Messages

Дракен на все сто уверен в том, что умеет пить. Если уж он и нажирается в хламину, чтобы до пьяных дебошей, до рвоты, то это его осознанное решение. По крайней мере, так он говорит всем, и заставляет их верить в эту пиздливую сказку. Напивается он вообще-то только в особых случаях, со средней регулярностью раз в три месяца. Ну, то есть во время сезонной депрессии, как показывает статистика ссыкливых шуток Свастонских хулиганов рангом пониже. Сегодня — двадцать четвёртое июня, самое время для отвратительного настроения; тем более из особо отстойных поводов у него — игнор малышки Эммы. Она снова не отвечает на его сообщения, не берет телефон, когда он звонит. Он, Дракен, пытается наладить с ней контакт вот уже как полторы недели, то есть девять дней, то есть много часов, то есть дохуя времени, но она не идет навстречу, после… после того инцидента. В котором он, если хоть немного подумать чьей-нибудь блондинистой головой, виноват не сильно. Виноват Майки! Быть честным — он и сам давно заметил, что их отношения катятся как оползень с высоченной горы. По пизде, говоря нормальным языком, и все — его вина, которую не получается перекинуть на чужие плечи. Но он, Дракен, уже как-то притерся к Эмме, привык за столько месяцев отношений, отпускать ее не хочет. Также, как не хочет в одночасье терять их пятницы под дурацкие западные драмы у нее дома, после которых они тусят втроем с Майки на веранде под какую-нибудь настолку (с пивом, если повезет, и их предков не окажется дома); их редкие ленивые субботы в постели, когда она урчит и доверчиво жмется к нему с немой просьбой о поцелуе, пока с соседней комнаты громко ворчит Майки, что они заебали лизаться, и просит спускаться завтракать, потому что им с Кенчиком пора на серьезные хулиганские дела. Но полюбил он Эмму не за покладистый характер. Дракен не любит терпил, поэтому неосознанно и партнеров выбирает с адекватной самооценкой и способностью уничтожить человека. И вот Эмма, хороший пример отличной девушки, сбрасывает все его звонки, не отвечает на сообщения, неожиданно вовремя пропадает из дома каждый раз, когда он приходит поговорить (пиздабольство, он знает, что она сидит в комнате и досадно просит родителей его прогнать). Майки лишь жмет плечами — мол, она и мне ничего не рассказывает, разбирайся сам, Кенчик-бубенчик. И, судя по взгляду, он и правда пока не в курсе. От этого хочется облегченно выдохнуть, а потом снова напрячься до выступающих на теле вен, потому что черт у Эммы в голове в любой момент может проснуться и пойти распиздеть всем о том, что произошло. Черт этот может затянуть его за собой в тысячецельсный ад и мучить до потери пульса, как под гипнозом показывая скривленные в отвращении лица пацанов. Ощущение, что это хуже, чем если бы ему под ногти загнали иглы. На них бы Дракен вытянул руки: хуярьте, будьте добры, и не такую боль терпел. Его кости перемалывало сотни раз, а вот сердце пока не разбивалось. Оно целое, и хотя бы его надо сохранить в первородном состоянии, потому что все остальное у Дракена залеплено пластырями с Губкой Бобом в квадратных штанах и огрызками от скотча; держится на совести Козерога, как сказала бы Эмма. Поэтому Дракен на нервах. В своей голове он мечется от одного ужасного исхода к другому, но результат везде один — все, включая Майки, от него отворачиваются; и он, пока что только эмоционально вскрытый, лежит на голой земле, не пытаясь защититься от ядовитых нападок и