Hot

Тэхён закашливается, его коктейль пошёл не в то горло. Чья-то рука хлопает по спине, и он тут же оборачивается, встречаясь взглядом с турмалиновыми глазами напротив. – В порядке? – этот чёрт не перестаёт улыбаться, беззастенчиво глядя Киму в глаза и не собираясь, кажется, убирать руку с его спины. Фак, Боже, да что с ним не так? Как может от одного человека выбивать воздух из лёгких абсолютно напрочь? Как Тэхёну дышать-то теперь? – Не совсем, – прочистив горло, Ким с достоинством выпрямляется, откидывая волосы назад. – Что такое? – красавчик вскидывает бровь, ту, что проколота. Ни тени сомнения в себе. Заводит. – Может уберёшь руку? – Тэхён слегка поводит бёдрами, намекая на неудобство, но чужая конечность, наперекор его воле, лишь соскальзывает на талию, сильными пальцами сжимая кожу через ткань рубашки. – Не нравится? – Когда лапают незнакомцы? Хмм, дай подумать... Ким знает, что язва. Забудешь тут, когда Чимин каждый день об этом напоминает. В любой непонятной ситуации, когда нужно скрыть собственные эмоции или слабости, его основной инстинкт – заставить человека защищаться под напором колкостей и подстёбов, чтобы полностью отвлечь внимание, избавиться это его излишков. Но в этот раз не срабатывает. Парень, запрокинув голову, смеётся. Обнажая чуть крупные неожиданно милые передние зубы. Красивый. Черты лица так и манят прикоснуться: к мягкой щеке, к крупному носу, пухлой нижней губе. Откинуть со лба чёлку и поцеловать... – Потанцуем, колючка? Красивый и... умный. Раз не поддался на провокацию, не обиделся и не ушёл, даже руку не убрал, падла, а теперь, не дожидаясь ответа, ведёт Тэхёна за собой на танцпол, хватая за руку и прокручивая вокруг своей оси. – Ты не особо спрашиваешь моего мнения, – Ким артачится больше для вида. Он весь вечер ждал чего-то или кого-то, но даже не надеялся на такой улов. И всё же... – Могу я хотя бы узнать твоё имя? – Красавчик. – Что? – лицо Тэ забавно округляется. Он сейчас танцует с идиотом, что ли? – Ты забыл добавить "красавчик", – двигает тазом, подмигивая. – Уверенности тебе явно не занимать, – хмыкает старший. – Что-то не так? – лицо парня неожиданно оказывается очень близко, ровно настолько, что теперь его дыхание Тэхён чувствует на своих губах, и это просто пиздец что такое. – Ты залип на меня с того самого момента, как увидел, не только ты, кстати, но лишь к твоему мнению стоило бы прислушаться, потому что ты здесь явно единственный, кого я хочу, и очень хочу, заполучить. И, да, мне двадцать два, учусь на журналиста, имя – Чон Чонгук, – и наклоняется к самому кимову лицу, чтобы тому уж наверняка снесло крышу, – это так, чтоб ты знал, что кричать во время оргазма. И в этот момент Тэхён, нет, не кончает, к сожалению, хотя очень хотелось бы, но кончается определённо, совершенно добитый чужой раскрепощённостью и бесстыдством. Даже как-то неловко. Взрослый парень уже, не девственник давно, но от чужих слов хочется застонать совершенно беззастенчиво и желательно в рот. Как жаль, что эти губы сейчас заняты улыбкой, могли бы так хорошо провести время. Его дразнят. Делают волну бёдрами, притираясь к паху, дышат прямо в ставшие сверхчувствительными губы, гладят по наэлектризованным напряжением бокам. Так хочется сорваться. Ужасно хочется схватить этого паренька за руку и утащить подальше, с чужих глаз долой, чтобы в доступе только для себя любимого. Но тащить самому Киму гордость не позволит, как же это, он будет тащить за собой такого альфача? Да чёрта с два. Вынудит. Соблазнит, как соблазнили его. Используя те же методы.

