С чего начинают нормальные авторы? Может, начать с фразы, вроде «Было утро»? Нет, пафосно. А если многообещающим «Я – дура»? Да нет, тоже так себе.
Я удрученно откинула телефон, горя желанием потянуться к пистолету.
Жизнь, на самом деле, не радовала. Абсолютно. Ни осенью, ни грядущим днем старения, ни желанием писать очередной шедевр.
Взгляд упал на шкаф. В нем, за закрытыми полированными дверцами, притаился коробок с напоминанием о неудачной попытке войти в новую жизнь. Я идиотка, если допустила мысль, что не выйду из неё мгновенно.
Так бывает. Надеешься на то, что появится кто-то второй. Что-то вечное, стабильное, надежное. В итоге всегда стабильным и надежным остается твоя физиономия в зеркале, список книг, манг и манхв, которые хочешь прочесть и ослепительный рисованный парень на обоях телефона. Отвратительно горькая правда.
Интересно, как я вернусь к родителям? Сомневаюсь, что у меня хватит сил на то, чтобы оплатить эту задрыпаную однушечку на другом конце города, без разницы, с тремя подработками или одной. Как оправдываться, как выкручиваться, где брать деньги?
Друзей нет, знакомые, слава богу, с постоянным местом жительства. Депутата в друзьях не наблюдалось, арабского шейха в прадедах тоже. Девятнадцать на носу, а ощущение, что все тридцать.
Телефон зазвонил прямо в руках. Я вздрогнула и выронила его прямо на лицо.
— Администрация Президента? — равнодушно заговорила я, выравнивая дыхание. На другом конце провода торопливо защебетал высокий женоподобный голосок:
— Саша, мы щас не в лучших отношениях, но моей подруге и мне нужна помощь. Ты же по фанфикам спец, да? Помоги нам с Машкой, я тебе про неё рассказывал, расписать идею? Вы вроде неплохо общались, в общем, если тебе не трудно, помоги, пожалуйста...
— Администрация Президента обнародовала новый указ, начинающийся со строк «Помоги себе сам!». Детальная информация для ознакомления доступна по первому запросу в поисковой строке, — продекламировала я, оборвала звонок, замахнулась, чтобы разбить к чертям старенький самсунг, но здраво рассудила – тратить ресурсы на предателей есть сыграть предателям на руку.
Итак одной ногой в могиле: прогуливаю третий день.
Тело, будто мешок с картошкой, тяжело перевалилось в сидячее положение. Солнце слабо подсвечивало комнату, затемняя проход в прихожую и коридор, связующие санузел, душ и кухню. Смешно получилось: хотела огромную комнату, а получила семь шагов вперед и столько же вширь. Переехать в кухню, что-ли? Там просторнее...
Не забывай, Александра, что тебя ждет переезд обратно к родителям после оглушительного провала. Так что, не старайся.
Торопливая оглядка на часы: одиннадцать. Одиннадцатое сентября. Как классно сложилось..! Переться на последние пары? А стоит тратить деньги на проезд? Можно сходить, отметить одиночество, а лучше – отложить. А ещё лучше – нагулять идею для фанфика.
Хочу что-то незамысловатое. Например: жила была девушка, мечтала о принце, встретила принца и жили они долго и счастливо. Но сложнее. В современном мире, с какими-то подводными камнями, приключениями, перерождениями, злодеями и магией. Главное: без соплей. Сопли – зло. Без любви с первого взгляда. И без идеального хэппи-энда. Я же не йашка и не идиотка, в конце концов?
Несмотря на сентябрь, в аудитории было удушающе жарко – окружающие обмахивались тетрадями, матерились, не отлипали от бутылок с водой и томно вздыхали. Преподаватель, Иосиф Петрович, держал лицо, но временами жаловался на неудобства. Парило на ливень?
— На этом закончим.
Невзрачное помещение, не видавшее ремонта с времен палеолита, демонстрировало облупившуюся по углам телесную краску, громадные вытянутые окна без штор и побитые поколениями учащихся столы. Закончив украшать конспект, я обернулась назад с предпоследнего ряда: меня окликнул Марат.
— Почему скинула трубку?
Я игнорировала внешний раздражитель, аккуратно складывая канцелярию в пенал. Марат рваным движением схватил моё плечо. Худые пальцы соскользнули и сдавили предплечье.
