Компромиссы

      Проснувшись, я оглядел незнакомый потолок, при этом в голове определенно начали проявляться мысли, которые можно охарактеризовать, как «дежавю», ведь потолок, как я уже отметил, незнакомый, а я долгое время читал книги, в которых моментов с незнакомыми потолками… много.       Проморгавшись, я повернул голову, осматриваясь в полумраке, где единственным источником тусклго света было окно, что, впрочем, было не удивительно - явно была ночь. Я проснулся во вполне стереотипной, но, ко всему, достаточно уютной и не отталкивающей обстановке советской квартиры, хотя, не без оговорок - всë-таки многие вещи были довольно… современными на вид. К тому же, за ними явно следили.       За окном видно только темень ночной метели, до ушей доносился приглушенный стенами гул ветра, а само стекло было по краям покрыто узорами, из-за чего мысли так и норовили удариться в поэтическую философию, вразнобой перебирая отрывки стихотворений и прочей прозы. Под окном стоял деревянный стол с потухшей оплывшей свечей, и рядом, тут же, деревянный стул с резной спинкой.       В помещении так и разило ощутимой прохладой, хотя одеяло, которым я был укрыт, не пропускало холод. Впрочем, кажется, я сам его расправил ногами, когда проснулся, а до этого оно было смято. Так что не сложно было догадаться, в чëм причина моего пробуждения - холод. Похоже, потух огонь в печи (если она вообще была затоплена).       Перевернувшись на правый бок, чтобы привстать, я пошатнулся, не удержал равновесия и упал на пол, уперевшись в него руками и ногами.       «Эээ… А где?.. — вместо привычных мне конечностей я видел только… — Копыта? — они, к тому же, словно были, наверное, мультяшны? — Да, определения получше я сейчас не найду.» — они были мультяшны, и при этом это были копыта пони, думаю? Но простые пони не носят одежды, верно?       Встав с места на четвереньки, как это и положено с моей теперешней анатомией, я решил тщательнее изучить помещение - нужно было определить, где в доме печь, а теплее мне не становилось, так что стоило поторопится.       Осмотрев всю, как выяснилось - всë-таки квартиру, на предмет интересных вещей я все же нашел удивительно ровно сложенную печь (на вид она была старой, но каждый угол был неизменно прямым), внутри которой все еще дребезжал на тлеющих углях куцый огонëк. Подкинув в топку несколько лежащих рядом чурок, я, глубоко вдохнув, с силой подул на огонь, чтобы огонь быстрее перекинулся на дрова. «Слишком медленно и ненадежно», признал я, и, осмотревшись по сторонам, заметил кучку отдельно лежащих кусочков бересты, несколько из которых и решил подкинуть в печь, что не преминул осуществить. Этого должно было хватить наверняка, и я закрыл топку, уверенный в результате.       Повторный осмотр дома помог мне найти санузел, в котором, в свою очередь, обнаружилось зеркало, откуда на меня смотрел пони светло-бежевого цвета, с рыжей гривой и зелеными глазами.       Внезапно в глазах потемнело, из-за чего я, зажмурившись, пошатнулся и схватился одной ногой за голову - еë прострелило сильной ноющей болью, а второй, чтобы не упасть, вцепился в раковину. Между волнами боли я, не медля, поторопился вернуться на койку, что со скрипом проснулась под моим весом, стоило моему телу еë коснуться.

