ID работы: 11007518

Малфои. Трижды сильны. Ч. 2

Джен
R
Заморожен
765
автор
Размер:
184 страницы, 13 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
765 Нравится 148 Отзывы 331 В сборник Скачать

Часть 12

Настройки текста
Примечания:

***

Том с наслаждением раскинулся на лужайке перед небольшим загородным коттеджем, ощущая под собой прохладу земли и насыщенный запах фруктов в ветвях над ним. Он открыл глаза и остановил взгляд на ветке с тремя спелыми мандаринами. Сильнейший цитрусовый аромат витал в воздухе и Том, протянув руку, сорвал один из оранжевых плодов. Изумительно! Акери смог не только перенести сущность Тома в другой дневник, но и добавить ему из своей памяти вкусов и запахов. И немного новых книг. Полок с книгами стало больше, а вот нитей для подпитки магии не оказалось. По-гоблински правильно скроенный артефакт сам был накопителем и брал магию напрямую, а все потому, что мальчик каким-то чудом умудрился сделать гоблинов своими союзниками и задействовать в ритуале переноса их знания и Зал Силы. Том обомлел, когда узнал, что его проблемы начали решать под чутким руководством мага-ритуалиста, который, узнав суть, долго ругался. Поначалу Том взъярился, но не успел наговорить гадостей, как гоблин принялся подробно и на пальцах перечислять допущенные юношей ошибки с примерами из истории и собственного опыта, умолчав, что помощь их была щедро оплачена их клиентом. И это Риддлу повезло — пропетлял по краю бездны. Если бы убийство для создания крестража вышло осознанным, планируемым и с соблюдением всех условий, то основное тело Тома при неудачном стечении обстоятельств могла бы занять далеко не мирная сущность Изнанки, прибавив силы, но отняв постепенно волю и разум. Пришлось сопеть и помалкивать, запоминая, что и как ему следует делать, чтобы выбраться из той задницы, куда он себя загнал. Теперь же Том отдыхал, валяясь на поляне перед коттеджем, в высокой, нагретой солнцем траве и расшифровывал эти записи, осмысливал весь путь восстановления, трудный, долгий, но очень желанный. И Зар обещал помощь и Тому не помешает обновить знания, тем более, что гоблины отчего-то милостиво согласились отобрать несколько подходящих книг. Назвать это можно было чудом, не иначе. Осталось придумать, как загнать василиска и принести его в жертву замку, как дар искупления за убийство Миртл в стенах школы. Страж, ставший убийцей тех, кого должен был охранять, за эти пятьдесят лет неотвратимо сходил с ума. Его смерть, возможно, помогла бы и самой Миртл обрести равновесие и покинуть место гибели, развоплотившись для «нового приключения», как говаривал Дамблдор про загробную жизнь. Раньше Тома злили такие шуточные высказывания, да и кого бы не злили, если бы приходилось возвращаться в разгар маггловской войны с бомбежками и голодными днями в сиротском приюте. Сам Дамблдор сидел в магическом замке и шутил о смерти и бесстрашии, зная, что для полукровки-сироты каждое лето после третьего курса могло оказаться билетом в один конец. После жертвы василиска замок стал бы разрушаться меньше. Откат ударил и по нему. И сам Том получил бы шанс воплотиться и свободу, ведь именно смерть девочки странным образом заключила часть его души в тетрадь, смерть василиска могла по расчетам спровоцировать обратный процесс. Гоблин хмурился, подробно расспрашивая про эту часть. По его словам, крестраж был нетипичный, потому что маг не сознательно совершал преднамеренное убийство для раскола души. После долгих, туманных слов и предложений, Изара осенило, что в момент создания первого крестража Том мог оказаться не один. К примеру, другое заинтересованное лицо могло подготовить и спланировать все и именно его четкое намерение и понимание происходившего обряда стало необходимым элементом для того, чтобы крестраж мог появиться. Откат и наказание от магии остались на Томе — осколок души был его и крестраж создан для него. И жертва была убита не этим посторонним, а василиском, послушным Тому. Магия могла, хоть и с натяжкой, трактовать зверя как орудие убийства. Итак, теоретические, подкрепленные