“Они мертвы. Все.
Просто фантомы твоего прошлого
Прости…
Нам нужно то, что впереди
И там поверь еще страшней и опасней
Чем на пройденном пути.”
(с) Веди меня - The Meto
Кажется, даже ребенком Эмма не плакала столько, сколько за последние дни. Стоило предположить, что настоящая любовь — это вовсе не всегда счастье и легкость, что с ней приходят и великие трагедии, но Эмма едва ли думала об этом, всю жизнь наблюдая за счастьем своих родителей. Боль, которую причиняли страдания любимого человека, нельзя было сравнить ни с чем. Раз за разом наблюдать за горем Реджины, понимая, что просто не можешь ничего сделать — это ее личный кошмар в этом чертовом месте, петля для живой души. Должно быть, Аид знатно потешался, наблюдая за ней. Было глупо предполагать, что все будет так просто, но слепая вера, несвойственная ей, обволокла, не позволяя даже усомниться в себе. Но сейчас Эмма не знала, как искупить вину. Как доказать Реджине, что она не причастна к смерти юноши? Как вернуть ее доверие? Это кажется чем-то невыполнимым. Кто в трезвом уме может простить такое? Единственный доступный вариант — дождаться повтора петли, но она не могла знать, не придумает ли Аид что-то новое, что заставит Реджину усомниться в Эмме раньше, чем произойдет убийство? Кто знает, какую роль он может выделить ей в следующий раз? Эмма сглатывает ком в горле, наблюдая из окна своих покоев, как внизу стража несет тело умершего молодого человека, и Эмма чувствует себя виноватой, несмотря на то, что ее вины в случившемся нет. Это все чертов Аид и его глупые игры — жестокие, несправедливые. — Аид, — рычит она, отворачиваясь от окна, не желая больше смотреть на погибшего, понимая, что где-то в замке, Реджина снова проливает слезы, ненавидя ее, ненавидя все это место. Хоть в чем-то они солидарны. — Аид! — кричит она громче, ударяя кулаком по дверце шкафа, и тот захлопывается с грохотом. — Аид, сукин ты сын! — кричит она с надрывом, сжимая руки в кулаках. — Не стоит так нервничать, принцесса. Это очень дорогая мебель, к вашему сведению. Поворачиваясь, она видит его у окна, все такого же идеально чистого, ухоженного, с белоснежной улыбкой и пугающими ярко-голубыми глазами. — Не стоит нервничать? Ты в самом деле полагаешь, что у меня совершенно нет повода, чтобы нервничать? Что ты натворил?! — кричит она, приближаясь на шаг ближе к нему, словно угрожая, хоть они оба знают, что она не сможет сделать ровным счетом ничего, а вот ему не составит труда убить ее в любую секунду, навсегда привязывая ее душу к этому месту. — О, уже не так самоуверенны, принцесса? — усмехается он, складывая руки вместе, наблюдая за ней. — Неужели Вы так быстро испугались трудностей? Жаль, я был о Вас лучшего мнения. — Трудностей? Она считает, что я виновата в его смерти! Она годами выслеживала мою мать за это! Она пыталась убить ее столько раз за это, что даже не сосчитать! Как я должна влюбить ее в себя?! — кричит она, но так же резко, как взорвалась, она замолкает, отходя от него. — Я поняла, — говорит она уже тише, но не отводя от него взгляда. — Ты просто испугался, что у меня и правда получится забрать ее отсюда. И ты поменял правила игры так, чтобы она наверняка осталась здесь. Ты сжульничал. Эмма едва сдерживает усмешку, видя, как меняется лицо Аида, как вспыхивают его глаза, как его улыбка пропадает с лица. — Да как ты смеешь?! Я играю честно! — восклицает он, как свойственно детям, и Эмма хмыкает в ответ. — Неужели? И хочешь сказать, что шансы на победу у нас равные? — спрашивает она, слегка щурясь. Аид поджимает губы, задумываясь, и Эмма слегка расслабляется, видя, что он сомневается. — Видишь? Ты не уверен. Так сравняй наши шансы! Дай