***

      Вопреки моим ожиданиям, не было никакого беспамятства или потери сознания, хотя я однозначно уже не мог управлять своим телом, будто крепко спал, и видел сон. Перед глазами проносились бесчисленные картины жизни, какофония образов и эмоций, и они будто отпечатывались в моëм сознании. «Это воспоминания», — догадался я. Все, какие только могут быть, яркие и радостные, мрачные и грустные, и те, которые лучше забыть, как страшный сон.       Вот, красный жеребец с усами и козлиной бородкой и в кепке, верхом на броневичке ведет за собой толпу в сторону ровных шеренг Королевской Стражи.       Вот, красная кобылка с гетерохромией поднимает флаг над фонтаном по центру улицы, толпа вокруг радостно подкидывает вверх красного жеребца - он рад, но лицо его искажено, его речи с «пьедестала» бронемашины сказались на количестве ранений. Затем и эти воспоминания снова сменяются на другие.       Скромный зал с одним столом вокруг которого сидят несколько пони, тe же красные кобылка и жеребец, чья шерсть местами поредела из-за шрамов, что тихо разговаривают друг с другом. Жеребец уже не тот, что прежде - взгляд уже не горит внутренней энергией, но мрачной решимостью сделать всë, что может. Кроме этих двоих, за столом сидят ещё два пони темных расцветок, что также, как и первая пара, что-то обсуждают. Атмосфера в зале гнетëт.       В следующем воспоминаний всë те же пони, но уже без красношерстого жеребца смотрят, как опускается в могилу гроб, укрытый красно-золотым полотнищем флага. Вот, уже зарытая могила, и надпись на надгробной плите «Стилл Сталлион».       Резко вскочив с места, я судорожно заозирался по сторонам, прислушиваясь к своим ощущениям, и, успокив бешено стучащее сердце и натянутые нервы, оперся об стену позади себя. Проведя копытами по лицу, я потер себе виски, пытаясь унять так и не унявшуюся до конца мигрень, обдумывая все, что я только что…       «Вспомнил? Да, вспомнил…»       Ну, что ж, доброе утро, Василий Пантюшенко. Один из «полюсов силы» Коммунистической Партии Сталлионграда, двадцать три года, окончил среднюю школу и получил высшее образование в области архитектуры и промышленности… странно осознавать себя пони и иметь два набора воспоминаний от двух разных существ.       Попал я в Сталлионград начала тысяча девятьсот… Тьфу ты… Кхм… начала девятьсот девяносто пятого года по местному календарю, не так давно успешно завершилась «Декабрьская революция», а на прошлой неделе мир живых покинул лидер революционеров, Стилл Сталлион. Голод, нищета, последствия стагнации, порожденные неблагоприятным климатом, нерациональным руководством и усугубленные продовольственным кризисом последних лет. Всё, мягко скажем, плохо, и с этим нужно разбираться Партии. Ещё и назревающие разногласия спокойствия не добавляют…       Встал со своей койки и направился в сторону стола, на котором в небольших мешочках лежали кусочки сухарей и немного пшена. Хватит на несколько дней, если не увлекаться.       После быстрого перекуса (пшено было готово уже через пятнадцать минут), я взглянул на настенные часы. Опаздываю. Быстро закинув в рот ещё один сухарик, подхватил очки, надел на голову шапку-ушанку, накинул пальто и, плотно закрыв дверь квартиры, засеменил по ступеням на первый этаж, а там, вылетев из подъезда, побежал в городской центр, где находилось двухэтажное П-образное кирпичное здание нового правительства. Бывшая администрация.       По пути я мельком оглядывал укрытые сумерками и засыпанные снегом улицы Сталлионграда. Кое-где во дворах жеребята уже во всю играли в снежки, задорно и радостно перекрикивая друг друга, некоторые даже строили целые крепости из снега - такая непосредственность даже в сложное время вызывала у меня теплую улыбку. По улицам шли редкие пони, приветствовавшие меня легким кивком - равно, как и друг друга - и удивленными, а иногда смеющимися взглядами, благо, в лицо меня, как члена партии, не знают. Можно было бы подумать, что и нет никаких проблем в новообразованной Республике. Но, увы. И я только один из многих, на чью долю выпало их решение.       У входа в администрацию стояла охрана - двое дружинников, жеребец и кобылка - выпускники Академии Королевской Гвардии из местных. При моëм приближении они синхронно вскинули копыта в воинском приветствии. — Приветствую, — кивнул я в ответ, проходя мимо них в здание.       Внутри уже начинала закипать работа: я сразу заприметил не меньше пятерки пони, спешащих куда-то со стопками бумаг. От бывшей вычурной роскоши уже здание уже успело избавиться, сохранив роскошь скромную и по-своему уютную, совершенно не бросающуюся в глаза. Простую.       За длинной стойкой регистрации, расположенной прямо напротив входа, сидели две кобылки, каждая в костюме-тройке. Они улыбнулись мне, переглянувшись между собой. — Доброе утро, Василий. — сказала та, что оказалась ближе ко мне. — Дамы. — я поочерёдно кивнул обеим. — Я спешу, нет времени на праздное общение, прошу извинить. — О, ничего страшного. — с едва заметной досадой кивнула кобылка. — Не задерживаем.       От регистрационной я повернул направо, по пути осматривая коридоры. Иногда по пути попадались картины, но среди них не было ни одного портрета, только пейзажи - пони справедливо считали, что видеть лица «аристо» сделает слишком много чести старому правительству. В общем, издержки любой революции - стремление уничтожить старое, благо, не доходящее до абсурда, что меня, несомненно, радует.       За размышлениями, я уже успел дойти до своего кабинета. Он был обставлен довольно аскетично, многих нужных деталей не доставало, но я этот недостаток мало-помалу сглаживаю. Повесив шапку и пальто на вешалку, сел за стол.       Вообще, Северная Эквестрия уже давно была одним из самых бедных регионов страны. Ситуация ухудшилась до крайности не так давно, когда в девяносто первом году, сухое лето и суровая зима привели к нехватке продовольствия и экономическим беспорядкам. Пони начали сомневаться в состоятельности существующей власти.       Стил Сталлион был одним из таких «сомневающихся». В своих сомнениях он опирался на идеи старого пони-ученого, Карамель Маркса, который аргументировал необходимость и теорию для нового типа рабочего государства, где каждому пони будут предоставлены равные возможности и каждому пони будет предоставлено все в соответствии с их потребностями. Стил Сталлион быстро стал лидером зарождающегося революционного движения.       И спусковой крючок революции дернули местные власти - губернатор и Капитан Королевской Гвардии.       В декабре девяносто пятого Эквестрийская гвардия ответила беспрецедентным насилием на растущее революционное движение. Разозленные этим пони ответили на агрессию симметрично - агрессией, и им, не иначе как чудом, удалось разгромить гвардию и выгнать сторонников старой власти из города. Великая Декабрьская Революция набирала обороты, почти сразу было объявлено о независимости Северной Эквестрии как государства. Окружающая сельская местность постепенно присоединялась к движению, пока регион полностью не был поглощен восстанием.       Эквестрийская гвардия вскоре выдвинулась в контрнаступление, чтобы подавить восстание, и началась жестокая бойня, продлившаяся почти неделю. К счастью, всего лишь неделю.       Принцесса Селестия, потрясенная насилием и растущей катастрофой, приказала вывести все Эквестрийские силы из региона и уволила капитана гвардии, фактически уступив революционерам.       Но смена власти не решила проблемы, и на этот счёт мало кто тешил себя иллюзиями.