— Почему ты приехала? Что, соскучилась? Или решила помочь? Раскаялась за своё поведение? Как ты осмелела, стоило съехать, так сразу - полная независимость! Но ты разве не помнишь, почему ты решила съехать и с кем?
Слов не находилось.
— Давай не будем начинать. Ты обижаешься на меня ни за что. Я считаю Машу просто подругой. А тебя я люблю. Ты всё преувеличиваешь. Меньше накручивайся. Поэтому поедем домой, я разложу вещи, куплю тебе поесть, у тебя ж дома, небось, мышь повесилась, у тебя же нет денег...
Рука инстинктивно смяла лямку рюкзака. Я вперила пустой взгляд в глаза, следившие за моей реакцией с пристальным ожиданием.
Мы начали встречаться, когда мне было семнадцать. Высокий, с ослепительной белозубой улыбкой, кудрявыми волосами и перспективным будущим – так я подумала, встретив его, – он пришел, будто из другого мира. Из другой компании, другого города, воспитания. Меня изумляла мысль, что такой, как он, как настоящий персонаж из отомэ-игр, мог сам заинтересоваться мной. «Неужели кто-то вроде него может обратить на меня внимание?» – вопрошала я, рассматривая себя и думая, что это сказка, которая обязательно кончится, или недопонимание, которое обязательно разрешится.
Стоит ли мне винить его в своих ошибках? Кажется, что в наших отношениях проблемы идут от одной меня.
— Поехали.
— Так бы и сразу! Заедем в магазин, передавали ливень, купим дошика, макарошек. Кстати, слышала, да, об убийстве на соседней от универа улице? Пару часов назад?
— Нет? — закинув на плечо тяжкий груз знаний, я нащупала в кармане джинс ключи и пригладила батин свитер. Стул был успешно задвинут, аудитория покинута от греха подальше.
Звук наших шагов перемешивался в студенческом гуле – смехе, громких разговорах, разрозненных шепотах, звоне брелков, шелесте тетрадей и бряцаньях ручек.
— Да говорят, мужика зарезали, серийник объявился. Слушай, зачем ты надела этот свитер? У тебя нормальных вещей нет? — Марат брезгливо кивнул острым подбородком на выцветшую одежду.
— ... — абстрагировавшись, я раздумывала, какой корейский комикс хочу прочесть больше: «Однажды я стала принцессой» или «Убить злодейку»? С радостью отодвину ради этого учебу – скоро станет, в любом случае, не до веселья. Значит, нужно порадовать себя в последний раз.
— Эй? О чём ты думаешь? Я здесь, вообще-то.
— Надо как-то жить. Выйдем на работу?
— Сдурела? — отвесил челюсть парень. Проходя мимо зеркала, он пристановился, чтобы заправить футболку обратно в трендовые джинсы, стильно расправить куртку, подправить локоны, разделенные прямым пробором, и поочередно вытянуть ноги для проверки симметричности подворотов. — Нафиг оно надо, долбашить в лучшие годы юности? Забей, че-то придумаем. Как ты представляешь совмещать работу и учебу?
— Сложно, но возможно, — кратко ответила я. — Ты едь домой, я пройдусь. Надо кое-куда зайти.
— Куда? — он так и остался стоять перед круглым, мутным зеркалом, на котором небрежно нарисовано сердечко помадой. Серый проход вывел в широкий, величественный вестибюль, солидный, по сравнению с большинством здешних лекционных.
— По делу.
Не могу же сказать, что меня задело. Задел свитер, задел ты и осознание, что кроме тебя, себя и этого свитера у меня больше ничего нет.
Пусть зареклась сюда не возвращаться... всё же приехала.
Я взирала снизу вверх на девятиэтажку. Район, выделенный для работников за счёт государства, слыл отнюдь не радужным местечком. Частные райончики гораздо приличнее, хотя, никто не выбирает, где рождаться.
Однотонные прямоугольные коробки окольцовывали дворы, вниз по проспекту – дома шли рядами от дорог. Переулки, в которых проходило моё детство, навевали неприятные воспоминания, покалывавшие где-то под ребрами.
Я миновала проем между двумя высотками и двинулась по тротуару, задрав голову. Несколько утепленных балконов яркими пятнами контрастировали с соседними, совсем разваливающимися. Мужик, стоявший на одном из таких непрочных сооружений, курил и выразительно матерился, видимо, задушевно беседуя по мобильному.