плевков в лицо. Он не жертва, просто обстоятельства такие. Обосраться, как пессимистично. Не будет ничего плохого настолько, что он бы не вынес. Правда, да? Но ведь Дракен, несмотря на то, что вечно пиздится, громко кричит о долбоебизме хулиганов из Вальхаллы и запрещает иметь кому-то собственное мнение рядом с ним, этот Дракен тоже имеет слабые места. Просто хорошо скрывает, лучше, чем Ахиллес свою мозолистую дедовскую пятку. Сейчас, возможно, один только Майки замечает, что он переживает из-за Эммы, но и тот не знает причины. Дракен надеется, что никогда не узнает. Он-то свою пятку будет охранять любой ценой. С Майки ему тоже тяжело общаться: стыдно. Раньше, конечно, его ничего не смущало. Раньше никто не знал его тайну, он гордо хранил ее в своей голове под замком с вышвырнутым в океан ключом; не давал ей гаснуть, подпитывая редкими горячими (только для него) прикосновениями, скрытыми нежными улыбками и часами наедине. Сейчас этого нет. Потому что Эмма неожиданно занялась блядским плаванием и достала ржавый ключ со дна, собираясь надеть на Дракена намордник, ошейник и наручники, чтобы не смел дышать в сторону ее брата. И держать ключ в своем кармане, доставая, чтобы поиграть на его чувствах. Поэтому Дракен держится за нее, за Эмму по трем причинам: он к ней привык, она хранит его секрет, и так он может проводить больше времени рядом с Майки. Вторая причина самая весомая, если рассуждать честно и без романтизации. Узнай другие его тайну — загнобят. Дракен, конечно, сильный, но он не хочет терять то, что у него сейчас есть, он не хочет рисковать, он хочет, чтобы все осталось без изменений на прежних местах. Он не хочет уходить от ребят, даже если они окажутся гнидами, а не друзьями. Такова его зона комфорта, и он не собирается оттуда выходить любой ценой. Пиздежом или запугиванием — плевать. Эмма. Прекрасная и опасная. Дракен пьет. Дракен в хламину. Его голодный желудок недовольно урчит — закинь еще хоть одну дольку лимона после рюмки текилы, дай пожрать хоть это, гондон. Потом урчит что-то вроде «чтоб ты сдох», но это оказывается не желудок, а какой-то стремный двухметровый шкаф, ростом примерно с самого Дракена, от которого спустя две размазанные минуты его оттаскивают пацаны. Шкафом оказывается хозяин клуба, а слова о сдохе он говорил совершенно другому чуваку, но Дракен этого не знал, поэтому, неотпизженный, сидит на стуле смирно, пока Майки пытается замять ситуацию, мило улыбаясь. Это единственный клуб, куда их пускают всей толпой, несмотря на возраст. Майки не хочет его терять. Шкаф недовольно фырчит, Дракен легко посмеивается, видя фантомный дым из его большущих ноздрей. Бычара без кольца в носу. Интересно, Майки и с Дракеном смотрится таким малышом? Они пожимают друг другу руки слишком по-деловому и расходятся в разные стороны. Шкаф хуй знает куда, а Майки грозно сверкает глазами и приземляется на стул рядом. Их коленки невинно соприкасаются, Дракен не отодвигается. — Что за фигня с тобой, Кенчик? — в лоб. Дракен пьяно мотает головой, пододвигает к себе еще одну стопку, педантично двумя пальцами посыпая лимон солью. Похуй, что не по правилам, так вкуснее. По правилам и в лучшего друга влюбляться нельзя. Так что если нарушать перед своей социальной смертью — так по полной. Он приподнимает текилу, смотрит на неоновые блики на лице Майки, ничего не чувствует. Ему так хочется думать. Нахуй чувства. Несет рюмку ко рту, но Майки насильно забирает ее из руки, выпивая