Малфои. Трижды сильны. Ч. 2

° ° °

Проснулся Изар очень рано. В паре метров тихим хомяком сопел Драко. Спать не хотелось, поэтому мальчик немного покрутившись и повздыхав, спустился с кровати и, забрав с собой школьный рюкзак, вышел в гостиную, где в каминах тихо тлели остатки бревен, а за широким круглым окном еле слышно плескался сонный кальмар. Он любил к зиме занимать удобный закуток возле подводных скал, между которыми как раз и пряталось замковые окошки слизеринских владений. Изар полез в сумку за фолиантом «для легкого чтения», как говорила одна гриффиндорка, и наткнулся на завернутый в мантию сверток. С недоумением он вытащил его и разложил на коленях, только в последний момент вспомнив, что это и откуда взялось. В тусклом свете каминного огня в складках серой шерстяной мантии на коленях мага лежала толстая тетрадь в черной кожаной обложке, прошитая толстой шелковой нитью по краю, металлическими узорчатыми уголками и золотистым тиснением «Том Марволо Риддл». Страницы тетради были пусты, а вот в магическом спектре она была мудреным артефактом: слишком уж затейливыми были плетения вокруг нее. И активными. Изар с интересом естествоиспытателя наблюдал как тонкие дрожащие усики оборванных, на первый взгляд, чар медленно тянулись к нему, пытаясь уловить токи его собственной магии. Мальчик с ловкостью фокусника нырнул в рюкзак за накопителем и аккуратно подсунул его в жаждущие ниточки, которые тут же присосались к камню. Он с интересом отвел его в сторону и снова вернул на место. Ниточки отпадали легко и так же легко обвивали кристалл снова. «Занятная штука, — решил Лавгуд и полез в свой дневник в поисках похожего узора. Через час мальчик выяснил назначение некоторых замысловатых элементов, но только общее направление (чары сохранности, измененные чары стазиса, подпитывающие чары и не только). Неубиваемая тетрадь имела свойства магического накопителя. Агуаменти и Инсендио ей не вредили. И порвать пустые листы было нельзя. А написать? Мальчик достал перо и принялся выводить убористым мелким почерком: «Опыты показали, что на предмете находятся различного рода чары, от стандартных бытовых до видоизмененных и совсем неизвестных. Плетения выглядят интересно, вмещая в себе элементы привязки к магу, держащему его в руках и дают свойство накопления магической энергии для неизвестной пока цели. Само плетение очень тонкое, пронизывает грани обычной на вид старой тетради, хотя выглядит она совершенно новой. Плотный магический узел в ее корешке обладает, по видимому, зачатками псевдомагического примитивного интеллекта, сравнимого с волшебными зеркалами…» «Что-о-о? — тут же появились буквы прямо под недописанным предложением, — примитивный псевдоинтеллект? Недоучка мордредов! Сам ты примитивный! Как только додумался меня сравнивать с каким-то зеркалом, болван!!!» Изар внутренне похихикал и снова принялся писать, не обращая внимание на гнев собеседника, кто бы он ни был. «Предмет отчасти является артефактом, имеет подобие псевдоэмоций и расширенный словарным запас, включающий ненормативную лексику, что характерно для части именно волшебных зеркал…» «Ты серьезно? Все продолжаешь сравнивать меня с какой-то волшебной безделушкой? Не игнорируй меня, неуч! Самодовольный придурок! Да я больше тебя знаю про магию, недоисследователь троллий!» «…обладает примитивным спектром эмоций: гнев, раздражительность…» — уже открыто ухмыляясь, продолжил писать Лавгуд, поглядывая на накопитель. «Кому я сказал! Со мной говори! Пиши! Вежливости тебя дромароги учили?» «…имеет цикличность сознания и негативный спектр программы взаимодействия…» «У самого ума палата! Ладно, покажу я тебе ограниченный спектр… Уважаемый сэр, пишущий откровенную чушь, не соизволили бы вы обратить внимание на своего непосредственного собеседника на этом листе, не старого, к слову, пергамента! После стольких лет полного молчания я был несколько обескуражен представившейся мне возможностью общаться напрямую». «Стили общения в нескольких вариациях…» — приписал Изар, снова тихо хихикнув. Все эти книжные выражения, вытащенные из памяти из кипы заумных трактатов пригодились как никогда. «Ну, это уже ни в какие ворота не лезет, юноша! Я и так пошел вам навстречу, а вы все продолжаете в том же духе! Столько лет молчания, и я попался в руки ботанику, которому кажется, что он вершина интеллектуальной элиты магического мира. Ты хоть знаешь, о чем тут пишешь, Псевдоинтеллект с ограниченной программой взаимодействия, а? Я тебе могу по любой образовательной, социальной, политической и, Салазар знает еще какой, теме читать любые лекции, не заглядывая в справочники! Делать любые расчеты по рунам и