страхом смерти измышления расколоть душу и сделать якорь бессмертия у Тома были, смерть Уоррен была, василиск был, Том, душа которого раскололась, был — но из-за отсутствия четкого намерения прочной связи между всеми этими элементами не было. Как Том не пытался вспомнить что происходило сразу после смерти девочки, он не мог — исчез тот важный кусок времени создания крестража, самого действа. Вот он ругается с василиском, который залежался в залах Слизерина и хочет выйти осмотреть школу. Тот выползает наружу в ванной, впервые не слушая Тома. Слишком рано! Том злится и собирается применить империо, чтобы вернуть зверя обратно в туннель, выскакивая за ним. Хоп — и что-то ему выговаривает назойливая когтевранка пронзительным голосом. Хоп — и она падает замертво, полностью окаменевшая. Том в полном шоке, командует василиску уйти обратно и заснуть, применяя все силы для убеждения зверя. Он стоит над телом девочки, за спиной защелкивается проход под раковиной. Он ловит движение в зеркале над одной из чаш, уже чувствуя слабость, — а потом пробуждается в дневнике, слыша тусклый голос своего альтер-эго, себя, который с презрением цедит слова о глупых школьниках, которым не дано и через сотню лет познать тайны мироздания. А потом засыпает, обессилевший и ошеломленный знанием, брошенным в лицо: он вещь, обломок прошлой жизни, забытый в сумке среди глупых учебников и пучка писчих перьев. И ему нет места среди живых. Кто прислушается к безмолвным рыданиям тетрадки, среди страниц которой расплывается бесформенное чернильное пятно? В отчаянии он пытается колдовать (но теперь он не живой и полноценный маг) и теряет сознание, пока его обитель не накопит минимальное количество магии для пробуждения и уже неживого существования. Том обнаружил, что слезы текут по его лицу, стоило ему вспомнить, с усилием и детально тот кусок прошлого по требованию ритуалиста. И гоблин надолго задумался, скрипя пером по толстому куску пергамента, вычерчивая только ему известные символы под звон браслета на руке. И сейчас, спустя неделю, он лежал в красивом уютном дворике, за забором которого виднелось круглое озеро, водопад и причал, с качающейся лодкой, привязанной к деревянному чурбачку. Шум падающей воды расслаблял, заметки шелестели от ветра, страницы переворачивались, а мандарин брызгал соком ему в лицо. Липкие сладкие руки дрожали, пока он облизывал пальцы, получая почти экстатическое наслаждение от грубого плебейского жеста. Не смог удержаться. А Изар в это время рассматривал вполне реалистичный портрет юноши, ненамного старше его, который жмурился с яркой улыбкой на красивом лице. Эмоции незамутненного счастья впервые влекли маленького эмпата. Луна умела рисовать. В такое выразительное лицо было легко влюбиться. Неожиданная мысль поразила Изара. Он захлопнул дневник. Приложил к нему новый переполненный кристалл и спрятал в сумку. Конечно, дневник мог подпитываться, поглощая магию вокруг и так, но Изар очень хотел сделать обиталище Тома не только приемлемым, но удобным и захватывающим, насколько это было возможно. Лихорадочный румянец на бледном лице погасить было труднее. Хорошо, что он сидел в пустом классе после занятий. Мальчик вспомнил, что забыл написать отцу не только о василиске, но и про разговор в кабинете директора. Он оказался там впервые. Шум, рокот, щелканье разнообразных приборов ошеломили его, как и магия, льющаяся в них и между ними. Изар на мгновение замер в дверях, и только добродушный смех его скрытого врага привел в чувство. — Заходи-заходи, Изар Лавгуд. Дела и заботы совсем одолели меня, и я никак не находил время познакомиться с сыном Ксено лично, — голос директора лился патокой, как из любимого пирога Поттера. Мальчик с застенчивым видом медленно и не поднимая головы прошел вперед. Умница Луна не только нарисовала расположение кабинета, дверей и окон, но и всего, что смогла запомнить. Поэтому мальчик хоть и условно, но представлял обстановку логова директора. — Садись, не стесняйся, — шутливо предложил Дамблдор и подвинул к краю стола вазочку с