Когда цветет цинсинь

Дворцовый врач вынес не очень утешительный вердикт, приведший Тарталью в ужас и оцепенение на несколько минут. Мышцы сковало, на лице отразился шок, но это было скорее рефлексом, нежели истинным чувством. Четко отработанной реакцией, которую нужно показывать, когда узнаешь, что дорогому тебе человеку осталось недолго. Снаружи фасад, внутри — пустота. И все же, терять Люмин так рано не хотелось. Не сейчас, когда ключ к его спасению оказался прямо в руках. Люмин — спасительный свет. — Я могу выписать ей лекарства, но боюсь, что состояние запущено… — с каким-то страхом проговорил доктор, вырывая Чайльда из омута мыслей. — Настойка из цветка-сахарка поможет приглушить боль во время приступов, протертый волчий крюк — на некоторое время избавиться от кашля. Но дальше я бессилен. Боюсь, что юную леди нужно отправить на остров прокаженных, где… Доктор осекся, встретившись с холодными голубыми глазами, в которых не было ничего, кроме притягивающей взгляд бездны. Даже насмешка, с которой пару секунд назад Тарталья смотрел на врача, исчезла. Будто обладатель этих глаз безжалостно утопил ее. —…Таков ваш недавний приказ. — все же договорил доктор и как-то съежился, когда принц начал медленно приближаться к нему. Как же хорошо, что Люмин уже отвели в ее новые покои. Как же хорошо, что она не увидит, как его глаза становятся темнее, и в то же время ярче, будто бы начиная сиять. — Правильно. Но ты же можешь легко перепутать диагноз? Скажем, с гриппом или орви? — пальцы сжались, а бедный врач упал на колени, хватаясь за горло. Будто ему стало резко не хватать воздуха. — Д-да, ваше… высо— Принц разжал пальцы. Ничтожество. — Вот и славно. — парень вновь повеселел, рассмеявшись в своей привычной манере. — Давай, выписывай, что хотел и сгинь, чтобы я не видел твоего лица еще пару часов. В последнее время Тарталья был немного удивлен тому, насколько бесчувственным он стал по отношению к окружающим. Не то, чтобы его это волновало, просто в добавок ко всему у парня участились вспышки агрессии. А во время этих вспышек он совсем не контролировал свою силу, дарованную глазом порчи. — И чтобы о случившемся ни слова, понял? …А значит, велик риск раскрытия правды. Врач кивнул и поспешно скрылся, оставляя Аякса одного на едине со своими мыслями. И со своим заспанным отражением в большом зеркале в позолоченной раме. Оно ухмылялось, в то время как ухмылка с лица Тартальи давно исчезла вместе с тем замухрышкой-доктором. Это был он и в тоже время нет. Пальцы завороженно коснулись стекла. Вверх тут же поползла тонкая трещина, остановившись у линии тонкого носа, как бы раскалывая надвое самодовольно ухмыляющееся лицо. Аякс моргнул. Трещина не исчезла. Какие хрупкие нынче зеркала, правда? Принц неопределенно пожал плечами. Позже он вызовет стекольных дел мастера или просто купит новое зеркало. А сейчас предстояло решить, что делать с состоянием Люмин. Понятное дело, что оно безнадежное. Слишком безнадежное, чтобы ее смог вылечить человек. Но как сказать об этом ей? Ее брату? Ладно, на брата девушки Аяксу было откровенно плевать с крыши собора. Но… как тогда ему справиться со всем этим? Без Люмин… он чувствовал опустошенность. Без нее он становился жестоким. Без нее он отправлял прокаженных на верную смерть, не заботясь о их жизнях. Зачем? Умрут старые, родятся новые, с врожденным иммунитетом к болезни. Так принц думал, пока Люмин не было рядом. Но сейчас она здесь, с ним. И в груди разгорается желание сохранить ее, как можно дольше. Неважно, в каком состоянии. На зеркале появилась еще одна трещина, появившаяся в момент, когда усмешка сменилась широкой улыбкой. На этот раз, не только в безжизненном отражении.