арифмантике, намного превосходящие уровень знаний любой магической школы! И зачем меня в Хогвартс потянуло?! Лежал бы и дальше на полке в шкафу да магию потихоньку попивал. Нет, в люди захотелось! А теперь приходится слушать бредни неграмотного криворукого школяра! Сравнил меня с зеркалом, подумать только! Я тебе что попугай или болтрушайка при смерти?» «А то стал бы ты со мной разговаривать, — отозвался Изар, усердно поскрипывая пером, — а так хоть узнал, с кем общаюсь. Сам ты маг-недоучка! И каким ветром твое сознание занесло в дешевую тетрадку?» «Я не маг-недоучка! И тетрадь не дешевая!!!» «Ладно-ладно, развитый интеллект, обладающий эмоциональным спектром, идентичным человеческому, с таким же диапазоном и скоростью реакции, изменения и интенсивности. Тут и самолюбие буйным цветом, и уязвленная гордость, и разной интенсивности обида, причем по разным причинам, но вся мне одному, прелесть какая! А чувствительность тоже имеется? Ощущаешь, как я пером вожу или страницу трогаю? А может, слышишь, как я говорю?» — последнее предложение мальчик произнес вслух громким шепотом. Златохват год назад замучил его этой интенсивностью и эмоциональными спектрами, пытаясь заставить разбираться в том, чем одарили мальчика магические предки. «Ты что, извращенец? — отозвался дневник, выплеснувшись неровным почерком фраз, — тебе больше гладить некого?» «Да мне просто интересно, сам ты извращенец, — буркнул Изар, неумолимо покраснев, — ты зачем сознание перенес, недоучка? Бессмертия и славы захотелось?» «Сам ты недоучка, сколько можно гадости писать! — почти обиженно отозвался дневник, пестрея неровным быстрым почерком неизвестного мага, — все мне удалось, но немного не так, как я планировал». «А-а-а, теперь это так называется? — засмеялся Изар и снова склонился над дневником, — удачный эксперимент, который пошел не так, как ожидалось! Снейпу расскажу, если на уроке зелье испортится! Ничего такой аргумент!» «Снейпу? — удивленно пробормотал собеседник, — Это ваш учитель? И да! Эксперимент вышел удачно, что бы ты не писал!» «Ты хотел быть вечной тетрадкой? Ничего я в жизни не понимаю, — продолжал дразнить собеседника Изар, — прими тогда мое неприкрытое восхищение в твоем идиотизме, что не покинул тебя в тяжкий час и до сих пор с тобой на веки вечные! Или это побочный симптом? Не знаю-не знаю… Но что-то мне подсказывает, что не так ты хотел проводить свою вечность». «У тебя не диагностировали склонность к мазохизму, о великий маг всех времен и народов?» — дописал Изар через минуту и выжидающе напрягся. Он специально изводил собеседника. Так можно было понять, кто перед тобой, узнать то, что в менее эмоциональном состоянии человек точно бы не сказал. Стоило завести Дадли, как тот слету рассказывал о задуманных махинациях и планах, проговариваясь даже о том, что он и его компания идиотов планировали сделать с самим Гарри. По крохам информации Изар уже многое узнал о неизвестном волшебнике и начал понимать основные черты его характера, силу и слабости. Новых надписей не появлялось целых двадцать минут, а вот обида и растерянность пылали явно и однозначно. «Ладно-ладно, я не буду больше тебя дразнить, — вывел Зар на чистом листе, — и прошу прощения. Некрасиво с моей стороны смеяться над попавшим в беду волшебником. Не знаю, сколько лет ты провел здесь, но искренне сочувствую и даже готов немного помочь». «Принимаю твои извинения, маг, — появилась кокетливая надпись с размашистыми каллиграфическими загогулинами над некоторыми буквами, — чем ты можешь помочь?» «Разве можно помогать, не имея ни грана информации? — удивился Изар, — да и условия обговорить стоит, ты так не думаешь?» «Точно слизеринец!» — довольно ответил собеседник. «От слизеринца слышу, — улыбнулся Изар, — ты сначала расскажи, что делать планируешь, и что тебе может от меня понадобиться, кроме магии, про это я и сам понял». «А ты что, чувствуешь?» — удивился Том Риддл. А кто еще это мог быть с именной тетрадкой, ставшей артефактом, по уверенному мнению Изара. Свое имя магу он еще не называл, размышляя, стоит ли настолько сближаться и вообще ввязываться в помощь и неизвестные магические аномальные эксперименты неизвестного мага. Ему совсем не хотелось оказаться на его месте. К примеру, быть вытесненным в нее, оставив свое тело этому Тому. «А ты думал, не замечу?» — отозвался Изар, поглядывая на накопитель. Говорить о том, что маг присосался не к нему, а к крупненькому кристаллу, мальчик не стал, но для себя отметил, что этот Том разницы не почувствовал. «Ты… ты не против?» — появилась небрежная надпись, и от дневника повеяло легким смущением и настороженностью. «Нет, но мог бы и