всю и залпом, рвотно морщится и присасывается к дольке лимона в пальцах Дракена. И сразу — смущающее зарождающееся возбуждение, потому что дежавю. Такое уже было, но не в ебаной реальности, а у него в голове. И тогда это закончилось на более горячей ноте, где рот Майки перешел с пальцев Дракена на член. Нет, Дракен, не обращай на это внимание. Ты уже оплошал настолько, что не хочешь жить. Забудь про его губы, вытри о кофту слюни с пальцев, не давай им засыхать на коже. Вытри себя, желательно из жизни Майки и нахуй, чтобы, когда он обо всем узнает, не сильно горевал о потере ебнутого друга. Майки непривлекательно морщится, высовывает язык, чтобы продуть кислоту от лимона и остальные мерзкие ощущения изо рта, и выглядит совершенно несоблазнительно. Серьезно, Дракен, в него? Приглядись же! Да, в него. В его смелость, в его выбитые костяшки, в чистое тело после драк, в его улыбку, которую он сохраняет несмотря на пламя, сжигающее счастливое будущее (в принципе будущее), в его доброту, в его мудрость, в его волосы, в его запах. В него. И похуй, что иногда его лицо — сжатая губка, не это главное. — Ты из-за расставания с Эммой такой напряжный ходишь? Дракен выныривает из мыслей в похоронную реальность, неопределенно жмет плечами. Не только из-за нее ведь. — Она сама тебе про расставание сказала? — похуй вообще. Но такой вопрос введет Майки в заблуждение, будто Дракену сейчас и правда есть дело до их отношений. Нет. Ему есть дело только до собственной жопы, которую он пытается прикрыть от острых клыков Эммы. Майки соболезнующе смотрит в глаза, кивает. Кладет ладонь на руку Дракена, невесомо сжимает, как будто его поддержка взаправду сейчас может помочь. Эх, Майки, знал бы ты всю ситуацию, не вел бы себя так дружелюбно. Бросил бы его, как Эмма, чувствуя только омерзение. Так что нахуй такую поддержку, которая сгорит после первого неправильного поступка, разобьет Дракену лицо в мясо спизженной печаткой на мизинце, а внутренности раздерет по-животному в клочья. — Есть у меня шансы? Майки вместо ответа пододвигает ему рюмку и обмакивает лимон в тарелку с солью. И касается рукой его коленки, и у Дракена разверзанные чувства безрассудно падают в эту соль, не дают ранам зажить, медленно убивают его выдержку, крича о приближении пиздеца, когда он перестанет терпеть и выскажет все нахуй. Выплеснет на этого дурацкого тактильного Майки всю неприязнь, всю ненависть из-за того, что он заставил его любить. Дракен ненавидит его за это. Ненавидит себя. Ненавидит их. Майки этого не замечает. — Она тактично отказалась говорить со мной о том, что произошло между вами, и сказала, что если хочу узнать о происходящем — спросить тебя. Дракен выпивает и сдерживает смех. Все это время он боялся переложить разлад в их отношениях на Эмму, а она тем временем скинула на него все грехи, будто вообще тут не при чем. Ощущение, что Дракен встречался сам с собой, потому и виноват только он. Но нет ведь. Она сама звала Майки на их вечерние фильмы, сама иногда вела себя его характером, сама была похожа на него! Все сама! Дракен просто перепутал человека, когда влюблялся. Такое ведь бывает? — Кенчик, я не знаю, что произошло между вами, и, видимо, не узнаю. Я просто хочу, — сжимает коленку, — чтобы все вернулось на свои места. Пожалуйста. Ты всегда можешь положиться на меня. Мы можем об этом не говорить, просто знай, что ты можешь мне довериться. Дракен, и так вдребезги от текилы, пьянеет еще больше от