Я прошу очень-очень существо, что во мне завелось Делай все, что захочешь, но оставь в покое мой мозг Но об этом смешно, слегка поздновато просить Непонятно где чье волшебство, кто носитель, а кто паразит. — Flёur Вторжение
Когда Дазай открыл глаза в первый раз, все, что он увидел — белый свет. Глазные яблоки тут же обожгло болью, поэтому он быстро прикрыл веки в ожидании темноты. Но вместо нее появились цветные пятна и покалывание в висках. Из горла вырвалось недовольное хныканье, и, не будь он таким усталым, ужаснулся бы от собственной слабости. Чья-то прохладная ладонь легла ему на лоб, убрав каштановые пряди, а после спустилась к глазам. Темнота, наконец, утянула его в свои объятья.***
Желудок скрутило в тугой узел, а уши заложило. Он на секунду растерялся, но, когда картина перед глазами начала плыть, он невольно втянул ртом воздух, пытаясь сосредоточиться на дыхании. Голова шла кругом. Грудь сдавило, и он знал, что нужно сделать, как остановить панику, но все, что он мог — это ощущать гулкое биение собственного сердца. Дазай впился взглядом в свою руку — бледную, со множествами шрамами, свежими и уже незаметными. Давай. Ну же, давай. Сделай это. Что тебя останавливает? Всего одно движение, и все прой-дет. Очередной удар сердца показался настолько сильным, что Дазай почувствовал, как задрожала грудная клетка. Шум в ушах только сильнее нагонял панику, заставляя его беспомощно запрокинуть голову, затылком уткнувшись в твердую стену. Дазай видел Смерть перед собой. Ее лицо, как и всегда было искажено в подобии улыбки, такой же отвратительной, как и ощущение костлявых пальцев на шее. Она смотрела бездонными глазами без единого проблеска света, и Осаму понял, что проваливается в бездну. Парень широко улыбнулся, чувствуя металлический привкус на искусанных губах. Он сходил с ума. Медленно погружаясь в пучину отчаяния, чувствуя, как остатки здравого смысла покидают его. Так ощущалось безумие? Ледяным узлом в сердце, беспрерывным шепотом в голове. На этот раз вместо вздоха, он резко дернул лезвие вверх. Острая боль тут же пронзила руку, и Дазай просто прикрыл глаза, чувствуя, как т-о-н-е-т.***
Второе пробуждение было ничем не лучше первого. Веки было все так же тяжело открыть, а по голове будто ударили молотком. Запах лекарств и свежих бинтов только усугубляли положение. Дазай ненавидел больницы. — Ты наконец очнулся. Он устало моргнул, заставив себя повернуть голову к источнику голоса, и встретился с насмешливым взглядом темных глаз Мори. Разумеется, он был здесь. — Ну, на этот раз ты продержался дольше, — безразлично сказал мужчина. — Целых три месяца. Признаюсь честно, я ожидал, что увижу тебя в больничной койке намного раньше. Разумеется, он не упустил момент поиздеваться. — Всегда рад вас разочаровывать, Мори-сан, — голос у него был сиплым и усталым, но он упрямо растянул губы в ухмылке. Огай хмыкнул себе под нос, но пропустил колкость мимо ушей, делая пометки в своих бумагах. Свет больничной лампы уткнулся ему в затылок, тем самым создав ореол вокруг его головы. От этого на лице мужчины отчетливее выделялась усталость, но его глаза казались темнее и холоднее. Дазай невольно съежился. — Тебя нашел Чуя-кун, — спокойно проинформировал парня Мори. — Ты знаешь, Дазай-кун, что волен делать, что хочешь. Но тебе не кажется, что ты переборщил на этот раз? Снова, — Огай еле заметно усмехнулся, но спустя мгновение бесстрастное выражение лица вновь вернулось. — Ты мог бы сделать это в своей квартире. — О чем… Он замолк на полуслове. Точно, он ведь был в квартире Чуи. Оу. — Я не хотел. — Что? — Я не… Я не собирался резать глубоко. Огай перевел на него взгляд, который парень упорно проигнорировал. Послышался тяжелый вздох. — Это ты должен говорить не мне, — мужчина отложил бумаги и устало потер шею. — Да и какая разница? В конечном итоге ты все равно оказался в больнице. Осаму не нашел, что ответить.***