Поспешив пройти мимо, дабы не словить головой горящий окурок, я ускорилась, пролетела мимо иссохшихся грядок да косых лавок, юркнула в подъезд. Никаких домофонов – вход всегда открыт.
Ударил запах сигарет, тухлятины из мусоропровода, полуподвальной сырости. Взбежав по кривым ступенькам, я завернула направо к узнаваемому тамбуру. Ноги затормозили – подсознание напрочь отказалось подвергать жизнь почти смертельной опасности.
Остановка около железной двери с залепленным глазком. Из звонка привычно торчали цветные провода, как назидающее напоминание: ничего не изменилось.
Стук сердца в ушах. Дыхание расходилось эхом в гнетущей тишине.
Стук – теперь в дверь – разнесло отголосками до самой лестничной клетки.
Нужно забрать кое-что важное.
Приближающийся нечеловеческий вой, звук заплетающихся шагов, тяжелых, трудно контролируемых.
Сдавленное бормотание, проворачивающийся замок, застывающий ком в горле.
Распахивающаяся дверь родного дома.
Худая, нездоровая женщина со впалыми щеками оглушительно заверещала, костлявыми пальцами вцепилась в мою кисть и затащила в прихожую.
—
Ах ты маленькая сука! Явилась-таки? Где деньги?!
— Я по делу, — я выдернулась, ощущая липкий страх, обволакивающий изнутри. — Где отец?
—
Мерзавка! Ублюдошная шваль! — взвыла на повышенных тонах, как сирена, мать, пытаясь добраться до моих волос. Сохраняя внешнюю отрешенность, я попятилась к двери в свою комнату. —
Обобрала до нитки! Испортила жизнь с самого рождения! Чтоб ты, тварина, сдохла!
Нащупав ручку за спиной, я оттолкнула существо, которое было моей матерью, раскрыла дверь, ввалилась в комнату, захлопнула и, найдя взглядом ближайший стул, подперла вход. Ненадолго – декоративное стекло расколется, если чертова алкоголичка начнет колотить усерднее. Надеюсь, успею до прихода отца. Неизвестно, будет ли он один...
По мне пробежались мурашки. Сдерживая тошноту от всплывших воспоминаний, я шагнула вперед к одинокой одноместной кровати. Комната опустела – теперь в ней не было ничего, кроме шкафа, ещё бабушкиного, в правом дальнем углу, и тумбы у постели, которую я когда-то притащила из строймусорки. Мебель исчезла – письменный стол, стулья, ковры, тюль, торшер, мелкие вещички, вроде небрежно кинутого на пол подзарядного кабеля. Исчезло даже трюмо и советский сервант. Одни облезлые стены в бежевый цветочек. Голое пространство, заваленное пустыми бутылками.
Неужели я рассчитывала на то, что они оставят мои вещи?
—
Открывай, мразь! Открывай, уродина неблагодарная! — стекло задребезжало от агрессивного колочения. Я торопливо подошла к окну, быстро переставила пустые горшки на пол, распахнула окно и на мгновение наклонилась вниз. Шанс спрыгнуть с первого этажа почти всегда спасал в наисложнейших ситуациях.
Кроме одной.
Нет, не время об этом думать...
Я обсмотрела всё, и лишь под кроватью нашла черный мусорный пакет с парой безделушек: карты в трухлявой упаковке, простенькая шкатулочка, которую опустошили за меня, пара писем. Ого, надо же, письма? Не только: свертки, бумаги, альбом... Так спешила в день переезда, что забыла забрать.
Марат бы сказал, что переться ради карт за пять рублей и альбома без фотографий может только пустоголовая дура.
Пошарив рукой по, казалось бы, бумажному мусору, я вытащила одну из листов наугад.
«Рецепт теста на воде».
И Марат был бы прав.
—
Открывай, ублюдошная! Открой! Открой! О! — невнятные звуки, лихорадочное стучание оборвалось. О нет. —
Саша закрылась в комнате! Открой дверь быстро!
Низкий, растягивающий гласный голос, громовым раскатом рявкнуло:
—
Александра!
Я впопыхах сунула в рюкзак последнее имущество, подскочила от жуткого грохота за спиной и без оглядки, оттолкнувшись от подоконника, сиганула на землю.