спросить, — добавил Изар и уточнил, — а ты только письменные строки воспринимаешь? А зрительную или слуховую информацию? Не можешь? Какое-то непродуманно ограниченное существование». Дневник молчал. «Ладно, — написал снова Изар, — скажешь, если магии станет мало, я добавлю тебе». «Спасибо, — возник ответ, и через время, — мне лучше магию, долго но понемногу, чем сразу большой волной, да и тебе тоже». «Договорились, — вывел Изар, — но ты пообещаешь отвечать мне полно и правдиво на мои вопросы, а если не можешь или не хочешь говорить, так и напиши. Я не люблю откровенную ложь. А я помогу с магией и обещаю не вредить, если ты мне сам вредить не станешь!» «Согласен, — сразу же появились слова, — я не знаю твоего имени…» «Акери, — написал Изар, упустив свое первое имя и «забыв» фамилию». «А я…» «Том Марволо Риддл, — быстро приписал Изар, — я знаю». «Как? Откуда?» — почерк мага потерял свою аккуратность и выдал свою растерянность только этим, не говоря уже про волну неуверенности, окатившую Лавгуда. «На обложке написано. Забыл? — сочувствующе ответил Изар, — не нервничай, твое имя мне незнакомо пока. Или ты известности ожидал?» «Ожидал, — появилось черной чернильной строкой через время, — но не к этому имени». «Ты в Хогвартс хотел попасть за силой магической?» — поинтересовался Изар, меняя тему беседы. «Зачем еще? С недоучками болтать, что ли? — вскинулся собеседник, снова полыхая смущением и возмущением. «Значит, за общением тоже», — кивнул себе Изар, не став писать о своих догадках, — совсем бедняга измаялся без новостей и разговоров. «Ты на каком курсе-то? — появился вопрос, — про Дом я уже понял, что ты наш, змееныш». «А сам как думаешь?» — закусил губу Изар. Признаваться, что он первогодка абсолютно не хотелось. Кто бы стал его всерьез воспринимать? Он и сам иногда смотрел на своих однокурсников, как на детей несмышленых, даже на Драко. «Точно змееныш, — восхитился Том, — кто еще будет отвечать вопросом на вопрос?» «Ты мне еще предложи в правду или действие поиграть» — Изар буквально ощутил, что Том насупился и нахмурил брови. Изар задумался и стал аккуратно рисовать в углу страницы маленького, но довольно детального человечка. «Что ты делаешь, а?» — заволновался Том, ощутив, что рисунок не простой, а неизвестный ему маг так же методично и осторожно подвязывает к нарисованному сердечку на рубашке человечка одну из свободно болтающихся магических нитей. «А мне неудобно общаться с предметом, не хочется чувствовать себя психом», — отозвался Зар, размашисто заштриховывая прическу чернилами. «Ты шизофрении боишься, а я из-за этого почеркушкой стал, рисованной мультяшкой?!» — Том возмущенно приподнял нарисованные брови и упер руки в тонкие бока. «Еще и магглорожденный», — невозмутимо заметил Зар, продолжая дорисовывать мантию слизеринца, поменяв чернила на зеленый. «Сам ты грязнокровка, болван!» — обиженный Том смотрелся мило, а не угрожающе, как бы он не старался. А к «самому ужасному оскорблению» мальчик отнесся флегматично: его и похуже обзывали! «Значит, полукровка. Те поначалу самые яростные. Особенно такие, кто не живет в волшебном мире с рождения. Кстати, отметь, что в магическом мире душевные болезни зовутся иначе и про шизофрению здесь не слышали, — добавил догадку Лавгуд, перевернувшись на живот, и разложив тетрадь так, чтобы писать стало удобнее, — какие времена ты помнишь: когда динозавры ходили, или уже Мерлина видел?» Изар снова начал поддразнивать Тома. Этот Риддл слишком долго общался сам с собой, поэтому велся на примитивные провокации, как зеленый малолетка. Изару даже неудобно было его так дразнить, выуживая капли информации, но хотелось составить полное впечатление о таинственном маге, пока тот этого не осознал. А то станет потом, как Дамблдор лапшу на уши вешать, — попробуй определи тогда, где правда, где умысел, а где откровенное вранье. «Сам ты Мерлина видел! Был бы внимательным, запомнил, что мультфильмы появились немного позже динозавров, умник! И Мерлин не самый выдающийся волшебник! Самый известный — ЛОРД ВОЛАН-ДЕ-МОРТ!» «А-а, этот безумец? Тоже мне, нашел пример, — Изар старался не пересекать черту, немного жалея собеседника, — ты еще Дамблдора вспомни! Тот еще драккл ползучий!» «Ох! Значит, Дамблдор жив? Гнусный мерзавец! А почему это Волан-де-Морт — безумен? Он самый выдающийся маг после Мерлина, я уверен. Он достигнет небывалых высот в науке, политике и будет известен во всем мире своей силой, непревзойденным умом и могуществом!» «Значит, еще не достиг», — отметил Изар для себя. И снова окунулся в интереснейшую беседу, не забывая поглядывать на накопитель. «Дамблдор жив. Этот старик кого угодно переживет, тут