***
Мирана дотронулась до лица Аэрона. Её руку сжигала Скверна, медленно и мучительно поглощая плоть, но Феникс ещё чувствовала в том, кого называли Ненасытным Аэрона — своего мужа. Не Скверного Бога и Губителя Душ, а Отца всего мира — Мудреца, готового направить всех на путь истинный. Адэонеса резко отвела руку матери и прошипела: — Это глупо! Он не мой отец! — Впервые боги боялись. Паниковали. Мирана надеялась. Нужно было лишь ударить в нужный момент, когда Скверна придёт в движение; когда это треклятая сила будет изничтожена, она вернёт себе мужа и начнёт все сначала. Пока что, Аэрон кричал. Почти что верещал, сбрасывая со своего тела одну цепь за другой. — Дуратхар! Скажи ей! — Великий Змей стоял в тени, чтобы в любой момент ускользнуть. Попытка спасти своё шкуру — не более. — Я сотни раз говорил, что нашего Отца нет. На его месте Скверна — тварь, которую невозможно контролировать и которую нужно убить! Но ты не верила мне, Феникс-мать! Ты считала, что мы не можем убить бога! Боги не могут убить бога?! Что за глупость?! — Ему нужно тянуть время. Позволить Наследнику Нерана перековать распроклятый клинок и покончить со всем этим, как можно быстрее! — Мы освободим его! Начнём всё сначала! — Мирана взревела, подобно Фениксу, сгорающему в своём огне. — Поэтому ты бросила смертных? — Дуратхар совершил два шага назад. Его мать была страшна в гневе, а поде темницы Тай-Фера, она могла сделать всё, что ей душе было угодно. — Да! Потому что всё это было ошибкой! Вся эта затея с Кандарой и Фулударой, с порядком и хаосом, с телами двух драконов — всё это было нашей ошибкой! Мы должны были создать мир, в котором бы жили сами и который бы растили! Но нет! Мы решили быть богами, а не родителями. Мы приходили, когда нам было скучно, а не когда нашим детям было плохо! Да, я хочу начать всё с начала! — Её слова был правдой из гнева и боли, пропитанные ядом, что сочился из неё всё её жизнь. Чтобы она не говорила, враньё и правду уже нельзя было разделить друг от друга. — Вот ты и призналась. — Адэонеса и Дуратхар молчали. Мирана же обернулась и когда увидела как последние, раскалённые цепи падают с рук Тай-Фера, она протянула ему руку. — Аэрон. Я никогда не врала тебе. — Дуратхар шагнул назад. Всё кончено. Теперь всё было в руках Айдана. Тай-Фера поднялся с колен. Ничего не изменилось с того дня, когда Мирана позволила запереть его тут. Но больше она не собиралась покидать его. Только вонзить руку в сердце, чтобы сжечь скверну. — Я знаю, огонь моей души. — Он подошёл к ней. Статный, высокий. С седыми волосами, похожий на старого воина, готово показать молодым истинную удаль и настоящее мастерство. Мирана доверчиво положила руку на его грудь и тогда Скверна схватила её, как живой омут. Аэрон улыбнулся притягивая жену ближе к себе, полностью пожирая её огонь, вместе с душой и телом. Мирана ненавидела смертных. За то, что она могла испытывать такие же чувства, как они. И богиня поддалась этому соблазну, великому обману, имя которому — любовь. Она попыталась уловить любовь к мужу, к богу, которого встретила во тьме, что пробудил в ней самые настоящие чувства, что позже они даровали людям. И за это она поплатилась жизнью.***
Дуратхар бежал. Бежал так, как бегут трусы, спасая свою жизнь с поля боя. Не было в этом ничего зазорного. Все боялись. Все хотели жить. Даже боги, у которых из жил которых сочилась алая кровь, такая же, как у их чад. Никогда прежде он так не боялся и потому бежал к единственному выходу из Цитадели Эдхута. Из места, где время остановилось и умерло. Где кости дракона были сравни целому материку, в котором можно было заплутать, как в лабиринте из потаённых кошмаров и ужасов. Великий Змей Обмана бежал, пока не встретил того, кого когда-то назвал другом. Избранником. — Здравствуй, Силдур. — Маг стоял во тьме. Будто Лорд Тьмы, готовый натравить своих тварей на Дуратхара. — И тебе не хворать, Дуратхар. Что, бежишь из отчего дома? — Силдур усмехнулся. — У меня нет времени на шутки. — Бог шагнул вперед, но вдруг змеи зашипели у его ног. Кобры раскрыли свои короны, плюясь кислотой и ядом. — Ты натравил на меня моего же зверя? Как оригинально! — Никогда прежде Дуртахар не боялся, не дрожал и не чувствовал в своём голосе писка. Но сейчас, сердце его ушло в пятки, а руки сами пытались закрыть лицо от ударов. Тело его стремилось свернуться клубком, в еле светлой надежде на спасение. Сердце бога было готово выпрыгнуть из тела. — Да, я решил, что это будет забавная потеха. Помнишь, как я первый раз умер? Моё тело захватил шаман, поклонявшийся тебе. Затем, ты вернул меня и отправил сюда, держать Скверну, пока та не добралась до Зеллана. Я хочу отплатить тебе той же монетой. Меня эти твари, конечно, сожрут, но у них на тебя зуб побольше будет. Почувствуй страх, Дуратхар. Узнай, что чувствуют те, кому в жилы впрыскивают яд. Пусть твой разум поймёт, что такое боль и страх. Ведь именно это испытывают смертные, связываясь с богом обмана. Тысячи змей окружили Дуратхара. Бог метался из стороны в сторону. Он стал ходить кругом, пока тот не сузился в один шаг. Силдур пропал, а змеи подползали ближе. Некоторые уже заползли в его сапоги, под куртку и штаны. Они кусали его тело, разрывали плоть, впрыскивая яд, из-за чего он тело его сковал паралич. И лишь глаза его метались в ужасе. Боль. Страх. Гнев. Ненависть. Боль. Отчаяние. Одиночество. Обида. Мелькнуло. Змеи дербанят его тело на маленькие кусочки и пожирают. Он один. Ни отца. Ни сестры. Ни матери. Дуратхар успевает лишь завыть, когда змея окутывает его шею и крик отчаяния эхом разносится по лабиринтам из костей дракона.***
