milky

Пробуждается Чонгук в одиннадцатом часу дня. Без сигнала будильника, без солнечного света, обычно заставляющего его открыть глаза, что особенно удивительно, потому что его спальня находится на солнечной стороне в первую половину суток. Мужчине приходится включить прикроватный светильник, только тогда он получает возможность осмотреться и видит, что окна в его комнате предусмотрительно зашторены. Воспоминания о прошедшем вечере настигают Чона незамедлительно. Ударяют в его голову сразу же, стоит только немного опомниться, наваливают вместе с неплохой порцией стыда и побуждают спрятаться под одеяло и пролежать под ним как можно дольше. Еще ночью он надеялся, что забудет если не большую часть, то хотя бы половину из произошедшего. Теперь же он понимает, что помнит все. Начиная от происшествия в ресторане и заканчивая своим поведением в пределах дома. Тэхену, которому пришлось заботиться о нем, он искренне сочувствует. «Я никуда не денусь». Шевеления на кухне Чонгук замечает из-за приоткрытой двери в спальню, которая рядом с ней расположена. Приходится немного подвинуться, наклониться, чтобы в полной мере увидеть происходящее, приглядеться. Он различает спину Тэхена, склонившегося над кухонной столешницей, смотрит на него долго и пристально, заранее подбирает слова, чтобы объяснить свое поведение. Словно учуяв взгляд, направленный на него, Тэхен оборачивается назад, моментально подмечая пробуждение омеги. Чонгук чувствует, что не может заставить себя говорить. Он сидит молча, неловко сжимает одеяло, которым его заботливо укрыли, в руках и смотрит на Кима озадаченно. Поэтому альфа решается заговорить первым. — О, утро! — чуть громче обычного проговаривает он, чтобы старший услышал. Чонгук кивает, больше он пока из себя вытянуть не способен. Тэхен оказывается гораздо более понимающим, чем можно было представить. К Чону он направляется со стаканом мутной воды в руках, садится на кровать, выискивая на ней немного свободного места, и протягивает мужчине напиток, от которого исходит немного раздражающий аптечный запах. — Ты как это… Как себя, ну, того… Нормально? Я тебе тут зашторил… Чтобы ты повалялся, — Ким протягивает стакан, аккуратно отдает, раз за разом поглядывая на лицо сконфуженного Чона. — Не боись… Тут от похмелоса. Чонгук кивает снова, подносит сосуд с влагой живительной к губам и выпивает большую часть его содержимого залпом, чему Ким нисколько не удивляется. Похмелье, в конце концов, страшная штука. — Спасибо, — в первый раз за несколько минут отвечает мужчина, хрипло и тихо, но отвечает, что уже хорошо. — Голова болит… — Голова? Блин, ну, короче… Если после зелья этого не пройдет, то я сгоняю в магаз, куплю таблетки всякие, не парься. Чонгук отставляет стакан на тумбу, расположенную недалеко от кровати, и подпирает голову рукой, локтем удобно опираясь на согнутую в колене ногу. Он наверняка выглядит ужасно. Растрепанный, бледный, не сходивший в душ перед сном, воняющий перегаром, одетый в поношенную домашнюю одежду, он не хотел бы показываться перед Тэхеном в таком виде. Ему хочется Киму нравиться, а не вызывать у него отторжение. — Мне очень жаль, — омега принимается комментировать свое поведение, смотрит на внимательно слушающего альфу исподлобья и наклоняет голову, чтобы спрятать потрепанное лицо. — Мое поведение вчера было недостойным, я слишком сильно приложился к алкоголю. Поэтому, пожалуйста, прости меня за то, что доставил тебе столько неудобств. — Ну че ты, серьезно, — Тэхен настаивает на прекращении извинений. — Бывает, нормально все. Не загоняйся, блин, было бы из-за чего… — Я