***
Спина болела после сна на неудобной кушетке, на которой Наташа решила героически остаться, предоставив личное пространство Елене. Елена лишь закатила глаза, не говоря о том, что видит это невероятной глупостью, ведь кровать в комнате хоть и была небольшой, но была, очевидно, удобней для двоих. Мышцы Елены ужасно ныли после вчерашней передряги, а из головы не выходил поцелуй. Она прикрывала глаза и раз за разом видела одну и ту же картину — Наташа действительно сделала это. Сложно представить, чтобы вечно отстраненная Романофф поцеловала ее или сказала бы что-то такое, от чего Елена бы плыла. — Прости, я похозяйничала, — Елена поджала губы, заметив, что Наташа окончательно проснулась и приподнялась на диване. — В прошлый раз ты не извинялась, — мягко ответила та, намекая на квартиру в Будапеште. — В прошлый раз это было намеренно. Наташа хмыкнула. Медленно направляясь к Беловой, она не могла отделаться от чувства, которое испытывала очень давно, словно в прошлой жизни. Это было так по-семейному. Елена, пьющая кофе у нее в стареньком доме, ее заспанный, совершенно невинный вид. — Я могла бы догадаться. Присев напротив, она мельком оглядела Елену. Смотреть на нее было почему-то неловко, как и поднимать разговор о вчерашнем вечере. Наташа была не сильна в разговорах, а к тому же — в выражении чувств. Елена тоже не спешила выяснять отношения, поэтому отстраненно пила свой кофе, поглядывая в небольшое окно, за которым виднелся густой лес. — Мелина и Алексей переживали за тебя, — неожиданно сказала Наташа, слабо улыбаясь. — Чушь собачья. За все время моего существования им было не до меня, а теперь будто бы что-то изменилось, — поймав удивленный взгляд Романофф, Елена пожала плечами. Наверняка та ожидала от нее трогательных речей и убеждения в том, что они семья, что теперь они должны поселиться в большом красивом доме и жить так, как жили до этого. Удивительно, что месяцы скитаний после встречи с Мелиной и Алексеем дали понять Елене, что ничего бы не изменилось. Да и по правде говоря, прислушиваясь к себе, она понимала, что будучи взрослой, ей уже не восполнить все то, в чем она нуждалась в детстве. Мелина не станет сюсюкаться с ней, а Алексей вызывал больше отторжения, нежели желания провести с ним время. Они вызывали теплые воспоминания, но это уже давно не те люди, которых помнила маленькая Елена. Лишь Наташа… Наташа так и осталась собой. Гордой, молчаливой, с Наташей они могли бы стать отличной командой.***
— Ты живешь здесь? — спрашивает Елена на следующий день. Она не понимает, почему до сих пор остается у Наташи и не пытается уйти. Наташа, впрочем, не выгоняет. — Не совсем, — доставая из холодильника арахисовую пасту, ответила та. — Временное убежище, когда нужно залечь на дно. — И надолго ты залегла? — зеленые глаза Наташи смотрят точно на нее, словно не понимая вопроса. — Если я как-то мешаю твоим планам, то я… Ну, знаешь… — Ты не мешаешь. Елена отводит взгляд. Она не знает, стоит ли спрашивать, что будет дальше. Что будет, когда ее рана затянется и придется уйти? Конечно, она могла бы уйти прямо сейчас, найти укрытие — не проблема, вот только она знает, что не уйдет. Наташа смотрит на нее мучительно долго. В груди все тяжелеет от такого молчания. От той незримой, но ощутимой близости и от желания касаться друг друга. Тактильность — не грех, в этом в принципе нет ничего такого, но почему-то у Елены чуть ли не сводит зубы от того, насколько тяжело ей вытянуть руку к Наташе, ощущая ребром кисти чужую руку. Наташа переводит взгляд на их пальцы, а затем толкает мизинцем мизинец Елены. Во рту пересыхает, тост с арахисовой пастой больше не хочется. Хочется, чтобы Елена была рядом, обнимала так крепко, как может, прижималась горячим телом и обещала быть всегда рядом. Чтобы хоть кто-то был всегда рядом. — Тебя будет кто-то искать? — спрашивает Елена, чувствуя, как от волнения потеют ее ладони. — Едва ли.***
