трое в машине, не считая Шершняги

— Ох, ребятушечки, тут путь-то неблизкий. Ну ничего, как г-рится, селезень — не пёс, мороз — не морозь. Водитель оттряхнул руки от своего быстрого перекуса пирожком с капустой и посмотрел с улыбкой на двух чудиков. И как раз есть заказ уже в этот город. Удачно день начинался! Да еще и пирожок вполне вкусный. С довольной улыбкой Федя смахнул крошки с усов и поправил зеркало заднего вида. — Спасибо, прям выручили, от всей души! Вот так словечки умные, блин. Слыхал, Шерняга? Метафора, блин, самого Пифагора, нахрен. Роза подхватил электрогитару и приоткрыл дверь, пропуская своего молчаливого товарища на заднее сидение. Тот буквально едва ли не валился с ног вместе со своей огромной барабанной стойкой. И каким-то чудом все это уместилось в небольшой салон Волги. Оставалось только догадываться, как Шерняга расположил свои ноги и сколько часов так продержится. — А вы куда так, умельцы, путь держите? Чего в городе том забыли? Как писала Агния Барто: «Мы с инструментами ходим парой»? — улыбнулся Федя и повернулся к ним через плечо, заводя мотор машины. Он приспустил окно, чтобы насыщенный весенний воздух остудил температуру. К тому же, следующий пассажир любил прохладу в салоне. И кому, как не Феде, это знать? — Да на концерт нас пригласили, ю ноу. На фестиваль музыкальный… как его, блин? Шершняга, ты помнишь? А не, ты же тогда свои усишки, нахрен, приглаживал. Ну, блин, музыкальная движуха, знаете? Там живут только дедуси и бабуси, но вот, блин, растрясем их косточки, нахрен, — посмеялся Роза, откинув свои длинные волосы за спину. Воздух из окна трепал его пряди, наводя еще больший беспорядок. В целом Робот выглядел оживленно, болтал без умолку, когда его дружок молча смотрел в окно. Роза прям весь вытянулся между передними сидениями, чтобы лучше расслышать Федю. — А, я понял. Фестиваль «Можжевельные иглы». Знаю такой. Я почему согласился вас подвести-то, собственно? Так это потому что товарищ тоже один из Катамарановска едет, — с улыбкой заметил таксист и обернулся кратко через плечо. — Всеволод Старозубов, знаете такого? Он человек очень интересный, своенравный. Сейчас заедем за ним и рванем быстрее ветра на фестиваль ваш. — Ого, вот так удача. Всегда хотел его напудренные щечки поближе увидеть. Погода за окном как раз цвела. Весенние листочки только-только распустились, и в воздухе стоял прекрасный аромат цветения ранеток и черемухи. В этом году цветение было необычайно ярким и манящим. Так хотелось просто погулять по городу, наслаждаться погодой и этим самым настоящим утром природы. Просыпайся, подруга наша, впереди целый сезон! Машина подъехала к нужному месту, и из небольшого дома вышел он — настоящий павлин из мира людей. Придерживая мечтательно себя за локти, Всеволод шел, словно лебедь — царственно поднятая голова и рассеянный взгляд вдаль. Правда, он не изменял своей привычке даже когда подошел к машине. Так и стоял дальше среди чемоданов, любуясь красотой природы. — И чего он в памятник Ленина играет, блин? — спросил Роза, чуть наклоняя корпус, чтобы разглядеть эту выставку в окне. — Это же Старозубовы. Семейство такое, только и создано для голоса. Как г-рится, голос ластится, а глаза стаканятся. Федя вышел из машины и вежливо открыл дверцу на переднее сидение, куда и опустился Хвойный Голос. А после понес тяжелые чемоданы в багажник. Интересно, что там такое? Наверное, дорогущие костюмы с множеством пуговиц. Но чемоданы, как и сам их хозяин, роскошные. Только Федя вернулся в салон Волги, а между гостями уже завязалась беседа. — О, здорово, блин. Помните нас? Мы с вами когда-то вместе пели. Ну помните, блин, там в студии нашей наишикарнейшей, нахрен. Везде всякая наскальная живопись, ю ноу. С Шернягой рисовали все сами, — сказал Роза, снова вытянув голову между двумя передними сидениями. Всеволод повернулся к нему и провел костяшкой пальца по усам. Сначала он чуть нахмурился, но после взгляд буквально за секунду подобрел, и от улыбки глаза чуть