Карл Нуар Сон

«Крыша. Голая и холодная, как и весь город. Скованная проводами и антеннами. Отдаленная от земли, как мысли жителей. Душ, блуждающих по улицам. Серых, безликих, не замечающих чужих проблем. Не замечающих собственной слепоты. Не замечающих ничего, кроме личных трипов в галлюцинации под названием жизнь, — думаю я, смотря вниз, на пустую улицу, взглядом провожая толстые как слезы разочарованных женщин капли дождя. — Крыша. Голая и холодная, как небо, закрытое плотной дымкой туч, обрушивающих на меня, на фитиль сигареты, что зажата в зубах, чтобы не порвать губы, капли… капли… капли… миллиарды жирных, как брызги крови в боевиках капель дождя. М-да… Такое чувство, что сегодня жулики не придут, — выдыхаю дым большими клубами, широко раскрыв рот. — А раз не придут, то и скрываться нет никакого смысла, — присаживаюсь на парапет крыши, спиной к обрыву. — Черт! Я промок до носков и трусов! Такое чувство, что я состою из воды, и ради чего все это?! Выясняется, что ради ничего… — делаю еще одну продолжительную затяжку, выдыхаю с гортанным звуком. — Ладно, раз уж все равно терять нечего, посижу еще полчасика, а потом поеду… или пойду домой, — морщусь, смотря чуть вверх и раскачивая головой. — Наверное, все же поеду. И срать мне, что сиденье промокнет так, что сесть на него можно будет только с клеенкой! Я замерз, устал и хочу хотя бы капельку варенья!» Докуриваю. Ловким движением отправляю окурок в полет, с крыши. Наблюдаю за тем, как он вращается, подхватываемый порывами ветра. «Прекрасная, пылающая гильза, наполненная минутами моей жизни, спускается вниз подобно тому, как стремления студентов на высокую зарплату сталкиваются с асфальтом реальности, — думаю я, встаю с парапета и медленно направляюсь в сторону козырька над выходом на крышу. В моих планах спуститься на чердак и побродить немного там. — Кто знает, может быть, что-нибудь интересное произойдет как раз под, а не на…» — смачно сплевываю горькую от привкуса никотина слюну. Внизу тихо. Темно. Душно. Пыльно. Внизу нет ничего особенного, и от этого тоскливо, но вот появляются какие-то звуки — это лифт. Стальная коробка сначала медленно спускается вниз, после чего направляется наверх. Двери раскрываются, и я слышу женский голос, который задает вопрос: «Малыш, ну скажи ты мне, пожалуйста, а нельзя ли вообще обойтись без драки?» — и в нем я слышу усталость и разочарование. В ответ лишь тишина, за которой следуют звон ключей, щелчок замка, хлопок закрытой двери и вновь тишина. «Вообще обойтись без драки не получится, — думаю я, сидя на куче какого-то чердачного мусора. — Без драки можно быть мальчиком для битья, которого всю жизнь будут шпынять все кому не лень. Без драки я был сидел на нарах за преступление, которого не совершал», — думаю я и чувствую невероятно сильное желание закурить, которое идет вразрез с тем фактом, что я стараюсь уменьшаю количество потребляемых в день палочек смерти. Я был добросовестным копом, который перешел дорогу не тем людям. Я был добросовестным копом, который не захотел закрыть глаза и который, таким образом, получил обвинения. Я был добрым малым, что почти каждый день приезжал в участок с верой в правосудие, но само правосудие настолько не идеально, что отбило веру в себя. И вот теперь, после нескольких лет тяжб, отстояв свое доброе имя, самостоятельно доказав невиновность, я сам занимаюсь правосудием, открыв небольшую частную контору расследований. И вот сейчас я сижу на чердаке элитного дома, в кромешной темноте, промокнув под проливным дождем, и думаю: «Возможно, та старушка просто сошла с ума и голоса, которые ей чудились отсюда, звучали только в её голове?» «Да… что-то мне подсказывает, что те, кого она называет жуликами, не явятся сюда. А если и явятся, то точно не в такую охренительную погоду! — думаю я, после чего принимаю стратегически