Они лежат на кровати, плотно прижавшись плечами друг к другу, слушая стрекот сверчков снаружи. Под лунным светом Наташа кажется Елене незаконно красивой, но сказать об этом у нее никогда не повернется язык, даже сейчас — будучи пьяной и мягкой. Наташа даже пьяной не ответит ей на все провокации, которые случайно — или не очень — могут сорваться с ее губ. Елене хочется повернуться на бок, чтобы посмотреть на Романофф, провести пальцем по ее профилю, наклониться к губам и поцеловать так, словно это случится в первый и последний раз. Во рту совсем сухо. Она чувствует, что все тело Наташи напряжено, будто и спит она так — что готова в любую минуту сорваться и бежать. От врагов, от Елены, от себя. — У тебя кто-то был? — Наташа прямолинейна, и в тотальной тишине вопрос звучит неожиданно. — Мужчины вызывают у меня отторжение, — безучастно говорит Елена, боясь, что последует за ее честностью. — С женщинами было хорошо. Наташа только и поворачивает голову вместо тысячи вопросов, которые внезапно поселяются у нее в голове. Она смотрит на Белову внимательно и с долей сомнения — словно до конца не верит в правдивость ее слов. — Будто бы с Красной комнатой могло быть иначе, — Елена чуть усмехается. — Или просто у меня… Не могло. Наташа не отвечает, совершенно не зная, что может сказать. — А у тебя? — осторожно интересуется Елена. — Ничего серьезного, если так посмотреть. Не срослось. Елена все-таки поворачивается, чтобы видеть Романофф лучше. Та изучает ее взглядом, и даже в помутненном сознании Елена чувствует что-то между ними. Потому что когда ее ладонь касается живота Наташи, та не дергается, не высвобождается и не бежит прочь. — С женщиной? Наташа смеется. Тихо и хрипло, и эти звуки кажутся самой прекрасной мелодией для ушей Елены. Она отрицательно качает головой, а затем всем телом поворачивается к Елене, позволяя той приобнимать ее за спину. — Ты многое упускаешь, — взгляд Елены скользит от блестящих глаз Наташи к пухлым губам и обратно. Наташа целует ее первой — порывисто и горячо. Не думая и не пытаясь анализировать правильность происходящего, чувствуя, как пульсация ее сердца становится с каждой секундой все быстрее. Если понадобится, она скажет, что была пьяна или не понимала, что творила. Елена, конечно, не станет спрашивать. Пальцы Елены сжимают тонкую ткань футболки, а бедра отчаянно пытаются прижаться ближе. Поцелуй выходит совсем сумбурным — горячее дыхание заполняет и так душную комнату, Наташа даже не думает останавливаться. Желание близости растекается по ее венам, отчаянно бьется в сердце, сводит руки и ноги — что не пошевелиться. Впрочем, Елена, как будто, знает об этом гораздо больше. Ее руки везде — на щеках, влажной шее, груди, животе. Наташа осознает, что дрожит как девчонка, когда Елена медленно опускает ладонь под домашние штаны. Вероятно, все должно было быть по-другому, но Наташу не заботят альтернативные варианты событий происходящего. Кажется, будто бы Елена смущается — на какой-то момент ее лицо упирается в изгиб шеи Романофф, а горячее дыхание расползается по коже. Ее ладонь совсем бесстыдно скользит между ног Наташи, и кажется, будто бы для этого не было момента правильней. Наташа стонет совсем тихо, закусывая губы и не позволяя себе выражать все, что на самом деле хочет. Низ живота тянет от неприличности желания, мокрые пальцы Елены делают с ней что-то, о чем Наташа совсем не хочет расспрашивать. — Дыши, — тихо смеется Елена, когда Романофф сжимает ее руку так сильно, что на какое-то время она немеет. Наташа улыбается ей в ответ, а в следующую секунду перемахивает через девушку, оказываясь сверху. — Запомни свои слова, — ехидничает она, приподнимая футболку Елены и медленно прокладывая дорожку из поцелуев к груди.***
— Что это? — спрашивает Наташа, когда Елена возвращается из магазина, в котором обещала купить пакет продуктов, но на стол падает лишь непримечательный ключ. — Наше новое жилье под Лиссабоном, — весело сообщает Белова, усаживаясь рядом. — Это тебе, конечно, не Будапешт, но и торчать в этой дыре больше не придется. Местный магазин совсем с хреновым выбором. — Предлагаешь жить вместе? Наташа крутит в руках ключ, оттягивая время. Неприлично для вдовы соглашаться так быстро, хоть это и Елена. С Еленой всегда самые отвратительные завтраки, но самые веселые будни. Елена может прострелить себе ногу и сделать из этого целое шоу, поэтому упускать такой шанс… — Я знаю, что ты согласна. Жизнь со мной пойдет тебе на пользу, — губы мягко касаются щеки Наташи, пока та заказывает глаза, борясь с желанием обнять девушку. — Да ну? — Не знаю как тебе, а мне очень нравится это чувство — знать, что тебе есть куда и к кому вернутся, — Елена улыбается, и ее глаза, по-щенячьи влюбленые, смотрят на Наташу с такой нежной преданностью, что отказаться от этого предложения никак нельзя. — И я всегда буду возвращаться ради тебя. — Я хочу возвращаться к тебе тоже.