обещание.

- Мой милый друг, вы заставили меня повеселиться. Это ваш Чичиков… как вы там писали: «…не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод.». Ах, как славно это написано! – Пушкин был весел, его щеки покрылись румянцем от смеха. Гоголь, наблюдавший до этого за языками пламени в камине, тоже покрылся румянцем, но уже от смущения Пушкин расхаживал по комнате, то ускоряя, то замедляя шаг, и зачитывал особенно понравившиеся цитаты из первых глав «Мертвых душ». Привычно бледное, даже немного желтоватое, лицо Николая Васильевича покрывалось яркими красными пятнами, из-за чего, казалось, будто бы он впал в горячку. Он следил за восторгом поэта, но в его душе были совсем другие чувства. Это произведение наводило на писателя странные чувства. Он чувствовал, что это великое, огромное произведение. Но что-то на подкорке сознания подсказывало ему, что это он принесет много несчастий, что величие не может родится, без мук. И это приводило его в неоъбяснимый ужас. -ах, Николай Васильевич! – Гоголь совершенно не заметил, как Пушкин подошел к нему. – как вы живо все описываете. И эта комната с тараканами… я словно вживую видел этого самого таракана. – глаза Пушкина блестели. -Но как же все-таки грустна наша Россия…- Александр Сергеевич замолчал, но через насколько секунд его глаза снова заблестели, - Дорогой мой друг, обязательно допишите это произведение! Дайте мне слово, что обязательно допишите! Гоголь был в смятении. Он совершенно не хотел браться вновь за это произведение, вновь чувствовать, как по кончику пера через выведенные строчки по его пальцам пробираться холод. Но, видя, как блестят глаза Александра Сергеевича, как он восхищается «Мертвыми душами», отказать он тоже не мог. -Александр Сергеевич, я, право, не зна… – начал Гоголь. - Вы дадите мне обещание? – перебил его поэт, заглядывая прямо в глаза Гоголю и беря его руку. Его горячие руки коснулись вечно холодных рук Гоголя, вызывая у писателя табун мурашек. Кивок послужил ответом. Гоголь не смог отказать. Он бы никогда не смог отказать Пушкину