—
Убоище! Подожди, мы к тебе ещё зайдем в гости!
Колени саднило – приземлилась неудачно.
—
Мы знаем, где ты живешь!
Похлопав ладонь о ладонь, чтобы убрать прилипшую землю и сгладить жжение, я подпрыгнула, похлопала джинсы и под летящие в спину проклятия побежала на остановку, внутренне содрогаясь от возможности преследования.
Стоило ли так рисковать ради колоды карт?
В оконное стекло барабанил ливень.
Сидя на полу и вслушиваясь в шкварчание сковороды, доносящееся из кухни, я таращилась на карты. На самом деле, они немного отличались от тех, что продают в ларьках из-за оформления: цвета, рисовка, количество – абсолютно не совпадают со стандартами. Карты советских времен, возможно, отнюдь не массового производства. Прабабушка, а затем и бабушка, тайно промышляли гаданиями, обрядами, предсказаниями... антинаучная дребедень...
«Ба, научи, как ты это делаешь?»
«Не знаю. Делаю себе и всё. Ты тоже научишься, главное, смотри повнимательнее, потому что этому никто, никогда и нигде не научит. Мир поменялся, в новой ты эпохе будешь жить без всего этого... А потому учись, пока бабка живёхонька, учись».
— Санёк, тебе накладывать? — крикнул Марат.
— Нет! — откликнулась я, выйдя из какого-то транса. Затем вынула колоду, пересчитала и, проецируя бабушкины инструкции, разложила. Наверное, забрала этот хлам, чтобы не было так обидно. Да, родственница прикладывалась к бутылке, но хотя бы не била, не таскала за волосы. Могла назвать убожеством. Но не морила голодом и не напускала полный дом алкашей, исчезая на неделю. За это я ей бесконечно благодарна.
— Чё это у тебя? Карты?
— Карты, — кивнула я, протягивая руку к верхней.
— Слушай, я там с пацанами договорился, им переночевать где-то надо и я им нашу хату предложил. Мой ДР все-таки на носу.
Рука дрогнула, едва подушки пальцев коснулась глянцевой поверхности.
— Я там взял денег, ну, из наших, отметить воссоединение. Круто будет, да? — «
из наших» он подразумевал «
моих», отложенных на оплату коммуналок и жилья.
Пульс участился, как у сердечника, до бешеного ритма.
— Маша придет, Валентин, Игорь, Костя... пол группы, короче. Кстати, когда женимся?
— Женимся?.. — ошарашено переспросила я, переваривая абсурдный бред, выкинутый, как обычно, ни с того ни с сего. Мне не нравится.
Мне не нравится.
— Ну да, — изумленно посмотрел на меня, будто впервые увидев, Марат. Желтая футболка навыпуск раздражала зрение кислотностью. — Ты ж хотела жениться. И вообще, ты себя реально странно начала вести. Не порядок.
— Марат, нам нечего есть. У нас нет вещей. Нам нечем платить за квартиру. У нас нет даже ремонта. Какие друзья, какая выпивка? — как можно спокойнее спросила я, неслышно сглатывая от в очередной раз накатившей беспомощности.
— Нам? Еду возьмем у моих предков, ты выйдешь на подработку, раз так хочешь, ремонт... А зачем тебе ремонт? Итак нормально. Одно и то же, чего заладила?
Так как я въехала в съемку без ничего, то и взяться за жалкие два месяца вещам неоткуда. Всё, что стоит здесь – не моё. Здесь нет
ничего моего. Даже эта постель, на которой я сижу, симпатичная, деревянная, пусть оцарапанная, со слезшим лаком, и то не моя.
Скоро я лишусь даже этого.
Всё, что моё – рюкзак, вещи в шкафу, студенческие принадлежности, зубная щетка, телефон, чашка, куртка с обувью и документы.
— А ты предлагаешь опозориться, пригласив друзей вот сюда? — я ткнула пальцем в стену с хозяйским портретом, частично скрывающим черный развод. — Раскрой глаза, Марат! Может, ты предложишь в кредит влезть, чтобы свадебку пышно отыграть?
— Да, как раз собирался... А что там этот кредит? Господи, Саша, ты невыносимая. Мы что, не сможем выплатить кредит, если начнем работать? И в долг можно взять... Свадьба – это огромный праздник! — взвился парень, чуть ли не кидая на стол сковороду с жареными в яйце макаронами. — Проблемы из ниоткуда! С каких пор ты заморачиваешься по таким пустякам!