конфетами, — угощайся, Изар. Расскажи, как учеба, как успехи? Ты, я вижу успел подружиться с ребятами, и уже не один раз посетил не только библиотеку, но и владения нашей суровой мадам Помфри. Он покачал головой и с укоризненной интонацией добавил: — Первый курс, юность и море энергии. Квиддич способствует здоровью больше, чем приверженность к необъятным талмудам в храме мадам Пинс. В следующем году вам уже можно будет попробовать свои силы в этом замечательном виде спорта. Изар молчал, пытаясь понять, куда клонит директор, и отчаянно желал присутствия рядом Снейпа, его декана и теперь по совместительству крестного отца всех трех младших Малфоев. — Ты, я вижу, не в восторге от игры? Не хочешь попробовать себя в роли Искателя? Комплекцией, как мне кажется, ты чудесно подойдешь на эту роль. Гарри вот тоже будет играть, он взял талант от своего отца. И его храбрость. Директор закинул в рот пару лимонных долек и продолжил: — Разве что мне недавно пожаловалась на тебя Роланда. Я имею в виду мисс Хуч, вашего тренера по полетам. Очень прискорбно покинуть школу из-за такой досадной мелочи, как неаттестация по полетам. Видишь ли, дорогой мой мальчик, в Хогвартсе существует свой свод правил и законов, и даже я, директор, не в силах их изменить, — сочувствие в голосе было таким обнадеживающим, явным. Вот только контраст с истинными эмоциями сбивал с толку. Изар сидел, опустив голову и сложив руки на коленях, выражая всем своим видом застенчивость и нерешительность, свойственную ему, как книжному домашнему мальчику. Он не играл особо, только скрывал внутри более сильные чувства — панику, ужас, слабость и гнев. — Простите, сэр, директор, — начал он, запнувшись, подбирая слова, и улавливая удовлетворение директора, — я бы с радостью сдал этот обязательный курс, но семейный целитель запретил мне подниматься на высоту. Он даже выдал мне справку. Потому что я хотел законное основание для освобождения от этих занятий. Не думайте, я не прогульщик и не лентяй, — Изар позволил страху выглянуть наружу на последних словах, а потом выдвинул нерешительность послушного и услужливого ребенка на передний план. — Что ж, мальчик мой, это прискорбно, но любой незачтенный предмет не позволяет продолжать обучение. Даже полеты. У нас нет такой практики — оставить неуспевающего еще на один год обучения, тут мои руки связаны. Поэтому предлагаю тебе собраться и выполнить распоряжения профессора Хуч, чтобы получить минимальную оценку за этот курс, в противном случае даже я ничего не смогу с этим поделать и буду вынужден попрощаться с тобой, несмотря на более чем успешную учебу по иным предметам. Дамблдор светился злорадством и довольством, но в голосе это никак не проявлялось. Лишь искреннее сожаление, участие и огорчение. Изара чуть не вывернуло на ковер. Но его природная бледность позволила скрыть досадное состояние. Он медленно и тихо дышал всю беседу и позволил себе сейчас спросить: «А как же Полумна?» Для подтверждения своих догадок. И услышал ожидаемый им ответ: — К моему глубокому огорчению, вам придется в этом случае надолго расстаться с сестрой. Мисс Полумна имеет удовлетворительную успеваемость, поэтому продолжит обучение в школе. А вам я советую побыстрее сдать нормативы, чтобы снять вопрос исключения с повестки дня, мой мальчик. А теперь можешь идти. Дамблдор играл эмоциями будто новогоднее дерево: лукавство, удовольствие, сочувствие, огорчение, злорадство. В голосе мелькали одни оттенки, но их быстро забивал вихрь истинных чувств. Изар слегка позеленел, тихо попрощался и покинул кабинет. То, чего он боялся, не случилось. О его увечье враг не узнал. А вот неожиданные условия на мгновение выбили из колеи. Конец февраля, сплошные метели, мокрый снег и зачет по полетам того, кто ни разу не садился на метлу. Чертовы незрячие глаза! Мордредова школа, дерьмо гиппогрифа и мерзопакостный директор в придачу! Что за удача в его жизни? Прям сплошная радужная полоса. Фантасмагория дерьмового мира. Он шел по коридору мимо всех портретов, кипя внутри от концентрации окружающих его