***
Таксист глянул на окна пентхауса, безошибочно ощущая кончину местного Князя, проезжая мимо. Юная кровь от крови Эннойи выиграла этот раунд, и ей хватило сообразительности не лезть в саркофаг. Ему же пора завершать очередную главу вечности. Джихад, который он когда-то обрушил на головы потомков, получил новый виток в своей истории. Его искупление перед Детьми уже тянулось тысячелетиями, и смиряться первый из рода отказывался впредь. Его месть была неумолима. Отвратительное ему освящение он ощутил почти сразу вблизи обрыва, где назначил встречу вампир Джек. Схватка подходила к логическому концу, и Каин не спешил вмешиваться. Ему давно не встречались подобные святые; пират же уверенно следовал пути потомков Троиля и свою полезность исчерпал, особенно с учётом того, сколько каитиффов наплодил в течение своей не-жизни. Истошный рык, хруст чужих костей, запах крови, неприятный в обоих случаях. Осипший, но твёрдый в молитве голос — Отец вампиров поморщился, дёрнул плечом, стряхивая чуждое присутствие. С другой стороны, не в его интересах рубить головы той гидре, что помогает держать проклятых потомков в узде. Уж если этот инквизитор захочет забрать с собой тело почившего любовника одной из древних вампирш, то определённо последователи Бога позаботятся о нём. — Я знаю, что ты здесь. Но отказать себе в удовольствии развлечь проклятую вечность? О, нет. И шагнул из тени леса. Двое мужчин застыли друг напротив друга. Каин узнал этого смертного, назойливого, опасного в том числе для некоторых из Старейшин; по слухам, даже когда-то убившего одного из своих. По-видимому, за дело, коль Бог не отвернулся от своего оружия. Но за всей Истинной Верой укрывалось что-то ещё, очень лёгкое, очень… простое. Слишком чистый оттенок радужки, как для человека. Удивительно сохранившееся лицо для смертного под пятьдесят (последний птенец в Лос-Анджелесе называла его старым козлом — молодость вообще слепа к деталям): едва ли несколько глубоких морщин на лбу да резкие носогубные складки, застарелый рубец шрама. Болезненная бледность кожи, несколько ран, уже стягивающихся Его милостью. Только мысль никак не позволяла ухватить себя за хвост. Грюнфельд чуял Тьму, подобную глубокому разлому в мире, который он знал и ощущал в своей Вере. Вся душа его и разум, справившись с оцепенением, требовали искоренить эту заразу. Обрез, револьвер, распятие, кинжал — не хватало только Лессы за спиной. Её едва слышных комментариев над ухом, привычной сплочённости. Образ тенью скользнул в мыслях и отступил прочь. Охотник на вампиров не мог противиться своему предназначению — впервые в жизни. Словно все эти годы должны были привести его именно сюда. — Святой инквизитор Грюнфельд Бах, — поздоровался таксист. — Проклятый, — кивнул инквизитор. — Твой Бог неплохо играет твоей жизнью. Почти удивлён. — Даже твой путь был предначертан; подобное отношение оскорбляет в первую очередь тебя же самого, — прищурился мужчина. — Его дар не позволит тебе уйти, пусть я и могу отпустить тебя. — Я сам этого не желаю. — Да будет так.***
Силы Каина открывали ему почти безграничную власть над чужими жизнями. Но у этого смертного было хорошее прикрытие. Он видел сквозь Затемнение, не поддавался Присутствию, не позволял поймать взгляд в Доминировании. Держал удар почти как при Стойкости, и раздражал его своей Верой едва ли не сильнее, чем настигшими освящёнными пулями. Почти заставил оступиться, воззвав к его чувству вины, — на долю мгновения взор Отца вновь обратился в далёкое прошлое, к его несчастным Детям, убитым их собственными потомками. Вампир стряхнул с себя наваждение, смешивая Могущество и Превращение. — Пусть спустится ко мне Его вестник, как в первородные времена, но смертному не тягаться с вечностью, — сорвалось с бескровных губ рычание. Шипы крови пробили корпус врага, повергая его под ноги проклятому. Вампир напрыгнул сверху, отбрасывая оружие в сторону, прижимая врага всем весом к холодной земле. Обнажил клыки, ведомый старым естественным инстинктом: обескровить и убить. С диким рёвом был снесён в сторону здоровой мохнатой тушей. Вскочил, обнажая крутые клыки, превосходившие Гангрельи. Узнал. Молодая кровь от крови Эннойи. Та самая, что никак не могла успеть добраться сюда от Башни со скоростью автомобиля на трассе. Встала между Отцом и святошей, закрывая его спиной, яростно пружиня лапы и скалясь.***