прищурились. — О, здравствуйте, ребятки. Вы тоже едете на мероприятие? — Ага, блин, зажжем там ситуацию нахрен. Моя многоуважаемая маманя Вас обожает. Я вырос на Ваших песнях! — протянул восхищенно Роза и закивал головой, пожимая руку Всеволода. — А Шершняга и вовсе слушает песни как колыбельную, ю ноу. Как вкипитярит в себя литры радиоактивный жидкости, блин, так потом включает пластинку и спит. Захожу в комнату, а он там в царстве какого-то музыкально-бытулочном, нахрен. Видит там настоящую «Карусель» из вертолетов! Шерняга все это время смотрел в окно и только сейчас, услышав свое имя, лениво перевел взгляд на беседующих. Под усами кажется чуть дернулись уголки губ, но он так и промолчал на эту историю. Только протянул руку к локтю Розы, чтобы одернуть того и попросить не разглашать такие компроматы. — Да че ты, нормально все. Шерняга, блин, Ваш главный фанат. Пластинки, кассеты... Да Шерняга, ты че пихаешься, а? Скажи че-нить голосу, блин, нахрен, твоих ночных грез, — сказал Роза и кивнул Яше, словно мама, заставляющая своего сына поздороваться с недальними родственниками. — Здрасте, — промямлил Яша и скрылся за спинкой сидения не то от смущения, не то из-за сонливости. Впрочем, этого товарища и дальше не было особо часто слышно. Чем дальше они были от черты города, тем плотнее становился лес. Сначала целая аллея берез, а после высокие сосны с рыжими стволами из-за прошлогодних пожаров. Феде изучать лес не было времени, зато остальные с большим любопытством смотрели на величественные деревья. — Блин, сколько раз катаюсь, а все не понимаю, почему дорога так мелькает перед глазами, а вдали все такое медленное? Что за магия, нахрен, оптической иллюзии? — буркнул Роза и отвернулся от окна с надеждой, что ему кто-то откроет эту тайну. — Роз, там из-за угла зрения так кажется. Ближайшие предметы скорее уходят из поля зрения, а дальние долго… ну того самое. Я же объяснял тебе. А ты уже все… то самое, забыл, блин, — подал голос Яша, посмотрев на товарища. — В смысле? Когда? А ты откуда такие вещички помнишь, Сократ мой трясогузочный? — искренне удивился Робот после нескольких секунд молчания. — Ну… я не помню, когда это было. Когда-то говорил. Котелок уже того… спекся. Не знаю, откуда знаю, — пожал плечами Яша и чуть стал крутиться на своем месте, ища более удобную позу. Через время монотонный гул в машине утомил всех. Удивительная способность спать в любой неудобной позе раскрылась у Шершняги, чья коленка доставала до самого уха. Роза же спал в более стандартном положении, упиравшись головой на костлявое плечо товарища. Но иногда просыпался, иногда снова проваливался в сон. Время постепенно перестало иметь цифры, и теперь уже обозначалось в километрах и ближайших населенных пунктах. На вопрос «как долго едем» обычно звучал ответ «вот Новокамышовку приехали». И почему-то все знали этот поселок и сразу понимали, где они на карте области. Федя с улыбкой рассказывал, как здесь не так давно рыбу ловил. А поселок так называется, потому что в 70-ых годах тут внезапно у озера появилась целая рассада камышей. Откуда взялся? Кто-то в поселке говорил, что видел своими глазами, как люди в форме и противогазах сажали семена. Кто-то верил, что это проклюнулись старые семечки, которые обронили фронтовики. Почему фронтовики ходили с семенами камыша — вопросы никто не задавал. — Ну, как г-рится, кто мышь уволит, тот камыш водит. А Вы, собственно, камыши видели? — спросил Федя приглушенным голосом у Старозубова, который на удивление был даже бодр. Казалось, хоть сейчас выпускай его на сцену. — Ох да. Помню, в далеком 85-ом снимали потрясающий видеоряд с знаменитым оператором… ох запамятовал фамилию великого уже почти что классика советской камеры, — вздохнул с огорчением Всеволод, театрально прижимая руку ко лбу, и посмотрел в окно. — Скрржевельский, точно! — Поляк? — спросил Федя с любопытством и приподнял брови в знаке удивления от такого необычного звучания фамилии. — Нет, Василий, — ответил Старозубов и посмотрел на водителя. Из