этих коленок и прикосновений. Тонет в Майки как в ебучих-зыбучих песках, и никакая падла не тянет ему руку. Его мутит от ярких пятен неона, от ощущения близости Майки, от желания, магнитом прибивающего кожей к коже. Его мутит и, кажется, с каждой пролетающей секундой становится хуже: голову кружит, текила и высосанный сок из долек лимона обманно-нежно поднимаются обратно. Дракена рвет в туалете. Кажется, он мажет мимо, но Майки крепко держит его за голову, намотав косичку на руку, успокаивающе поглаживает по плечам. Горло неприятно саднит. Дракен не помнит, как они умудрились вовремя добежать, как прорвались сквозь толпу. Но кабинка намертво закрыта, внутри отвратительный запах — его не первого тошнит за вечер, сзади Майки неловко стукается костями о стены из-за тесноты. И они снова наедине, где он, Дракен, выплевывает всю скопившуюся гниль, царапает себе руки в попытке прийти в чувства и, кажется, плачет. Пусть все это нахуй уйдет! — Кенчик, — шепчет издалека. Дракен обессиленно закрывает крышку унитаза и садится сверху. Отрывает последние три куска от втулки, вытирает сначала язык, потом складывает и вытирает кожу вокруг рта. Он напился специально. Расплакался — нет. Через пару часов ему будет настолько хуево и стыдно, что он на какое-то время перестанет переживать из-за Эммы и ее не завязанного языка. С ней точно нужно поговорить. Нужно решить, что с ней сделать. Напугать, напиздеть, влюбить в себя обратно. Похуй что, он больше не вывозит повседневность в адовом напряжении. Он сдает. — Кенчик, поехали домой. Дракена все еще мутит. Он заблюет такси через три минуты в дороге, ехать дольше. Пьяно мотает головой. Майки подходит ближе, поднимает голову сидящего Дракена за подбородок наверх, и он не выдерживает. Пока вдребезги, пока смелый. Обнимает, прижимает ближе, утыкаясь головой в крепкий живот Майки. Закрывает глаза, ведет носом, ловит запах — запах клуба на его футболке. Прижимается щекой к торсу и держит сильно, хоть Майки и не вырывается. Наоборот, кладет руки Дракену на голову, пальцами почесывая, поглаживая кожу под косичкой. Дракен летает в этих слившихся опьяняющих ощущениях текилы и Майки. Кажется, начинает засыпать, чтобы проебать момент, где Майки снова отрывается от него, перестает касаться. Не проебывает. — Ты останешься на ночь? — Да. И это правильно. Он не сможет остаться один.

***

В комнате Майки заставляет Дракена сполоснуться в прохладной воде. Ему холодно, он дрожит, но приходит трезвое осознание, что пить он больше никогда не будет. Ну нахуй этот отходняк на следующие два дня. На бесчувственное лицо падают капли. Дракен поворачивает голову налево, видя тень за занавеской в душевой. Майки сидит на полу, стережет, чтобы Дракен не ебнулся коленями на пол и не сломал свой бесполезный череп, когда будет вылезать из ванной. Им нечего стесняться, они много раз видели друг друга голыми. Но это первый раз, когда Дракен понял, что он, ну, типа влюблен в Майки. Он направляет струю себе в лицо, но это не помогает вытравить ненужную эротичность момента, которая только у него в пубертатной голове. Он придумывает это себе. Майки по девочкам, а не по Кенчикам, долбаеб. Подрочи на него и успокойся. Нет, не дрочи. Он смотрит вниз и понимает, что хочет. Что прямо сейчас. — Майки, — хрипит. — Чего? — Съеби, пожалуйста. — Ты закончил? — Нет, но съеби из ванной, мне неловко. — Кенчик, ты ебнулся? — удивленно. А у Дракена от этого сладкого «Кенчик» мурашки, ком