— Выглядишь не очень. — Ты о чем? Я свеж, как огурчик! — Хм, — Одасаку хмыкнул себе под нос, и прошелся по его лицу колючим взглядом. Дазай приложил все усилия, чтобы не вжать голову в плечи. — Да, цветом на него ты походишь. — Да ну тебя, — буркнул себе под нос подросток. К его щекам постепенно возвращался здоровый румянец. Ода мягко улыбнулся и поудобнее устроился на стуле. — Ты уверен, что не хочешь отдохнуть? — Не вздумай меня бросать, я тут со скуки помру. — Ну, с твоим везением вряд ли. Дазай невольно вздрогнул, его брови нахмурились, и он уставился на Сакуноске безразличным взглядом. — Я не хотел. Одасаку вопросительно выгнул бровь. Осаму захотелось ударить его чем-нибудь. Только он мог одним взглядом вызывать это отвратительное чувство вины, которое комом застревало в горле, стоило ему застать усталое выражение на лице своего друга. Самое худшее то, что Одасаку никогда ничего не говорил. Он просто приходил к нему, следил, чтобы тот по-настоящему поправился — питался нормально, высыпался, как мог. Дазай постепенно привык к этом, но вот к грузу вины так и не смог. Она горчила во рту. Совсем как ложь, но гораздо сильнее. Со временем игнорировать это стало труднее. Ему было плевать на Мори, который шутливо ругал его. Но не на Одасаку, что проводил с ним каждую свободную минуту и терпел даже самые дурацкие капризы. — Это было случайно, — Ода все так же смотрел на него безмятежным взглядом, от которого желудок скрутило. — Я не собирался резать так глубоко. — Ты не обязан мне ничего объяснять, Дазай. Осаму замолк, проглотив собственное негодование. Усталость накатила новой волной. Он глубоко выдохнул, и вместе с воздухом из него будто вылетели последние крупицы силы. Большая ладонь осторожно легла на растрепанную макушку, а после — зарылась в сухие пряди. Дазай встретил мягкий взгляд голубых глаз Оды и позволил себе расслабиться. — Эй, Одасаку. — Да? — У меня нос чешется. — Почеши. — Но я не могу-у! Сакуноске даже не попытался скрыть усталый вздох. Дазай почувствовал, как тяжесть его руки исчезла, и удивленно моргнул, когда чужие пальцы мягко прошлись по его носу, а после легонько щелкнули по кончику. — Доволен? Он заторможено посмотрел на своего друга. Чужие прикосновения все еще были непривычны — особенно к лицу, — но Одасаку никогда не делал что-то ему неприятное. Он каким-то образом мог разобрать, когда Дазаю некомфортно. В этом был весь он — отвратительно правильный и благородный Ода Сакуноске. Подросток фыркнул себе под нос, поудобнее устроившись на подушках, и вложил все силы в то, чтобы проигнорировать горящие щеки. Ода насмешливо хмыкнул. — Я принес с собой карты, — сказал он, демонстрируя колоду в руках. — Отлично! — Осаму тут же забыл все свое смущение и воодушевленно дернулся на месте, но тут же застонал от боли. — Осторожнее, — Сакуноске подскочил к нему, но Дазай недовольно от него отмахнулся. — В этот раз победа за мной! Ода ничего не ответил, только уголок его губ дернулся в подобии улыбки. Ни в одной игре Дазай так и не выиграл.***
Не то чтобы он ждал Чую. Нет уж, с чего это вдруг. Просто он был уверен, что видел рыжую макушку в прихожей, когда босс отчитывал его, как нашкодившего щенка. Может быть, он был немного разочарован, но Дазай это в жизни не признает. Он не помнит, как вообще оказался в квартире Чуи. Дазай был уверен, что он у себя в ванной. Да и не пытался он покончить собой. Ему просто… нужно было отвлечься. Осаму кинул взгляд на дверь и, убедившись, что Одасаку ушел, принял сидячее положение. Руку пронзила неприятная боль, и он стиснул зубы. Тело казалось слишком тяжелым, но он упрямо потянулся к бинтам на запястье и начал разматывать их. Свежие царапины бросились в глаза. Их было так много, что шрамов под ними было почти не видно. Кожа зудела. Осаму устало облокотился о спинку кровати. Тишина снова напирала на уши. Он с напряжением ждал, что ее снова заполнит звенящий шепот. Горло сдавило, будто чужие пальцы сомкнулись на нем и медленно сжимались все сильнее. Дазай не помнит, каково это — не быть усталым. Ему всего шестнадцать, но он чувствует, что ему уже шестнадцать чертовых лет, и он не знает, сколько еще протянет. Дазай чувствует себя заключенным в собственном теле, а его разум — злейший враг, который с каждым разом шутит с ним все серьезнее и серьезнее. Он не знает, как жить. Ему не дают умереть. Остается лишь шастать посередине, все время ходить по краю и ждать, когда судьба решит за него. За все эти шестнадцать лет он так и не смог понять жизнь. — Что ты делаешь? Осаму вздрогнул от неожиданности и резко поднял голову. Чуя, скрестив руки на груди, стоял у двери. Дазай жадно скользнул взглядом по хмурому лицу и задержался на голубых глазах. Они потемнели, как обычно бывало, когда