важное решение закончить рабочий день. — Надо вернуться сюда завтра-послезавтра, и если в течение нескольких вечеров сюда не явятся нарушители спокойствия, можно будет поблагодарить старушку, вернуть ей большую часть денег и постараться найти настоящее дело». Рука ныряет в карман, и этому есть причина. Заключается она в инсулинозависимом сахарном диабете, с которым я борюсь всеми возможными способами и приход которого чувствую так же явно, как алкогольное опьянение. Рука ныряет в карман и извлекает кучу фантиков от конфет и ни одной сладкой капсулы с глюкозой. «Проклятье! — выдыхаю с досадой. — Какая же ирония! Сладкоежка, зависимый от уровня инсулина в крови! Сладкоежка, который постоянно регулирует своё состояние конфетками! — с горечью думаю я, и вновь хочется закурить, но желание подавляется страхом полностью уничтожить кровяное давление. — Ладно… добраться бы до дома, а там можно будет и капельку варенья, и капельку никотина! Поторчать и полечиться. Приятное с полезным и не очень. Почти три в одном», — фыркаю и наконец покидаю темный, пыльный, душный чердак элитной многоэтажки. Спускаюсь на первый. Выхожу на улицу, где до сих пор лупит дождь… Этот ливень начинает мне надоедать. Он будто пытается смыть все дерьмо с нашего из дерьма состоящего города. Перед тем, как сесть в машину, смотрю в чёрное небо, где нет ни звёзд, ни луны, ничего, кроме тьмы, и со смехом произношу: — Не получится! А-а! Водостоки забиты мертвыми душами, надеждами и мечтами! Слезами девственников и влажными мыслями алкольвиц! Громко смеюсь, открываю дверь, прыгаю на водительское, запускаю двигатель, выжимаю сцепление, газ и трогаюсь с места под слова песни: «Я на дороге в ад!» «Кажется, для нашего мира уже нет ада, потому что мы оставили его далеко позади! — с этой мыслью, уже дома, я провожаю этот день, тушу крайнюю сигарету в забитую пепельницу и с ней же на первом никотиновом вертолете улетаю в новый день. — В аду есть свои правила, принципы, структура! Мы же пробили границу совершенного зла и порока, чтобы выйти по ту сторону в первозданном хаосе, и сам Сатана, увидев это, прокричал: «А что, так можно было?!» — после чего сгорел в синем пламени стыда и уныния! Вот что будет, если дать разум тем, кто для разума не предназначен!» — смеюсь над этой мыслью вплоть до вечера, пока вновь не поднимаюсь на чердак. И кто бы мог подумать, что за мной увяжется какая-то малявка… — Эй, мистер, а что вы тут забыли? — А? Что?! — резко дергаюсь я, развернувшись на сто восемьдесят, и вижу перед собой пацана со смачным финалом под глазом и стертыми коленками, по-доброму залитыми зеленкой. — Ты чего здесь забыл, а пацан? — спрашиваю, а сам думаю: «Наверное, это тот самый, который не смог без драки и был прав в отстаивании своих взглядов и, быть может, чести». — Я увидел, как вы поднимаетесь сюда, а сюда нельзя! Мне родители говорили, что нельзя. — И правильно говорили, парень! Нечего тебе здесь делать, а я… У меня здесь есть дела, за которые я получу деньги, — отвечаю ему, потому что детям нельзя врать. — Поэтому давай беги отсюда домой! — А что за работа? Малыш оказывается приставучим, ну ничего, жизнь и судебное разбирательство научили меня отвечать на вопросы. — Одна старушка, она живет в пентхаусе, попросила меня посмотреть за этим местом. Говорит, что сюда повадились ходить какие-то неопределенные личности, что шумят и не дают спокойно спать ночью. — Да! Я слышал голоса! — отвечает он. — А старушка о которой вы говорите, она наша соседка. Живем дверь в дверь! Она хорошая женщина, но немного странная. — Это ты вчера подрался? — спрашиваю я, чтобы отвлечь мальца и перевести его мозг из режима вопросов в режим ответов. Это первое, что можно придумать, чтобы ребёнок как можно скорее отвязался. Вообще, самое идеальное: дать несколько ответов, а потом завалить вопросами, и у меня