в горле и рука неконтролируемо ниже. Что же ты творишь, падла? — Я без тебя могу искупаться, я не ребенок. — Ребенок, раз спустя столько лет дружбы вдруг начал стесняться. — Тебя не ебет. — Ебет, Кенчик, — Майки раздраженно выдыхает и хлопает дверью. Дракен закатывает глаза — развел тут драмы на попытку создать личное пространство. И Дракену не хочется забивать голову очередной ссорой, ему хочется прямо сейчас, чтобы Майки, хотя бы в голове, — рядом. Рука небрежно оглаживает ногу, задевая кожу ногтем, мурашки — россыпью. Дракен облокачивается спиной о ледяной мокрый кафель, закрывает глаза и пытается, честно пытается, увидеть перед глазами Эмму. Несколько раз ведет рукой, и вот девчачий нежный образ неуправляемо превращается в хмурое лицо Майки, каким он был сегодня в туалете клуба, и член поднимается активнее, становится приятнее. Рукой быстрее и резче, второй крепко сжимая рукоятку душа, чтобы хотя бы на минуту забыть обо всем, видя его лицо, представляя, что он ближе, чем в соседней комнате. В голове он закусывает свою губу, смотрит из-под опущенных ресниц в смущении, просит сильнее и жестче. Дракен пытается быть тише, чтобы вдруг его загнанное дыхание не заметилось, потому что дрочить на него, когда он в соседней комнате — какой-то неадекватный пиздец. Струя воды попадает куда-то в чувствительное место, концентрируя все ощущения в одной точке, и Дракен заканчивает обильно. Прохладная душевая струя смывает следы и забирает опьянение, оставляя пульсирующую головную боль и полуопавший член. Дракен аккуратно переступает бортики ванной, замечает свой телефон на полу. Майки, наверное, оставил. Берет в руки, в сотый раз за день листая доставленные сообщения. Все без толку, ответа нет. Дракен злится, смотрит в зеркало. Большим пальцем обводит свой шрам, вспоминает тот ужасный вечер. Вспоминает крики Эммы, когда она реально боялась, потому что впервые из-за него попала в хулиганские разборки, как ему было стыдно. Вспоминает, как дрался из последних сил, как ему было больно и страшно за свою жизнь. Он не хотел умирать, это естественно. Но сдаваться не имел права. Он вспоминает Майки, его всхлипы по ночам около больничной койки, руку в руке Дракена, опухшее на утро от слез и неудобного сна лицо, притворные улыбки, что все в порядке. Это началось тогда или еще раньше? Дракен берет телефон в руки. Они с малышкой Эммой уже так делали. Одной рукой вытирает волосы, откидывает на пол мокрое полотенце, фотографирует себя в зеркало. Напрягает руки и пресс, чтобы стальнее — она любит, когда он большой. Откидывает голову назад, делает еще один кадр. Поворачивается прямо, чтобы было видно все по пояс, соблазнительно улыбается. Пересматривает фото. И все-таки он охуенный. В комнате Майки уже спит на одной половине. Еле слышно посапывает, ранимо обнимает подушку. Дракен аккуратно ложится, боится разбудить. Майки, наверное, обиделся на него. Но с этим можно разобраться завтра. Дракен выбирает две фотки, отправляет их Эмме, подписывая «хочу тебя, прости за то, что произошло». Потом с какого-то хуя пишет, что соврал. Что он не виноват, что въебошился в Майки всем сердцем. Пишет, что извиняется. Что надеется, что не разбудил ее. Что он знает, что когда-нибудь она его простит. Что желает ей счастья. Что надеется на разговор. Дракен несколько движениями пролистывает миллион сообщений в чате, на которые нет ответа. И, расстроенно кладя голову на подушку, ловит самолеты и быстро засыпает.