Она спешила, как только могла, очень быстро пройдя стадию отрицания и неверия. Позволила древним инстинктам и Зверю взять верх, отчаянно не успевая. Не успевая. Не успевая к нему. Птичьим криком, волчьим скоком, пока земля под лапами не раздалась мягкой периной, позволяя нырять и одолевать расстояния быстрее, и ноздри защитно смыкались, защищая от пыли и праха привыкшие вновь дышать лёгкие, и сами корни растений не служили препятствием. Её не-жизнь не шла ни в какое сравнение с ценностью жизни живого человека, которого она так сильно любила. Бах спас сотни людей, тысячи, стоит вспомнить их охоту на Цимисха в прибрежном городке; воспитал моральный компас настоящего охотника в десятках учеников; он продолжал отдавать себя за этот мир и делать его лучше. Он изменил её не-жизнь, позволив ей вернуться к самой себе, стать той, кем хотела еще при прежней жизни. И ради него и его дела она готова шагнуть за край. Если её путешествие закончится этой ночью, совсем не страшно — лишь бы суметь помочь Грюнфельду. Она сшибла Сородича с ног пушечным ядром, гневно фыркнув и занимая оборонительную позицию. Всё. Больше бежать или убегать нужды нет. Хриплое дыхание мужчины за спиной, надсадный кашель и стук чужого сердца — вот смысл её существования уже много лет. И попытки защитить людей от участи беззащитных жертв Тьмы или ей же подобной судьбы. — Лежать! — ударил наотмашь резкий мужской голос, исполненный власти. Лесса почувствовала, как закипает внутри неё кровь, как больно давит на барабанные перепонки и весь слуховой аппарат приказ, как сосуды в голове пульсируют на пределе выносливости перед тем, как лопнуть. Как в глазах темнеет, голову гнёт к земле и подламываются лапы. Рычала, в волчьем облике потеряв способность к членораздельной речи, но чувствуя себя увереннее в альянсе со Зверем, шаталась, не глядя в глаза чудовищно сильного врага (Лакруа просто младенец по сравнению с этим монстром, ожившим кошмаром людей и Сородичей). Но стояла из последних сил, наскребая в себе остатки Стойкости. Она больше не была случайной проклятой. Сейчас она — не уязвимая плоть или бестелесный туман, а гранитная стена и адамантиевая крепость. Призванная защитить. Бросок подвернувшегося под руку врагу камня едва не выбил пару клыков, рассёк морду, удар в грудь на пике Стремительности и Могущества заставил рёбра треснуть и отлететь назад, к чужому… нет, к родному теплу и ладоням, упавшим на лопатки, пустившим по повреждённым костям повторную волну боли, лишь немногим слабее первой. — Мы справимся, Лесса. Верь мне. Обжигающая Вера за спиной расправляла крылья, широкие, ослепляющие. По ранам плеснули кипятком — снова боль, но хотя бы остановившая потерю крови. Чудовище в тёмных очках едва ли пошатнулось, нехотя прикрываясь рукой. — Держись. Не атакуй. Слова инквизитора упали сразу в разум, минуя несчастные окровавленные уши с разодранными перепонками. Лесса успела заметить новый замах, которого вряд ли удастся избежать. Стоять. Просто стоять, даже если Зверь испуганно воет внутри черепной коробки, метя хвостом, ставя тем синяки Баху. Вампирша нутром сосредоточилась на глубоком дыхании мужчины позади себя. Если он просит, она будет стоять. Не станет мешать. Не собьёт его концентрацию. Не предаст. Стоять. Тьма рванулась навстречу роем, обещая бесконечные мучения за то, что встали на её пути, и Лесса зажмурилась до ярких вспышек под веками. Выстоять. Защитить. Внутри вспыхнул огонь, прокатился по костям, жилам, сосудам беспощадной лавой и выжег себе путь наружу, сквозь кожу, сжигая шерсть и плеща дальше, словно его питала не проклятая кровь, а керосин. Боли не было, лишь слепое осознание происходящего. Лесса горела живьём, почему-то никак не сгорая дотла, как положено любому приличному Сородичу. Хотя она почти никогда не была таковой, только вольным Гангрелом в весьма условной стае из нескольких охотников на проклятых и чудовищ. Пламя и Свет внутри плавили внутренности, правильно соединяя обломки костей, закрывая лишние дыры в коже; не позволяли боли достичь уровня осознания и словно спрашивали: что исправить ещё? Клыки? Подлатать центры регуляции в стволе мозга или сердце и автономный синусовый узел? Затормозить Превращение организма до среднестатистических