приоткрытого окошка ветер игрался с редкими волосками на затылке, пока остальную часть головы твердо охранял литр геля или иной вид химии. Всеволод выглядел настолько грациозно и воодушевленно, словно ехал не в тесной Волге, а … в просторной Волге. Федя с улыбкой поглядывал на артиста и думал: «Вот же ж роскошный человек». Спустя час поездки Федя съехал с дороги и завернул к заправке. От внезапного хлопка дверцей и отсутствия монотонного гудения все пассажиры проснулись. Они сонно оглядывались и смотрели время. Эти цифры ничего не дадут, но хоть какая-то зацепка за реальность. — Блин, Розка, поддержи мои палочки. Мне надо отлить, — сообщил Яша и стал пытаться выбраться из своей барабанной установки. То на колени встанет на сидении, то ударит ногой Розу в бедро, то по тарелкам локтем заедет. — Да и я пойду прогуляюсь, блин. Может, тут столовка есть или еще что. А то желудок уже стал… не ок. Мелкий, блин, в смысле, — пояснил Роза и выбрался их машины, оставив гитару на сидении. Вместе с ним и с трудом выбрался и Яша. — А Вы, сударь, пойдете с нами кушать? Вкушать, так сказать, яства разные, ю ноу? Старозубов размял шею и оглядел территорию. Ох, хоть бы поклонники не заметили и дали покушать нормально. Но, честно, и сам он хотел бы поесть, так что от такого предложения нельзя отказываться. Так троица вышла из машины и прошла к небольшому ларьку, где продавались втридорога самые банальные продукты. В это время как раз Федя заполнил бак бензином. Так бы он потерял своих спутников, если бы не услышал громкий голос Робота. Подойдя ближе можно было расслышать, что Роза возмущен ценой на колбасу. — Вы чего тут шум навели? — с непринужденной улыбкой сказал Федя, оглядывая всех собравшихся в этом магазинчике. — Как г-рится, шумите как тетерев. — На какой-то, блин, нахрен, заправке продаются всякие вкусности как на какой-то, блин, космической станции! Коллапс! — всплеснул руками Роза, пока Шершень пытался его успокоить. Его руки пытались погладить разбушевавшегося товарища по плечам и голове, но Робот не на шутку был раздосадован. — Не переживайте, я все оплачу, — сразу сказал Всеволод, придерживая свои локти. — У меня есть средства. Выбирайте, что хотите. Это предложение удовлетворило обе стороны — голодного Розу и уставшего от скандалов продавца. На этот внезапный подарок с небес двое голодных рокеров накупили всякой еды: и батон, и колбасу, и пирожки, и что-то попить. Продавец только и успевал бегать из одной стороны в другую. Только вот Федя скромно стоял в стороне и улыбался. — А Вы… ты не будешь? — спросил Всеволод, когда подошел к водителю, и с усмешкой посмотрел на этот ажиотаж у прилавка. — Вот же ребята. Весь магазин скупят. Горький вздохнул и приподнял плечи, однако так и не смог сиюминутно что-то ответить. Он молча улыбнулся, поправляя кепку на голове. — Да не хочу как-то. Я вон как пирожок поел в городе, так мне и хватит. Я, знаете… знаешь, человек простой. И пирожок в радость. Всеволод хотел бы возразить, но его подозвали к кассе для оплаты. Довольный Роза оттащил целый пакет еды, а Яша обнимал несколько бутылок пива. — Вот так улов! — присвистнул Федя с улыбкой и вышел из магазина, придерживая им дверь. — Проходите, я вам багажник открою. — Не-не, не надо. Мы это… сами, в общем. На заднее вместим. И чтобы вы там поели, — махнул свободной рукой Роза и пропихнул пакет, едва умещаясь рядом с ним по обе стороны. К тому же барабанная установка занимала тоже приличное место. Оставалось молиться, чтобы Шершень ничего себе не сломал. Роза, к слову, все это время так и ходил с его барабанными палочками, которые сейчас вернул в руки Яши. Почему-то он держал их все время в руках. — А вы, собственно, почему палочки никогда их рук не выпускаете? — спросил Федя, обернувшись через плечо. Всеволод где-то задержался, поэтому можно было позволить себе немного и поболтать. — Я? Не знаю, успокаивает как-то, блин, — ответил Яша и показательно постучал ими по пустому сидению напротив. Роза посмотрел на него и улыбнулся, тихо