Кочевники

Но недолго торжествовали печенеги — жители Киева упорно сдерживали их натиск в течение довольно продолжительного времени, а после, только вернулся уже крещенный Владимир со своей дружиной, началась ожесточенная битва. Князь давно уяснил, что с этими людьми не сладишь иначе, чем войной, а сейчас они, тем более, четко обрисовали ему и всем остальным свои намерения, с которыми сын Святослава мириться, ясное дело, не собирался, и потому скрытно повел войско к полю боя. А там перед темной массой неприятельского войска остановились трое русских богатырей, навстречу им выехала троица здоровенных печенегов. Первым вышел Коснятин, и первый поединок начался. Кривжа с пылающим факелом в руках попытался поджечь городские ворота, но жители принялись лить на огонь и на него воду из бочки, а затем натянули тетивы нескольких луков, и в деревянный настил вонзились две стрелы — старик успел отбежать прочь. — Ничтожество! — гаркнул Куря, толкнув старика. — Я объединился с тобой, желая отомстить за гибель своей благоверной этим поганым людишкам, а ты не сделал ровным счетом ничего, лишь под ногами путаешься! — Ты — всего лишь никчемный мальчишка, у которого вместо ума — Леенька! — был ответ. — Заткнись! Говорю тебе, лучше заткнись!! — Тобой руководят чувства и мешают думать трезвой головой! Ты ничтожен и слаб! — Не смей попирать мою светлую память об этой девушке, ты… Ты! Ты не сделал ровным счетом ничего! Ты абсолютно бесполезен, старый ты хрыч! Ты не один раз доказывал мне свою бестолковость, а я-то, как дурак, надеялся, что мы вместе сможем сделать общее дело нашей жизни, а мало того, что ты облажался все эти разы, за что мне уже стоит отсечь тебе голову, так ты еще и оскорбил Лею! Не потерплю! С этими словами лидер печенегов, взмахнув саблей, отсек своему недавнему компаньону голову. В первой схватке не одолел никто, воины с обеих сторон оттащили своих поединщиков, а затем вышли Хотен и второй степняк и принялись биться так, что аж земля загудела, но завершилась их сходка в точности, как и первая. В третьем бою участвовали Добрыня и самый сильный мужчина из племени кочевников, воевода хана, а по совместительству — еще и отец Язы и Еке. — Не смогу я потерпеть поражение и на третий раз! — раздосадованно прошипел Куря, протянув руку к висящему на плече колчану, чтобы достать одну из стрел. — Отец, мы же не проиграли — оба поединка закончились вничью! — не согласился с ним Гияр. — Раз оба вничью, значит, этот решающий. Тем более, русич вроде бы как начал одолевать. И вообще, молчи, щенок — если мы не одержим победу, то выходит, что потерпим поражение! Разве не ясно? С этими словами мужчина, натягивая тетиву лука, больно ударил сына в грудь локтем, да так, что мальчик упал на спину — хан привык с детства никому не доверять и понимал, что отпрыск-бунтарь, явно не усвоивший уроки, может помешать ему пустить стрелу в неугодного, как это произошло однажды, и решил этого избежать — а сразу же после выстрелил в спину воеводе. Стрела попала не абы куда, а в болевую точку — наследник печенежского воеводы знал, куда следует целиться — и потому Добрыня на миг лишился сознания от боли, а родителю близнецов этого оказалось достаточно для того, чтобы завалить своего соперника на лопатки, заставив упершуюся наконечником в твердую землю стрелу вонзиться еще глубже. Не стерпели такой подлости русские ополченцы, которые еще ночью пришли на подмогу, но сейчас пока прятались на лесной опушке. Взревели, сколько их там ни было, и ударили врагам в тыл, но кочевников было слишком много, и они принялись теснить врагов обратно в чащу. Но в это время какая-то неведомая сила пришла на помощь русам, и они начали одолевать басурманов, но все же их предводитель был полон решимости биться до последней капли крови, считая недостойной настоящего степного воина трусостью убежать с поля боя. Но было ясно — если кочевники не отступят, то в живых не останется никто. — Отступаем, родимые! — неожиданно раздался зычный мужской голос, и все солдаты с великой радостью принялись исполнять приказ вождя. Однако он сам не отдавал такого приказа, а потому не мог понять, кто же осмелился тут команды раздавать, да еще и его голосом, но что-то сделать был не в силах — довольные таким исходом событий воины напирали в сторону своей стоянки, и Куре ничего не оставалось, кроме как поддаться движению этого безумного потока, иначе бы его точно затоптали. Как только все добрались до стойбища и начали потихоньку распределяться по шатрам, хан со звериным рыком схватил своего ребенка за грудки со словами: — Ты, щенок, я вижу, не уймешься! Я терпел твои выходки слишком долго, поэтому сейчас заколю саблей! Что, помогли тебе твои русы? Предатель! Я тебя породил, я тебя и убью! Трое его друзей бросились Гияру на выручку, однако его отец с силой пнул каждого из них в грудь, заставив упасть на лопатки. — Угомонись, Куря! — рявкнула на него какая-то женщина. Тот, к кому сейчас обратились, не разжимая рук, в которых держал непутевого отпрыска, обернулся в сторону источника этого звука, и обомлел: перед ним стояла его покойная жена, Лея собственной персоной! — Не трожь мое дитя, шакал! — крикнула она еще раз, убедившись в том, что на нее смотрит тот, к кому она обратилась. Шокированный Куря не мог понять, как его супруга осталась жива, если она почти десять лет назад, истекая кровью, умирала у него на руках, а потом заметил, что каждый печенег оставил на подмоченной обильными дождями голой земле цепочку следов, а стежки от сапог Леи даже близко не было заметно. Выходило, что перед ним привидение. — Так это ты тут беспредельничаешь? — обратился к призраку хан, к удивлению, не потерявший самообладания после того, как узрел паранормальное явление. — Теперь понятно, в кого мой сын таким уродился! Кругом одни предатели! Даже семья! — Я в свое время совершила ужаснейшую ошибку, встав на твою сторону и поддерживая тебя во всем, что ты ни задумаешь, и эта ошибка стала для меня фатальной. — заговорила девушка, оставшаяся такой же юной, какой была на момент своей смерти. — Я не хотела, чтобы и все остальные отправились к звездам из-за твоей дурости, и предпочла отступить! — Почему вы встали на сторону поганых русов? — не прекращал стенать пожилой мужчина, который, похоже, не слышал вообще ничего из того, что ему сейчас говорили. — О боги! Куря, не знаю, почему я вообще согласилась выйти за тебя замуж? — Потому что я — хан, и мог бы срубить твою окаянную головку в том случае, если бы ты мне отказала. Может быть, я и жесток, но я полюбил тебя. Я хотел, чтобы русская кровь пролилась в расплату за твою смерть. Может быть, я был тебе ненавистен, однако я любил тебя и хранил в своем сердце светлую память о тебе. Да я ни с одной женщиной не встречался с тех самых пор, как овдовел! — Куря, мы с тобой вместе Святослава убили, помнишь? — Помню. Именно тогда мы с тобой и познакомились... — Я считаю, что Ярополк был донельзя прав, умертвив одну из убийц своего отца. Это мы себя повели как враждебные завоеватели, поэтому мы оба неправы. Я думала, моя гибель послужит для тебя уроком и доказательством того, что все зашло слишком далеко, и до последнего не являлась сюда, но поняла, что все-таки нужно... Не русы разлучили нас, а твоя непомерная и слепая жестокость! Наш сын не предавал тебя или твой народ, он лишь хотел прекратить вражду между этими племенами, а я убедила его в том, что это необходимо. Русы настолько добрее нас, что Алекша, сын этого народа, спас нашего ребенка, когда тот тонул, запутавшись в сетях и чуть было не погиб. Сомневаюсь, что кто-нибудь из нас поступил бы так по отношению к ним. После столь проникновенной речи своей любимой женщины вождь племени долгое время был в ступоре, осмысливая все, что он сейчас услышал, а после растерянно пробормотал в ответ: — Знаешь, я ведь даже и не знал об этом, у меня только сейчас глаза открылись. Значит, я сына своего высек без всякой на то причины... Меня словно затуманило... То есть, получается, ты пришла ко мне, чтобы убедить не трогать русов? — Я пришла, кстати, не только поэтому. Я пришла как твой грядущий проводник в степь