Тэмар шагнул вперед. Вода под его ногами зарябила. Великое озеро, что было раньше глазом Эдхута, заполнилось водой, а на самом дне, скверна уже поднималась вверх. В его руках покоится клеймор, что ждёт крови Старой Богини. Одни должны жить, другие умереть. Как же сильно Тэмар ненавидел эти слова. Почему всё решили за них? Почему им не позволили выбирать?! Адэонеса идёт так быстро, как может. Вода здесь другая, неподвластная её воле. В ней слишком много соли. Это бассейн из последних слёз Эдхута — кристально чистый, готовый принять в себя все страдания и отчистить их. Но Скверна искажает эту суть. Она меняет слёзы на кровь, подпитывая боль и страх. Самые первые слёзы, пролитые Отцом Основателем, стали кровью, сочившейся из его пробитых глазниц. Богиня останавливается у обрыва. Стены и потолок невидно из-за разросшейся темноты, но вода блестит, будто зазывая её за собой. Один раз она отправил Избранника в эту пучину. Теперь же сама её суть, всё её естество страшилось оказаться там, на тёмном дне, без света и тепла. — Один юноша назвал это оружие в честь возлюбленной, чтобы помнить о своих ошибках и пролитых слезах. Скажи, Богиня Равновесия, а ты плакала вместе со смертными? Радовалась ли с ними? Или же ты решила, что равновесие то же самое, что безразличие? — Тэмар стоял на противоположной стороне ока. Адэонеса собрала волю в кулак. Она должна была проявить всю свою мощь, чтобы после смерти мира стать его материю, повести его, научить гармонии. Она не могла умереть от рук простого смертного! Не имела права! — Я бы не стала на твоём месте злить море. — Голос её был холоден, как заледеневший берег. Как снег, заваливший верхушки самых высоких домов. Сталь не была такой холодной, как разгневонная Адэонеса. — Кто сказал, что ты море? Ты — речушка в океане, возомнившая себя началом всех начал. Я же — волна, поднятая океаном. — Тэмар улыбнулся, и когда Адэонеса зашагала по воде, солёные капли поднялись по её ногам, намочив всё тело. И только когда она прошла половину, её душа стала чесаться; язвы на теле, как прыщи, соскочили и тут и там. Богиня закричала, но вода не повиновалось ей. Капли кислотой разъедали её кожу, оголяя куски почерневшего мяса и белые кости. — Это вам за пантеон Новых Богов. — С этими словами Тэмар проявил милость, и одним движением клеймора поднял линию воды, что отсекла голову Адэонесы.***
Зеллан Атрид коротко кивнул Аэрону Тай-Феру. Скверный Бог, вернувший себе человеческое тело, глубоко вздохнул. Голос его был низок, как гром вдалеке. — Приятно дышать вновь. — Эти слова тщеславного наслаждения были лишь началом. Дальше начнётся то, чего пророки боялись больше всего. — Думаю, дышать воздухом твоей темницы тебе не нравится. — Зеллан направил все потоки времени и своей силы к костям дракона. К пеплу, что веками валил с небес, закапывая самое больше создание, родившееся с этим миром. — И что же ты сделаешь? Задержишь меня? — Одним движением пальца Тай-Фер ухватил шею Зеллана, посадив того на колени. Маги земли и Избранник Мираны продолжал тянуть нить магического потока к грудной клетке Эдхута. Так он сможет разрушить темницу и взаправду дать время всем остальным. Тай-Фер обрёл тело, но скверна до сих пор в его клетки. А значит, клетку нужно закопать, пусть и на время. — Это всё, на что ты способен, Новый Бог Зантара? Всё, что ты можешь сделать? — Зеллан закрыл глаза, сжимая кулаки. Он умирает вновь, а значит, время пришло. Один удар. Одна оборванная ниточка. Как только шея Зеллана начала синеть, он поднял руку, и вся Цитадель Эдхута затряслась. Кости дракона стали живыми, скелет поднялся и стал трястись, будто пёс отряхивается от воды. Одна секунда замешательства позволили Зеллан скользнуть в расщелину. Пока Тай-Фера расчищает свой трон, они успеют сбежать.***
Эдхут рычал. Мертвый дракон трясся в агонии, поднимаясь над морем из пепла, пропитанного кровью и чёрными слезами. Бескрылый дракон поднимался, освещая своими сгнившими костями тьму, рассеивая её синим огнём. Аэрон Тай-Фера прикоснулся в скверной воде своей рукой. Чёрная жидкость прильнула к его ладони, и окутала, будто охраняя своего главного проводника. Дотронувшись до заполненного драконьего глаза, Аэрон прошептал: — Не бойся, дитя моё. Скоро мир изменится. — Эдхут взревел. Открыв почти разорванную пасть, он запрокинул голову, разрывая тишину.