Лисёнок

— И всё же, что такого произошло, что ты убежал вчера ночью? — спросила Эбби всё тот же, уже заученный до скрежета зубов вопрос, который Лисы спрашивали, наверное, порядком раз тридцать, не меньше. Это точно, Натаниэль считал, но быстро сбился, забывая точное число.        Нати вновь промолчал, неуверенно перебирая пальцами резинку толстовки Эндрю, в которую забрался с самого утра, спрятавшись от всех этих настойчивых расспросов. Почему забрался? Да потому, что она висела на нём чуть ли не как мантия или простой балахон.        Подождав ещё с минутку, сверля мальчишку немного суровым взглядом, Эбби вздохнула и уже хотела положить руку ему на плечо, но вовремя опомнилась. Этого не стоило делать. Он шарахался от них почти с самого утра и старался как можно реже даваться на руки и вообще подходить близко. Это вновь казалось странным и очень непривычным действием с его стороны. — Нати, ты же понимаешь, что так делать ни в коем случае нельзя? Почему ты не спал ночью?        Натаниэль опять не ответил, словно воды в рот набрав. Малыш сидел, чуть прикусив собственный язык, чтобы не сказать ничего лишнего. Он может верить всем Лисам, но пока только Эндрю. Эндрю ни за что его не обидит, но в остальных ребятах он немного сомневался, но всё же испытывал к ним привязанность куда больше, чем ко взрослым.        Самой страшной среди всех взрослых была, конечно же, Бетси Добсон. Он не хотел ехать к ней сегодня, только не к ней. Он не мог точно объяснить, почему он боялся именно Бетси. Может, потому, что боялся, что она заставит его вновь всем беспрекословно поверить и запутаться ещё больше? А может, из-за того, что она слишком была похожа своими методами на мистера Банди? Вдруг она, как и он, расскажет всё.        Если молчать, то нельзя сказать ничего лишнего. Он запомнил это давно. Это было одно из его личных маленьких правил, которые следовало соблюдать, если очень сильно хотелось дожить хотя бы до десяти лет. А дожить действительно очень-очень хотелось.        Папе не нравилось когда Нати говорил, но больше папе не нравилось, когда Нати молчал, когда это было не нужно. Сейчас было нужно молчать. Эбби не обязательно знать о том, кто приходил к нему ночью и куда звал. Сейчас нужно ничего не говорить, замолчать и просто притвориться, что он в комнате один, и тут больше никого нет, и что отвечать совсем не надо. Он понимал это, на каком-то своём внутреннем уровне, и решил прислушаться.       Нати привык больше молчать, нежели пытаться спасти ситуацию. Нил, которому девятнадцать, просто привык бежать от проблемы. — Нати, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, не молчи, — взгляд Эбби стал более мягким и вновь в нём появилась та самая нотка печали и обеспокоенности, а он всё никак не мог забыть те слова, которые услышал той ночью. Они всё лезли и лезли на ум, как заевшая пластинка. — Эбби… а как умерла моя мама?.. — осторожно спросил Нил, подняв глаза на старшую, которая до этого минут тридцать почти безрезультатно пыталась выманить из него хоть слово. Её губы вздрогнули, а брови выгнулись домиком. — Я не знаю, малыш, — честно ответила доктор, всё же притянув напряженного ребёнка в свои мягкие объятия. Она ничем не могла ему помочь в этом вопросе.        Натаниэль напрягся сильнее, не обнимая Уинфилд в ответ. Второй вопрос колол кончик языка, но Нати очень боялся его спросить. Подтверждение значило бы, что Он его действительно не обманул. Это значило бы, что Нати должен довериться ему, а значит, поверить в то, что Лисы не такие уж и добрые ребята. Он не хотел в это верить. Он не хотел этого знать. Прошлого не вернуть и лучше уж они, которые ещё не известно, убили его маму или нет, чем отец, который точно не сжалится и прикончит. — Милый, я правда не знаю, как умерла твоя мама. Когда ты попал в команду, ты притворялся совершенно другим человеком, с другими документами и другой историей. Правда начала раскрываться не так уж и давно.        