неприятностей. И только завернув в подземелье, уткнулся в шерстяной сюртук своего декана. Он, не осознавая, обхватил того за талию и спрятал лицо в теплый жилет. Мозолистые сильные руки придержали за плечо, и над ухом раздался взволнованный баритон: — Изар. Изар, посмотри на меня. Что случилось? Ты в порядке? Тебе не нужно в Больничное крыло? Обеспокоенность в голосе Снейпа отрезвила мальчика настолько, что он осознал свое непривычное положение и руку декана, перебирающую его волосы в легком поглаживании. — Простите, сэр, я забылся, этого больше не повторится, — почти скороговоркой пробормотал мальчик, отпрянув от преподавателя и постарался обойти его побыстрее. — Все в порядке, Изар, — рука на его плече никуда не делась, только подтолкнула в направлении кабинета декана. Изар марионеточной куклой прошел за Снейпом в кабинет и, только попав в личные покои, сел на диван и расплакался. Тихо и молча, но впервые соответствуя своему возрасту, или даже младше. Северус забеспокоился еще больше. Он и в школу вернулся потому что Драко, не найдя его там, связался с родителями, и те через домового эльфа смогли до него дозваться в зельеварческой лавке, где он собирал поставку недостающих ингредиентов для школьных зелий. Северус поспешил обратно, но не успел, поймав ребенка уже в подземелье. Что наговорил этот гнусный хрыч мальчику, стойкость которого была запредельной? Особенно сейчас, когда курс зелий для нервной системы и иммунитета почти завершен и вполне успешно. По крайней мере Драко не сообщал ни об одной панической атаке или ужасном кошмаре. Хотя насчет последнего Северус засомневался, внимательно разглядывая лицо ребенка с проступающей синевой под глазами. Общий осмотр не выявил травм или ран, требующих немедленного лечения, поэтому Снейп повернулся к маленькой кухне и принялся готовить ромашковый чай с медом и парой других успокаивающих трав. — Простите, сэр, — голос позади него был едва слышен, но Северус никогда не жаловался на плохой слух. Наоборот, он обладал повышенной чуткостью и зрения, и слуха. И еще парочкой бонусов от предка-вампира по линии Принцев. — Ты меня не обременил, Изар. Надеюсь, твоя память не пострадала, и ты помнишь, что ты, как и Полумна с Драко, мой крестник, — размеренно, с отработанным годами спокойствием произнес декан и поставил перед мальчиком чашку с чаем и тарелку с печеньем. Изар смущенно потянулся, сделал большой глоток и спрятался за чашкой. — Что ж, могу передать тебе привет от сестры. Они с Нарциссой и другими девочками посетили не только показ мод, но и успели опустошить большую часть магазинов, к огорчению Люциуса, — с тихим смешком сообщил Снейп, добавляя в свой кофе ровно половину ложки сахара. — Ей нужно отдохнуть, — пробормотал Изар, забравшись в кресло поглубже и поставив чашку на колени. — Тебе тоже, поэтому предлагаю коротко рассказать, о чем шла речь в кабинете директора и переложить эту проблему на того, кто должен ее решить за тебя. Мальчик задумался, собираясь с мыслями, и выпалил: — Я должен сдать как можно быстрее норматив Хуч по полетам, или меня отчислят из школы, а Луна продолжит обучение без меня. Он особо это подчеркнул, хотя начал разговор, описывая прелесть игры в квиддич в следующем году и меня в роли искателя слизеринской команды против их искателя — Поттера. Снейп задумался, закусив губу, и стал перебирать всевозможные варианты решения этой проблемы. Но его отвлек тонкий голос мальчика. — Мне Златохват подарил артефакт-монокль. С ним я вижу. Но использовать его больше нескольких минут нельзя. Слишком больно и травматично для глаз. — Насколько больно по десятибалльной шкале и какие травмы, ты в курсе? — сухо уточнил Северус, любивший получать максимально возможный объем информации. — На одиннадцать. Кровавые слезы, резь в глазах, потеря ориентации и сознания через время после применения, — коротко отрапортовал мальчик, задумавшись на мгновение. — Ты знаешь по описанию артефакта или сам проверял? — Сам. Больше шести минут я не смог выдержать. Головная боль потом держалась полтора дня и ничем не