не поспоришь… А твой выдающийся маг оказался недальновидным неучем. Кто делает столько крестражей, ломая душу? Один огрызок остался, да и тот пропал — это я тебе по секрету сообщаю», — Изар выдал это не таясь, уже зная в чем причина безумия Темного лорда. Чего только не услышишь под видом котенка, скрывающегося в тени комнаты или коридоров, а уж если Асти любит бормотать себе под нос и разговаривать с Савойаром вслух, а не мысленно, когда никого нет — то узнаешь самые сокрытые тайны всего чистокровного сообщества. Даже в Хогвартсе он узнал очень много, как ни странно, а наблюдая за дипломатическими играми старших слизеринцев. Их беседы иногда хотелось записывать дословно, а потом разбирать, понимая кто кого переиграл, заставив выдать нужную информацию, кто заручился поддержкой, ничего не пообещав взамен, а кто и обет умел содрать на ровном месте, поиграв на эмоциях собеседника. Ничего криминального, но говорить бездумно в Доме змей не привыкли. Может, поэтому с определенной долей превосходства и презрения смотрели на брякающих что ни попадя львов. «Что??? Ты знаешь про крестражи? Он — что??? Огрызок??? — нарисованный Том забился в корешок страницы в самом низу, одни колени были видны и ладони, что их обхватывали и возле него образовывалась лужица нарисованных слез, — он должен был стать Великим!!! Он был обязан! Он не мог… не мог… Его все должны были бояться! Ты мне лжешь!!!» Заключенный в дневнике маг был совершенно безутешен и чрезмерно эмоционален. «Принудительная изоляция на десятилетия кого угодно сведет с ума, — подумал Изар, покусывая уже измочаленный кончик пера, — и как бедняга общаться способен, и вполне разумно? Или это разделение души загнало все эмоции в отрезанный ломоть?» «Эй, Том, не страдай так. Про это знает пара магов и все. Я совершенно случайно узнал. Кстати, твой Волан-де-Морт и сейчас навевает ужас и страх, поражает всех своей мощью. И он велик, я не обманываю тебя. Он самый известный маг современности. Правда, к величию добавилась очешуенная полоса безумия. Десять лет назад, чуть больше, он полностью слетел с катушек. Столько магов погибло…» «Грязнокровки?» «Целые чистокровные линии повымирали, десятки волшебников, которые могли бы принести в Магическую Британию столько всего нового и сделать ее сильной… да мало ли гадать, что было бы… Сейчас все, как есть, а не как могло бы быть…» Том молчал, переваривая откровения. «Остались те, кому Темный Лорд был дорог, кто за ним шел, ну, и оппозиция, и официальная власть с толпой бюрократов. Маги всех мастей и взглядов. Все, как заведено, — Изар задумался, почесав затылок, — самая безумная часть его соратников осела в Азкабане, умные и удачливые остались на свободе и даже при власти. Что до остальных… Многие до сих пор не называют его имени, боятся. Пропаганда работала не уставая, я газеты того времени все перечитал от корки до корки, даже иностранные — в них больше информации и объективности. Этот лорд сильно всколыхнул общество. Он показался мне очень сильным и харизматичным лидером. Дамблдор выглядел на его фоне тщеславным ретроградом, но это мое личное мнение. Очень многие пошли за ним, кому хотелось видеть Магическую Британию сильной и процветающей. Идеи у него были стоящие, особенно те, которые касались интеграции магглорожденных в волшебное общество, жаль, все свелось к кровопролитию и беспорядкам». «Ты не врешь?» «Нет, я говорю правду, — написал Изар, и зевнул, — он успел показать свой блестящий ум, харизму, силу и могущество, пока безумие не завладело им окончательно. Слизеринцы помнят его выдающимся магом и политиком, за которым пошли их семьи, хотя это и окончилось крахом в конце концов. Кстати, некоторые до сих пор не теряют надежду, Том». Может, Изар и не был самым проницательным мальчиком, но связать оговорки Люциуса при разговорах с Нарциссой, рассказы Драко, тихие беседы слизеринцев в гостиной, бормотание Асти и ностальгические ноты в голосе Сая, — и не прийти к напрашивающемуся выводу? Особенно, когда Том так яро пылал ненавистью к директору, так искренне переживал за судьбу «Великого и самого могущественного мага всех времен и народов». И соединяло все крупинки информации загадочное слово крестраж, упоминающееся чуть ли не в каждом абзаце раскиданных по всему Схрону бумаг наравне со словами «осколок души» и заметками самого Асти. И этот дневник однозначно был разумным одушевленным объектом древнего темнейшего ритуала. Вот только относить тетрадь, как и фиал, Асти и Саю почему-то не хотелось. И имя его отчего-то казалось очень знакомым. Получается, известный Темный Лорд в юность свою учился в Хогвартсе и был слизеринским полукровкой под