смертных значений, чтобы не вылезали когти? Это было так соблазнительно; мысли невольно обратились к потускневшим воспоминаниям об обычной смертной жизни, значительно выцветшим за прошедшее время, мирным и… никаким. Помимо беззаботности и обыденности там находилось место для гораздо большего страха. Тогда она ещё не была сильной и хищной до меры, которая служит бронёй. Прости меня, — подумала Лесса, касаясь языком своих клыков. — Я люблю тебя, и поэтому я останусь во Тьме, чтобы защищать тебя здесь. Из твоей тени, за твоей спиной. Когда жар опал, вампирша разлепила уже человеческие веки. Сморгнула цветные пятна в смеси обычного и теплового зрения. Вампир стоял напротив, странным образом растеряв всю агрессивность и жажду убийства. Помахивал руками, на которых на глазах затягивались ожоги, местами достигшие костей, особенно на пальцах. От костюма остались обугленные проплешины, волосы сгорели до короткого ежика, прибитого пеплом. — Голконда, — вымолвил он тихо. Шокированно настолько, как непозволительно для вампира. — Плоть Солнца. Кроме Эннойи и меня не осталось никого, кто мог бы… Лесса ощутила непреодолимое желание осесть на землю всем телом в полуобморочном состоянии. Они с Бахом несколько минут назад пытались убить настоящего?.. Нет! Как это возможно?! Невозможно! Чтобы сам… здесь, теперь… и ещё не уничтожил их самих, как назойливые былинки?! — Беккет бы хвост отдал… — против воли почти беззвучно шевельнулись губы Лессы. — Кто?! — севшим голосом с затаённым неодобрением поинтересовались позади. — Один из немногих разумных потомков, — между делом бросил Отец. — Полагаю, они встречались. Что ж, это меняет дело. Он лениво отряхнул тело, стряс пепел с головы. Оценил выражение лиц противников, всё ещё не поднявшихся. Конечно, подобное должно сильно вымотать. И логично не спешить покидать оборонительные позиции. — Не знаешь, — резюмировал проклятый. — В нескольких словах: это предложенное прощение от Гавриила. Мало кто знает, но даже редкий потомок из знающих выживает после испытаний Воздыхания. Те же, кто выжил… Поймёшь. — Воздыхание? — переспросила Лесса. Но враг уже потерял интерес к беседе. — Я мог бы убить вас… — Вряд ли, — сильнее сжались руки Баха на женских плечах. Он красноречиво посмотрел на затеплившийся край неба. — Мне достанет сил до рассвета, чтобы не позволить тебе атаковать вновь. — Кто знает, — осклабился вампир, снимая треснувшие очки. Сверкнули глаза глубокого винного цвета. Без очков образ воспринимался легче, складывался лучше: породистое лицо, широкая кость, крупный нос, змеящаяся ухмылка и белоснежные клыки. — Я не стану убивать первую за многие годы Освящённую без причины, если вы не попытаетесь ещё хоть раз причинить мне вред или помешать планам. Всё равно не получится. Такова природа Его величайшей кары. До ваших дел с прочими потомками мне интереса нет. Пожалуй, я даже одобряю такой подход к иным Сородичам. Запомните мои слова — и прощайте. Тьма отступила вместе с тем, кто её в себе вмещал, рассеявшись в воздухе. Лесса слушала сбитый частый ритм сердца за своей спиной — и больше не боялась.***
Цапля лукаво подмигнула инквизитору, который терпеливо ждал оформления документов, полусидя на застеленной кровати. Пришлось вернуться на несколько дней для завершения курса инъекционных препаратов, с последующим переходом на таблетки. Доктор Томпсон ругался страшно, размахивая историей болезни, обрушивая все кары небесные на неблагодарного пациента: упомянул и риски, связанные с возрастом; и беспокойство родственников и учеников; и беса в ребро. Правда, нехотя выдал заключение, что такому запасу здоровья и некоторые молодые позавидуют. Грюнфельд едва сдержал улыбку: после той ночи ему внезапно по-настоящему захотелось начать жить для себя. У безвкусной шкатулки, пережившей бой, подломились две ножки, но ценнее предмета для Баха не существовало. Несколько раз в день он открывал крышку и с глубокой благодарностью убеждался в реальности произошедшего. Лесса прикончила Лакруа. После такого отказать ей в настойчивой просьбе вернуться в Госпиталь он не смог. Как раз чтобы за это время завершить прочие формальности. Он собирался уйти из Общества на вольные хлеба. Враги остались в прошлом, как и подозрения, и стоявшие между ними обстоятельства. Настало время подумать о