предотвратить вспышку гнева, но, не смотря в глаза Эммы, они забывают о правилах этикета, вызывая в юной принцессе еще больший гнев. Эмма делает пару шагов в их сторону, и это зрелище поистине ужасает. Она двигается к ним, будто плывет, не отводя взгляда, она подбирается ближе и сжимает горло второй служанки, прежде, чем кто-либо из них успеет среагировать. Притягивая служанку ближе к себе за шею, губы Эммы кривятся в усмешке, а глаза сверкают, отражая блики свечей, отчего они кажутся еще более ужасающими. — Достаточна ли прилична для вас эта улыбка? — рычит Эмма, прожигая взглядом служанку, сжимая ее шею сильнее, отчего та хватается за ее руку, пытаясь разжать, но тонкие пальцы впиваются в пухлую шею лишь сильнее, и рот служанки открывается в попытке жадно вдохнуть воздух. Эмма улыбается шире, показывая зубы, словно скалящийся хищник, готовый разорвать свою жертву в любой момент. — Простите… Ваше Высочество… — хрипло отзывается служанка, умоляюще глядя на принцессу, боясь, что если она сожмет еще сильнее, то просто раздавит ее шею. — Эмма! Что здесь происходит?! — громкий голос позади прерывает зеленоглазую бурю. Нехотя отпуская шею служанки, Эмма медленно поворачивается лицом к матери, но взгляд ее не становится менее яростным. Белоснежка быстро оглядывает служанок, проверяя на наличие сильных увечий прежде, чем махнуть рукой, веля им убираться из комнаты. — Что ты себе позволяешь? — резко обращается к Эмме мать, как только девушки скрываются из виду. — Преподавала урок о том, чего не стоит говорить в этом замке, — просто отвечает Эмма, поправляя полы платья и вновь поднимает уже холодный и бесстрастный взгляд к матери. — Насилие уже много лет не применяется в стенах этого замка, Эмма! Как смеешь ты?! Что ты возомнила о себе?! — с каждым новым словом голос Белоснежки становится лишь громче, требовательнее. Брови Эммы лишь слегка приподнимают в ответ, и она делает шаг ближе к своей матери. — Что я возомнила о себе? Я будущая королева, и они должны думать, прежде чем открывать свой поганый рот, матушка. Лучше дать понять это раньше, нежели позже. Не хотят уважать меня, тогда пускай боятся. — Уважать? Ты разве пыталась расположить к себе хоть одного человека в этом замке? Ты еще не королева, ты не сделала ничего для них, для народа. Они не будут уважать тебя лишь потому, что им так сказали, уважения нужно добиться, а не распускать руки, когда ты слышишь что-то нелестное в свою сторону, Эмма! Эмма не отводит взгляда от яростных глаз своей матери, принимая вызов. Она не берется спорить с ней, зная, что толку в этом немного, но что-то внутри также не желает уступать, соглашаясь и подчиняясь ее словам. — Я не собираюсь пресмыкаться перед ними, если Вы об этом, матушка. Уж лучше я выберу их страх, а не уважение. Я слишком долго терпела от них циничное отношение к себе, — произносит Эмма, выходя из зала, оставляя мать в одиночестве. Белоснежка видела, что глаза ее дочери всегда смотрели бесстрастно и холодно, но самым страшным было отсутствие сопереживания. Эмма старалась держать в себе своих демонов, но это лишь был вопрос времени, когда она выпустит их наружу. Она никогда не проявляла сочувствия и каждый раз с тех пор, как Эмме исполнилось шестнадцать и ее стали посвящать в дела государства, ее решениям сопутствовала лишь хладнокровная логика. Дэвид и Белоснежка старались не придавать этому значения долгие годы, но недуг, выявленный у короля, и это происшествие заставили увидеть в собственном ребенке изъян. Принцесса Эмма не могла править королевством после кончины своих родителей. — Мы должны что-то сделать, попытаться исправить это, — сказала Белоснежка той ночью мужу, прижимаясь щекой к его ладони. — Я бесконечно люблю нашу дочь, но сейчас речь уже не о ней. Мой дедушка был таким, как она: редко проявлял эмоции, правил расчетливо, не ценил жизнь своего народа. — И он начал десятилетнюю войну, — кивает Дэвид, поднимая глаза к потолку. Больное сердце в тот момент волновало его меньше всего, ведь жена была права. — Умерло столько народу, это было правильно политически, но ты, как никто другой, знаешь, что это не всегда хорошо для королевства и его людей. Я