I'm like the drink that you've been sipping I'm the spice that you've been missing Good as gold, baby I'm ready to go

Тэхён поворачивается спиной, прогибаясь в пояснице, выставляя задницу напоказ и чуть потираясь ей о ширинку на брюках Чонгука. В затылок несдержанно выдыхают, и Ким ухмыляется. Что ж, с первой победой. Он заводит руки назад, обнимая Чона за шею, прижимая к себе теснее, пока бёдра продолжают неустанно работать над чужим всё накаляющимся возбуждением. Да, это подло, но Чонгук пользовался не менее грязными методами. Что он там сказал? «Ты единственный здесь, кого хотелось бы заполучить"? Получишь. И чем быстрее начнёшь действовать, тем скорее. – Хватит так делать, – очень жарко и очень на ухо, ой, кажется, кто-то уже возбудился не на шутку. – Как? – Тэхён очередной раз проезжается попкой по чужому паху, получая в ответ злобный рык. Как страшно, мамочка! Или правильнее будет сказать... папочка? Чонгук больше не ждёт. Ему возможно в самой глубине души и самую капельку стыдно, что он сдался так быстро, но... Ким своего добился, окей. Чон хватает парня за рукав и на всякий случай талию, это если возникнут мысли вырываться, и тянет в сторону лестницы на второй этаж. В темноту. В темноту и спальню. Это он Тэхёна явно переоценивает. У него сейчас не то что мыслей сопротивляться, вообще с мыслями туговато, он может лишь следовать за мощной спиной и грудью что, подобно ледоколу, прорезает толпу, освобождая им проход к лестнице, ведущей наверх этого большого дома. И они даже не успевают подняться. Просто Тэхён всё ещё не очень уверен, что им можно вот так, без хозяйского разрешения подниматься на второй этаж, да ещё и заниматься там... Не Бог весть чем, конечно, но секс – определённо не самое чистое занятие, если вы понимаете, о чём я, так что Киму немного... неловко. – Чонгук? На его голос резко поворачиваются и, вау, вот это огонь. Глаза Чона сияют нездоровым жадным пламенем, он даже сглатывает, стоит ему вновь увидеть Кима подле себя, да ещё так близко. Гук быстро утягивает его в темноту под лестницей, мгновенно притягивая к себе и начиная от нетерпения разминать чужую поясницу сильными пальцами, отчего Тэхён почти стонет, но всё же находит в себе силы высказать претензию, ради которой, собственно, и затормозил около лестницы, не дойдя до самого интересного. – Мы могли бы поехать ко мне, – он смотрит в абсолютно невменяемые глаза Чонгука, и так хочется забить на свою правильность, так хочется уже наконец взять этого быка за рога, и... в спальню уже наконец. – Обижаешь, я бы отвёз тебя к себе, но чем тебя не устраивает этот дом? – по голосу слышно, что Чон держится из последних сил, бедный, не знает, как держать себя в руках уже. – Не очень-то вежливо пользоваться чужой кроватью и спальней без разрешения, ты не находишь? Мы же можем, – приходится прерваться из-за смущения, и Ким со стыдом понимает, что краснеет, а чужая хищная улыбка становится, кажется, вдвое шире, – испачкать там всё. – О, мы определённо сделаем это, – Чонгук наклоняется к чужому уху, чтобы смысл его слов дошёл как можно яснее. – Но тебе так повезло, что сегодня я ночую здесь, в доме своего друга, и он любезно выделил мне отдельную спальню. Смекаешь, baby? Неприятности у нас могут возникнуть, только если мы сломаем кровать, что не исключено, потому что у меня на тебя очень и очень большие планы. А теперь, когда я, кажется, дал тебе достаточно информации о себе и этой ночи, ты не мог бы назвать своё имя, покрепче обнять меня за шею и приоткрыть свой любопытный ротик. Я знаю для него занятие поинтересней, чем ненужные вопросы. – Ким Тэхён. И Тэхёна подбрасывает вверх, потому что Чонгук, во-первых, поднимает его в воздух, как только его руки обвивают чужую мускулистую шею, а во-вторых, губы Чона наконец соединяются с его собственными, и теперь Ким уверен, больше ни одного вопроса он озвучить не сможет. Да и не захочет. Они вроде как не хотели целоваться у всех на глазах в гостиной среди танцующих, но сейчас Чонгук поднимается по лестнице, под попу