снималась, почти. Слабость долгая, но это терпимо. — Это плохо. Как я понимаю, артефакт можно использовать не больше одного раза в какой-то период времени. День? Неделя? Месяц? — Не больше раза в день, — подтвердил мальчик, и услышал облегчение в эмоциях крестного. — Это хорошо. Это уже хорошо. — повторил Снейп задумался. — Стадион медленно можно облететь за четыре минуты, быстро — за полторы. По норме два круга — предел для первокурсника. Я устрою смотр через неделю. Больше Альбус не даст. А за это время потренирую тебя. Думаю, за два дня ты сможешь удержаться на метле, контролируя полет параллельно земле, остальное время потратим на ускорение и торможение. Изар несмело улыбнулся и поблагодарил декана. Он ценил каждое проявление такой заботы. В прошлый раз он убеждал себя в том, что декан лечил его потому, что это было в его преподавательской этике и обязанностях — помочь нуждающемуся студенту, который находится под его опекой весь учебный год, то теперь это объяснение было слишком натянуто для нового жеста заботы крестного… декана… его профессора и друга его найденного отца. Он и тогда не хотел обременять его больше, чем уже сделал, и теперь не хотел доставлять хлопот, но сейчас у него закралась мысль, поразившая его своей нормальностью: декан заботился о нем не только потому что был должен, но и потому, что хотел это сделать. Не из суровой безысходности, а искренне, будто Гарри, нет, Изар на самом деле не только нуждался, но и был достоин, по мнению декана, такой заботы. Мальчик зажмурился, грея руки о чашку, от такого банального, но озарившего его новизной откровения.

***

Нарцисса наклонила набок голову и еще раз посмотрела на Гнездо ветра. Ее глаза сияли мягким внутренним светом и легким интересом. В этом забавном поместье, которое по странному стечению обстоятельств или замыслам магов рода Лавгуд, напоминало растоптанный башмак, из верха которого на всю лужайку перед ним разливался фонтан диких кустарников, мхов и цветов. На нос «башмака» приходилась полукруглая зала с вереницей окон, а крыльцом служила своеобразная зона «пятки». Над ней высилось три этажа и чердак с покатой крышей, утопающей в зелени и цветах. — Мам, тебе нравится? — весело звенела Луна, обняв леди Малфой за руку. Она пробегала глазами по узким ставенкам, каменным серо-синим камням стен, которые у основания были намного темнее, чем у самого верха, выбеленные солнцем, ветром и временем. — Необыкновенно и поразительно, — тут же отозвалась Нарцисса, прищурив глаза, отмечая для себя детали этого причудливого здания, в котором третий этаж немного нависал над вторым, и не падал несмотря на гравитацию и законы физики, а цветы яркими красками оживляли пейзаж в любое время года. — А лесенки вокруг верхних этажей похожи на шнурки, правда? — в глазах Луны светилась искренняя привязанность. Она давно хотела показать родителям дом, где прошло ее детство. — А двери отчего такие необычные? — уточнила Нарцисса, вдыхая полной грудью запах прелой земли, хвои и трав, приправленный морозным духом, который веял от защитного купола. — Мы как будто ступили в багряную осень. Мой любимый сезон, — щебетала Луна, потянув замершую у барьера Нарциссу, — бабушка говорила, что дом будет ждать нас, наполняться волшебством, потому что даже земля здесь волшебная. — Это удивительно. Мне приходилось готовиться за два месяца к зимнему балу, чтобы успели зачаровать оранжерею и сад для гостей в летний вечер. Погодники не любят работать наспех. А здесь магия звенит прямо в воздухе. — Источник… — почти шепотом сказала Луна, прикрыв ладонью рот. Бабушка просила молчать об их подземном гроте и озере, потому как вода его, считалась загадкой магических земель, скрытым даром — живой водой. Она и сейчас бы промолчала, но мама случайно обмолвилась, как ей бы пригодилась скляночка этого чуда в действительности, когда они делились любимыми сказками из Барда Бидля. — Не верится, что он на самом деле существует, — покачала головой Нарцисса, заходя за девочкой в прихожую и передавая милой румяной домовушке в чепце свою