***

Завтрашнее утро наступает с резкой головной боли. Дракен хрипло выстанывает текильную тошноту, поворачивается на спину. Во рту кто-то обосрался. — Хуево? Майки лежит сбоку, смотрит полуоткрытыми глазами куда-то внутрь Дракена, что становится еще более неуютно. — Я хочу сдохнуть. Майки кладет прохладную ладонь ему на лоб, но нихуя не помогает. Он поворачивается, копошится в сумке около кровати, тянет белую таблетку и бутылку воды. — Надеюсь, это экстази. — Это яд, Кенчик, за твое отвратительное поведение. — Че случилось? — Дракен выпивает залпом всю полулитровую бутылку и громко шипит. — Ты вчера меня из ванной выгнал, когда купался. — А ты хотел искупаться со мной? — шутит Дракен. Майки не выкупает, тушуется взглядом. И это, блять, странно. Дракен смутно, смазанно помнит, что хотел передернуть, а Майки почему-то сидел в ванной. Он, Дракен, вообще-то почти всегда после алкашки возбуждается. Поэтому-то и не стыдно, что выставил Майки за дверь. Он вряд ли проявил бы инициативу в удовлетворении Дракена. Дракена, который сейчас не помнит ровно нихуя: ни клуб, ни дорогу домой, ни как ложился в постель. — Какие планы на день? — Не вставать и попытаться выжить. Майки не смеется на его остроумие, встает, уходит в ванную. Дракен берет в руки телефон, листает последний открытый диалог с малышкой Эммой. Ответа до сих пор нет. Точно, ночью он еще ей настрочил сообщения с просьбой никому ничего не рассказывать. «Доставлено». Мда уж, пьяные неграмотные пальцы, но похуй. Дракен видит еще и удаленное сообщение в диалоге с Майки. Он возвращается с душа, ложится обратно. — Че я тебе отправил ночью? Майки резко краснеет, и Дракену становится не по себе. — Я ебу? Утром только увидел, удаленное. — Пиздишь. Че тогда стесняешься? — Я не стесняюсь. — Майки. — Кенчик. — Заебал, давай, говори. — Не отъебешься — уйду. Дракен замолкает. А вот Майки прочищает горло, уводит глаза вниз, почти что закрывает, жутко краснеет. — Кенчик, — хрипло, — ты когда-нибудь отсылал нюдсы? И Дракен вспоминает. И хочет провалиться в ад. И хочет провалить в ад Майки. Отсылал. Но Эмме. Осознание — арматурой по голове. — Ты читал? — смотрит в потолок, поворачивать голову равносильно самоубийству. — Читал. — И какого хуя? — на выдохе и тихо, обреченно. — Какого хуя, Майки, ты полез в мой телефон? — Я переживал за тебя. — Я бы разобрался с этим. — С чем? — Со своими чувствами, — сдавленно. — Что, если не нужно с ними разбираться в одиночку? — Что ты хочешь сказать? — Нам нужно об этом поговорить, Кенчик. — Не думаю, что есть о чем говорить. Ты уже все знаешь, — мешает слова с ядом, плюется ими в наглую харю. Лови, блять, и подавись, пожалуйста. — Эмма узнала раньше тебя, ей стало противно. Ты тоже можешь съебывать, я все пойму. — Да схуяли мне уходить-то? Дракен обессиленно поворачивает голову. — Майки, ты долбаеб? Не понимаешь? Я, блять, влюблен в тебя, дрочил на тебя и твоя сестра спалила меня. Ты не уйдешь в одном случае, если тебе меня жалко. А я не хочу давиться твоей жалостью. Хочу чем-то другим. — Кенчик, пожалуйста, я просто хочу все обсудить. Я даже не думал тебя терять или игнорировать. Я Майки, а не Эмма. — Боже, — Дракен закрывает глаза, не в силах принять ситуацию. Ну что за дерьмо происходит. Голова раскалывается от похмелья, тут ещё Майки с этой романтической ерундой, с которой он, Дракен, уже смирился. — Майки, пожалуйста, я не хочу, чтобы между нами что-то менялось. Хочу, чтобы по прежнему мы иногда вместе зависали, ходили в кафешки пожрать лапши, когда у тебя есть деньги, чтобы вместе забивали стрелки вальхалловцам-лошкам. Я не хочу, чтобы между нами появлялась неловкость, пожалуйста. — Кенчик, — и