придерживая свою прекрасную ношу, и яростно вылизывает чужой рот, посасывая язык с пошлыми причмокиваниями и слушая, как к чертям сбивается кимово дыхание. Тэхён почти забыл, как и насколько это всё бывает хорошо: сильное горячее тело рядом, требовательные ладони на боках и рёбрах, бёдрах, щеках и шее – везде, мокрые поцелуи и ощущение абсолютного наслаждения происходящим. Чонгук оказывается не грубым. Это неожиданно, это совсем не то, что Ким предполагал, исходя из образа накачанного красавчика-рокера с пирсингом и татушками, но это невероятно сносит крышу, поэтому он, разумеется, ни о чём не жалеет. Они не осматривают спальню, в которую заносят их сильные ноги Чона, с успехом выдержавшие подъём по ступенькам с человеком на руках. Чонгук прекрасно знает обстановку, ведь спальня в доме лучшего друга, Мингю, уже как родная, а Тэхёну, мягко говоря, не до каких-то там дурацких интерьеров. Смотреть на мебель, когда прямо перед, над, рядом с тобой такой прекрасный, да к тому же ещё и вполне живой и дышащий шкаф? – Абсурд. Тэхён гнётся под прикосновениями, спешно избавляя себя от одежды и иногда помогая с этим Чонгуку. Кожа к коже. Да. Вот так намного лучше, горячее, контрастнее с прохладным воздухом комнаты. Соски мгновенно твердеют, и пусть у Тэхёна они не слишком чувствительны, стоит ему задеть бусинки Чонгука, как тот срывается на нежные мелодичные стоны, от которых, ей Богу, можно улететь прямо в нирвану. Они такие жадные до прикосновений сейчас. Им всего мало: мало своих же рук, мало губ, мало соприкасающихся, уже только одним бельём разделённых бёдер, мало поцелуев, мало стонов, мало трения и мало толчков. Нестерпимо хочется больше. Тэхён готов принять больше. Готов и хочет. К чему он оказывается не готов, так это к тому, что рот Чонгука, так хорошо и надёжно соединённый до этого момента с его собственным, захочет жить свою собственную жизнь, а потому: – Боже, какой же ты горячий... Тэхён стягивает с этого качка его боксеры. Какой чёрт вообще придумал ходить в белье? Снял штаны и готово, но нет же, надо дополнительные слои выдумывать... – И гладкий, о Господи... – руки Гука тоже не сидят без дела, снимают с Кима его собственное бельё, ладонями раздвигая гладко выбритые нежные бёдра, с наслаждением сжимая упругую горячую кожу. Чон реально сидит и гладит тэхёновы ноги, а тому и правда так... так хорошо от этого. Хотя немного странно от такой неспешности, им ведь обоим хотелось быстрее, разве нет? Видимо, в последний момент Чонгук решил как следует всем насладиться. Мягкие губы оставляют синяки на бёдрах Кима, и он стонет от лёгкой боли и дикой чувствительности – это всегда было его слабым местом. Не шея, не живот, не руки, а именно внутренняя сторона бёдер. Гук сжимает их крепче, разминая пальцами, и нависает над ним, прижимаясь своей грудью к его и ртом прижимаясь к ушной раковине: – Мне нравится, как ты стонешь, Тэхён-и, нравится, как закрываются твои глаза и трепещут ресницы. Ты казался таким неприступным там, внизу, со своим полуусталым скучающим видом, а сейчас лежишь такой разнеженный и только для меня, – он проводит прохладными от непонятно когда появившейся из тумбочки смазки пальцами по расселине между ягодиц Тэ, выбивая разбитый стон, – такой чувствительный. Нравится твой голос и твои очароватльные половинки. Он наклоняется и целует каждую поочерёдно, делая из Кима полный сходящий с ума беспорядок. – Чонгук! Это так странно. Слова Чонгука не похожи на грязные распаляющие вещи, это не совсем dirty-talk, это словно целый поток откровенных комплиментов, и если поначалу Тэхёну хотелось заткнуть этого разговорчивого дьяволёнка, то теперь он готов молить, чтобы всё это ни за что и никогда не останавливалось. Потому что нравится ощущать себя обласканным, очаровательным, почти что любимым. Нравится, нравится, нравится... Чонгук всё так же медово улыбается, его дьявольская улыбка не ушла, просто ему, в свою очередь, нравится делать Кима таким невозможно чувствительным, чтобы кончики нервных окончаний сводило от фантомных