***

      Во время проверки очередной бумаги, меня прервал стук в дверь. – Войдите.       Показавшийся мгновением позже пони оказался пегасом. Он был в тëплом лëтном костюме, на шее болтались ветрозащитные очки, на голове шапка из плотной ткани, а на боку - седельная сумка с простым портфельным замком. — И кто же вы? — Олд Уорлд, курьер. Товарищ Пантюшенко, — жеребец замялся, — вам письмо.       Я, поняв суть дела, сразу потянулся за пером. — Нужна подпись? — Да, — пони, выдохнув, достал из сумки лист, на котором была начерчена таблица, разделённая на четыре столбца: получатель, тип почтового отправления, дата и время получения и, наконец, подпись получателя. Размашистым почерком вписав в строку своë имя, уточнил, на всякий случай, что мне отправили, и аккуратно вывел «письмо», черкнул сегодняшнюю дату и, наконец, расписался. Только этого и дожидавшийся жеребец протянул мне простой конверт. — Это всë? — Да. Разрешите идти? — Как хочешь, Уорлд. — Я улыбнулся. — Я тебя не держу. — До свидания. — с тихим щелчком замка, дверь за пегасом закрылась. — До свидания… — пробормотал я, — до свидания, товарищ.       Глянув на конверт, я пока решил отложить его в сторону и вернуться к работе. Обычному курьеру не доверили бы срочные или секретные послания.       Ситуация… не изменилась. Дефицит пони на руководящих должностях, дефицит рабочих мест для неквалифицированных работников, но, благо, они пока могут найти себе мелкую подработку, низкий, исчезающе малый, уровень наукоëмких производств, и всë ещё стоящий во весь рост продовольственный кризис.       На территории Сталлионграда сейчас находится восемь фабрик, оборудование, и без того устаревшее, с трëх из них кто-то успел демонтировать в революционной неразберихе. В Петерсхуфе уже лет десять бездействуют заброшенные верфи, которые можно было бы восстановить, благо, оттуда старьë никто не стащил, как случилось с фабриками. Но в любом случае, нужное количество специалистов вряд ли наберется… А с пресловутой агропромышленностью всë ещё хуже: еë нет вовсе. Единственная засуха разрушила и так не очень надежное производство, пустив всë под откос. И это надо исправлять. Мне единственным вариантом видится только долгосрочный кредит у других стран, но как к этому варианту отнесуться мои коллеги?       Надо тщательно взвесить все «за» и «против» перед тем как выставлять этот вариант на обсуждение. Может, даже привлечь кого-нибудь с экономическим образованием? Просчитать риски и прибыли… сложная, но (на этой мысли я цокнул языком) нужная тема. Как и вопрос организации...       Говорить что-то ещё рано, но из жизненно-необходимого минимума нам необходимо создать четкую вертикаль командования во всех направлениях деятельности государства. Промышленность, сельское хозяйство, наука, вооружённые силы - всë это требует тонн расчетов. У нас, наконец, нет даже банального свода законов - только черновые наработки Сталлиона!       А ведь есть еще и проблемы в Совете - назревает раскол между радикалами и сторонниками умеренной политики, причем не только в верхах... Я снова вздохнул. Проблемы, проблемы повсюду…