себе. Лесса стягивала свои заначки, Бах подал запрос о закрытии счета в банк. Посмотреть, на что можно рассчитывать по итогу, и уехать прочь из Лос-Анджелеса. В какой-нибудь тихий мирный городок, где все друг друга знают и здороваются на улицах, куда не успел дотянуться новый виток войн Тьмы, да и человеческих — тоже. Заходящее солнце засвечивало окна, когда дверь тихо скрипнула. Бах повернул голову и порадовался тому, что не стал окликать Бена — иначе ошибиться было бы очень неловко. — Здравствуй, Лесса, — усмехнулся он, неприкрыто любуясь тем, как, оказывается, играет естественный свет на волосах женщины. Солнцезащитные очки были сдвинуты на макушку. Макияж стал гораздо тоньше, не пряча её красоту. Главное — он заметил, как поменялась её аура, больше не отдавая Тьмой. Судя по признакам, спусковым крючком эволюции послужил момент, когда она почуяла рядом с ним беду; готовность к самопожертвованию. — Благословенны будьте солнцезащитные крема и Адаптация, — вернула она довольную улыбку. — Кто бы сказал, как тяжело вновь следить за сердцем! Постепенно привыкаю к частому питанию и смещаю режим, хотя не жди от меня посещения пляжей в разгар дня. И жаворонком не стану ни за что! — Судя по твоему настроению, есть хорошие варианты? — Как по Кингу. Мало людей, много природы. И там сильно не удивишь твоим акцентом.***
16 лет спустя Уолдо, Мэн — Простите, Вы не подскажете, мы ищем одного человека? Герр Бах, уже пожилого возраста, хотя бы… — светловолосый парень в кожаном плаще огляделся, убеждаясь, что больше обратиться не к кому. Аккуратные домики, светлая аллея, редкие автомобили и удивительная тишина. Дети законопослушно прятались на задних дворах, школьники заканчивали занятия, мужчины словно рассеялись по делам, а женщины — по кухням. — А, Грюнфельд, наверное, раз немолодой? — огладил русые усы встреченный шериф, высокий и плечистый, с торчащей почти что дыбом копной волос. Дёрнув носом, чихнул, улыбнулся чему-то своему. — Так Бах — вон в том доме, крайнем от конца улицы, только он на работе сейчас. А вы кем ему приходитесь? — Коллеги по работе. Бывшей, — ответил высокий старик с хмурыми морщинами на лице. — Я так и подумал. Можете подождать на террасе у Джо, там подают хорошие обеды в комплексе. Когда мужчины удалились, плечистый достал телефон и набрал сообщение своему хорошему знакомому: «Твои приехали. Послал к Джо.» Пожилой, ха! Недавно молодняк стаи так погонял, что с языками до земли с тренировки приплелись! Продублировал на второй номер. «Родственнички на выезде. Крепитесь.» А то щёлкнет клыками на свёкра — неловко будет… тело помогать прятать, сердце с возрастом слабеет. И наконец кузену. «Проводи Алекс домой и посиди с ними. Пришлые опять понаехали.» Обычные жители приняли новое семейство спокойно: бывший военный, нашедший покой в религии, с молодой супругой, дождавшейся его домой. Стая отнеслась к чужакам куда напряжённее: отдельно к охотнику на вампиров они претензий не имели, но привезти с собой так нагло кровососущую тварь? Правда, возражений по поводу волчицы стало гораздо меньше, когда она показалась на повторной встрече днём. С тех пор охотничьи угодья аккуратно поделили, а со временем и привыкли к Освящённой. В конце концов, когда всё чаще появляются предвестники Апокалипсиса, такими союзниками не разбрасываются. В Лессе Бах не чувствовалось вечного проклятья кровопийц, а способность оборачиваться отчасти роднила со стаей. К тому же женщина вела себя прилично, работала в ветеринарке, где все животные льнули к её рукам, предпочитала мясо средней прожарки с овощами и обожала кровяные чесночные колбаски, а не мирных жителей. Зато прочие кровопийцы не совались на чужую территорию. А кто рискнул, лопоча что-то о некоем Джихаде и Геенне, — что ж, разминаться надо, как и учить на ком-то молодняк. Надо будет потом поинтересоваться, как дедуля отреагирует на собственных внуков: это должно быть весело, ведь в обиду их не дадут ни окружающие, ни они сами. Несмотря на стрёмную наследственность, детки получились крепкими и способными: старшая была первой по плаванию в округе, Бах-младший собирался идти по военной стезе с погодками из стаи, а младшая — по стопам матери. Нормальные, в общем, детки, ну и что, что со Звериной примесью? Как будто сами оборотни шерстью временами не обрастают.