***
Вентиляционная решётка тихо скрипнула. Мужчина вынырнул из дремоты, нашёл под подушкой обрез, снял его с предохранителя, пряча до поры под одеялом. Хорошо, что руки его свободны от капельниц. Если бы не развитые рефлексы, он не почувствовал бы чужого присутствия. Бен организовал пост за дверью, можно было бы позвать его, но Бах даже не рассматривал эту мысль всерьёз. Пусть его уверенность в собственных силах и знатно пострадала вместе с уже немолодыми костями, охотник благодарил Господа за то, что остался жив в огне взрыва и не собирался отказываться от привычек выходить против врага один на один за одним-единственным исключением. Тихая тень сдвинула решётку к стене и выкарабкалась наружу. Постояла на четвереньках. Медленно выпрямилась, обретя горб за спиной. Бах словно кожей почувствовал, как фигура принюхивается и прислушивается. Тень сделала робкий шаг и вновь замерла. — Бах, — прошелестел мягкий, овевающий противоестественным спокойствием женский голос. — Прости, ты не спишь. — Здравствуй, Лесса, — выдохнув уже в полную силу, откинулся на подушки мужчина. — Я не ждал тебя. — Я услышала о произошедшем в новостях и пришла сразу, как получилось, — она щёлкнула прикроватным светильником и наконец инквизитор смог разглядеть её. Рюкзак она скинула себе под ноги и тут же начала в нём рыться. Лесса выглядела встревоженной, и всё же она не менялась — вот уже долгие годы. — Я подставился, — признался Грюнфельд почти сразу. Правда болела, жалила, но ему нужна была эта честность. — Как идиот. — Не сомневаюсь, — фыркнула Лесса, доставая пластиковые формы в полотенцах. — Я успела услышать, что здесь кормят не слишком вкусно. Раз женщина переводила тему, значит, точно переживала до сих пор. А ведь некоторой долей своего спасения он обязан ей, об этом невозможно забыть даже при стойком желании, потому что зеркала не позволят никогда. Каждое отражение инквизитора словно вопрошало всех его собратьев, и его семью в том числе: Как давно вы смотрели мне в глаза? Когда перестали видеть меня по-настоящему? Но Грюнфельд так и не решился задать хоть кому-то подобный вопрос, зная риски правильного ответа. А все его отражения так и продолжали сверкать янтарными волчьими глазами. Не заметил даже отец, ибо Бах-старший никогда бы не промолчал о подобном. Выл, проклинал, попытался бы убить его — да. Но не допустил бы молчаливого укрывательства. Она крепко сжала его руку, подняла беспокойный взгляд. — Прости, что меня не было рядом. — Это не твоя война, — Бах нашёл в себе силы улыбнуться. Её рука была тёплой, почти человечной. — Они посмели тронуть то, что принадлежит мне, — буднично сообщила вампирша. Грюнфельд фыркнул от смеха. — Бах, ты дорог мне как никто другой в целом мире. Я хочу помочь, и сделаю это. Дай мне имя, описание, хоть что-нибудь. Ты защищал и защищаешь меня. Я хочу отплатить тебе тем же! Нет, он не мог умереть, когда на его плечах лежала ответственность за весь город, погрязший в вампирских интригах, и Лессу. Однако пока он прикован к постели и проку в столкновении с врагами от него крайне мало, ситуация не располагала к ложному благородству. — Очень сильная и наглая, рыжая проклятая, довольно молодая. В вязаной малиновой шапке летом, остальная одежда стандартная. После Лесса его ни о чём серьёзном не спрашивала, только цеплялась изо всех сил, и глядела как в последний раз. Он убрал под насмешками обрез снова под голову и потеснился, приглашая устроиться рядом. В конечном итоге, именно ему выпало успокаивать перепугавшуюся по-настоящему вампиршу — единственную из всех, встреченных им, у кого действительно жива душа.***
Лекс повернулась на острый переливчатый свист, чертыхаясь про себя. Из тени выступила вампирша, которая явственно показывала свою уверенность. С ленцой приблизилась к окрысившейся неонатке, вроде как не собираясь нападать: по крайней мере, двое предыдущих сразу помчались на бедную маленькую Бруха и уже упокоились окончательно. — Нелёгкая ночь, да? — голос оказался низким, с какой-то хрипотцой. — Не приближайся! — негромко, но сильно бросила Лекс. Киллматик грел ладонь, вселяя уверенность. Ведь неонатка уже столько прошла, выжила там, куда не сунулись более опытные Сородичи, и выживет снова, несмотря на вероломство гадского Князя! Ох, она выживет и отомстит, все увидят! Вампирша прицокнула языком. Кто она? На Вентру не тянет, хотя и до ВиВи ей далеко. Тремер? Штраус впечатлял, но, увы, пока Бруха не могла опознать Сородича без применения им Дисциплин. Да и будь она её соклановцем, не факт, что горела желанием ей помочь. Даже её слабый, за десяток с гаком колен от Каина, трусливый Сир был бы счастлив избавиться от проблемного Дитя в такой ситуации, если бы не потерял голову раньше от своих ошибок (хотя своё обращение неонатка к ним не относила). Но пусть Лекс формально и стояла через несколько поколений от того же Князька или Найнса, она знала, что решает дело не только кровь. — Не беспокойся, мне и не нужно, — продолжила тем временем вампирша. — Я слышала, ты талантлива в Могуществе? — Ах-ха, а ещё, — Лекс решила, что разговор пора заканчивать, и врубила максимальную скорость, — в Стремительности! Вампирша не стала уклоняться, даже пытаться, приняла удар на предплечье, вот только верные кулаки Лекс впервые подвели. Под курткой незнакомки хрустнула защита, но даже остаточной силы должно было хватить, чтобы раздробить кости. Однако эффект походил на тот, как если бы неонатка просто по-дружески ткнула вампиршу в приветствии по руке. Дерьмо, это Стойкость! Сраные Вентру и Гангрелы! — Твою мать! — Лекс едва успела отскочить, но острые длинные когти всё же зацепили её, превращая сливовую куртку, майку и грудь в кровавые лоскуты и лохмотья. — Долбанный Гангрел! Ненавижу вас всех, шабашиты двинутые! Лекс схватилась за Киллматик, но правую руку пронзила грызущая боль, а в следующее мгновение её сбил с ног здоровенный призрачный волчара. Вместо него на неё тут же обрушилась Гангрел и придавила к земле, ловя и ломая запястья. Когти вонзились в сердце, заставляя Лекс оцепенеть. — Птенец, ты совершила только одну смертельную ошибку, — наклонившись, шепнула мерзкая тварь ей на ухо. — Тебе не стоило соваться в Общество Леопольда. Это моя территория. И его Аббат принадлежит мне. Упокой Господь твою душу. Из губ Лекс вырвался пронзительный визг перед тем, как следующий удар прекратил её сознательное существование.***
Лесса поднялась и прошерстила карманы оставшейся одежды. Обнаружила ключи от апартаментов в Даунтауне и Санта-Монике, остальное свернула и выкинула в ближайший бак, поджигая его содержимое. Любимый Бахом Ремингтон М24 нашёлся в «Горизонте». Лесса провела ладонью по оружию, радуясь приятной тяжести. А когда-то, давным-давно, ещё с два десятка лет назад, о такой роскоши они могли только мечтать…