Встав с края, с потерянным терпением я приблизилась к столу, стоящему между окном и постелью.
— Будущее, значит, для тебя пустяк? На чьи деньги ты собрался играть свадьбу, День Рождения и посиделки, если твои родители отказались тебя обеспечивать?
— Откуда... ты знаешь? Я же не говорил...
— Догадалась. Или думал, у меня нет мозгов? Пару дней назад сразу смылся с криком, а сегодня неожиданно приполз, отбросив Машу и достоинство?
— Так ты пытаешься сказать, что я с тобой из выгоды? Не впутывай в это Машу!
Густые изогнутые брови свелись к переносице. Миндалевидные глаза, метая молниями, взирали, словно свысока, с неприкрытым отвращением. Будто на ребенка, сказавшего ужасную глупость.
Устала считать, который раз это повторяется.
— Я иногда задумываюсь: ты вообще меня любишь?
Почему в ответственный момент мои губы смазываются невидимым клеем? Иначе почему... Я смотрю в глаза, затягивающие меня на самое дно самоуничижения. Слушаю бархатистый голос, транслирующийся через его взгляд, что неизменно намекает на очевидное. Внимаю, принимая за настоящую истину, нет, – просто слепо
проглатываю.
Смотрю.
И слушаю транслирующийся голос. Слушаю, слушаю, слушаю, слушаю.
Слушаю. Как устоявшийся
стандарт.
«Посмотри, кто ты. Ты ничего не умеешь, не знаешь, и никогда не узнаешь. Ты должна быть благодарна, что я умею, я знаю и могу то, чего не можешь ты. Разве это – такая большая трата за хорошую жизнь вдали от ТЕХ ужасов? Разве это – плохо, по сравнению с остальным?
Терпи! Лучшего может не быть».
— Я иногда задумываюсь: любишь ли меня ты?
— Люблю, именно поэтому стараюсь отговорить тебя от навязчивых мыслей! — неожиданно взгляд смягчился. Перестал говорить. Сменил гнев на милость. Руки вслед за взглядом стали мягче – легли на плечи с осторожностью, трепетом.
Переждать, пережить недовольство и злость – лишь бы получить частицу тепла, – думала я с уверенностью, что я виновата.
Я виновата.
Только я.
Живу неправильно. Думаю неправильно. Дышу неправильно. Только учусь правильно. Меня же хвалят преподаватели. Правда, Марат говорил, что и учусь средне, и хвалить не за что.
«Никто не выбирает, где рождаться».
— Марат, я тебя ненавижу с первой нашей встречи. Уезжай прямо сейчас. Я не хочу тебя видеть, и я тебе об этом говорила. Это ошибка, прости, — я почти сбросила с себя ловушку его рук, но в последний момент эта ловушка громко захлопнулась.
— И это после всего, что я для тебя сделал? После кафешек, цветочков, отдыхов, подарочков? Мы даже сексом ни разу не занимались! Что, доила меня, да, развела, как дебила?! Строишь из себя жертву! Я столько в тебя вложил! — дрожь вырвалась из глубины души и прогналась по крови. — Это несправедливо!
— Так я для тебя – вложение? — улыбнулась я, воспринимая дрожь, перерастающую в лихорадочную нервную тряску, и руки, опасно сцепившее тело, как печальную обыденность.
— Кому нужна дочка алкашей и наркоманов?! В тебя вложился бы последний дебил! В зеркало на себя смотрела? А я принимал тебя такой, какая ты есть!
Я истерично засмеялась. Хохот разливался по комнатке и гулко отбивался от стен.
Но тут же перекрылся звуком пощечины. В носу зажгло, брызнувшие слезы бесконтрольно покатились по щекам, конечности, заледенев, казалось, отнялись. Ноги, болезненно пульсирующие в коленях, набились ватой.
Марат кричал. Я будто оглохла – мир после удара превратился в один раздражающий высокочастотный писк.
А может, я правда виновата?
В бреду, плохо осознавая реальность, я случайно наткнулась на сковородку запястьем.
Но не потому, что я не умею и не могу.
Кулак сжал ручку с такой силой, прилившей кровью к костяшкам, с какой не сжимала никогда.
А потому, что позволяю другим так обо мне говорить?