прыснув. Он достал бутылку воды и, задержав взгляд на Яше, открыл ему крышку. И достал сосиску в тесте из пакета. Кому, как ни Розе знать, что именно от этого блюда Шершень в восторге. А особенно от домашних, но сейчас это было лучшее, что могло быть. Ароматы еды сразу наполнили машину, и двое товарищей чуть не устроили битву за единственный сырок. И все это было забавно, даже заставляло Федю улыбнуться. Только вот артист где-то пропал. Горький вышел из машины и прошелся по заправке в поисках Старозубова. И не было ни души, пока краем глаза тот не заметил большую шумную толпу, где в самом центре стояла сама звезда, Хвойный Голос, который охотно расписывался на всех протянутых плоскостях. — Я Вас так люблю! — воскликнула какая-то женщина, прижимая к груди фотографию Старозубова. — Ох, мои хорошенькие, мои вы золотые и любимые! Мне нужно уже идти, прошу прощения. Увидимся с вами на концертах! Буду рад видеть каждого, — сказал он и стал пробираться через толпу. Но она не хотела отпускать такую звезду с обычной заправочной станции. Поэтому Феде пришлось вмешаться — он протянул руку Всеволоду и осторожно вытянул из толпы, только и приговаривая: «Прошу прощения, время поджимает». Наконец, когда уже на закате они оказались в машине в окружении ароматов колбасы и теста, Горький и Старозубов смогли облегченно выдохнуть. Пора выдвигаться вперед. — Шериф, а когда мы приедем? — спросил Роза. — Завтра часам к пяти вечера, — предположил Федя и поправил зеркало. Этот ответ удовлетворил всех. Чуть позже, через несколько деревушек, Всеволод посмотрел на Федю и чуть улыбнулся, опуская глаза. — Спасибо, что помог мне, — тихо сказал он в каком-то смущении. Приоткрытое окно не столько вносило свежий воздух, сколько разносило запах колбасы по дороге и лесу. Федя повел плечом и своей широкой ответной улыбкой готов был посоревноваться в яркости вместе с закатным солнцем. Взгляд Старозубова задержался на этом лице, где игрались рыжие лучи. Несмотря на достаточно неаристократический аромат в машине и тихое ворчание сзади, на передних сидениях образовалась приятная атмосфера. Да и в целом уютно едут. — Да что ты, абсолютно не за что. Это моя работа — спасать людей из разных ситуаций. В машине повисла тишина. Уже никто не шуршал пакетом, никто не дрался за кусок сыра и не хотел задавать вопросы по физике или географии. Иногда такое наступает в поездках. Зато Федя мог спокойно наблюдать за дорогой и не отвлекаться. Солнце постепенно садилось, и на всех постепенно наваливалась усталость. Уже и Шершень весь изъерзался на сидении и закинул ноги на колени Розы. — Шериф, давай стопяру организуем? Мы там сбегаем, блин, в лесок чисто на пару секунд. Ну знаешь, траву там никто давно не поливал, ю ноу? Соли, токсины из организма вывести, все такое, — протянул Роза и похлопал водителя по плечу. И в целом мысль хорошая. Роза с Шершнем со скрипом выбежали из машины вглубь леса, а вместе с ними и Федя решил выйти подышать чистым воздухом. Он привалился бедром на капот и посмотрел на уже остатки золотистого неба. И вокруг такая тишина, только птички из леса. — Красиво тут, — выдохнул Всеволод, вдохновленно обнимая свой локти. Словно поэт, маэстро, гений! Его легкий прищур, поза… он стоял, словно для портрета или фотографии. Очень красиво! У Феди даже дыхание перехватило, как этот золотой закат отражался в этих карих глазах. —Да… Но не так красиво, как твой голос, — тихо сказал он и смущенно увел взгляд. Повисла неловкая тишина, и Федя чувствовал, как это давит на его плечи. — Спасибо. Кстати, я все же купил тебе поесть, — заметил Всеволод и достал из кармана пакетик с пирожком. — Да что ты… Не стоило, — спохватился Горький, но не смог устоять против еды. Так они и стояли на богом забытой трассе и смотрели на закат: кто-то с пирожком, а кто-то с безумной дозой эстетики в крови. И оба были довольны и так боялись что-то озвучить. — Закат сегодня красивый, — тихо прошептал Всеволод. — Да… — также тихо ответил Федя, переводя взгляд на артиста.