мне подсказку. Разве будет не интереснее, если игра будет на равных? — Хорошо, — наконец-то отвечает он, спустя пару секунд тишины. — Что ты хочешь знать? Эмма глубоко вдыхает, понимая, что это ее единственный шанс добиться от него чего-либо, потому спрашивать мелочи — это не выход. — Как мне влюбить ее в себя? — прямо спрашивает она, глядя в его глаза с вызовом. Он закатывает глаза, вздыхая, и садится в кресло. Закинув одну ногу на другую, он смотрит на нее, изучая, стараясь правильно сформулировать ответ. — Принцесса, Вы не можете влюбить ее в себя. Настоящая любовь — судьба. Она появляется в сердце еще до рождения. В том числе и в вашем сердце. Она уже там. Вы уже любите. — Но а как же тот юноша? — Он лишь призрак прошлого, просто один из тех, кто повлиял на ее судьбу, чтобы в итоге она обрела свое счастье. Никто не говорил, что он — ее истинная любовь. Истинная любовь бывает лишь одна, иначе бы Вы не спускались сюда, а нашли кого-то в мире под солнцем, не так ли? Вашим сердцам мешает лишь разум. Ваш уверен в том, что вы вовсе не достойны любви, ее уверен в том, что она эту любовь только что потеряла. К ее беде, когда она была в мире живых, ее истинная любовь еще даже не родилась, — хмыкает он, но эта улыбка скорее теплая, нежели хитрая, и Эмма расслабляется еще больше, понимая, что он говорит ей чистую правду. — Пробудить настоящую любовь просто, если не сопротивляться ей. Если забыть о логике, о своем прошлом, а просто принять ее. Истинная любовь способна на великое. Она способна поверить во что угодно, сделать, что угодно, лишь бы двое наконец-то обрели свое счастье. Это самая сильная магия, и имея такую власть, Эмма, глупо игнорировать ее. — Спасибо, — тихо отвечает она, находясь в состоянии легкого шока от того, как легко он вскрыл всю правду. Поднимаясь, кивая будто в почтении, он исчезает, оставляя Эмму наедине со своими мыслями. Шумно выдыхая, она опускается в кресло, где сидел Бог Подземного царства пару секунд назад. Откидываясь на спинку, она прикрывает глаза, пытаясь осмыслить то, что он сказал. Она считала, что любовь нужно взрастить. Считала, что это долгий путь, что даже симпатия — огромный успех в их случае, но мысль о том, что они уже любят друг друга, дарит надежду сильнее, чем Эмма когда-либо испытывала. Осознание того, что Эмму уже кто-то любит такую, какая она есть, заставляет ее улыбнуться, но сильнее удивляет другое — несмотря на то, что ее сердце почти охвачено тьмой, в нем есть кусочек искренней любви, самой сильной магии на свете, и если поверить, и если постараться принять ее, то она сможет обрести счастье, позволяя Реджине исцелить ее. Она резко поднимается с кресла, понимая, что не хочет, чтобы Реджина продолжала думать о ней, как о враге, ни минуты более. Она выбегает из комнаты, поспешно направляясь в покои Реджины, зная наверняка, что разговор будет не из простых, но даже это лучше, чем просто сидеть на месте, еще раз обдумывая все по кругу, начиная вновь сомневаться. Нужно действовать сейчас, пока надежда не покинула ее сердце. Врываясь в покои будущей королевы, она видит ее на кровати, сжимающую подушку, дрожащую от рыданий, и Эмма нервно сглатывает, теряя свою уверенность, но тут же откидывает эти мысли от себя. Захлопывая дверь, она подходит к кровати, ловя на себе её карий взгляд. Ее лицо тут же сменяет горе на гнев, но Эмма кидается к ней, закрывая ее рот ладонью прежде, чем Реджина закричит, сбивая ее мысли. — Молчи. Просто послушай меня. Я умоляю тебя, всего лишь выслушай, — поспешно говорит она, глядя в ее испуганные глаза. — Я не делала этого, Реджина. Я ничего не говорила Коре о тебе и этом юноше, я бы никогда не причинила тебе