Майки, гребанный, мать его, Майки кладёт руку Дракену на живот. Дракен, честно говоря, возможно, немного против. Потому что живот напрягается, а мысль, что Майки тут и трогает его после всех этих слов, даёт ебанную надежду на будущее. Но трезвая холодная голова кричит сос, не будет все так, как ты хочешь. Никогда не бывает. — Кенчик, — повторяет, — какого хуя ты думаешь только о себе? Твои желания касаются меня. Думаю, в таком случае я тоже имею права голоса, верно? Дракен кивает и видит, как рука Майки ползёт вверх. Его большая ладонь трогает напряженный пресс Дракена, грудь, кончик пальца задевает твёрдый стоячий сосок и Дракен пытается этого не замечать, пытается делать вид, что все как обычно, что это ебанная дружеская посиделка с лучшим другом после пьянки, после того, как ты подрочил на него, и он переотправил себе в личку какие-то из твоих драматичных сообщений (лишь бы не те, где Дракен признается, что он по уши). Так и должно быть, верно? Так у всех. Майки крепко обхватывает горло Дракена, несильно сжимает, большим пальцем оглаживая кожу. А Дракен чувствует, как сердце стучит, хочет через горло выпрыгнуть прямо Майки в руки, пульс азбукой Морзе молит о спасении, просит обьяснить, что за хуйня происходит. Майки поворачивается на живот и подтягивается к голове застывшего бревном Дракена, задирая коленкой простынь. А он не знает, что делать, он не хочет ничего понимать. В своей голове он представлял, что будет альфой, потому что даже девчонок он чаще кадрил. Майки так не должен делать. Но все происходит наоборот. Майки наклоняется и шепчет ему в рот: — Так и будешь молчать или расскажешь, что представлял, когда трогал себя, а напротив стояла моя фотка? — Ты так говоришь, что не против… ну, не против меня? Майки согласно моргает, пряча нервозную улыбку. И Дракен нахуй задыхается. Это невозможно вынести. Он резким движением прижимает затылок Майки к себе, губами в губы, и похуй что во рту мамонты обосрались. Майки кусает его, перекидывает ногу через его живот, целует в ответ больно, прижимаясь грудью к груди. Дракену хочется, чтобы он снял эту ебанную футболку, мешает. Майки берет его подбородок в свою руку, просовывая палец между лицами, оттягивая губу ниже. Становится мокро, пошло, Дракен языком чувствует соленую кожу, чувствует зубы Майки, его губы, но хочется больше. Майки начинает ерзать, член дергается, хочется, хочется, хочется. Его хочется. Он завелся примерно за минуту, это ненормально. Почему он так на него влияет? Возбуждение концентрируется по всему телу, оно пульсирует, оно заставляет руки на заднице Майки сжиматься, тянуть ближе к себе, но ближе уже некуда. Он чувствует желание Майки. Сует руку под его пижамные трусы, начинает нежно водить по его члену, там горячо, там блядские горячие источники. Майки не теряется, трогает член Дракена в ответ. Продолжает целовать, ерзать в такт, языком об язык, членом о член, громко вдыхать воздух и горячо выдыхать. Дракен ускоряется, терпеть сил мало, хочется быстрее, ближе, рядом. Майки, вот он. В его руках. Майки хрипло выдыхает стон, рефлекторно дергается с силой пару раз в руку, и Дракен чувствует горячую сперму, стекающую ему в руку. Майки обессиливает, но продолжает со скоростью водить рукой ему по члену, и спустя минуту Дракен тоже замирает, чувствуя разрядку. Чистой рукой прижимает Майки к себе, обнимает, пытается отдышаться и вернуться в сознание. — Кайф, — говорит херню, чтобы что-то сказать, тянется в тумбочку за салфетками, дает их Майки. Вытирает свою руку, сминает и бросает куда-то в сторону. Майки откидывается в постели, снимает мокрые трусы, бросает их на пол, вытирается и смущенно