***

      Когда я закончил с документами, мой взгляд сам собой упал на конверт, доставленный Уорлдом. Он был желтоватого цвета, с не очень качественной печатью «шаблона», поверх которого были вписаны имя адресата (моë), и адресанта - в строке значилось «Научное Сообщество Агрокультуры, Сталлионград, г. Ставропонь, ул. Просвещения 12». Аккуратно разрезав бумагу с торца лезвием складничка, я извлек из конверта его содержимое: внутри лежала черно-белая фотокарточка, лист с какими-то таблицами и диаграммами, и само письмо:       Приветствую вас, товарищ Пантюшенко. Смею надеятся, Вы не оставите это письмо без должного внимания.       Имею честь писать Вам от имени Ставропоньского Научного Сообщества Агрокультуры. Мы вот уже шесть лет занимаемся выведением новых, гораздо более плодовитых и приспособленных к климату Сталлионграда, сортов продовольственных культур, и даже достигли некоторых успехов на этом поприще, Вы вкратце можете ознакомится с результатами нашей работы (см. приложение). К сожалению, в связи с существующим кризисом, мы практически исчерпали все свои накопления, т.е. доступные нам ресурсы, и более не можем продолжать свои исследования без внешнего финансирования.       Товарищ, нам нужна ваша помощь, а Сталлионграду нужна наша работа. Голод с течением времени будет только усугубляться, и выход - это либо развитие собственной аграрной базы, либо закупки продовольствия для региона без перспективы самодостаточности, как государства.       Надеюсь на Вас. С уважением, Профессор Рудольф Хуффингтон и коллектив Научного Сообщества Агрокультуры.       На фото было изображено не меньше двух десятков пони, сгрупировавшихся вокруг лотков с рассадой, из которой я узнал далеко не все растения. «Многообещающе», — признал я, внимательно ознакомившись с «приложением» - тем самым листом с таблицами и диаграммами. Но сомнения роились в голове, не может всë быть так… легко.       Гадать можно долго, особенно с теми вводными знаниями по сельскому хозяйству, что есть у меня - я кто угодно, но не аграрий. Значит, нужно просить совет у кого-то другого. Вопрос банальный, у кого?       Раздумывая над этим, я встал со своего места и начал ходить от стены к стене, медленно водя взглядом по узору обоев. Вариантов не то чтобы было много, но какой будет верным - не понятно…       Наконец, когда, кроме боли в висках, в голову всё-таки ничего не пришло, я решил прийти с этим вопросом к коллеге - откладывать этот вопрос будет слишком опрометчиво. Покинув свой кабинет, я прикрыл за собой дверь. Ближе к концу коридора стояла точно такая же, но с табличкой с чужим именем: «Альтидия Краснова».       Постучавшись, я, не дожидаясь ответа, зашёл внутрь, пробежавшись взглядом по обстановке кабинета. Он почти ничем не отличается от моего, за исключением того что был несколько темнее, как в оттенках отделки, так и в свете (окно выходило на теневую часть здания), а на стене висел весьма… большой портрет Сталлиона.       «Когда успели?» — пришла в голову мысль, но озвучивать я еë не стал. Но разобраться надо будет. — Здравствуй, Альтидия. – Поздоровался я с хозяйкой кабинета и направился к ней.       В ответ, подняв свой голову от бумаг, она посмотрела на меня своими разноцветными глазами, хмыкнув и приподняв уголок губ. — Только ты, Пантюшенко, можешь так бесцеремонно вломиться к кому угодно. — Нужна помощь более «опытных» товарищей. – коротко ухмыльнувшись на подначку, произнес я и подал ей письмо и фотографию.       Прочитав письмо и рассмотрев фотокарточку она, похоже, пришла к тому же мнению что и я, задумчиво что-то промычав, смотря на фотографию. — Так просто? — приподняла она правую бровь. — Откуда это? — Но, признаться, похоже на правду, — отметил я, пожав плечами и проигнорировав второй вопрос. — Хотя, подозреваю, не без подводных камней. Поэтому я и пришёл к тебе. Надо обсудить. — с намеком добавил я.       Альтидия закатила глаза, пробурчав под нос что-то вроде «дипломат доморощенный», нажала на кнопку телефона у себя на столе, и проговорила: — Соедините с кабинетом Синистера.