получается соблюсти условия... вроде. — Да… мистер… — отвечает он, после чего, не давая мне продолжить, задаёт тот вопрос, который должен был задать самым первым: — А как вас зовут? — Разве это важно, как меня зовут? — увиливаю я. — Важно то, из-за чего была драка и кто вышел победителем? — Кто? Вышел победителем? Из драки? — медленно, по словам, вдумчиво и одновременно удивленно повторяет мои крайние слова пацан. — Я… — произносит он и давится, что провоцирует подойти и хлопнуть несколько раз ладонью в область между лопаток. Когда же он откашливается, я хочу поздравить его, но, как оказалось нескольким секундами позже, сказать он хотел: «Я проиграл», и вместо похвалы пришлось ляпнуть что-то вроде: «Ты, главное, не расстраивайся, парень! В жизни так много д… не конфетного состава, что один синяк ничего не изменит! Только закалит характер!» — Но мама!.. — Мама это воспринимает со своей стороны. — Папа… -Зачастую отцы слишком сосредоточены на работе или, скажем на себе, что им проще не вступать в спор с благоверной, — фыркаю я в ответ, продолжая втирать пацану те истины, которые продемонстрировала мне жизнь. — Знаешь, пацан, шёл бы ты отсюда, потому что уже достаточно поздно, да и твоё нахождение здесь достаточно не в тему. У меня тут работа, и в том случае, если сюда придут те, о ком твердила старуха, будет худо. — Ладно… я понял вас… мистер неизвестный детектив, — произносит пацан и уходит повесив голову, и меня не должно это ни задеть, ни зацепить, но задевает, цепляет, и за миг до того, как он уйдёт, я задаю вопрос: «А по какой теме была драка-то, а, малой?!» — и пацан останавливается. Он рассказывает долго. Рассуждает. Я слушаю и что-то советую на будущее. Мы сидим на куче мусора, практически в темноте, когда дверь на чердак распахивается и сюда забираются несколько человек… двое… примерно одной комплекции: высокие, сухощавые, коротко стриженные. Большего увидеть не удаётся до того момента, пока один из них не включает фонарик и не освещает подвал. За несколько мгновений до этого, закрыв пацану рот ладонью, я прячусь за грудой хлама. — Блядь… — ругаюсь я сквозь зубы и сую руку в карман, чтобы достать конфетку, две: для себя и для мелкогою — Ты будешь молчать и тихо сидеть, и так будет, пока я не скажу, что ты можешь валить отсюда. Кивни, если понял! — проговариваю я, не убирая руки от рта. — Отлично. Отпускаю руку, и вот тебе конфетка! Только откроешь потом, иначе шелест… выдаст… нас… — шокированно произношу я, чувствуя, насколько низок уровень сахара в крови, понимая, что пропустил тот момент, когда должен был закинуться сахарком. «Блядь… — думаю я. — Задача становится интереснее!» — одновременно с этим слушаю, точнее, пытаюсь слушать разговор забравшихся на чердак. А они в это время ловко и со знанием дела сооружают себе стол и какие-то сидушки, что говорит про периодическое посещение чердака. — Так, малыш, давай поступим следующим образом… — шепчу я, стараясь прожевывать звонкие звуки, прекрасно понимая, что на них можно проколоться и спалиться. — Смотри, вот это — жулики! И они замышляют зловещее преступление на крыше! — я делаю пару пассов руками, типа «страшно», после чего добавляю: — Тебе страшно? Мне нет! К этому моменту ублюдки выставляют на импровизированный стол ноутбуки, а потом один идёт вдоль стены. Там что-то лязгает, и спустя несколько секунд он возвращается с парой длинных проводов — это витая пара... Плохо видно, но благодаря освещению с мониторов ноутбуков я могу рассмотреть. — Подключай давай. У нас есть несколько часов, чтобы залить все в сеть, — говорит один из жуликов. — Ага, да. Не проблема, — чавкая жвачкой, отвечает второй. — Вот только не нравится мне это место. Совсем. Я всегда фильмы ужасов вспоминаю. О том, как всякая срань заводится на подобных чердаках, а потом начинает крошево. — Ой, заткнись! Фантазер, блядь. Сиди