Вдруг, она замолкла, немного отстранившись и уверенно глянув в глаза малыша. — Что произошло вчера ночью? — её тон был мягким, но уверенным. Она не ругала его, она хотела лишь узнать и понять, помочь. Но узнать, значило бы подвергнуть остальных опасности, и не важно, Бугимэна или самих Лисов. Это было не правильно, это было опасно. Нужно молчать. Но что, если попробовать выбраться из ситуации немного иначе? Эбби не отпустит его без ответа, нужно было что-то придумать. Нужно было соврать.       Что-то тревожное поселилось в груди, что-то нехорошее. А вдруг, она поймет, что он лжёт? Нужно хотя бы попытаться, иначе дело вообще труба.        Собравшись с духом, Нати начал осторожно плести ниточки своей лжи, как плёл фенечки вместе с Рене, аккуратно подбирая слова и надевая маску, как делал это дома, когда приходила полиция. Ох, как же ему сейчас хотелось оказаться вместо этого всего рядом с Рене и плести фенечки, или, например, смотреть что-нибудь с остальными, гулять с Ники или читать с Эндрю. Столько всего можно было сделать, вместо ответа на страшный вопрос. Столько всего интересного и увлекательного. — Мне стало очень страшно и я попытался найти Эндрю, — начал с маленькой лжи малыш, пробуя её на вкус, не отдавала ли его ложь горечью тёмного шоколада с кровью во рту. Вкуса не было.        Эбби смотрела на него так пристально, что становилось неловко и он замолчал. Уинфилд опомнилась, чуть кивнув, призывая продолжить. Не догадалась. Натаниэль немного расслабился. Всё должно получиться.        Это как игра, только надо играть осторожно. Во что-то похожее играла Лола со своей жертвой. Это была девушка лет двадцати. У неё были завязаны глаза и руки, а Лола заставляла её метаться по подвалу, стреляя около ног. Самое страшное было то, что пол подвала был усыпан стеклом и канцелярскими кнопками, которые, наверное, были острыми. Он помнил, как женщина, гадко ухмыляясь, высыпала на пол чуть ли не весь мешок соли, когда ей казалось, что стёкла и кнопки это слишком просто.        Нати никогда не нравилось присутствовать во время таких игр, но это было хоть немногим лучше, чем находиться ближе к отцу. Обычно, он сидел в самом углу комнаты на железном столе, поджав под себя ноги. Инструментов на столе было немного, Лола не любила оставлять свои игрушки далеко от себя, в отличии от папы. В основном, на столе всегда оставались только отцовские инструменты. Ножи, топоры и даже паяльник. Папа как-то раз рассказал, как выжег им кому-то глаз. Нат тогда долго не мог заснуть ночью, представляя такую гадкую картину. — ...Но их дверь была закрыта, и я подумал, что он может быть у тренера.        Нати показалось, что Эбби ему не поверила. Возможно, это было действительно так, но, по крайней мере, она просто кивнула, погладив его по голове. — Больше никогда так не делай, хорошо? На улице очень опасно, особенно ночью. Тем более ты ещё и без куртки убежал. Ты же мог заболеть, — её тон был немного укоризненным, но она, кажется, больше совсем на него не злилась. Возможно, это и к лучшему. Что было совсем хорошо, так это то, что в комнате они были совсем одни. Лисы уехали на тренировку, жаль, что без него. Это было очень обидно, но он присоединится к ним немного позже, после того, как они вернутся от Би. Эндрю должен за ним заехать и отвести его, хотя Эбби предлагала свою помощь. — Как в прошлый