такую боль, — шепчет Эмма, ослабляя хватку, но так и не отрывая руки от ее губ. Она смотрит в ее глаза, видя, как Реджина хмурится, как в ее глазах отражается сомнение, и тот же гнев, но Эмма не позволяет забыть себе то, что сказал Аид — “настоящая любовь поверит во что угодно, сделает что угодно, лишь бы двое обрели свое счастье”. Пожалуй, он сказал ей слишком много, недооценивая ее возможности. Впрочем, сейчас все зависит лишь от самой Реджины. — Я не причинила бы тебе такую боль, — снова повторяет она, опуская ладонь с ее губ. Реджина шумно выдыхает, отодвигаясь от нее, но не кричит, не требует, чтобы она убиралась, и Эмма облегченно кивает, понимая, что есть шанс, что ее выслушают. К черту игры, к черту ложь. — Я покажусь тебе безумной, но нужно, чтобы ты услышала это сейчас. Мне больно наблюдать за тем, как ты страдаешь, я не хочу больше стоять в стороне, выжидая удобного случая. Ты должна знать, что все это нереально. Твоя боль, которая только начинается, будет сильнее. А затем все повторится, снова и снова ты будешь страдать… — Что ты несешь? — выдыхает Реджина, прожигая ее взглядом, качая головой, не понимая, о чем говорит Эмма, что это за нелепица. — Реджина, я знаю, что будет дальше. Потеря этого юноши — это лишь начало. Завтра ты выйдешь замуж, а после король… — ее голос надрывается, и она глубоко вдыхает, чтобы собраться с мыслями, не дать себе остановиться сейчас. — А после он возьмет тебя силой, как будет делать потом снова и снова. Ты будешь винить во всем произошедшем меня и свою мать, ты сделаешь что-то, что-то страшное, что поможет тебе избавиться от своей матери, но это разрушит тебя так сильно, что ты уже не будешь прежней. Ты потеряешь любую надежду, пока однажды по случайности не сорвешься с балкона и не погибнешь. Затем все повторится. Каждое событие, снова и снова. Ты снова будешь терять его, король снова будет насиловать тебя, ты будешь умирать снова и снова, как было уже ранее, до тех пор, пока ты не поверишь мне, пока мы вместе не разорвем эту петлю. Ведь я тоже буду тут все это время смотреть, как ты страдаешь, и ненавидеть себя за то, что не могу сделать ничего, чтобы тебе помочь. Только мы можем спасти друг друга, — шепчет Эмма, смаргивая слезы, неотрывно глядя в ее недоверчивые карие глаза. Снова красные, снова заплаканные. — Реджина… — она шумно выдыхает, чувствуя ком в горле от слез, — Я знаю, как безумно звучит это, но ты… Нам нужно прекратить это. Я хочу тебе помочь, но я не сделаю этого, пока ты не поверишь мне, просто не смогу, как сильно бы этого не хотела. Наступает тишина. Глаза Реджины изучают ее, но с каждой секундой Эмма все больше убеждается в том, что она не верит ей. На лбу все ярче виднеется морщинка от того, что она хмурится, и когда, спустя минуту, Реджина неуверенно качает головой в ответ, не отводя взгляда от лица Эммы, сердце больно сжимается. Оно болит, словно в груди полыхает пожар, и Эмме хочется кричать, чтобы хотя бы приглушить эту боль. Она прикрывает глаза, позволяя слезам вырваться из глаз, медленно стекая по щекам. — Я… — Эмма выдыхает, поднимаясь с кровати. — Я понимаю, глупо думать, что ты просто так мне поверишь, но… Если ты начнешь сомневаться, хотя бы на секунду, просто позови меня. Я позволю тебе убедиться, что все это правда, я лишь надеюсь, что не опоздаю, что не приду в последний момент. Мне будет больно, почти так же сильно, как и тебе, наблюдать за тем, как ты страдаешь, — тихо заканчивает она. Не сдержавшись, она наклоняется, взяв ладонь Реджины в свою, и оставляет нежный поцелуй на ее костяшках прежде, чем отпустить. — Вот увидишь. Он узнает, что ты хотела сделать, и придет в твои покои, вы поженитесь завтра же, не дожидаясь остальных гостей, — говорит она и покидает спальню Реджины. Выходя, она слышит шаги из коридора и заранее понимает, что была права. Король сейчас поменяет дату, сейчас Реджина впервые убедится в ее словах, и как бы ей не было больно, как бы она не хотела остановить короля прямо сейчас, она не позволяет себе этого, уходя раньше, чем он бы ее увидел.***