Накахара злился или был раздражен. Пожалуй, вот еще один человек, который не помнил, каково это — не быть усталым. — Не ожидал тебя здесь увидеть. — Я и не хотел приходить, — сердито бросил он, подходя к Дазаю. Тот ни на секунду не отрывал от напарника взгляд. — И хорош лгать. Я знаю, что ты меня ждал. — С чего бы это? — Осаму растянул губы в усмешке, несмотря на то, что облегчение затопило все внутри. Чуя лучше всех умел заполнять собой тишину. Весь его образ был ярким пятном, что все время притягивал взгляд, не позволяя думать о чем-либо еще. — Ты мне скажи, — не моргнув глазом ответил Накахара и присел на кровать. — Когда в следующий раз решишь сделать тупость, будь так добр, сделай это подальше от моей квартиры. Дазай поджал губы и перевел взгляд на свои руки. — Это вышло случайно. — О, ты случайно зарезался у меня в ванной? — Да, — холодно ответил он, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения от тона Чуи. — Я не хотел… не планировал… — Мне все равно. — Дай мне договорить, — прошипел Осаму сквозь стиснутые зубы, потому что впервые он решился сказать хоть что-нибудь, и его сразу же заткнули. — Да мне плевать! — Чуя раздраженно уставился на него, ярость в его взгляде заставила слова застрять в горле. Небо бушевало в его глазах, сверкая ледяными осколками. — Ты вообще понимаешь, что творишь? Я думал, что ты, блять, помрешь! Он одернул себя и сделал глубокий вдох, прикрыв глаза рукой. — Ты не можешь вытворять такую хуйню, — уже тише продолжил он. — Не со мной. Дазай взглянул на сгорбившуюся фигуру своего напарника, чувствуя, как под ребрами неприятно заныло. Чувство вины снова вернулось, отдавая горечью на языке. Волосы Чуи, растрепанные больше обычного, были блеклой тенью огненно-рыжих всполохов пламени. Люди — хрупкие существа. Особенно самые сильные. Неважно, сколько испытаний они могут вынести, как далеко могут зайти со сломанными ногами. Одну боль всегда сменяет другая. И так бесконечно. Чуя, который себя человеком не считает, в глазах Дазая — сгусток боли. Он сглотнул вязкую слюну и снова сказал тоже самое, в надежде, что Чуя поймет. — Я просто хотел, чтобы это прекратилось. Накахара удивленно поднял голову, когда вместо холодного тона, голос напарника прозвучал на грани шепота. — Что прекратилось? — Все, — ответил Осаму, еле шевеля губами. Чуя молча встретил его взгляд — разбитый и усталый. Темные зрачки заполнили радужку, отчего его глаза казались пустыми и бездонными. — Я просто хотел, чтобы все вокруг заткнулось. Но я не собирался резать глубоко. Кажется, Дазай и правда устал больше обычного. Его плечи начали болеть от напряжения, но он никак не мог расслабиться. Он почувствовал, как пустота привычно затягивает его в свое болото, отрезая от остального мира. — Хорошо. Осаму не сразу понял, что Чуя что-то сказал. — Что? — Хорошо, — Накахара пожал плечами. Злость и раздражение полностью исчезли из его взгляда, и он тоже смотрел устало-устало. — Я понял. — Ты… понял? — Ага, — он устало размял шею и посмотрел на Дазая. — Слушай, просто… намекни мне как-нибудь в следующий раз, не знаю. Чтобы я был готов, что ли. — Ты идиот? — Сам идиот! — огрызнулся Чуя, а после забрался ногами на кровать. Осаму заметил, что тот успел снять свои туфли. — Ты же все равно не прекратишь, что бы я не сказал. Да и не мое это дело, ты большой мальчик, сам о себе позаботишься, — он неожиданно замолк и уставился на руки Дазая. Тот дернулся, чтобы прикрыть их, но Чуя снова заговорил, заставив его замереть. — Я понимаю, ясно? Я все понимаю. Оу. Точно. Кому, как не сосуду сумасшедшего божества, понять каково это — желать покоя, хотя бы на несколько секунд. — Л-ладно. Чуя потянулся к его запястью. — Я помогу? Дазай заторможено покачал головой. Накахара кивнул в ответ, скорее самому себе. Пальцы Чуи, задев его собственные, осторожно скользнули по тыльной стороне ладони, оставляя дорожку теплых следов на холодной коже. Он был необычно аккуратен, даже нежен, и не будь момент настолько сокровенным, а Осаму — истощенным, он бы точно поддразнил напарника. Лицо Чуи было умиротворенным. Он спокойно встретил взгляд Дазая, который на данный момент не до конца осознавал, что происходит. Он сглотнул вязкую слюну, чувствуя, как внутри все дрожит. Сердце гулко ударило о грудную клетку. Его раны одна за другой скрылись за слоем бинтов.