мантию. Домовушка от счастья приветствовать маленькую хозяйку взвизгнула, засмущалась на приветствие от обоих, кивнула, присела в реверансе и тут же пропала — по ее глубокому убеждению, отвлекать хозяев и ее гостей было недостойно настоящей эльфы. — Сегодня мы можем отдохнуть здесь, — предложила девочка, — тогда тот, кто за нами следил — уйдет, и мы вернемся к папе в безопасности. — Ты что-то видела? — разволновалась Нарцисса, схватив Луну за обе руки и внимательно осматривая ее лицо, — ты испугалась? Ты видела, кто это был? Он успел заметить твой интерес? — Он был далеко, появился, как только мы сюда аппарировали, и сразу спрятался. У него была очень неприятная магия, такая… — девочка замялась, пытаясь объяснить образами то, что почувствовала всего парой мгновений. — Она старая, и затхлая, как коряга на краю болота, тягучая и словно стоячая вода, — наконец выдала она и приняла у Мипси поднос с печеньем и липовым чаем, своим любимым. — Мам, я думаю, он не станет ждать, пока мы будем возвращаться, если только не сегодня. Завтра нам будет легко уйти, и воду набрать, когда взойдет луна — так будет правильнее. Она самая крепкая получится, с луной в отражении. У меня есть специальная чаша для этого, серебряная. Поймаешь луну — вода сохранит свои свойства сутки, наберешь в полнолуние — действие продлится неделю, главное, флакончик выставлять на серебряном подносе на ночь на окно под лунный свет. Живая вода его очень любит. — Полумна неторопливо пила чай и делилась с Нарциссой тем, что помнила из рассказов бабушки. — Мам, а зачем тебе живая вода? Она, конечно, полезная для здоровья, но ее пить долго нужно, чтобы проклятия снимать, да и не все она может излечить, разве что после мертвой воды, сразу. Тогда, как в сказке, их свойства усиливают друг друга. Луна водила пальцами по деревянному резному подлокотнику, слушая, как тихо и умиротворяюще стучат деревянные часы-ходики за спиной. — Мне как раз для человека, который умудрился уснуть в мертвой воде. Будем будить его, как спящую красавицу, но это секрет. Пусть пока об этом никто не знает, — попросила Нарцисса, тронув руку девочки. — Хорошо, а то нарглы забеспокоятся, и что-то может пойти не так, — качая ногой в пушистом смешном тапочке, едва его не теряя, согласилась Луна. — А теперь расскажи мне, какое у тебя самое веселое воспоминание об этом милом доме? — Нарцисса с интересом рассматривала обстановку. Снаружи дом оказался намного более эксцентричным, чем внутри. Здесь же было уютно и очень удобно расположено: от рядов книжных полок до разбросанных на разной высоте светильников в виде редких волшебных зверей. Деревянный паркет в круглой гостиной укладывался в причудливый узор, а потолок над ними был мастерски разрисован растениями и деревьями, среди которых задумчиво бродили представители фауны вне зависимости от их реальных мест обитания. — Помню, мы однажды с Рикси (это наш нюхлер, сейчас он живет у Рольфа Скамандера), выслеживали лепрекона, чтобы узнать, где он прячет золото. Рикси столько его нагреб из горшка, что еле домой дошел, а к вечеру оно превратилось в черепки. А однажды Адим случайно забрался в кусты визгоперок, бабушка потом два дня накладывала на весь дом заглушающие чары, потому что на визгоперок невозможно наложить никакие чары, ты же знаешь это, мам, да? Нарцисса кивнула, а лучики улыбки паутинками разбежались от ее глаз. Она прижала девочку к себе и погладила ее по плечу. — Когда мне было восемь, я помогала бабушке готовить микстуру для фей и ошиблась, насыпав вместо толченого лирного корня, толченый имбирь. Котел превратился в горшочек с разноцветной пеной, которая все никак не хотела заканчиваться — тогда весь дом у нас покрасился изнутри во все цвета радуги. Жаль, что через месяц цвета потускнели. — А какие любимые истории у Изара? Расскажи, о ваших проделках, — попросила Нарцисса, — что ему нравилось больше всего в детстве? И тут Луна помрачнела и нахмурилась. До сих пор они как-то избегали касаться в разговоре таких деликатных тем. Все только подразумевалось или можно было домыслить, сопоставив