раз? — не подумав, всё же ляпнул малыш, тут же прикусив свой язык. Дурак. Эбби заинтересованно уставилась на него, вновь. Попал. — А что было в прошлый раз? — она легонько улыбнулась, возможно, чтобы расположить к себе. Нати не совсем уверен в этом. — В прошлый раз я не дорассказал немного… — замялся Джостен, чуть болтая ногами в воздухе. Сказать, не сказать, сказать, не сказать. А собственно, чем он таким рискует, даже если и скажет что-то про тот случай. — Ты про случай в кабинете твоего папы? Когда ты хотел пойти к другу на Рождество? — уточнила медик, вспоминая, что именно говорил тогда Натаниэль у неё дома.        Мальчишка чуть кивнул, сжав рукава ещё сильнее, чем раньше. Это было страшно вспоминать. Это было вполне реально. — После того случая я очень-очень сильно заболел, потому что под землёй оказалось очень холодно. Папа научил играть меня в ящик. Он закрыл меня в старом сундуке, а после закопал. Было очень темно и холодно. Я помню, как потом очень-очень долго болел. Мне не понравилось то Рождество.        Эбби сидела, окаменев и не проронив ни слова. Натан Веснински похоронил своего четырёхлетнего сына заживо, зимой в Рождество. Это звучало, словно какое-то безумие, заставив выдавить из себя нервный смешок.        Она крепко обняла Нати вновь, едва сдерживая слёзы. Он мог умереть, он всегда мог умереть и вообще не попасть к Лисам. Сильно-сильно заболел. Скорее всего, пневмония. Сколько же он провёл тогда под землей? Минут десять, или почти всю ночь. Даже думать никак не хотелось. Уинфилд не хотела отпускать этого малыша, который пережил слишком многое для своих девятнадцати лет, что уж говорить о четырёх. — Нати, никогда больше не убегай так, договорились? Буди Лисов или позвони мне, хорошо? Я всегда возьму трубку, и ребята никогда не будут злиться на тебя, если ты попросишь у них помощи, слышишь? — она аккуратно взяла его личико в ладони, продолжая смотреть в глаза и стараясь держаться сильной. Воспринимать всё как раньше уже не получится. Захоронение заживо стало последней каплей в море. — А можно не ехать к Бетси?.. — осторожно попросил Натаниэль, надеясь, что Эбби не откажет. Не повезло, Уинфилд отрицательно покачала головой. Сперва неуверенно, но затем более твёрдо. — Прости. Прости, но нет, к ней придётся поехать, как бы не хотелось. Просто представь, что ты и Эндрю едете к подруге Эндрю. Они ведь очень хорошо дружат, ты знал? — Нати отрицательно покачал головой. Он не знал, что Би и Эндрю друзья, хотя это ничего не меняло, от слова совсем. Хотя, представить, что они просто идут в гости, было всё равно легче, чем знать, что это допрос. Главное, чтобы без пристрастия. — Хэй, хочешь, чуть позже соберём Лисов и сходим куда-нибудь все-все вместе, или чем-нибудь займёмся? Вы же все вместе веселились на курорте, почему бы не повторить?        Она вновь тепло улыбнулась, начав трепать его по голове. В принципе, на расчёску можно забить. Его волосы теперь никогда не были в порядке, ведь каждый чуть ли не считал своим долгом потрепать его по макушке. Нати был, в принципе, не против. — А как обычно празднуется Рождество? — осторожно спросил Натаниэль, решив всё же узнать заранее. То, что он не любит и боится Рождества, ещё не значит, что другие не будут его праздновать. Было бы эгоистично отнимать у всех них праздник, чисто по его вине. — Обычно все вместе украшают дом и ёлку, готовят праздничный ужин, запускают салюты, дарят подарки и проводят много времени вместе, веселясь. А ночью к детками приходит Санта, оставляя под ёлкой подарок. Только детки должны ночью спать, иначе он не придёт, — женщина тихо посмеялась, заметив на личике Нати лёгкую нотку