Джонатан-Идиот Тьюринг

      Как и говорил Лорд Малфой, вскоре Тьюрингу пришло официальное приглашение на приём по случаю дня рождения Нарциссы. Роскошный филин, доставивший ему конверт с гербовой печатью, вёл себя намного приличнее клиентских сов, которые вечно норовили доказать Джонатану свою чрезвычайную важность и занятость. Совсем скоро Тьюрингу пришлось признать очевидную проблему: у него отродясь не бывало парадных мантий, предназначенных именно для таких случаев. Пришлось быстро смотаться на Косую аллею, в одно из дорогих ателье, «Твилфитт и Таттинг», так как имея некоторое представление о высшем обществе магической Британии, пусть и крайне поверхностное, Тьюринг осознавал, что в данном случае экономить нельзя.       В день торжества Джонатан проснулся немногим раньше обычного. Позавтракав на скорую руку, он первым делом проверил те самые ледяные нарциссы, которые закончил зачаровывать буквально пару дней назад. Вновь утвердившись в том, что все чары на своих местах и работают безупречно, Тьюринг не смог сдержать лукавой усмешки. Пожалуй, он обладал той самой крохой самолюбия и гордости, которая позволяла людям чувствовать в груди тепло, при мыслях о собственном триумфе. Однако, он не мог позволить себе долго наслаждаться этим чувством, его ждало крайне неприятное, но в то же время необходимое дело. Тьюринг зашёл к себе в спальню и, решительно подойдя к платяному шкафу, вытащил из него свою новёхонькую парадную мантию.       «Кто этот человек в зеркале?» — подумал Тьюринг, переодевшись и критично рассматривая своё отражение. Этот вопрос он уже не задавал себе давно, последний раз был ещё в госпитале, когда Джонатан походил на воскресшего мертвеца: худого и бледного. Сейчас из ровной зеркальной глади на него смотрел джентельмен с претензией на аристократию, и он разительно отличался от того, которого Тьюринг видел в отражении витрины, всякий раз когда покидал дом. На Джонатане был старомодный костюм глубоких синих оттенков, чем-то напоминавший фрак, поверх которого была накинута лёгкая мантия того же цвета с тёмной подкладкой. На манжеты белоснежной, официозной рубашки с воротником-стойкой Джонатан прицепил едва заметные серебрянные запонки, без драгоценных камней и прочих излишеств. Волосы Тьюринг подвязал тёмной атласной лентой, аккуратно собрав их в небольшой пучок на затылке. Когда Джонатан надел белые перчатки, строго регламентированные этикетом для таких мероприятий, он почувствовал себя неуютно. Ему был совершенно чужд тот мир, в который его так настойчиво тянуло семейство Малфоев. То золотое царство роскоши и пленительного блеска, в котором родились Нарцисса и Люциус, для Тьюринга было не знакомо и в какой-то мере пугающе. Раньше он не мог бы даже подумать, что его позовут на приём, и он будет там присутствовать на равных с представителями благородных семей и министерскими чиновниками. Справедливости ради стоит сказать, что об Азкабане он тоже подумать не мог, но тем не менее оказался там.       Тьюринг в последний раз оглядел своё отражение в зеркале, снова убедившись что сшитая на заказ мантия сидит как влитая. Его вдруг посетила абсолютно безумная, но крайне забавная мысль: «А не пытаются ли Малфои меня кому-нибудь сосватать? — Тьюринг усмехнулся, — Они ведь знатные интриганы, значит вполне могут подстроить мне «случайную» встречу с какой-либо молодой, очаровательной, незамужней девушкой, схожего с моим статуса крови.» Это размышление его веселило, хотя бы потому, что он знал, что у них ничего не выйдет. С большей вероятностью Джонатан безответно влюбится в какого-нибудь юного Лорда. Хотя, как знать? В том же Малфое Тьюринг видел только друга и никого более. Однако не признать, что Люциус хорош собой это, конечно, варварство.       Джонатан наколдовал «темпус» и справедливо рассудил, что ему пора бы уже отправляться в Малфой-менор. Люциус настоятельно попросил его прийти пораньше, чтобы передать цветы без лишних глаз. Тьюринг забрал из подсобки объёмный свёрток с букетом, уменьшать его он не решился, чтобы вдруг не нарушить механизм зачарования.       