факты, но… Уйти от темы образно, отшутиться или сделать вид, что не совсем поняла подоплеку вопроса было можно, но не стоило обижать маму, интерес которой был понятен. Итак они слишком долго избегали эту тему. — Изар говорил тем, кто у него интересовался, что воспитывался он у родственников бабушки, у двоюродного брата моего отца, который все время был в разъездах и оставлял его на слуг, гувернеров и домовых эльфов, — начала она осторожно говорить, но взгляда не поднимала, рассматривая чуть потертую обивку кресла. Нарцисса решила не подталкивать ее лишними вопросами и внимательно ждала продолжения, ее ободрение и поддержка были ощутимыми, хотя, если бы у Луны спросили, в чем это выражалось, ответить она вряд ли бы смогла — наклон головы, дрогнувший уголок губ на лице и тонкие пальцы на подлокотнике кресла, взгляд, мягкий и сосредоточенный, и само ощущение тепла, которое окутало девочку. — Но зачем другим знать, что все было совсем по-другому? — Луна подняла взгляд на мать и тут же опустила, укрыв ресницами. — Мы встретились незадолго до школы буквально на пороге нашего поместья. Бабушка подлечила его, и мы вместе выбрали имя. Принятие в род подтвердило бабушкины подозрения о нашем кровном родстве. А потом Зар выздоравливал, мы учились, умерла бабушка, мы к школе готовились и потом познакомились с Драко. Он любит читать, схемы свои чертить, заклинания плести и разбирать их на составные части, и хорошо, на самом деле хорошо, играет на пианино. Думаю, ему и рисовать нравилось раньше. Любит горячую еду и ванную — пара столько, что клубы тумана вырываются после того, как он выходит. Очень внимательно следит за тем, как он одевается — до мелочей. Все кладет на свои места, организован до крайности. Для него нет такого — брошенная на пол кофта. Есть забывает, если увлечен чем-то. И не вспомнит. Может целый день сидеть за столом, забыв про еду и сон. Ненавидит, когда его трогают неожиданно или громко говорят над ухом. Если ругается кто-то при нем — у него сразу настроение портится. Он ласковый, на самом деле, только не знает, как проявлять свои чувства, все время все оценивает, и себя и всех. Я ничего не знаю о его детстве, но вижу его самого. И ты тоже его видишь. — А ты не спрашивала его о прошлом? — осторожно уточнила Нарцисса, напряженно обдумывая услышанное, но на ее безмятежном лице не отражалось ни тени беспокойства. — Мам, это бесполезно, — вздохнула девочка и подняла взгляд, — он бы не ответил и стал бы меня избегать. Я хочу быть рядом, а не в тягость. Тогда было не время спрашивать. — Думаю, вряд ли такое время настанет, дочка, — Нарцисса потянулась и поправила выбившиеся из сложной косы волосы, мимоходом погладив Полумну по голове и плечу. — Настанет, мам, скоро. И мы будем рядом. — Будем, милая, обязательно будем. Дальше они пили чай и поданный домовушкой десерт. Нарцисса не хотела омрачать настроение этим вечером, но не стала избегать этого разговора. Ее мучила неопределенность и беспокойство за ее потерянного мальчика, который сторонился ее и не подпускал к себе. Люци тоже не добился особого успеха, но Нарцисса надеялась, что Изар постепенно проникнется доверием или начнет привязываться хоть к одному из них и продолжала отправлять ему письма каждые три дня, рассказывая обо всем, что приходило ей в голову и стараясь вложить в них всю свою нерастраченную любовь. Ее радовало, что Драко сумел приблизиться к брату и сестре, отчаянно их защищал и заботился, так как и она сама всегда окружала заботой его самого. Ее удивительный и чуткий мальчик. И Полумна. Такая же удивительная и проницательная малышка. Изара она тоже хотела узнать как можно ближе, но постоянно одергивала себя, боясь испортить, надавить или заставить, сделать что-то не так и испортить. Но ведь что-то нужно было делать? Не только же наблюдать со стороны и узнавать украдкой. Кто-то другой сказал бы, что они с Люци чрезмерно мнительные дураки, раз позволяют мучиться себе сами и не решат этот вопрос махом и за один раз. Но Нарцисса твердо была уверена, что доверие, привязанность