и работай. Нам за загрузку приваток в сеть платят. Вот этим мы и должны заниматься. А чтобы без палева, проще вот так, врезаться на полшишечки и херачить. — Ага, ты главное, сам смотреть не начни. А то в прошлый раз из-за тебя пришлось сворачивать лавочку, когда на одном из видосов приватчица не только довела себя до оргазма, но еще и орала как угорелая. Вместе с переносными компьютерами на столах появляются переносные жесткие диски, телефоны и два пистолета, которые подсказывают мне, что шутки пошутить не получится, так же, как и прикинуться бомжем, спящим тут, на чердаке. А еще и малой этот, как некстати, увязался да еще и зубы заговорил… и давление. «Дерьмище! Все в одну горницу!» — думаю я, после чего продолжаю шептать парню: — Вот сейчас ты так потихоньку, вдоль стеночки, пробираешься к выходу. Если что-то случится, беги и сразу домой, а я тут как-нибудь разберусь. Запомни, для тебя самое главное заскочить домой! Ты меня понял?! — мальчик кивает после чего аккуратно, на полусогнутых, в окружающей нас темноте прёт к стене. Я же в это время размышляю: «Загрузка порнухи с чердака элитного дома! Никогда не слышал ничего, блядь, тупее! Но, это еще и гениально! Сука! Ге-ни-аль-но! Отследить вообще не вариант! Нескольких часов хватит, чтобы пополнить какой-нибудь сайт таким объемом, который сложно просто так отыскать! И работающие на всякие виртуальные чаты мальчики и девочки не будут найдены, потому что дрочат и потрахивают друг дружку в личных местах проживания, куда копы просто так не сунутся! То есть, скорее всего, есть некоторая сеть, объединенная под одним человеком, который всем и заправляет!» — Слышь, а ты знаешь что у нашей главной новая идея, которую она потихоньку начала впрягать ебунков? — Какая? — Короче, она, за оплату, начала делать всякие… Короче, типа коллабы между ебунками. Всякие там групповушки… пидорские поебушки и так далее. Типа, зрители могут за определенный донат увидеть то или иное извращение, — говорит тот из ублюдков, который врезался в сеть, и тут я понимаю, насколько много мата приходится на столь маленький организм и сколько непонятных слов, которые рано или поздно возникнут в разговорах с взрослыми, впитало его сознание за этот вечер. — Так чё, получается, мы таким образом можем когда-то запостить жесткое БДСМ порно с детьми и животными, что ли? — прихрюкнув, спрашивает второй, и мой кулак сжимается до боли, вернув мысли на крышу. — Ебанутый… какой же ты — ебанутый! — отвечает второй. — Ладно, за работу. Лимит, ограниченный жизнью батареек, никто не отменял. «Ненавижу, — думаю я и смотрю на пацана, который очень медленно двигается вдоль стены. — Ненавижу таких ублюдков, которые шутят на подобные темы! — зубы практически скрипят, сдирая эмаль друг с друга. — Нет, просто так я этого не оставлю! Вы рассуждали на тему неведомой хуйни с чердака?! Будет вам такая!» Тихо двигаюсь. Нахожу какую-то типа простынь. Нашариваю какие-то палки, которые, возможно, остались от швабр. Возвращаюсь к простынке. Приподнимаю край и делаю настолько глубокий вдох, на какой только способен. В этот момент где-то впереди что-то громко, с металлическим звоном падает. Один из жуликов подрывается на месте и начинает суетиться. Спустя несколько секунд малыш оказывается на свету, около ноутбуков. — И кто это у нас тут такой маленький и любопы-ы-ытный? — протягивает один из ублюдков, и я чувствую, как кровь начинает бурлить в жилах. Возможно, именно это помогает мне на время забыть про сахарный диабет и крайне паскудное самочувствие. — Отпусти меня! Отпусти, жулик! — пацан пытается вырваться, но что такая маленькая ручка может сделать такому немаленькому человеку, который заранее прекрасно понимает, что нарушает закон? Правильно — ничего! В связи с чем ублюдок, схвативший пацана, гыгыкает. «Интересно, а где его родители? — думаю