Перемещение камином прошло штатно и без эксцессов. Холл Малфой-менора выглядел празднично: повсюду были гирлянды из живых цветов, мраморный пол, начищенный до зеркального блеска сверкал, как и всё вокруг. Однако, не успел Тьюринг сделать и шагу, как вдруг рядом возник домовик в белоснежной наволочке, больше походившей на греческую тогу.       — Мастер Тьюринг, сэр? — тонким голоском поинтересовалось лопоухое существо.       — Да, это я, — ответил Джонатан.       — Тирли заберёт цветы, — сказал домовик, протянув тонкие ручонки к свёртку, который держал Тьюринг, — хозяин Люциус скоро придёт к мастеру Тьюрингу. Мастер Тьюринг подождёт здесь?       — Да, подожду, — согласился Джонатан, отдавая домовику цветы, — Только прошу тебя, Тирли, не ставить цветы в воду, иначе они её заморозят.       Домовик понятливо покивал и исчез. Тьюринг снова принялся разглядывать холл, и вскоре его взгляд наткнулся на большой круглый стол, который поместился слева от камина. На гладкой лакированной поверхности стояла небольшая коробочка, завёрнутая в светлую упаковочную бумагу с растительным орнаментом. «Понятно, — подумал Тьюринг, — стол для подарков. Очень удобно, если не хочешь принимать все лично, такое вполне в духе Нарциссы. Интересно, раз один уже стоит здесь, значит кто-то из гостей тоже пришёл раньше?»       Тьюринг достал из кармана своей мантии небольшой мешочек, расшитый серебряными нитями. На него были наложены чары расширения пространства и облегчения веса, поэтому угадать настоящий объём его содержимого было очень сложно. Поколебавшись секунду, он положил мешочек на стол, рядом с коробкой. Джонатан надеялся, что его подарок не затеряется на фоне других, более ярких и вычурных, всё-таки он потратил на него не меньше сил, чем на ледяные цветы.       — Джонатан! Вот ты где, — голос Малфоя застал Тьюринга врасплох, отчего тот даже немного дёрнулся.       — Здравствуй, — Тьюринг робко усмехнулся. Обернувшись он увидел, что Люциус стоит возле дверей, ведущих в широкий коридор, — ты выглядишь взволнованным.       — Это мягко сказано, — проворчал Малфой, — пойдём, покажу тебе наш бальный зал, остальные гости появятся только через час.       Тьюринг подошёл к Люциусу, на ходу отмечая, что хозяин дома провёл перед зеркалом отнюдь не пару минут, как сам Тьюринг. Почему-то, Джонатан считал, что Малфой оденется в обычные для себя тёмные цвета, но сиятельный Лорд решил сегодня удивить своих гостей мягкими оттенками голубого и слепящей белизной. Люциус точно не испытывал потребности в похвале, он знал насколько прекрасен и абсолютно точно этим наслаждался. Пожалуй, ему нравилось дразнить окружающих своей внешностью: заставлять дам восторженно охать, а их кавалеров давиться ревностью. Но все, кто знал Люциуса хоть немного дальше официальных приёмов и светской хроники, понимали что вся эта красота безраздельно принадлежит только одной женщине, Нарциссе. Она, единственная во всём мире, имела на него право, и ревностно его берегла.       Когда они вошли в бальный зал, Джонатану понадобилось всё доступное ему самообладание, чтобы не раскрыть рот от удивления. Весь целиком, от пола до потолка, он был бесподобен в своём убранстве. Гирлянды живых цветов, сверкающая мраморная колоннада, окружавшая танцевальную площадку, хрустальные люстры — всё это великолепие ослепило Тьюринга, привыкшего к простоте и уюту своего жилища. Огромные окна были распахнуты и в воздухе чувствовался аромат цветущего, весеннего сада. Возле стен затерялись узкие столики с фуршетом и небольшие диванчики. В одном из углов, чрезвычайно серьёзный домовик что-то колдовал над десятком музыкальных инструментов разного рода.       Лорд Малфой стоически сдерживал смех, наблюдая за тем как Джонатан озирается по сторонам, он находил его поведение очень забавным, но тем не менее боялся показаться грубым.       — Что думаешь? — спросил Люциус.       — Думаю, что ничего красивее в жизни уже не увижу, — вполне серьезно ответил Тьюринг.       — Не зарекайся, — усмехнулся Малфой, шагнув в центр зала, — когда оформлением занимается Нарцисса, это место в разы прекраснее. Тебе обязательно нужно будет сходить на наш рождественский приём.       Неожиданно Лорд Малфой посмотрел куда-то за спину Тьюринга и злорадно усмехнулся. Джонатан обернулся, чтобы понять что же вызвало у Люциуса такую реакцию и перед его глазами предстала совершенно сюрреалистиченая картина: в дверях бального зала, с неугомонным наследником Малфоем на руках, стоял Северус Снейп. Лицо у профессора выражало мировую скорбь и отчаяние, а Драко, казалось, наоборот был абсолютно доволен своим положением.       — Он меня доконал, — мрачно констатировал Снейп, подойдя ближе, — забирай его или сдай домовикам, — он на вытянутых руках передал ребёнка Люциусу.       — Ну-ну, — саркастично протянул Лорд Малфой, — Северус опять драматизирует правда, Драко?       — Да, — абсолютно серьезно закивал ребёнок.       — Маленький лжец, — беззлобно произнёс Северус. Затем профессор повернулся в сторону Тьюринга и коротко кивнул в знак приветствия.       Джонатан слегка заторможенно ответил ему тем же, он не мог перестать рассматривать Снейпа, которого впервые увидел не в профессорской мантии. Парадная одежда зельевара была такой же непроницаемо чёрной, как и всё что он носил, похоже что это был его единственный любимый цвет. В этом светлом зале, сияющем своей белизной, он смотрелся откровенно странно, однако Тьюринг поймал себя на мысли, что ему это нравится. Северусу шла его мрачность, она делала из него непостижимую, одиозную фигуру и, конечно же, Джонатан был в восторге.       — Видишь, Джонатан? Он опять вырядился как на похороны, — язвительно прокомментировал Малфой, — не знаю даже, что с ним делать.       — Это тебе на зло, — проворчал Снейп, одёрнув ворот своей мантии, затем он повернулся к Тьюрингу, — так значит у тебя получилось зачаровать цветы?       — Да, — кивнул Джонатан, — можно даже сказать, что ты подал мне идею как их усовершенствовать.       — Каким же это образом? — поинтересовался профессор.       — Джонатан, не говори ему ничего, — вмешался Малфой, — хочу чтобы он сначала увидел.       — Меня сложно шокировать, Люциус, — прагматично заметил Снейп, — более того я примерно представляю, какой именно должен был быть результат.       — Ставлю десять галлеонов, что ты удивишься, — на лице сиятельного лорда появилась азартная ухмылка.       — Только десять? — съязвил Северус.       — Не хочу тебя разорить.       Тьюринг молча наблюдал за их дружеской перепалкой, чувствуя себя абсолютно лишним в их обществе. Видимо Драко, всё ещё сидевший на руках у Люциуса, в чём-то разделял позицию Джонатана и поэтому начал требовательно теребить край отцовской мантии. Лорд Малфой отвлёкся от беседы и с недоумением посмотрел на сына.       — Пусти, — с забавной детской надменностью потребовал Драко, — пойду к маме. Вы скучные.       — Как скажешь, — пожал плечами Люциус, опуская сына на пол, — я правда скучный? — спросил он обращаясь к Джонатану и Северусу.       — Даже не представляешь насколько, — ответил Снейп.       Рядом с ними неожиданно возникла домовушка в забавном чепчике, видимо исполнявшая роль няни, которая сразу же взяла Драко за руку, чтобы перенести к матери. Разговор троих мужчин плавно перетёк на более общие темы вроде замечательной погоды, политической обстановки и обсуждения последних статей в «Пророке». Вскоре начали подтягиваться первые гости и бальный зал потихоньку становился теснее. Люциус и вовсе поспешил ретироваться, сказав что ему нужно проведать Нарциссу.       