***

      Наше неофициальное собрание проходило уже вечером - раньше выделить время смогли не все, работа с документами не терпит отлагательств, к сожалению. Не разберешься сразу, и бумаги, как снежный ком, будут накапливаться вплоть до того, что полностью погребут под собой пони. Вокруг стола в кабинете Альтидии (выбранного из-за того, что был он, всë-таки, несколько больше кабинета любого из собравшихся) сидели самые влиятельные пони правительства: сама Альтидия, я, Синистер и Даркест. — Что такого случилось, что понадобились мы все? — переводя взгляд с одного пони на другого, спросил последний.       Вместо ответа Альтидия просто толкнула в сторону Винга уже набившее оскомину письмо, и только когда он начал его осматривать, заговорила. — Василию написали письмо с «ключом» для решения проблемы дефицита пищи в стране. Но замалчивать он не стал… хотя пока и не хочет говорить, где это НСА обитает. — она стрельнула в мою сторону глазами, на что я только развёл копытами. — В свою защиту скажу, что справедливо опасаюсь раскола между нами. Решения должны приниматься с учётом всех точек зрения, а не по принципу «кто успел - того и тапки». — С этим никто даже не попытался спорить. — Вы хотите сказать, что кто-то нашел решение Кризиса? — спросил Синистер. — Ну, это звучит убедительно. — Хмыкнул Дарк, передавая ему письмо. — Конечно, без подробностей и не без очевидного умалчивания… но потенциал есть. — Хм. — Облизнул высохшие губы субтильный жеребец, вчитываясь в строки убористого профессорского почерка, — Согласен, расчет будто на «ура-патриота» без знаний и банального здравого смысла. Хотя лжи - ни слова, на мой взгляд. — Ну, я действительно мало знаю о земледелии. — Ухмыльнулся я. — Но со здравым смыслом я уж точно на короткой ноге. — Иначе ты бы не подошёл ко мне. — Фыркнула Альтидия. — Молодец, кстати. — Благодарю. — Я приподнял воображаемую шляпу. — Давайте вы будете флиртовать позже? — С широкой пакостной улыбкой задал вопрос Винг, на что мы с Альтидией почти одинаково злобно зыркнули в его сторону. — Предлагаю лично проверить это «Сообщество». — Вернулся к главной теме собрания Синистер. — Если вы сможете взять на себя часть моей бумажной работы, я мог бы съездить туда. — А что ты можешь сказать, исходя из письма? — Вздохнув, спросил я. — Что главный тезис реален, а его доказательства - осуществимы. — Ровным, мягким голосом ответил земнопони. — Нам нужны более приспособленные к нашему климату культуры, а за шесть лет в этом можно достигнуть ощутимых результатов. Но они недостаточны - эта работа, как я думаю, сможет избавить нас от голода не менее, чем через ещё шесть лет. И это в лучшем случае. До того нам придется продолжать экспорт продовольствия из-за границы. — Ожидаемо. — Хмыкнул Даркест. — Я понимаю этого Хуффингтона. Если они до этого работали за свои деньги, это только значит, что губернаторское правительство отказало им в финансировании… — И они опасаются того же с нашей стороны. — Продолжила за него Альтидия. — Да. Но мы-то отказываться не будем? — Иронически вопросил Винг. — Не будем. — Фыркнул я. Никто, снова, не возражал. — Ну, Син, собирайся в командировку! — Панибратски похлопал Дарк по спине Синистера. Тот только страдальчески поднял взгляд вверх, беззвучно что-то прошептав одними губами. Но уголки их, в попытке улыбнуться, дрогнули. — Ну, с этим решили. — Взяла слово Альтидия. — У кого-нибудь есть ещё что сказать? — Подниму эти темы сейчас, но позже они должны будут прозвучать и на Съезде. Кроме Продовольственного кризиса, у нас есть и другие немаловажные проблемы. — Заговорил я. — У нас в законодательстве полнейший вакуум - законодательства, как такового, не существует, и всë работает на инерции старой системы. Совсем всë, даже наши с вами паспорта - это паспорта подданных Эквестрии. Во-вторых, разделение власти. Я уже начал делать черновые наброски органов управления разными отраслями жизни страны, но, как я и сказал, это только «черновик» возможного решения. Предлагаю в ближайшее время заняться фактической работой над этим вопросом. Всем нам. — Я обвел взглядом пони. — И под этим я подразумеваю как самостоятельные предложения проектов, так и дальнейший поиск наиболее выгодного и жизнеспособного компромисса между ними. И, кстати, — Добавил я. — У кого-нибудь есть знакомые юристы? Они нам понадобятся. — Дарк Винг странно на меня посмотрел. — Что? — Я перевел взгляд сначала на Альтидию, но она только сделала фэйсхуф, а потом на Синистера, но и тот тоже лишь закатил глаза, и индифферентно поправил выбившуюся из прически прядь волос. И что я такого сказал?