еще так ни к кому не приставал, Тэхен, и мне жаль… Что тебе пришлось это пережить. Тэхен в ответ на заявление посмеивается, улыбается широко, хихикает громко, да и выглядит слишком довольным для человека, всю ночь просидевшего дома у напившегося в хлам знакомого. Ему реплика Чонгука льстит. — Так я первый, что ли? — Да. Самолюбие альфы возрастает на несколько десятков процентов. К нему тянется взрослая, безумно привлекательная, опытная омега, ему доверяет тридцатилетний мужчина, объект обожания позволяет ему с собой переночевать. Безусловно, такое не всем доступно. — Ну, я ж ничего такого… Не сделал, да? Все нормально, Чонгук, реально. Ты это… Не переживай… Не было у меня этих неудобств, мне тоже хорошо было. Чужая честность дергает за чонгуковы ниточки, на которых подвешены его хрупкие в данный момент самообладание и непоколебимость. У него перед Тэхеном слабость дичайшая, совсем никакой выдержки, причина тому неизвестна. Есть в Киме что-то обескураживающее и одновременно очень притягательное, он этим успешно пользуется, возможно, даже не замечая. Чонгук же замечает все. Замечает, а поделать с собой ничего не может. — Хорошо? — с опаской спрашивает он, подтягивая согнутые ноги чуть ближе к груди. — В смысле? Тэхен присаживается немного ближе, осторожно кладет руку на колено омеги, наклоняет голову, спрашивает, действительно ли тот не догадывается о смысле сказанного. Чонгук отрицает, что имеет какие-либо предположения, говорит почти с вызовом. Ему нужно пояснение сказанного. — Ты ж знаешь… Что нравишься мне, ну… Широкая ладонь Тэхена сжимает колено старшего, расположившись на нем приятным грузом. Ким еще ни разу не прикасался к нему с такой легкостью и теплотой (вчерашний вечер не в счет), и Чонгук сам стер перед ним границы, о чем ни капельки не жалеет. Пора становиться хотя бы немного ближе, потихоньку, медленно, главное — не стоять на месте. — И когда ты… Ко мне как бы… Если тебя ко мне тянет, блин, конечно мне это нравится, Чонгук. Чонгук непредусмотрительно поднимает в очередной раз истерзанное румянцем лицо, сразу же вызывая новую порцию улыбок альфы. Его нагло и бесцеремонно обвораживают, а он поддается, позволяет себе все больше и чаще смотреть на Кима, думать о нем, воображать. Его хваленое терпение иссякает слишком быстро рядом с Тэхеном, прямым свидетельством тому стало пьяное поведение ночью. Альфа же делать с этим, очевидно, ничего не собирается, он повсюду расставил свои сети и теперь дожидается момента, когда Чон в них попадется с концами. — А, точно, я ж это… Короче, я подумал, что ты есть захочешь, мало ли… А на кухне у тебя хозяйничать не стал, вдруг все твои правила там нарушу, хрен его знает. Поэтому вот, держи. Это сэндвич из пекарни, только сделали, как открылась. Сэндвич, заботливо купленный Тэхеном, Чонгук принимает, к трапезе приступает прямо в кровати, пока альфа как обычно принимается что-то рассказывать. Он довольно разговорчивый, молчать не любит, все новости знает, почти каждого жителя района тоже, поэтому историй у него пруд пруди, частью из них он периодически с Чонгуком делится. Чон слушает, вникает, всеми возможными способами игнорируя щенячью нежность, которая у него по отношению к Киму появляется. Моментами хочется сожрать не хлеб с беконом, а Тэхена, тот прямо под боком, весь такой интересный, добрый и чуткий, что даже не верится. — Я не знаю, могу ли такое спрашивать, — вставляет омега посреди завтрака. — Но хотел бы поинтересоваться… По поводу твоего внешнего вида… — Блин, че, плохо капец? — Тэхен поправляет собранные волосы, тянется за снятым на ночь пиджаком, чтобы