именем Том Риддл. Амбициозный мальчик сделал крестраж из дневника и теперь часть его души застряла в обычной с виду тетрадке, пока остальные части лорда развеялись по миру, скорее всего в других объектах. Что-то там было про медальон и кольцо. И фиал, который принес Изар имел в себе что-то подобное. И Сай тоже пока дух, или крестраж, и Асти с этим пытается что-то намагичить, вернув ему тело и разум? Но Сай ведь и без дневника уже собирался стать телесным до лета, так ведь? Единственный вопрос у мальчика был в том, как Том… Сай… Волан-де-морт мог передать свой кусок души ему, живому маленькому магу, а не предмету, в детстве? Сразу после убиения несчастных Поттеров? Каким магическим образом из его головы этот осколок переместился в фиал в волшебном иномирном Озере фей? Но эти вопросы были скорее теоретического характера. А по существу, Темный Лорд зря разбрасывался своей душой, попробуй теперь собери ее, если эти осколки такие… такие… самостоятельные, как Том из дневника. Казалось, отнести дневник Асти, это практически означает убить Тома для помощи Саю. А как бы Изар не был привязан к Саю, убивать для него Тома не хотелось. Очень уж эти маги были разными и ощущались волшебниками разного возраста, характера и жизненного опыта, что ли? Зар решил, что точно не будет писать об этом ни Люциусу, ни Нарциссе, ни передавать пока Тома Саю: Асти не внушал доверия. Этот ради эксперимента ничем не погнушается, казалось мальчику. «Я устал и почти засыпаю, поговорим позже», — написал Изар и, получив ответное прощание, спрятал тетрадь в рюкзак. Невдалеке послышались шорохи, гулкий топот шагов, скрипы дверей — слизеринцы просыпались и готовились к новому учебному дню. Точно, уже утро! Изар сложил вещи в рюкзак, заклинаниями привел себя в порядок и вылез из глубокого кресла. Душевые были заняты, но умыться и прогнать сонное состояние хотелось, да и косметические чары набросить было необходимо. Поэтому мальчик выбрался из гостиной и решил заглянуть в одну из ванных первого или второго этажа — где никого не будет. А то без чар ему грозило деятельное беспокойство Драко, внимание Снейпа, которые могут привести его прямо во владения Помфри. А Больничного крыла Изар избегать привык. Уже аккуратно причесанный, собранный и внешне невозмутимый Изар предстал перед однокурсниками за завтраком в Большом зале. — Изар, ты как всегда, проснулся раньше всех. Я встать не успел, а твоя кровать заправлена, будто ты и спать не ложился! — хлопнул его по плечу Драко, усаживаясь рядом, — сегодня все разговоры снова про Поттера! Все говорят об Избранном. Поднадоело уже, если честно, и это только второй день. Все ожидают какого-то чуда от него, как будто он сейчас сразится с неизвестно откуда прилетевшим драконом на потеху публике! Изар чуть не подавился, услышав последнее предложение. А потом снова представил, что именно такую судьбу прописал ему «добрый директор» и погрустнел. А ведь в прошлом семестре звучало предупреждение про мучительную смерть в коридоре третьего этажа прямо перед пиром. Дамблдор приготовил Пушка, выкормыша полувеликана Хагрида. И он что-то охранял, что-то, чем так заинтересовались Уизли с Финниганом, то и дело бегая к Хагриду на чай. За гриффиндорским столом снова царило привычное оживление, хотя ни Поттера, ни Уизли еще не было. Рыжие обычно прибывали к завтраку в самый последний момент, заглатывая все, что попадалось на глаза. Один Перси, будучи старостой, приходил рано, ел молча, попутно присматривая за остальными львами. Уроки шли своим чередом. Флитвик весьма образно рассказывал про простейшие чары, живо интересовался откликом своих студентов, особенно цвел, если хоть кто-нибудь задавал вопросы. Любые, даже самые банальные из них приводили полугоблина в неописуемый восторг. Изар не показывал ему свои наработки и знания, уже превосходящие школьный уровень. Вообще, чары и трансфигурация, как и зелья, давались ему легко благодаря вполне развитому внутреннему магическому зрению. Тренировки дали ему главное: чутье, когда плетения и магия выглядели «не так». Иногда он и сам не знал, что именно работает неправильно и исправлял магические потоки интуитивно. И только потом находил в теоретических выкладках обоснование. Школьники до сих пор не заметили его ограниченные возможности, которые скрадывала магическая одаренность. Гоблины в последнее посещение ослабили свой целительский блок на его ядре по просьбе мальчика, давая ему больше магического резерва для тренировок. Целители-магики только дали строгие указания, как вырабатывать всю доступную магию каждый день. Поэтому Изару срочно требовалось найти место для тренировок. Тайное, удобное, чтобы