знаю, что мы обсуждали это ни раз, но обстоятельства были иными. Нам придется обратиться за его помощью, — тихо произносит Белоснежка, вглядываясь в глаза мужа, пытаясь понять, о чем он думает, как воспринял ее предложение. Белоснежка, разумеется, была права. С тех пор, как они поняли, что с их дочерью что-то не так, а лекари лишь разводили руками, они ни раз обсуждали крайний вариант. Был лишь один человек, способный им помочь, но, к сожалению, цена за его услуги была слишком высока. Они знали, что темный маг способен помочь их дочери, но страх узнать правду, услышать, что именно они были виновны в том, что их дитя не знало счастья, было слишком тяжело. Впрочем, сейчас, когда возраст давал о себе знать, и уверенность в завтрашнем дне плавно покидала короля и королеву, ждать чуда и бояться услышать правду стало невыносимо. Один лишь взгляд дал Белоснежке понять ответ. Решение было принято — как только король почувствует себя немного лучше, они окажут визит в замок Румпельштильцхена.***
На балу в честь своего дня рождения Эмма становится темной фигурой в углу, не желающей обращать внимание на кого-либо. Она появляется там лишь по просьбе отца, который не может там появиться по состоянию здоровья, но проводит не больше часа среди шумной толпы. Беспокойство родителей лишь усиливается, и, когда королю становится немного лучше, первым делом он отправляет за Эммой, веля ее служанкам собрать небольшую сумку в дорогу. Хмурясь, не имея представления о том, куда она отправляется, Эмма выходит из главных ворот и встречается со своими родителями возле кареты. — Куда мы едем? Визитов не было назначено на ближайшее время, — напряженно подмечает Эмма, изучая родителей взглядом. — Нужно решить вопрос, который больше не терпит отлагательств, — коротко отвечает Дэвид, открывая дверь кареты, пропуская дочь и жену вперед. — И все же? — не выдерживает Эмма, как только карета трогается с места. — Эмма… — нерешительно начинает Белоснежка, и когда отец накрывает ее руку своей, Эмма понимает, что дело плохо. — Мы не хотим, чтобы ты думала, что мы… Что мы считаем, что ты какая-то не такая… — О, прошу. Я прекрасно наслышана о своем дурном нраве, матушка, — прерывает ее Эмма, криво улыбаясь, совершенно не озабоченная данным фактом, чем ужасает своих родителей лишь сильнее. — Так что, перейдем к сути? В чем дело? Хотите отправить меня на исправление, чтобы слуги в замке перестали дрожать лишь при одном моем виде? Прежде чем Белоснежка успеет сказать что-то, что смягчило бы цель всей их поездки, Дэвид отвечает, желая, чтобы дочь наконец-то поняла, что стоит на кону. — Эмма, я знаю, ты и сама понимаешь, что отличаешься от других людей. И это не твоя вина, дочка, а наша. И мы хотим исправить то, что сделали с тобой даже еще до твоего рождения. Нашему королевству требуется правитель, который… — ...Не я. Я понимаю, нет нужды объяснять, — холодно отвечает Эмма, отворачивая голову к окну. Ей хочется узнать больше, спросить, что такого они сделали, за что всю жизнь платила она; спросить, почему они не избавились от этого ранее, но ком в горле оставляет это лишь в мыслях, не позволяя задать вопросы вслух. Эмма надеялась, что дорога не займет много времени. Собираясь, сама не ведая куда, она не брала с собой ничего лишнего. Лишь одежда и банные принадлежности. Но сейчас, когда напряженная тишина в карете словно удушала, она жалела о том, что не подумала взять хотя бы книгу или блокнот, чтобы отвлечь себя от мыслей, не покидающих голову с тех пор, как отец озвучил ей свои подозрения. Она уважает его честность, ей всегда хотелось быть лучше ради него, и долгое время она винила себя за то, что не может этого добиться. Она всегда винила себя, искала в себе недостатки; она старалась научиться вести себя так, как вели себя другие дети, а затем и девушки, но эти попытки были столь жалкими, что она лишь отталкивала этим людей еще сильнее. Теперь же, услышав о том, что это было возможной ошибкой ее родителей, она не понимает, почему ей не сообщили об этом ранее. Не понимает, за что они оставляли ее в неведении, какие цели преследовали и чего добились этим, кроме ненависти Эммы к себе? Эмма не сдерживает