прикосновений губ и пальцев, чтобы стоны лились рекой, а о возможности открыть глаза можно было даже не думать. Он не со всеми такой, иногда хочется просто животного секса, иногда более медленных извращённых игр на выживание и выдержку, но с Тэхёном... С ним хочется <i><так/i>, его хочется нежить под руками, словно он невозможно дорогая фарфоровая статуэтка, и Чон абсолютно совершенно точно не знает, откуда вдруг взялось это чувство в его груди, но пока думать об этом, толкаясь двумя смазанными пальцами в горячий проход, совершенно не хочется. Он отпускает себя, позволяя ощущениям и языку говорить за себя: – Ты такой узкий, горячий. Такой весь готовый для меня. Нравится чувствовать мои пальцы? Скажи, нравится? С нажимом проходится по комочку внутри, выбивая из чужой груди особенно громкий стон и серию быстрых-быстрых кивков. – Хорошо. А как ты смотришь на то, чтобы заменить эти пальцы чем-нибудь побольше, м-м-м? Тэхён-и? Он нарочно останавливается, этот садист. Останавливается, прижавшись спрятанной в презерватив головкой прямо ко входу и выдыхая в полураскрытые губы напротив. – Войди, – Тэхён царапает Чонгуку спину, и ему ни капельки не стыдно. – Войди, Чонгук-а, прошу... Нужно, мне так нужно... И Чон входит. Медленно толкается вперёд, удерживая чужое тело за ягодицы, до шлепка погружаясь внутрь, едва не рыча от потрясающего ощущения тесного жара вокруг члена. Он не продержится долго, просто не сможет. Не с этими тэхёновыми нежно-яркими стонами и крепкими пальцами в волосах. Это выше его сил. Тэхён чувствует, как Чонгук начинает толкаться. Он именно чувствует, даже не совсем осознавая эти ощущения. Его мозгу достаточно того, что его простата находится в состоянии беспрестанной стимуляции, а остальное до лампочки. Такое, наверное, не бывает со случайными людьми. Не бывает вот так, чтобы горячий, словно сам ад, парень подошёл к тебе на вечеринке, словно шагнув из песни, которая играла на фоне, а потом доводил тебя в постели откровенными и развязными фразочками, приближая к финишу с каждым толчком и звуком. Не бывает, чтобы от одной чужой улыбки хотелось впиться зубами в губы, искусав их до полуживого состояния, запрыгнув сразу на руки и лишив возможности сопротивляться. Но у Тэхёна вот, есть, и кончая с именем Чонгука на губах, он почти не верит, что это всё реальность, а не один из прекрасных снов, которые ему, к сожалению, всё равно никогда не снятся. – Какой же ты потрясающий, чёрт побери... Ким уже мало что соображает, лёжа на спине с закрытыми глазами и запачканным собственным семенем животом, позволяя чужому члену выбивать из себя остаточные стоны и выдохи. Чонгук ускоряется, ловя свой оргазм за хвост, втрахивая Тэ в постель на последних толчках, и изливается глубоко внутри в презерватив, мгновенно падая в сторону, совершенно измотанный таким странно откровенным заходом. – Только не говори, что у тебя так со всеми, – разлепить веки Тэхён уже совершенно точно не в силах, но оставить свои вопросы без ответов не может. – С первого раза никогда так не было. Никогда, – Чонгук задыхается, но Ким чувствует на себе его цепкий вгляд в темноте комнаты. – Судьба. «Судьба? Ага, как же», – думает Тэхён, но додумать не успевает, засыпая, чтобы утром всё так же хмыкнуть, не без сожаления целуя напоследок милую родинку под губой и крупный нос.

***

– И ты ушёл????? – Чимин, ну правда... – Как ты МОГ, чёрт возьми?!?!?!? – ...это ведь всего лишь на один раз и, да, пусть он и был... – Да он был ИДЕАЛЬНЫМ, ты, ботаник слепошарый!!!! – ...прекрасным, я не думаю, что нам что-то светит в будущем. Чимин хмурится. Не ну шутку хмурится и вздыхает, глядя на друга. – Надеюсь, судьба будет невероятно добра к тебе, Ким Тэхён. Тэхён не верит в судьбу, но... – Да, Тэхён, в этом конкурсе вы будете работать с партнёром, он уже здесь. И Ким поднимает взгляд, чтобы столкнуться с наглой ухмылкой и большими антрацитовыми глазами под чёрными-чёрными бровями, одна проколота. – Всё ещё не веришь, что это судьба, baby? Горяч. Горяч, словно сам дьявол.