использовать подарки своих наставников. Впрочем, запасной «ленивый» вариант он уже придумал, но пока остерегался «кормить» Тома своей магией напрямую. Он планировал пополнять артефакт, который вчера Том изрядно опустошил. Такая «передача сил» была безопаснее. Попасть в ловушку из-за нехватки знаний и навыков и куковать вечность в виде артефакта ему совершенно не улыбалось, а в честные ответы и чистоту намерений бывшего, вернее, еще не ставшего Темным, лорда он не верил. И его имя… где же он его читал? Не то, что знали все, а то, что было вытеснено на тетради. Марволо… Красиво. А еще ему хотелось навестить одного из знакомцев, квиддичного капитана Маркуса Флинта, угрюмого подростка с удивительно чистым сердцем и изрядным упорством и крайне несчастливой судьбой. Нападение на его семью неизвестных активистов неупокоившегося Темного лорда привело к тяжелым травмам его отца, смерти матери и повреждениям нервов, сухожилий и мышц самого мальчика, который был вынужден тянуть тяжесть долгов, учебы и дел семейных, вместо того, чтобы вылечиться самому. Это потрясло Изара своей беспощадной правдой жизни. Как и выбор, сделанный Маркусом. Ведь магу, с точки зрения прагматичного безжалостного выбора, было проще похоронить мать, разрешить отключить от поддержки врачей практически безнадежного по прогнозам отца, а на остаток наследства вылечиться самому, доучиваясь последние пару лет в магической школе. Вместо этого мальчик все, что у него осталось, спускал на содержание отца в дорогой волшебной клинике, отказавшись тратить деньги на свое лечение, ведь это бы забрало, по его словам, две трети скудного наследства! Поэтому мальчик жил с последствиями своего выбора, стараясь не вылететь из школы, повысить свои шансы тренировками, не смотря на плохо работающее тело и все лето подрабатывать, где придется, чтобы оттянуть как можно дальше собственную неплатежеспособность, отдавая Мунго все, что только можно. Кредитов на лечение в магическом мире не понимали, а гоблины никогда не были «сердечными и жалостливыми» и не давали в долг. Благо школа была оплачена вся и заранее. Узнав котенком все о жизни слизеринца, Изар решил помочь старшему мальчику, чем может. Денег тот не принял бы ни под каким соусом. Взращенный в традициях чистокровных, с их гордостью и независимостью, Флинт никому не сказал, в каких плачевных обстоятельствах оказался. Впрочем, попади эта информация в недобрые руки, или скорее, к нечестивому уму — ситуация слизеринца ухудшилась бы. Кому не нужен согласный на все волшебник, с радостью подписавший любой «рабский контракт», например, пожизненный? А ухудшить его жизнь любой мало-мальски влиятельный маг мог запросто. Не было у семьи Флинтов верных друзей, крестных или просто обязанных им волшебников. И Изар, как никто другой, понимал слизеринца, но сам не рискнул в открытую подойти и предложить помощь, боясь получить гневный отпор загнанного в угол квиддичного капитана. С того бы сталось «заобливиэйтить» Лавгуда сгоряча и злости, ведь Флинт рассказывал пушистому котенку все свои беды и сомнения, котенку, а не волшебнику. Подростку и в голову не пришло, что бедами он делится с анимагом, а не простым, хоть и волшебным зверьком. На уроках удалось продолжить общение с заскучавшим Томом, который, получив себе собеседника в длительное пользование, продолжал забрасывать Изара вопросами и комментариями целый день. Одноклассники не удивлялись блондину, пишущему в тетрадке на переменах и отвечающему на их вопросы краткими междометиями или мычанием. Змеи к этому привыкли: Изар чертил, писал, рисовал и раньше, но только в своем старом блокноте, подаренном гоблинами. Луну выпустили еще вчера, поэтому девочка пришла на завтрак с подружками, а после него подлетела к брату и крепко его обняла, не обращая внимание на смешки чистокровных, не привыкших к столько открытой демонстрации чувств. Девочка не обращала на это внимание, а Изар, лишенный в детстве любого человеческого прикосновения, никогда не был против внимания сестренки, как бы оно не проявлялось. Теперь и Драко подставился под объятия, взъерошил аккуратно уложенные в косу волосы и удостоился внимательных взглядов от Панси и Нотта, но если Паркинсон стала открыто ухмыляться, хихикать и шептать абсурдные предположения молчаливой Булдстроуд, то Нотт просто моргнул, прищурился и так же молча уставился в книгу, отметив для себя новый порядок вещей. Совместных уроков на этой неделе почти не было, поэтому слизеринцы, обычно объединенные со львами, скучали без своих соперников. Шалостей стало меньше и преподаватели со вздохом думали о том, что такая радость долго не продлится. После уроков Драко удалось