облегченного вздоха, когда карета наконец-то останавливается и паж открывает им дверь. Выпрыгивая из кареты первой, она тут же оглядывает местность вокруг и хмурит брови, не понимая, какого черта небо здесь будто кажется темнее. — Идем, не стоит задерживаться на этой земле дольше положенного, — заметно нервничая, произносит отец, взяв Эмму под руку. Эмма чувствует, как по телу проходят мурашки, когда они ступают на порог таинственного замка. Несмотря на его чистоту, он кажется мрачным и даже зловещим, заставляя напрячься в ожидании опасности. Эмма хочет спросить, зачем они здесь, хочет понять, почему ее привезли в это место, и не решили ли родители оставить ее тут, но ее мысли прерывает высокий и скрипучий голос позади, от которого она невольно вздрагивает, а тело отца рядом напрягается. — Какая великая честь! — восклицает невысокий мужчина, выходя из тени, откуда они только что вышли сами, и Эмма не понимает, как они не заметили его раньше. Эмма невольно сжимает плечо отца сильнее, видя, как обезображена его кожа, переливающаяся даже при тусклом свете, от чего она становится зелено-золотой. — Все семейство у меня в гостях! За это непременно нужно выпить, согласны, ваше величество? — звонко продолжает неизвестный, обходя их, направляясь к длинному столу посреди комнаты. — Ты знаешь мой ответ, — произносит Дэвид, смерив его недоверчивым взглядом. — У нас нет времени на любезности, мы приехали чтобы… — О! Мне прекрасно известно, зачем вы приехали сюда! — говорит он, смеясь, но этот смех не излучает радости. Несмотря на игривый тон этот смех полон ужасающего холода, и Эмма не замечает, как начинает даже дышать часто, лишь бы не привлекать его внимание к себе. — Но я надеялся, что спустя столько лет буду достоин хотя бы испить чаю с моими давними знакомыми. К тому же, я еще не имел чести представиться вашей очаровательной дочери. Эмма вздрагивает, когда взгляд его желтых глаз встречается с ее, а его губы растягиваются в еще более широкую и безумную улыбку. — О, дорогуша, я вижу, что чувство страха вам известно, — протягивает он, в миг оказавшись прямо напротив Эммы. — Что не скажешь о других человеческих чувствах, не так ли? Эмма тут же вновь хмурится, поднимая подбородок выше и отпуская плечо отца, стараясь опровергнуть его слова, но биение сердце лишь ускоряется, и ее состояние выдает легкая дрожь в теле. — Не стоит бояться меня, это не я в этой комнате тот, кто способен загубить целое королевство… Хотя, нет, я способен, — он вновь звонко смеется. — Но меня это не интересует, слишком много возни, а толку мало. — Но я не… — О, дорогуша, все мы прекрасно понимаем, что это не является вашей целью. Но это то, что вы не в силах контролировать. Вам не составит труда действительно невольно совершить то, за что переживают ваши родители, Эмма. — Хватит пугать ее, Румпельштильцхен! — вмешивается Дэвид, делая шаг вперед, слегка прикрывая Эмму собой. Упомянутое имя заставляет глаза Эммы расшириться, и взгляд тут же вновь устремляется на человека перед ними. Описание в книгах теперь сходится с его внешностью, словно пазл, и Эмма напрягается лишь сильнее. Знать, что твою проблему может решить только самый могущественный, но и темный, маг — страшно, и кажется, что все становится куда более безнадежным, чем ранее. — Почему я такая? И… Вы можете исправить это? — подает голос Эмма с надеждой в глазах, несмотря на страх, окутавший ее тело. — О, разумеется, — отвечает темный с легкой усмешкой на губах. — Видишь ли, милочка, когда твоя матушка, будучи беременной тобой, казнила своего злейшего врага, то думала, что ее жизни больше ничего не угрожает. Но она забыла, какова цена убийства, — говорит Румпель так, словно ее родителей и нет в комнате. Прежде, чем Белоснежка успеет что-либо сказать, Дэвид останавливает ее, притягивая к себе, прося не мешать. — Их сердца и без того не были кристально чисты, но после казни королевы Реджины сожаление и злоба заполнили сердце твоей матери, и вместо того, чтобы там и остаться, эта тьма перешла к тебе. Ожидая реакции от Эммы, он двигается ближе к ней и, видя сомнения на ее лице, он резко подается вперед и проникает рукой в грудную клетку