и открытость не возникают по щелчку пальцев. Можно заставить говорить, даже заставить открыться. Но не приведет ли это к тому, что маятник качнется в другую сторону, и их мальчик не доверится больше, не пойдет на контакт. Тем более, что слова для него — пустой звук. Обо всем для него говорят дела, и время. А уж с их воспитанием от Друэллы, от Абраксаса, ни она, ни Люци не могли позволить себе действовать необдуманно, как хотелось. Не с такими, вбитыми с детства шаблонами воспитания. Только не так. И как с чужими, тоже было нельзя — хитрить, манипулировать, уговаривать, обманывать. Даже если это получалось мастерски и было отточено годами. Что-то подсказывало ей — это только испортит все впоследствии, даже если сразу принесет результат. Мальчик был не из тех, кто легко простит. Или поймет — он не рос в окружении слизеринцев, с молоком постигая науку притворства, хитрости и выгоды. Для блага семьи, конечно же. Драко понимал. Мог обидеться, что ему о чем-то не сказали, или подтолкнули обманом к каким-либо действиям. Это в среде факультета и высоких домов было игрой, нормой, тонким расчетом — и такие действия скорее вызвали бы восхищение, даже если бы обманутым оказался он сам. С Изаром так было нельзя. Нарцисса это чувствовала. А тут еще чувства затуманивали разум, мешали принимать лучшие решения, поэтому выжидать оказалось не самым плохим выбором. Было много времени обуздать свои чувства, взять под контроль истинно блэковскую натуру, а Люциусу наоборот «выйти из скорлупы» вбитого хладнокровия. Они оба не чувствовали признательности и любви к своим родителям, кроме сыновнего и дочернего долга, обусловленного чистокровной культурой. Личные чувства — от них не ожидалась ни любовь, ни доверие, ни забота. Страх оказаться недостойным наследником или наследницей, достижение поставленных родителями целей без права на ошибку, беспрекословность и абсолютное подчинение. Таким было наследие их семейств. Вот что оставили им родители в наследство помимо общеизвестного. Душа, чувства и доверие не брались в расчет и не были ценностью. Не этого они захотели для своих детей. Поэтому, как только им представилась возможность решать самим… что ж… Теперь они выбрали, как жить своей семьей и устанавливали в ней свои правила. Они смогли договориться, понять друг друга, и уважение, восхищение переросло в любовь, глубокую, безусловную и бесконечную. С Драко было естественно, он с рождения был отзычивым и открытым, ласковым и безудержным. Чужие оставались за границей, проведенной за щитами менора — как внешне, так и внутренне. А дети… Изар и Полумна. Если девочка сама бесстрашно пошла навстречу и было невероятно легко ей открыться, принять и почувствовать своей, будто не было никакой разлуки. То с Изаром было невероятно сложно. — Мам, — Луна оторвала Нарциссу от размышлений, — Изар не знал, что волшебный мир существует. Думаю, он бы с трудом поверил, что сам волшебник, если бы не его спонтанное превращение, ой! Я забыла, что это секрет. — Милая, ты забыла, что я анимаг, и я видела, как Изар превращался? — Ой, точно, мам. Я бы не хотела его подвести и сказать что-то секретное, а то он очень расстроится. — Полумна перебирала пальцами край кофточки, украшенный тесьмой. — Знаешь, а тот злой волшебник уже ушел. Мне стало легче и теперь не кажется, что за оградой нас ждет беда. — Я рада, милая, — поцеловала ее в макушку Нарцисса, — я очень рада. Попрошу, если тебе вдруг покажется снова что-то плохое или тревожное, ты мне напиши или позови по сквозному зеркалу. Мы с папой вас защитим, что бы ни происходило. И заберем из школы, чего бы это ни стоило, договорились? — Договорились, мам. Ты такая красивая, — восхищенно посмотрела на нее девочка и, поправив выбившийся локон за ухо, добавила, — тебе пойдут мои редисочные сережки. Нет, лучше я сделаю тебе другие, с маленькими дольками арбуза или с маргаритками. — Буду рада, Луна, — в глазах Нарциссы мелькнули смешинки. Представить реакцию Люциуса уже само по себе было удовольствием.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.