загнать Изара в один из пустых малоиспользуемых классов. Лавгуд, ощущая еле сдерживаемое нетерпение, решил обрубить этот узел сразу, распахнув руки и сказав: — Я рад быть твоим братом, Дракон. Надеюсь, ты тоже? — и нерешительно замер, но был почти снесен к стене ответными крепкими объятиями. Драко сжал Изара, уперев острый подбородок в беловолосую макушку своего худенького младшего и, запинаясь от нахлынувших эмоций, произнес: — Я тоже, Зар, я тоже! Не сомневайся в этом! Они стояли обнявшись пару минут, а потом устроились на пыльном диване, очистив его простейшими бытовыми чарами. И если Изару сказать было уже нечего, то Драко был переполнен вопросами. — Ты прости, но я не могу не спросить, что расстроило тебя в день отъезда? — сразу взяв за рог взывопотама, спросил Драко и внутренне напрягся. Он знал, насколько Изар не любит личные неудобные вопросы. Изар почувствовал внутреннюю неуверенность Драко и мысленно вздохнул. Это ж как надо было обращаться с решительным и немного заносчивым блондином, чтобы он «вытанцовывал с бубном под «Таранталлегру», задавая простой вопрос и ожидая… а чего, собственно ожидая, задумался Изар, вспоминая свои обычные реакции. Обычно он делал вид, что не услышал, что занят важным делом, «вспоминал», что что-то забыл и уходил в буквальном смысле от неудобных вопросов. Но в поместье Малфоев он дал себе обещание «быть открытым» с теми, кто ему важен. И сейчас была именно такая ситуация. Драко внимательно смотрел на брата, он не торопил его, но и не подталкивал, давая возможность собраться с мыслями. Он сам понял, что Изар перестал «валять дурака» и вести себя как раньше. — Все в порядке, — смутился Изар, — спрашивай, если хочется, а я отвечу, если смогу. В то утро мы все замерли над котлом, ждали. Как ты знаешь из описания, родственные связи после добавления крови в зелье окрашивают содержимое в зеленый, правильно? — Да, ты же знаешь, я прочитал о ритуале все, что можно, — нетерпеливо махнул головой Драко. — Так вот, мне потом Снейп сказал, что зелье было зеленым только на половину! — Ну так значит, ты все равно мой брат, иначе бы зеленого там не было, — принялся рассуждать в слух Драко, закидывая одну ногу на другую и упираясь в них локтем, — ты у Лавгудов никакие ритуалы не проходил? Ой, глупости спрашиваю. Конечно же, проходил, а если зелье окрасилось только наполовину, то проходил какой-то древний ритуал, который не только заявляет намерение и скрепляет его, но и меняет внутреннюю суть на кровном уровне! Я прав? — Да, так и было, — немного удивленно согласился Изар, подумав о том, как быстро брат ухватил суть. — Так и чем ты был расстроен? — Снейп мне о результате сказал вчера на отработке, — признался Изар невпопад и добавил, — я эмоции твоего отца считал. У него щиты свалились, на меня как полыхнуло недоумением и разочарованием. Даже на языке горчить стало. Я растерялся и обидно до слез стало, вот и сбежал. — Ты подумал, что он разочарован результатом зелья? — А ты как думаешь? Погодой, наверное, — немного резко бросил Изар, устав от того, что Драко препарирует его с увлеченностью исследователя. — Зная тебя, я думаю, что ты решил, что отец разочарован тобой, что ты не сын, или тем, что ты сын, и отец с какого-то неведомого выверта разочарован уже этим. Я прав? — А что еще я мог подумать? — буркнул Изар и обнял себя в защитном жесте. Драко помолчал, примеривая ситуацию на себя. — Ты прав, но я бы еще допустил, что зелье сварено неправильно и результат оказался неясен, — добавил Драко, — и я бы добился ответа, какой цвет у зелья в тот самый момент. И остался бы, чтобы выяснить все окончательно. — Ты бы точно из них вытряс душу, но это узнал! — со смехом, похожим на всхлип, отозвался Лавгуд. Драко осторожно взглянул на Изара и, помедлив, спросил: — Так ты и сейчас думаешь, что отец расстроен именно тобой? — Логически предположить можно все, что угодно, но это первый, самый простой вариант, который приходит мне в голову, — сказал Изар, не допуская в голосе никаких эмоций. — Ты, если честно, только это и стал бы предполагать, — махнул головой Драко с выражением досады на лице, — а отец не настолько прост и однозначен. Он в момент окраса зелья мог передумать одновременно столько всего, и эмоция могла быть связана с чем угодно. А если представить, с какой отдачей он вас с Луной искал и сколько сценариев в голове проигрывал за эти месяцы? Хорошо, что не годы! Он бы свихнулся за это время. Отец не терпит неудач ни в чем: его так воспитали. Это мне он спускает и эмоции не к месту, и неидеальные отметки. Ты бы деда слышал! Папа все его портреты спрятал, когда дед позволил себе нелицеприятно высказаться