Эммы. Резкий выдох срывается с ее губ, когда рука покидает грудь, но внимание тут же переключается на объект в руке темного мага. Эмма раньше видела сердце лишь на картинках, но даже так она отчетливо понимала, что это не то, как оно должно выглядеть. Черное, словно уголь, оно едва билось в его руке, и лишь где-то внутри поблескивал розовый цвет. — Что ты делаешь?! — кричит Дэвид, вырывая Эмму из собственного оцепенения. Он подается вперед, словно готов атаковать темного мага, но тот тут же испаряется в воздухе и теперь голос его доносится уже позади. — Посмотрите, ваше величество. Так должно было выглядеть ваше сердце, но вы передали всю тьму своей дочери, — шепчет он, наклоняясь к Белоснежке, чье лицо, и без того белое, искривляется от ужаса. — Я не хотела этого… — шепчет она, и все видят, как слезы образуются в ее глазах, пока она изучает сердце своей дочери. — Я не хотела, это должна была быть я. — Должны были, но все же где-то в глубине души Вы верили, что поступаете правильно. Тьма не смогла проникнуть в Ваше сердце, ей и не нужно было, ведь она быстро нашла новую жертву, куда более притягательную, — он криво улыбается, поднимая глаза на Эмму. — Вы обрекли свою дочь на смерть, Ваше Величество и выжидали так долго, чтобы обратиться ко мне. Должно быть вам действительно было страшно услышать правду. — Смерть? О чем ты говоришь? — Дэвид резко подается вперед, испуганно глядя на свою дочь, словно в любой момент она действительно можно упасть замертво. — Видите ли, ваше величество, тьма способна быть разрушительной. Когда сердце Эммы наполнится ей до краев, оно перестанет работать. Это баланс, придуманный природой, — он тихо смеется, резко возвращая сердце Эммы в грудную клетку, от чего та сжимается от боли, хватая руку отца, ища поддержки. — Что мы можем сделать? — тихо спрашивает Дэвид, обнимая Эмму за талию. Касаясь ее щеки, он убирает волосы с ее лица, обеспокоенно оглядывая ее, боясь, что боль не отступила. — Вы как никто должны знать ответ на этот вопрос. Что очищает сердце и наполняет вашу жизнь эмоциями? — Румпельштильцхен вновь отходит, вставая перед ними. — Любовь, — отвечает Белоснежка, спустя пару секунду. Бросив взгляд на Эмму, она смотрит на нее виновато, с некой мольбой, но Эмма лишь отворачивается, фыркая на ответ матери. «Почему же твоя любовь не избавила меня от этого?» — хочется спросить ей, но она все же не решается. Массируя грудную клетку, которая все еще слегка побаливает, она смотрит на Румпельштильцхена, ожидая верного ответа. — Совершенно верно, истинная любовь Эммы сможет отчистить ее сердце, истинная любовь спасет ее, но, не чувствуя почти ничего, задача полюбить не из простых. Впрочем, сложнее влюбить кого-то в себя, — усмехается он, сверкая глазами. — Как я… — Эмма замолкает и хмурится, не понимая, как найти свою истинную любовь, ведь это может быть совершенно кто угодно. Но осознание того, что у нее тоже может быть истинная любовь, человек, предназначенный ей судьбой, заставляет ее сердце биться чаще, от чего она напрягается лишь сильнее. Волнение ей ни к чему, ведь поиск этого человека может стать невыполнимой задачей. — Вы совершенно правы, Эмма. Найти вашу истинную любовь чрезвычайно сложно, впрочем, вам повезло, ведь мне известно имя этого человека. Но задача проще не станет, не стоит радоваться раньше времени. Ах, простите, вы не умеете. Тогда это обращение к вашим родителям. — Почему? Что не так? — напряженно спрашивает Белоснежка. — Истинная любовь Эммы давно мертва. Эмма невольно усмехается после этих слов. Почему-то это ее не удивляет. Конечно, глупо было думать, что ее действительно можно исцелить. — Ты сказал, что задача непростая, но не невыполнимая, — произносит Дэвид, напрягаясь с каждой секундой сильнее, в ожидании ответа Темного. — Ну, разумеется. Найти истинную любовь можно… — Что ты несешь? — не выдерживает Эмма, прерывая его. — Я что должна? Прийти на могилу и заставить камень полюбить себя? — рычит она, чувствуя, что над ней словно издеваются. — Нет, все куда проще. Тебе лишь придется спуститься в Подземный мир, — говорит он с широкой улыбкой на губах. Первое, что посещает мысли Эммы — «Он обезумел».