Северус прекрасно видел, как непривычна для Джонатана царившая вокруг светская суета. Конечно, Тьюринг лучился доброжелательностью и довольством, но он явно ощущал себя не в своей тарелке. Для него, простого как пять кнатов и открытого человека, здесь было слишком много официоза и пафоса. К тому же он был своего рода знаменитостью: статья в «Пророке» о причинах его освобождения из Азкабана разошлась на ура. Когда очередной министерский чиновник, лицо которого обезображивала надменная улыбочка, подошёл к Тьюрингу для знакомства и последующего самоутверждения за счёт несколько наивного молодого человека, Северус понял, что больше не выдержит. Профессор намеренно встал ближе к Джонатану и завёл с ним разговор о какой-то сущей безделице, связанной с лекарственными зельями. Теперь все желающие поговорить огибали их по широкой дуге. Северус уже имел в обществе репутацию крайне язвительного собеседника, умеющего находить слабые точки, так что все те надутые министерские индюки, которые подходили поглядеть на Тьюринга как на диковинную зверушку, решили ради собственной безопасности держаться подальше. Конечно, это не осталось без внимания самого Джонатана.       — Спасибо, — вдруг сказал он, наблюдая как очередной чистокровный фазан завидев Снейпа резко меняет траекторию движения.       — За что? — недоуменно поинтересовался профессор, — я ничего не сделал.       — Я благодарю за спасение от социального взаимодействия, — меланхолично ответил Тьюринг, — здесь я лишний, они это знают, — Джонатан обвёл взглядом бальный зал в котором уже собралось приличное количество народа, — и всеми силами пытаются мне это показать.       — Хозяин дома не считает тебя лишним, — заметил Снейп, — на мнение остальных тебе должно быть всё равно.       — В любом случае ты мой герой, Северус, — Джонатан лукаво усмехнулся, — Мерлин, надеюсь мне не придётся танцевать. Я ужасен во всём, что имеет хотя бы немного отличный от вальса ритм.       Профессор хотел было высказать какое-то саркастичное замечание, но не успел так как в зал вошёл Люциус, ведущий под руку Нарциссу. Публика замерла, в комнате стихли разговоры, и все взгляды в одно мгновение направились на чету Малфоев. Нарцисса уже принялась за свои обязанности хозяйки торжества. Многочисленные улыбки: искренние и лживые, завистливые и восхищённые, окружили миссис Малфой со всех сторон и она справлялась с ними куда лучше того же Тьюринга. Она раскланивалась с гостями, даря каждому именно столько своего внимания, сколько он заслуживал.       Неожиданно рядом с парой Малфоев появился домовик в белоснежной наволочке. Он быстро передал Люциусу букет из ледяных нарциссов, пользуясь тем что леди вновь была отвлечена гостями. Некоторые присутствующие в зале волшебники удивлённо заохали, глядя на цветы в руках лорда Малфоя. Когда Нарцисса наконец-то повернулась к своему мужу, она тут же застыла, молча уставившись на переливающийся, как россыпь алмазов, букет.       — Моя дорогая, Нарцисса, — начал говорить лорд Малфой, его голос был наполнен нежностью и участием, — прошу прими этот букет от своего несчастного мужа, который не знал, что мог бы подарить самой прекрасной женщине на этой земле.       Леди Малфой медленно протянула руки к цветам. Как только букет осел в её ладонях, начала твориться настоящая магия. Ледяные нарциссы будто бы встрепенулись, заливая всё пространство вокруг мягким колдовским сиянием и мелодичным, хрустальным перезвоном. Вдруг один цветок, в самом центре, засверкал будто бы изнутри и прекрасный ледяной бутон покрылся лёгкими узорами изморози, которые в следующую же секунду распались на сотни маленьких серебристых искорок, высвобождая из-под себя нежные, живые лепестки. Как по цепочке, то же самое начало происходить и с другими цветками, и вскоре в руках у Миссис Малфой был букет настоящих, живых нарциссов, над которыми танцевали маленькие серебряные огоньки.       — Люциус, это прекрасно, — завороженно произнесла она, — спасибо.       Нарцисса сделала шаг к мужу, наградив его практически невесомым, целомудренным поцелуем в уголок рта. Но в этом жесте было столько нежности, что если бы не знаменитая Малфоевская выдержка, сиятельный Лорд точно бы поплыл в прямом смысле этого слова.       — Похоже, я теперь должен Люциусу десять галлеонов, — произнёс Снейп, стоявший рядом с Тьюрингом, — это было удивительно.       — В руках Нарциссы всё сработало даже лучше, чем я мог представить, — загадочно произнёс Джонатан.       — Это как-то связано с тем, что я подал тебе какую-то идею? — слегка усмехнулся Северус.       — Пожалуй что так, — уклончиво ответил Тьюринг, — после нашей встречи я озадачился тем, как сделать так, чтобы чары на цветах сработали только когда к ним прикоснется Нарцисса. А ты напомнил мне о том, что зелья, особенно лекарственные, действуют лучше если в них присутствует магический отпечаток того, для кого их сварили. Люциус принёс мне её перчатки, и вот результат. Сама леди Малфой стала катализатором для магии в цветах, чары откликнулись на неё и даже выдали новый результат, — Тьюринг усмехнулся, — серебрянные искорки не входили в план, если что.       — Опять-таки изящно, — заметил Северус, — ты должно быть гений.       — О, нет — Тьюринг отрицательно покачал головой, — я просто…- он запнулся, не зная как лучше выразиться, — мне просто нравится этим заниматься.       В этот момент в другом конце зала ожили музыкальные инструменты под руководством чрезвычайно сосредоточенного домовика. Несколько пар, и хозяева поместья в том числе, устремились к центру бального зала, растворяясь в ритме старого вальса. Тьюринг наблюдал за их танцем с меланхоличной улыбкой. Они были счастливы, а он был счастлив вместе ними, при этом как всегда оставаясь в стороне. Неожиданно он заметил, что профессор, всё ещё стоявший рядом с ним, не торопится присоединяться к парам в центре бального зала. Для Тьюринга это было нонсенсом в некотором смысле. Ладно он, никому не известный безродный полукровка, с которым никто просто не станет танцевать чисто из соображений этикета, но Северус ведь вхож в это общество, и даже был в нём уважаем.       — Ты не танцуешь? — коротко спросил у профессора Тьюринг.       — Нет, — резко ответил Снейп.       — Почему?       — Со мной не станут танцевать, — он медленно перевёл взгляд на Тьюринга, оторвавшись от центра бального зала, — в Хогвартсе я уже второй год известен как «ужас подземелий» и «сальноволосый урод». Не думаю, что хоть одна молодая особа согласится со смой танцевать без доли брезгливости, — в голосе профессора прозвучало бессильное раздражение.       Профессор ожидал, что Тьюринг понимающе покивает, или и вовсе как обычно выскажет какой-нибудь ободряющую ерунду в своём духе. Но неожиданно Северус поймал на себе странный, изучающий взгляд со стороны Джонатана. Он смотрел на него как-то… оценивающе? Снейп невольно ощутил, как по спине пробежали мурашки. Так на него не смотрели с… да вообще никогда на него так не смотрели! Вдруг наваждение спало: взгляд Тьюринга вновь стал тёплым, а от того «оценивания» и вовсе не осталось и следа. Северус уже поклялся себе, что ему показалось, как вдруг Джонатан произнёс:       — Не знаю, что насчёт молодых особ, но я думаю, что ты красивый.       Эти слова эхом раздались в голове Снейпа. Профессора одолевал огромный соблазн, наплевав на все законы и правила, влезть в разум Тьюринга при помощи легилимеции, чтобы удостовериться в том, что тот не лукавит. В груди поднималось глухое раздражение. «Не надо меня жалеть, — думал Снейп, — мне не нужна ни твоя жалость, ни твоё чёртово сочувствие!» Однако в этот самый момент Джонатан поймал взгляд Северуса и в его лучистых, карих глазах ясно читалось: он говорит правду.       Северус не знал, что это было. Этот взгляд, эти слова, эта тёплая улыбка. Тьюринг будто бы загнал его в какую-то ловушку, из которой не было выхода. И вдруг, как только Джонатан вновь отвернулся и продолжил наблюдать за танцующими парами, это чувство пропало, однако Северус так и не нашёлся с ответом. Он не смог возразить Тьюрингу, хотя очень хотел бы это сделать. Потому что знал себя настоящего: исчерченного шрамами из прошлого, жалкого, злобного и, конечно же, совсем не красивого, человека.