обо мне. Мне тогда чуть больше четырех было, и сны мне тогда снились паршивые: про голод, про темноту, и страшно было до жути… и одиноко, — ушел в свои воспоминания Драко, пересказывая давние события, — так вот, я тогда ночью разревелся и кинулся к родителям, а они что-то праздновали, и гости еще не все ушли. Получилось, что я в пижаме и в соплях лечу по лестнице вниз с оглушительным ревом, а там вечер в разгаре, музыка и гости, — все такие наряженные, беседуют степенно. А тут переполох — и Мипси за мной летит, с воем и причитаниями. Лавгуд прикрыл глаза и откинул голову, прислушиваясь к мерному рассказу брата, он представлял, как маленького белокурого мальчика с рук на руки передает мать отцу, как его несут по широким коридорам поместья мимо вереницы портретов предков: кто-то из которых хмурится, кто-то умиляется, кто-то брюжжит или спит. А отец крепко держит его на руках и прижимает к себе. Он на мгновение зажмурился, не давая себе рассыпаться в ненужных эмоциях. Это было детство его брата, и он на самом деле был рад, что тот не знал, как бывает иначе. Хотя и почувствовал, оказывается. И в этом виноват был сам Изар, тогда Гарри. И виноваты чертовы Дурсли, принесшие горе не только ему, но и его смышленому и доброму брату. Драко подпер свой острый подбородок кулаком и продолжил, уставившись в стену: — В общем, мама меня на руки подняла, хотела отнести обратно в детскую, а мне страшно и я к отцу рвусь. А он до этого беседовал об инвестициях каких-то с важными чиновниками. Так он прервал разговор, извинился и забрал меня сам. А пока мы шли, Абраксас как начал кричать, что истерики недостойны наследника Малфоев, и это кровь у меня от Блэков, дурная и психованная, и что я бракованный у них получился, раз позорю отца перед его гостями, и что лучше меня, как неликвидного щенка утопить, и завести нормального наследника. Так отец такой страшный стал. Он, не доставая палочку, заставил деда замолчать и дальше понес меня в мою комнату, чтобы успокоить и спать уложить. Сказку мне читать стал, колыбельные петь. А на утро уже дедовых портретов в поместье не было. И никто из предков мне больше ничего обидного не говорил. Все вежливые ходили с полгода, боялись слово не так сказать. Драко тоже никогда не был так откровенен. Но тут, желая узнать своего брата лучше, узнать его мысли, чувства, он понял, что сначала нужно говорить самому. Говорить обо всем: о радостях, о слабостях, о детских проказах и о родителях. Может, это поможет его брату узнать о них. Узнать их. И принять. — Тебе в детстве такие сны снились часто или это один раз случилось? — прозвучал немного надтреснутый голос Лавгуда. Будто у того пересохло горло от долгой речи или не менее долгого молчания. — Часто, — кивнул Драко, — я даже какой-то период засыпать боялся. Один раз я в кладовке застрял, так мой вой, наверное, слышал весь Малфой-мэнор и его окрестности. Меня Добби оттуда достал, а потом Мипси и Кайти весь вечер сладостями закармливали, а мама с папой разрешили с ними засыпать целую неделю. Правда, я никогда у них до утра не оставался. Меня ночью в детскую все равно переносили. А что? Тут Драко обратил внимание на бледность брата, отметил влажные ладони и пот над верхней губой. И неподвижную фигуру. Малфой быстро взял руки брата в свои, и кивнув себе, подтверждая мелькнувшее предположение, принялся их растирать, приговаривая: — Ну что ты снова себе надумал, чудовище? Опять себя винить будешь? — Но это же так и есть! — с жаром возразил Изар через несколько минут, вынырнув из собственных воспоминаний, — это из-за меня у тебя такие кошмары случались, я так думаю… Он совсем смешался, не зная, доказывать ли свое мнение, но тогда пришлось бы рассказывать и остальное, или промолчать, но как тогда дать понять Драко, что это не просто глупые предположения, а его вина? Но Драко не был бы собой, если бы не затронул самую суть: — Тебе тогда совсем плохо было, да? — голос брата был серьезным, как никогда. Зар хотел помотать головой, возражая, но замер, а потом тихо согласился, признаваясь в том, что до этого дня отрицал перед всеми. Они помолчали совсем немного, и Изар тихо попросил: — Я не могу сейчас об этом, хорошо? Давай пойдем в гостиную, или к Луне заглянем, или… — … или в библиотеку, — тем же тоном продолжил Драко и тихо рассмеялся, — я тебя знаю, поэтому провожу к твоим любимым книгам и составлю компанию, если там будет кто-то, кроме нудного Нотта! — Эй, Тео не нудный! Он просто сосредоточенный! — буркнул Изар и закинул на плечо лямку рюкзака. — Идем, чудовище! И в кого ты такой книжный червь? — покачал головой Драко и, подхватив брата под руку, направился к выходу из класса.