прикрыть мятую из-за сна на кресле рубашку, но Чон его останавливает. — Нет… Совсем не плохо, ты прекрасно выглядишь, но… Я тебя даже не узнал сначала, — Чон говорит смущенно и тихо, Ким наклоняется, чтобы лучше разобрать его слова. — Да и говорил ты по-другому. — Это, знаешь, есть фигня такая… — альфа щурится, задумывается, пытаясь объяснить смену своего поведения как можно понятнее. — Короче, я человек простой, ты в курсе, и всякие эти условности… Всякие обращения… Капец не люблю, просто ненавижу. Даже когда тебя встретил, я ж тебя хеном должен был звать, но не идет у меня все это, тема вообще не моя… Но в ресторан меня бы не пустили в моем обычном прикиде, да и с говором привычным тоже, он ж у меня такой, на слух дохрена неприятный, я сам знаю… — Ты совсем не был похож на студента, — подмечает омега, намереваясь укусить сэндвич еще раз. — Обычные люди тоже говорят немного иначе. — Это батины старания все, — Тэхен выглядит так, словно признается в чем-то ужасном. Он опускает голову, поджимает губы и смотрит на старшего виновато, будто смог его разочаровать. — Он у меня тоже из этого района родом, сам бедный был, ни копейки у него не было, когда встретил маму, но она за него вышла, жила с ним нормально, меня родила. А потом у него бизнес пошел, сначала мелкий какой-то, на машинах старых наваривался, потом внезапно поднялся, на нормальные тачки перешел, а дальше уже совсем… На вершину, короче, забрался. Чонгук не видит ничего плохого в чужих словах, но все еще не может связать внезапные перемены в Тэхене с действиями его отца. Он кладет свою руку поверх ладони Кима, перестает облокачиваться на спинку кровати и присаживается вплотную к нему, не издавая ни звука. — Ну, значит, тачки он продавал, денег собрал вообще не хило, образование получил, компанию себе забацал и до сих пор там сидит, руководит, а к машинам в офисах продаж уже не ходит. Короче, че мог, то взял от жизни. Так я считаю, — альфа продолжает, хмыкает, ощущая теплое прикосновение Чонгука, решает использовать возможность и переплетает их пальцы, крепко чужую руку сжимает. — Когда семья стала богатой, он маму перевез за город, у них там дом до сих пор, тачек всяких полно. Меня взять хотели, но я не поехал. Мне уже пятнадцать было, я с дедом и бабушкой остался здесь жить, в их доме. А потом он ко мне перешел по наследству. Батя настаивал всегда, чтобы образование у меня было, он в компанию меня пропихнуть хочет, куда-то наверх тоже, поэтому попросил эконом закончить. Я, блять, Чонгук… На уступку ему пошел, поступил, учиться начал, но этой парашей до сих пор не хочу заниматься. — Поэтому у тебя есть машина? — Да, батин подгон, пару лет назад купил за учебу хорошую. — А разговоры… Тэхен хмурится. Ему, очевидно, эта тема не нравится, но рано или поздно рассказать придется. — Когда батя сел за стол директора, его смутило, что я живу в районе с гопотой, видите ли, и разговариваю хреново. Манера такая ему не нравится, говорит, будущему владельцу его бизнеса такая хуйня не подходит. Нанял сраных репетиторов, педагогов каких-то, впихнул в меня ебучий курс этикета. Такое ощущение было, что ему мой пиздеж важнее моих приоритетов. Так и до сих пор, на самом деле, но я не дергаюсь. Закончу вуз и свалю в закат. — Понимаю тебя прекрасно. Чонгук сокрушенно вертит головой. Возникает чувство дежавю. Его мать на отца Тэхена чем-то похожа, ее тоже гораздо больше интересует статус сына, нежели его самочувствие, ее разговоры всегда об одном, мысли, видимо, тоже. Поэтому поддержать Кима хочется еще сильнее. — Я могу так говорить, Чонгук, могу всегда. И вести