Ей хочется верить в то, что как только Реджина услышит о изменении даты, она прибежит, она поверит. Но, увы, этого не происходит, и следующим утром Эмма надевает платье. Глядя в свое отражение, ей хочется тут же прекратить этот маскарад, вновь ворваться в спальню Реджины, забрать ее, лишь бы не смотреть на нее в белом платье, выходящей замуж за того, кто ее погубил. Она больше не может называть его дедушкой даже в мыслях, ей отчаянно не хочется быть частью него, но это не то, что она способна изменить. Ее семья причинила Реджине столько боли, что теперь это кажется даже справедливым, что именно Эмма — та, кто может спасти ее. Хоть кому-то в этой семье не все равно. Она шла сюда, чтобы стать ближе к своей семье, чтобы стать достойной дочерью и наследницей. Но сейчас все, чего ей хочется — не быть причастной. На минуту Эмма задумывается о том, чтобы просто не появляться на свадьбе, но все же понимает, что это будет неправильным. Несмотря на то, что Эмма ненавидит все происходящее, ей нужно быть там ради Реджины. И Эмма спускается вниз, занимая место среди гудящей толпы, ожидающей торжества. Король женится, королевство обретет новую королеву, молодую и прекрасную, равную им. Как прекрасно. Она наблюдает за этим праздником, думая о том, как было это тогда, в мире живых. Неужели все эти люди действительно радовались своей королеве, или это вновь проделки Аида — сначала показать ей счастье, чтобы потом разбить все это для пущего эффекта? Эмма смотрит на короля, на его довольную улыбку у алтаря, и ей хочется уничтожить его прямо там, позволяя толпе и страже разорвать себя после, но получить желаемое, однако мысли о мести прерывают фанфары, и она поворачивается вместе с толпой, чтобы увидеть Реджину в прекрасном белом платье, идущую к алтарю. Толпа восхищенно вздыхает, и только Эмма едва ли не морщится от отвращения. Она и правда прекрасна, но ее пустые глаза заставляют возненавидеть все происходящее лишь сильнее. Сжимая руки в кулаки, Эмма не сводит взгляда с Реджины, мысленно умоляя ее посмотреть на нее, дать ей понять во взгляде, что она не врала, что говорила правду, что ей можно доверять. И она дозывается. Проходя мимо, Реджина бросает на нее быстрый взгляд, но вопреки ожиданиям Эммы, ее глаза будто становятся еще более блеклыми, словно ненависть к Эмме выжила из них последние искры, и Эмма едва не стонет от отчаяния. Разворачиваясь, она спешит покинуть зал, понимая, что несмотря на свои убеждения, Реджине здесь она не нужна, и выходя в сад, Эмма слышит колокола, оповещающие королевство об этом торжественном событии. Ей не хочется быть свидетелем того, как Реджине вновь делают больно, и Эмма сворачивает, направляясь прочь из сада, к той могиле, у которой плакала Реджина, словно может получить ответы у того, кто когда-то любил Реджину, кто когда-то ее знал. Но свежая могила лишь делает больнее. Читая имя юноши, Эмма вновь чувствует вину. Не за то, что натворил Аид, а за то, что было даже до ее рождения. Если бы судьба была более благосклонна, она бы позволила Реджине быть счастливой еще тогда, в мире под солнцем. Но этот юноша был лишь простой пешкой, и проводя рукой по свежей земле, Эмма шепчет, — Спасибо, Дэниель, — благодаря его за его роль в их судьбах, и сочувствуя тому, как сложилась его собственная жизнь.