укрывается одеялом. Смотрит, еле заметно улыбаясь. — Че зыришь? — Любуюсь. — Давай без этой поебени, — Дракен морщится, сдерживая улыбку. — Теперь поговорим без страха? — Я и не боялся. Майки громко смеется: — Ну конечно, поэтому дергал себе в тайне ото всех. Пизди дальше, Кенчик, я лапшу только сниму с ушей. — Ну, раньше дергал на тебя, теперь ты дернул мне и на меня. Карьерная лестница. — Проститутки? — Есть с кого брать пример. — Хорошо получается, Кенчик. Дракену хочется задать миллион вопросов. Он все еще не верит в то, что Майки мало того, что не ушел, что не бросил, так еще и, ну, ответил взаимностью. Что, кажется, нормально воспринял факт того, что Дракен типа его любит, что хочет его рядом больше, чем как друга. Ему нужно время, чтобы это осознать и принять. — Я понимаю, у тебя жопа зудит, чтобы узнать все, но у меня тоже. Поэтому ты первый. — Да мне рассказывать нечего, Кенчик. Просто в какой-то момент подумалось, понялось, что не в кайф, что ты с Эммой. И да, знаю, что ты сейчас скажешь, я отвратительный — отбил парня у сестры. — Фактически мы с тобой сделали все это уже после нашего расставания, если хочешь успокоиться. Майки смеется. — Да похуй, если честно. Не хотел смотреть, как ты из-за неё страдаешь, все дела. Хотел, чтобы ты смотрел на меня, — он откидывает голову на подушку, берет руку Дракена в свою. — Ну, а ты? — Ну, а меня, кажется, ты соблазнил. — В смысле? — В хуерысле. Трогал меня за коленки, обнимал, слова эти, что любишь. Я так и повелся на тебя. — Значит, я обольститель. — Кенчик, ты не думаешь, что это странно? — спрашивает после минутной заминки. — Что? — В мире так много людей, каждый в кого-то влюблён, чаще всего тайно и… и если бы не твои ночные сообщения Эмме, мы бы тоже продолжали ходить не вместе ещё хуй знает сколько времени. — … если бы не мои сообщения Эмме, и не твоя наглая залупная рожа, которая полезла в мой телефон без разрешения, ты хотел сказать. Так что ты переслал себе за сообщения? Майки смеется. — Никогда не расскажу. — Фотки? — Майки, блять, краснеет, а Дракену хочется безудержно хохотать, потому что так, кажется, ощущается счастье. — Тебе я хоть каждый день могу их присылать. Только попроси. — Попрошу. — Перед малышкой Эммой, кстати, наверное, надо извиниться. Передашь? Она говорить со мной не хочет. — По ебалу тебе передам вне очереди, если ещё раз ее малышкой назовёшь так ласково. Дракен улыбается. В смущении сначала прячет своё лицо в подушке, а потом тянется за поцелуем в радостном предвкушении, что теперь этих поцелуев будет столько, сколько нет дней в году. Его сплющивает всего от радости, от переполняющей нежности, хочется перетискать Майки всего, исцеловать от макушки до ног, не оставить на нем сухого места, которого бы не коснулись губы. — Тебя нужно ласково называть? — Ну, желательно. — Как это обычно у парочек бывает? — Я ни разу не был в отношениях, мне-то откуда знать? — Ну, значит, я тебе говорю, что чаще всего они называют друг друга любимыми животными. — Котик, зайчик? — Да, но я больше люблю собак, поэтому, Майки, ты будешь моим любимым щенком? Лицо Майки вытягивается, он кричит со смехом: — Ты охуел? Значит, как Эмма, так малышка, а как я, так щенок? — Любимый щенок! — Тогда ты мое любимое говно, Кенчик! — Меня устраивал просто Кенчик, — Дракен вытирает слезы в уголках глаз. Майки резко прекращает смеяться, смотрит на него с щемящей улыбкой, которую пытается подавить, пытается скрыть эмоции, но они все равно нетерпеливо лезут наружу. Майки двигается ближе и обнимает Дракена, утыкаясь носом в шею. — Я тоже в тебя, Кенчик, — шепотом. — Надеюсь, ты больше никогда не будешь в таком состоянии из-за меня.