мертвых. — Что? — Знаю, звучит нелепо, но ты уже стар, и в скором времени тебе придется отправиться ко мне. — Конечно, я люблю тебя, Лея, и потому мне не хотелось бы с тобой разлучаться, но все же я бы предпочел, чтобы ты отправилась ко мне и мы жили вместе. — Я бы тоже так хотела, но увы, это невозможно. Все мы когда-нибудь умрем, хорошо хоть, что ты больше меня жил на этом свете. — Почему тогда Кривжа жил столько времени? — недоуменно почесал в затылке Куря. — Чародеи и колдуны, какими бы они ни были, добрыми иль злыми, всегда живут намного дольше обычных людей — пока их кто-нибудь не убьет или пока они не найдут ученика, которому смогут передать свои знания и умения. — И что, я прямо сейчас должен буду умереть? Может быть, я и немолод, мне уже пятый десяток идет, но я хочу погибнуть в бою, как достойный степной воин, а не умирать своей смертью на лежанке из шкур подобно всякой падали! — Принимая во внимание твой нрав, я бы ни за что в жизни не пришла к тебе только перед тем, как тебе предстояло бы отправиться на тот свет. Поэтому хочу, чтобы ты подготовился. — Не томи, скажи уж, когда и как я умру! — Этой зимой, как только ударят морозы. Тебя смертельно ранят половцы своим смертоносным оружием, о котором вы еще не знаете, и потому ты не выживешь. — Ну, хорошо хоть, что в бою расстанусь с жизнью. — Ну а теперь пора прощаться, Куря. До встречи на том свете! **** Как только призрак стремительно растворился в воздухе, хан принялся сбивчиво бормотать: — Мне все это почудилось? Или вправду было? — Если бы тебе, отец, это почудилось, то ни я, ни мои товарищи не видели бы мою маму и не слышали, как вы с ней беседовали. — заверил родителя Гияр, а после добавил, уже для сверстников: — Вот эта женщина и есть моя мама, которая еще давно являлась ко мне во сне и убеждала меня прервать эту бессмысленную и глупую вражду с русами! Ребята понимающе закивали, а пожилой мужчина обратился к наследнику: — Ах вот оно что... А почему ты мне об этом не рассказывал? Понимая, что сейчас у двух ближайших родственников будет беседа весьма интимного характера, Краан намекнул близнецам, что им всем лучше будет сейчас убраться и не смущать их, и Язы и Еке так и поступили. — Отец, ты все время был слишком занят с Кривжей. — ответил тем временем их друг своему родителю. — Я же тебя еще во время твоего поединка с Владимиром хотел предостеречь, а ты лишь отмахнулся от меня. Ты вообще никогда не воспринимал всерьез то, что я тебе говорил. Может быть, ты доверял мне полноправное участие в набегах, и мне раньше казалось, что это — признак того, что я уже взрослый, но на самом деле ты меня никогда таковым не считал, раз я для тебя все время был лишь «щенком», которого можно просто так пороть и на котором можно все время срывать свою злобу. — Да, я очень жестокий и бессердечный человек, но не мог я ничего с собой поделать. Родители могут не всегда хорошо относиться к своим детям, но не любить их не могут. Прости меня, милый... — Я знаю, отец. Все хорошо. Не надо... — Пожалуйста, позволь мне договорить. Я всего лишь хотел, чтобы ты был счастлив, чтобы тебе ничего не угрожало, чтобы ты никогда не испытывал той боли, которую чувствую я. Ты — моя радость, моя гордость, моя жизнь, моя плоть и кровь. Я все это время не осознавал того, что Лея погибла по моей вине. Я боялся потерять тебя, как потерял твою мать. Долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз мальчика, пока он слушал, как его родитель говорит все то, что ему так хотелось услышать практически с самого дня смерти мамы. Куря, чьи глаза тоже ярко блестели, не стал внушать сыну, что степные воины не плачут ни при каких обстоятельствах, а лишь продолжил свою речь, обняв отпрыска: — Я видел перед собой лишь маленького мальчика, а не того парня, которым ты стал. Ты показал большую отвагу, решимость и силу духа, в то время как мои собственные силы уже на исходе. Ты будешь замечательным ханом. — Спасибо, отец, но самой большей честью для меня всегда будет оставаться твоим сыном. — ответил маленький печенег, обняв папашу в ответ.