я в этот момент и понимаю, что уже достаточно поздно, чтобы такой пиздюк сам по себе ошивался где ни попадя. — Или они из тех представителей человечества, которые только и делают, что работают, чтобы потом удивляться: «А что это у нашего мальчика СДВГ?» — Ладно, не важно, сейчас надо спасать пацана и пытаться вязать этих…» — делаю вдох заново. Пока я шатался туда-сюда, помимо простыни и двух палок нашёл голову манекена. Такую, которую обычно используют для рекламы шапок. Она пустая и прекрасно подходит, чтобы насадить её на палку и полностью дополнить придуманный образ. При этом в моей голове звучат мысли: «Если они станут стрелять… а они, скорее всего, станут, то вряд ли станут палить по ногам, скорее всего, в голову или корпус. Вот же будет номер, когда лютая срань не остановится!» — и они забавляют меня. Единственное, что меня смущает: ничего не видно под этой всрато пыльной тряпкой и идти придётся не только быстро, но и максимально аккуратно, чтобы не споткнуться. Правда, у меня будет всего несколько секунд, пока они не обнаружат, что у нечто на самом деле есть ноги и что под полуметрами при помощи свинца можно нащупать плоть, кости и кровь. «Всего несколько секунд чтобы подобраться, освободить мелкого и скрутить этих. Неплохо. Очень неплохо! Хороший вызов!» — думаю я и наконец поднимаю своего вымышленного духа над землей. Сначала просто приближаюсь, чтобы сократить расстояние. Шагаю медленно, пускай и по наитию, и как только раздаётся испуганный голос: «Это, блядь, что такое?!» начинаю громко, истерично, гортанно смеяться, вслед за чем слышу крик. «Главное, вовремя показаться на глаза! — звучит в голове, и я бросаюсь вперед, пользуясь шоком и секундами, выигранными за счет эффекта неожиданности — Всего несколько секунд, но этого должно хватить! Всего несколько, блядь, секунд, чтобы не дать выстрелить, и черт с ним, если придется вступить в рукопашку, главное, чтобы без пальбы!» — я боюсь за пацана, который увязался за мной и которого пока что не вижу. А еще чувствую, как в висках начинает пульсировать мое самое «любимое» чувство инсулинового голодания. Слышу крик. Громкий, звонкий. Слышу еще один, вторым голосом. Этот звучит болью. Слышу какие-то движения и понимаю, что уже опаздываю и если срочно что-то не предприму, то начнутся выстрелы, а этого надо избежать любой ценой. Подбрасываю конструкцию как можно выше и отклоняюсь вправо. Наконец могу увидеть, что происходит: малыш укусил одного из жуликов за руку. Тот кричит от боли и с бешеными глазами пытается поймать его. Второй жулик трясется настолько сильно, что я могу во всех подробностях рассмотреть, как его колотит. «Отлично!» — мелькает мысль. К этому моменту я встречаюсь не только взглядом, но и практически становлюсь носом к носу с тем подонком, который схватил мелкого и который сейчас вновь пытается его поймать. Кисть слегка подворачивается с непривычки. Чувствую резкую боль. Слышу грохот и отправляюсь дальше, пока второй не пришел в себя, хотя к этому моменту он уже смотрит на пистолет и готовится к резкому движению рукой. — Нет, тварь, не получится! — кричу и, отталкиваясь правой от пола, прыгаю вперед. В полете группируюсь, выставляя левую ногу вперед. Я понимаю: схватить огнестел не успею, а вот сломать шаткую конструкцию импровизированного стола — как два пальца обоссать! Стол обрушивается за секунду до того, как ладонь жулика успевает обхватить рукоять пистолета. Помимо этого он теряет равновесие из-за фанерного листа, который, благодаря моему удару, съезжает и с огромной скоростью упирается прямо в центр голенища. Второй жулик, как и первый, заваливается. Первый, познакомившийся с четырьмя костяшками кулака, потихоньку поднимается с пола и, пошатываясь, готов направиться ко мне. — Мистер! — детский голосок звучит в этой неразберихе тоненькой симфонией страха и