себя тоже. Но я, кажется, и так не ублюдок, а от мишуры всей этой мне хреново становится, будто это не я, будто ты, Чон, сквозь меня смотришь. Я лучше подольше за тобой погоняю, поухаживаю, как сейчас, пусть и не так быстро, как с этой оберткой, но ты меня хотя бы узнаешь. — Мне без обертки нравится, — Чонгук тянется к лицу младшего на свой страх и риск, волосы, выбившиеся из хвоста, убирает с его лба, пытается выразить свою благодарность тактильно. — Спасибо за то, что не оставил меня вчера. Без тебя я бы не справился. — Да ну, че ты… — парень прикрывает глаза, концентрируется на ощущениях. Он не стесняется как раньше, но все еще немного краснеет, если подобраться близко. — Как я тебя оставлю-то, блин? { 🍼🍪 } Тэхен проводит с омегой еще несколько часов и уходить собирается около трех, когда Чон вспоминает, что ребенка домой должна привезти бабушка. Четыре волшебных часа рядом с Чонгуком проходят незаметно, за это время альфа успевает плотно пообедать, выпить фирменный кофе, приготовленный в турке специально для него, и рассказать о своей семье чуть больше, дать Чону более развернутое представление о себе. Мужчина, зарекомендовавший себя хорошим слушателем, впитывает информацию подобно губке, иногда расспрашивает, с интересом запоминая сказанное. Прощаться Чонгуку не хочется. Настроение остановить альфу у самой двери и затянуть его обратно в дом в полной мере овладевает им под конец встречи, когда Ким, уже надевший обувь, собирается выходить. Омега выпускает его на крыльцо, выходит следом, нарочно заставляя себя вжаться в грудь Кима второй раз за пару дней. — Ну, че… Пока? Действия Тэхена его словам совсем не соответствуют. То, с каким рвением альфа бережно хватается за талию старшего, чтобы притянуть его к себе, Чонгука веселит, ведь у него тоже нет желания отпускать парня домой. — Куда ты хочешь пойти на свидание? — интересуется он, впервые позволяя трезвому себе обнять Тэхена в ответ. — Блин, ну… Ты ж взрослый человек… Но у нас тут парк есть кайфовый… С аттракционами… Сгоняем туда? Мальчишка в Тэхене все еще живет, этому Чонгук радуется. Должна быть у Кима какая-нибудь отдушина, небольшой островок простого детского счастья, и если поход в парк аттракционов позволит альфе немного в это счастье окунуться, то Чон согласен потратить свое время. — Я не против, тогда… Чонгука прерывает звук шагов, доносящийся из-за спины Тэхена, негромкий, но очень знакомый, поэтому омега выглядывает, высовываясь сбоку от сильного тела, и с легкой раздосадованностью здоровается с пришедшей раньше времени матерью. — Чонгук-а, кто это? Я пришла не вовремя? Здравствуйте… Тэхен быстро собирается с мыслями, вновь превращается в джентльмена, кланяется женщине, здороваясь с ней, и с удовольствием улыбается Хоа, что сидит на ее руках. Мальчик тянется к альфе самостоятельно, снова хватается за его палец и громко смеется, заставляя бабушку охнуть и обратить на парня еще больше внимания. — Это Тэхен, он мой… Мой хороший знакомый, Хоа его очень любит… — Ох, я так давно не видела Чонгуки с альфами. Если вы вдруг… — Мама! — Вдруг решите задержаться… — Перестань. — Я могу забрать Хоа и на сегодняшнюю ночь тоже! Тэхен прощается с омегой, тщательно пытаясь сдерживать подступающий смех, снова кланяется его матери и прощается с ней, вежливо отказываясь выпить еще одну чашечку чая, ссылается на важные дела. Женщина смотрит ему вслед оценивающе, вердикт выносит уже через несколько секунд, чем Чонгука даже не удивляет. Его матери Ким Тэ нравится с первых минут. Скорее всего, виной тому гигантский Бентли, припаркованный прямо у калитки его дома.