Сбивающий с толку вопль, вскидывание руки, толчок, раскаливший побежавший по жилам адреналин, завершающий звон металла, обрывающий на полувдохе мой собственный крик.
Тряска, судорога мышц – сковорода выпала. Громкий звук дошел до ушей с опозданием.
Кровь растекается, и растекается, и растекается...
Я перевела внимание с крови на руки.
Я вдруг подумала, что сошла с ума.
Я наклонилась, потянулась к шее, но ни через минуту, ни через две не нащупала пульс.
Марат мёртв.
Вот и всё. Я сяду в тюрьму. Я – убийца. Навернулись все надежды и мечты. Завтра шедшую на золотую медаль меня увезут в наручниках на нары. Года на два, как минимум.
Я вдруг поняла, что не чувствую страха. Меня не напугало осознание, что меня увезут непонятно куда на холодный паёк, что я буду существовать совместно с насильниками, маньяками, убийцами и другими сливками общества. Меня не напугало, что моя единственная кружка останется без хозяйки, а только обретенный дом достанется кому-то чужому. Не напугало осознание, что теперь я останусь ни с чем абсолютно полностью.
Никакого чувства.
Только всепоглощающая
пустота.
Щеку жгло, руки горели, словно опущенные в кипяток. Я потерянно огляделась. Мир и покой. Будто ничего не случилось. Будто всё хорошо. Вот забавно. Ещё десять минут назад всё правда было... хорошо. В каком-то смысле хорошо.
Я задернула шторы, переступила труп, вбежала в душевую и навзрыд заплакала, забившись в угол.
Собравшись с силами, поняла: нужно что-то делать. Отдраив сковороду, убрав разбросанные макароны, опять проверив отсутствие наличия жизни и напихав необходимое в рюкзак, я стала на пороге. Пробило полночь. Попытаться найти алиби? Не прокатит. Крик стоял неистовый. Соседи слышали нас. Сбежать? Куда? Спрятать труп? Где?
Спрятать труп... Каким образом? Утопить? Закопать? Бросить в парке? Завернуть в пакет?
Точно. Мусорный пакет.
А в километре от дома есть парк.
Я не спала до рассвета. Плохо помнила, как именно отмыла кровавые пятна, зато четко знала, что избавилась от улик, сбросив их в биотуалет около конечной остановки – добираться пришлось пешком. Вымотавшись, пришвартовалась на лавочке у многоэтажки – доходить до дома сил не было. Каждая клетка тела изнывала от физического и морального истощения.
Лавка имела фигурную спинку, и несмотря на отбитую балку, была удобной. Напротив стояли мусорные баки, чуть справа тротуар, миленький заборчик, ограждающий ухоженный сад с поздними цветами. У подъезда, под доской объявлений, жильцы разместили кошачий домик и блюдца.
Положив затылок на спинку, я повернула голову влево и наблюдала, как медленно белесые лучики солнца возвышались над домами. Примерно пять утра. Через три часа на пары.
— Привет, Закат, — шепнула я, сквозь ресницы всматриваясь в солнечные лучи. Сон окутывал, веки слипались и моргания становились всё тяжелее, всё невыносимее. Раздавленный усталостью человек, по собственной глупости совершивший множество идиотских ошибок... как случилось, что это описание – моё?
Прежде, чем утонуть в глубоком сне, я вскользь подумала, что хотела бы измениться.
Вибрация нарастала в громкости. Телефон норовил свалиться с края кровати, врезающееся в мозг «бз-з-з» справилось с задачей разбудить бедную меня лучше, чем любой будильник.
С видом сонного китайца, я не глядя взяла трубку.
— Алло?..
Один надоедливый звук сменился другим:
— Саша, мы щас не в лучших отношениях, но моей подруге и мне нужна помощь. Ты же по фанфикам спец, да? Помоги нам с Машкой, я тебе про неё рассказывал...
— Марат? — недоуменно захрипела я, не понимая, где я. — Ты жив?
— Да, а что? — удивился Марат.
— Какое сегодня число? — с падающим в пятки сердцем затарабанила я. Севший, сипящий и глотающий звуки голос будто бы был не моим.
— Одиннадцатое... Саша, всё окей?
— Господь Всемилостивый, — пробормотала я, ошарашено сбрасывая на полуслове трубку.
Какого чёрта этот ублюдок жив?!