надежды. — Мистер, осторожнее! Я стараюсь подняться, но это сложнее, чем я думал, из-за резко упавшего уровня сахара в крови. «Надо закинуться конфеткой! Всего одной конфеткой! Но не сейчас!» — подлавливаю пытавшегося схватить пистолет ублюдка в не самом удачном для него положении, заставляя в подробностях изучить протектор ботинка. Звук получается настолько звонким, что меня прошивает страх даже больший, чем осознание со спины надвигающейся опасности. Хлопок, перемешавшийся с треском, прямо за моей спиной не предвещает ничего хорошего, и мое предчувствие не обманывает. Это становится понятным в тот момент, когда я разворачиваюсь чтобы узнать, что случилось. А это малыш пытается помочь. Он хватает какую-то палку и со всего размаха лупит ей по спине надвигающегося на меня жулика. Тот кривится, но не издаёт ни единого звука и сейчас двигается в сторону пацана. Точнее, как «в сторону»… он уже бежит с ним вниз по лестнице, и мне это не нравится. Я понимаю, что подобное ничем хорошим не закончится! Хватаю оба пистолета. Сталь холодом обжигает спину в области почек в первый миг после того, как оба дула прячутся и прижимаются ремнем под майкой. «Вещественные доказательства! Блядь… еще этот, тут… — глаза мечутся, и я не знаю, с чего начать, и начинаю с руки, скользнувшей в карман за конфетой… — Да что ж такое?! — выдыхаю с рыком сквозь зубы. — Проебал… — чувствую, как начинаю звереть, и это состояние — единственное, что удерживает меня в шаге от инсулиновой комы. — Ладно… допустим! — подхожу к лежащему на боку мужчине, беру его за ворот и ремень, прицеливаюсь в область выхода с чердака. — Вух! Сейчас будет весело и страшно! — чувствую себя настолько бодрым, насколько бодрым давно себя не чувствовал! Все это копание в чужом нижнем белье, подглядывания и прочая дичь — не мое! А вот активные действия — да!» Делаю одно резкое движение вперед, и руки поднимаются градусов на сорок, одно резкое назад, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не сделать несколько шагов туда же. — Дава-а-ай! Третий рывок телом, вновь вперед, срывает меня с места, и я бегу туда, где видел лестницу, ведущую вниз, на лестничную клетку пентхауса. Чтобы спуститься туда, мне придется два раза повернуть в сторону. Вправо, влево, вправо. Самый лучший вариант — двигаться по стене. Самый лучший вариант не потерять из поля зрения жулика — нести его с собой, пускай таким варварским способом… «Зато, если очнется, его всего можно будет с легкостью одного удара отправить обратно в сон! — с кровавым трепетом в сердце я прикладываюсь левым плечом к стене и пролетаю несколько ступенек, начиная поворачивать заранее, двигаясь на дичайшей инерции. — Ка-а-айф!» — думаю я, проклиная про себя всю ту работу, связанную со слежкой и поимкой неверных супругов, поиски домашних животных и прочую мелкую чушь, с которой ко мне обычно приходят. Заворачиваю с бешеной скоростью состава, мчащегося прямиком к ограждению «дороги нет». Бьюсь плечом о стену, им же отталкиваюсь и продолжаю свое движение на помощь мальцу, который вступился за меня. «,Красавчик! Малой, ты красавчик! Ты держишь удар и учишься драться! Ты не сдаешься и лезешь на противника что больше и сильнее! Похвально!» — думаю я, ощущая, как нутро сводит судорогой от инсулинового голодания. Второй поворот, третий… Залетаю прямо в открытую дверь, где слышны звуки погони и странного противостояния. «Держись, малой!» — думаю я, залетая в чужую квартиру. Здесь, миновав коридор, оказываюсь в большом зале-студии, посреди которого разворачивается картина того, как пацана практически схватил жулик. Практически, но пока что этого не случилось. Практически, но мой юный собеседник отбивается всем, чем только может, порождая вокруг себя большое количество хаоса. «Неплохой таран… — ловлю себя на мысли в тот момент, когда тело в руках дергается