грусти. Вот же хитрюга, ну точно собирался подкараулить Санту, она даже не сомневалась в этом маленьком проказнике. — А ещё, многие верующие в этот день посещают церковь. Например, Ники и Рене хотят сходить туда с утра. — А можно с ними? — Нати по-птичьему склонил голову вбок. Интересно, почему все так удивляются, когда он что-то говорит про церковь. Эбби вон, тоже удивилась на секунду, он заметил. — Наверное, тебе стоит спросить у них, — послышался стук в дверь, и в комнату зашёл Эндрю, держа руки в карманах. — Нам уже пора, — коротко сказал он, смотря прямо на Уинфилд. Она легонько кивнула, отступая полностью в сторону.        Собирались мальчики молча, ни о чём не разговаривая. Каждый из них думал о чём-то своём, и лишь медик вновь прервала молчание, надевая свою куртку: — Ну так что, Нати, как тебе идея? — вновь спросила она, чуть улыбнувшись ребёнку. Малыш кивнул. Это была не такая уж плохая задумка. В конце концов, имеет он право хотя бы раз не думать о последствиях и просто повеселиться со всеми дорогими ему людьми. Да, пускай, в прошлый раз это желание просто весело провести праздник закончилось очень плохо, но ведь сейчас-то всё, наверное, наконец-то по-другому. Просто должно было быть по-другому, не могло быть как раньше!        Нилу Джостену, которому девятнадцать, на Рождество было просто плевать. Натаниэль же надеялся, что это Рождество станет счастливым.        Держа Эндрю за руку, они дошли до чёрной мазерати и забрались внутрь. В этот раз Миньярд сел за руль, и никого из других ребят в машине не было. Они, должно быть, всё ещё были на тренировке.        Нат устроился на заднем сидении, глядя в окно на светлые улицы вокруг, которые ночью выглядели совсем по другому. Фонари не светили, но зато теперь, при солнечном свете, разные улочки и дорожки становились намного заметнее и ярче, нежели вчера. Так удивительно. То, что ночью было одним, днём становилось совсем иным. Как две стороны монеты. Вроде одно и тоже, но разное, смотря как посмотреть. Но ночью всё равно вокруг всё было волшебнее, загадочнее и мудрее. — Когда вернемся в общежитие, нужно будет обработать проколы, — напомнил Эндрю, заводя машину и выезжая с парковки.        Улицы поплыли, как картинки перед глазами. Домики сменяли друг друга, плавно уезжая назад и скрываясь с глаз долой, весело мигая радостными огоньками на крышах. И зачем только включать днём гирлянды, их же почти не видно. — Хорошо, — стараясь чуть вытянуть шею, чтобы лучше всё видеть, согласился ребёнок. Теперь он иначе разглядывал все те рождественские украшения, чтобы как можно лучше всё-всё запомнить. Ему же нужно знать, как примерно всё выглядит, чтобы помочь ребятам и Эбби украсить всё к празднику. Вон, например, там, над кафетерием, установили сани с оленями и большим пузатым дедушкой с пышной бородой и в красном костюме. Они были не такими уж и большими, поэтому легко вместились на небольшой крыше входа. А вон там, на магазине, прямо на витрине, нарисовали много-много синих снежинок, а внутри завалили эту самую витрину мишурой и искусственным снегом. Если повернуть голову направо, то можно приметить крыльцо какого-то домика, что поставил штук шесть маленьких ёлочек около окна. Похоже, это была кофейня или чайная. Нати подумал именно так, когда увидел на пушистых веточках искусственных деревьев небольшие кружочки. Малыш улыбнулся. Такое украшение показалось ему очень забавным и стоящим того, чтобы запомнить.        Это будет его первое настоящее Рождество, которое он проведёт в кругу Лисов. Это будет первое Рождество, которое ну просто обязано пройти хорошо. Всё было, есть и будет хорошо. Иначе не имело право быть.