и начинает орать, привлекая внимание. — Очень неплохой таран!» У жулика, преследующего малыша, нет ни единого шанса среагировать вовремя. Он успевает только остановиться, а в следующий миг голова его товарища врезается ему прямо в точку «Г». Тот, видимо, слегка подпрыгивает на месте, а благодаря ускорению, приобретенному от головы товарища, взлетает наверх до самой люстры. Врезается в неё. Спустя несколько мгновений, вместе с помпезной и на хрен не нужной конструкцией из нескольких ярусов пластика, частью побелки, проводки и потолка, он падает на пол, сначала на пятки, затем, потеряв равновесие, на спину, бьется затылком о загаженное ковровое покрытие и отрубается, придавленный той самой люстрой. Второй, видимо, от стремительной встречи с ягодицами друга, тоже отправляется в непродолжительное темное никогда. — Пошалили… блядь… — тяжело дыша, обливаясь потом, проговариваю я, созерцая тот погром, который мы устроили. — Люстра покачнулась и прямо вдребезги… — смотрю на пацана, который созерцает раскинувшийся на глазах парад абсурда. — А что же скажет мама? — срывается с его губ. -Ну… мама… мама… дело то-житейское, — пожимаю ,плечами. — Представляю как расстроится папа… Ребенок в шоке. Такого тотального разрушения он не ожидал. — А что папа? — спрашиваю я, разводя руки в стороны и наблюдаю за тем, как малыш проводит большим пальцем поперек горла. — Ой, да ладно тебе. Я куплю десять тысяч таких люстр! Но сначала нам надо сдать этот мусор в полицию! Ты готов мне помочь с этим, а, малый? — на его глазах слезы, но парень держится. «Похвально! Думаю, в его возрасте, если бы при мне случилось подобное, я был бы в истерике...» — проматывается в моей голове, пока я наблюдаю за неуверенным кивком парня. — Значит, так… поднимайся наверх и собирай все оборудование… — сокращения сердца такой силы я не ожидал. Оно выбивает дух, практически высекает душу из тела, подавая меня сначала чуть вперед, а после чуть назад. — А я скоро приду и будем разбираться со всем с этим! А еще, бельевая веревка есть? — спрашиваю и наблюдаю медленный, неуверенный кивок. — Тащи сюда! Мне нужно повязать этих уродов! Спустя несколько минут я на своем горбу тащу в лифт одно тело, потом второе. Спускаю на первый. Вынимаю. Выхожу на улицу. Здесь опять лупит дождь. «Сука… когда же ты закончишься? — думаю я. — Нет! Сколько не пытайся, не получится у тебя умыть нас и омыть наши руки от грязи! Слышишь, всевышний?! Не получится!» Запихиваю первое тело в багажник. Иду за вторым. Его тоже укладываю в багажник своей старенькой колымаги. В глазах начинает темнеть, и эта та самая причина, по которой я решаю сначала добраться до ближайшего отделения и сдать туда подозреваемых, взять там пончиков и банку колы, после чего вернуться за вещественными доказательствами. «Продержись еще немного… Еще совсем чуть-чуть, и ты вернешься к этому мелкому, чтобы объясниться с его родителями», — думаю я, прекрасно понимая, что такая подстава — совсем не круто и даже мерзко! Стрелка спидометра закладывается вправо. Тормоза скрипят перед светофорами и на перекрестках. Я спешу. Реально, делаю все, что в моих силах, чтобы вернуться как можно скорее к этому пацану, который если и не спас мне жизнь, то точно лишил мой горб лишних приключений в виде драки с одним из жуликов! Врываюсь в полицейское управление с ксивой наперевес. Здесь меня знают. Это то место, где я когда-то работал. Здесь у меня есть друзья, что понимают стопроцентное содержание истины в каждом слове. Влетаю в полицейский участок. К этому моменту меня штормит из стороны в сторону, и я даже не замечаю, что у меня в зубах тлеющая сигарета, которую я курю без рук и выдыхаю дым через рот и ноздри. — Обвиняемые в производстве и распространении порнографических материалов в особо крупных размерах у меня в багажнике! Помогите их достать и принесите мне…