Со вкусом черники

      — Девушка? Маринетт, какая девушка? — Адриан неожиданно рассмеялся, явно почувствовав облегчение. — Ты вообще видела моё лицо?       — И-и что же не так с твоим лицом? — если ещё секунды назад Маринетт пребывала в неописуемом ужасе, то теперь оставалось недоумевать — обладая столь поразительными данными, Адриан имел низкую самооценку?       — Да меня боится каждый второй в этом городе — видела бы ты лица солидных с виду охранников, когда я пытался устроиться в некоторые заведения, — несмотря на всю ироничность, которую Адриан пытался придать собственным словам, в его голосе просачивалось разочарование. — Что уже говорить о девушках? Да и друзей как таковых у меня нет.       — Неправда, — шепот Маринетт вызвал лишь недоумение на лице Адриана. Она повторила чётче и громче: — Неправда — ведь у тебя есть Нино, Алья, мои родители. Хлоя в конце концов, мне никогда не забыть той любезности, на которую она оказалась способна. И к кому? К тому, кого относительно весь Париж считает злодеем. Это не в её духе, но она искренне считает тебя хорошим человеком, а не кучкой мусора.       — Может, я просто великий притворщик? — с вымученной улыбкой произнёс Адриан, глядя на неё свысока. — Чтобы нравиться людям. Хоть кому-нибудь нравиться.       — Ха, думаю, в этом тебе меня не превзойти, — Маринетт горько усмехнулась и поджала губы. Она с опаской посмотрела на Адриана и, увидев его озадаченное выражение лица, тяжело вздохнула: — Великий притворщик здесь только я. И мне очень стыдно. Изначально… Я пыталась вывести тебя на чистую воду, побаивалась, возможно ненавидела…       — Не думаю, что это нечто вызывающе — вполне нормальная реакция, — Адриан продолжал улыбаться, отчего сердце Маринетт болезненно сжималось.       Он опустился перед ней на колени, и когда его лицо оказалось на одном уровне с её, показалось, что даже воздух стал легче. Ободряющая улыбка Адриана освещала неспокойное сердце Маринетт, а добрый взгляд зелёных глаз придавал спокойствия — будто она находилась на просторной поляне, усеянной высокой и душистой травой. Будто упав, она могла погрузиться в самое мягкое и уютное покрывало. Именно такими ей представлялись объятия с Адрианом, и сдерживаться было невероятно сложно. Но прежде Маринетт необходимо было стать честной.       — Нет, это ненормальное поведение, — она мотнула головой и сжала кулаки. — Я совершенно о тебе ничего не знала, ты не должен был отдуваться за его поступки. Но я слепо ненавидела, строила свои теории и догадки. А ты…       — Что я? — после небольшой образовавшейся паузы, которая казалась вечностью, Адриан с небольшой дрожью в голосе переспросил.       То, как он незаметно пытался обтереть проступивший пот о ткань брюк, не ускользнуло от зоркого взгляда Маринетт, которая ловила буквально каждое его движение. И это даже невероятно льстило — Адриан продолжал желать её поддержки, возможно одобрения, и даже волновался на этом фоне.       То, каким выжидающим взглядом Адриан смело глядел ей в глаза, заставляло забывать дышать. Что уж там, из головы Маринетт стремительно вылетели все слова, которые она тщательно продумывала, чтобы, как оно последнее время и бывало, не включился мямлезавр.       Капли вина, уже давно скатившиеся за бюстгальтер, никак не отрезвляли. Но когда Адриан начал подниматься на ноги, мрачно отведя взгляд, Маринетт решилась. Она стремительно приподнялась и, крепко ухватившись в большую ладонь Адриана, дёрнула того на себя. Их лица оказались практически впритык, но Маринетт смогла сохранить дистанцию, дабы не испортить момент.       Ладонь Адриана оказалась слегка влажной — конечно, не стоило исключать собственного волнения Маринетт, — но ей было абсолютно всё равно. Она наслаждалась исходящим теплом, прощупывала редкие мозоли, вероятное следствие тяжелой работы. И как он мог говорить что-либо о притворстве?       — А ты, вероятно, самый замечательный человек, которого я когда-либо знала, — на выдохе произнесла Маринетт, почувствовав, как несколько слезинок брызнули из глаз. — То, как ты стараешься изо дня в день… Невероятно поражает и вдохновляет. И не смей меня перебивать!       Стоило Адриану возмущённо приоткрыть губы — Маринетт наверняка не знала, но чувствовала, — как она с силой сжала его ладонь, пресекая любые посторонние слова. Сейчас была её очередь говорить — она невероятно долго ожидала этого момента, набиралась нечеловеческой смелости. И, если всё-таки между ними ничего не может быть, Маринетт хотя бы будет честной. В первую очередь с собой. Ведь большинство желанных слов она ранее не смогла произнести даже в собственной голове.       — На самом деле я знаю о притворстве куда больше, чем может показаться — на протяжении долгого времени мне предстояло жить двумя жизнями, представляешь? — Маринетт понимала, что в случае чего могла себя очень неаккуратно раскрыть, но ей было абсолютно плевать. — И хочу сказать, что получалось это крайне отвратительно, я даже не уверена, покупался ли кто-нибудь на мой цирк серьёзно или пытался поддержать таким образом. Так вот, к чему это я… Я не психолог, не экстрасенс и даже не детектор лжи. Но я не слепая, Адриан.       Он, казалось бы, от её слов заволновался ещё больше, но Маринетт вновь ободряюще сжала его ладонь и смело накрыла их сцепленные руки второй рукой. Нежно огладив костяшки пальцев Адриана, она набрала побольше воздуха в лёгкие и продолжила:        — Не слепая, а потому прекрасно вижу в тебе всё то, что, возможно, ты сам не осознаешь. Твою невероятную силу, как физическую, так и внутреннюю. Она проявляется буквально во всём — в твоей ослепительней улыбке кому бы то ни было, в твоих словах и поступках. В твоей вкуснейшей выпечке, чёрт возьми! — Маринетт эмоционально всплеснула рукой, указывая на несколько оставшихся черничных круассанов. — Мой папа всегда говорил, что вкусно готовить можно только с чистыми помыслами, вот так.       — Да они только тебе и нравятся, — Адриан прыснул, но от Маринетт не укрылся лёгкий румянец на скулах.       — Неправда, — она не смогла сдержать улыбки.       — Да они же практически не продаются, — Адриан хотел было раздосадовано всплеснуть руками, но тем самым лишь сильнее сжал маленькую ладонь Маринетт. — Но, думаю, тебе только в радость тот факт, что под вечер их остаётся еще почти десяток штук.       — Конечно, это ведь я сама и откладываю для себя любимой, — Маринетт, посмеиваясь, свободной рукой указала на сейчас пустующую корзинку за спиной Адриана.       Он обернулся, и она не смогла не смутиться пуще прежнего, как и не смогла перестать улыбаться — если комплименты вызывали в нём столь умиляющую её реакцию, Маринетт готова стараться говорить о своей любви к круассанам как можно чаще. И не только к ним.       — Мне безумно нравятся черничные круассаны, — мягкий голос Маринетт опустился до шепота, но краснеющие уши Адриана демонстрировали то, что её услышали. — И знаешь, что мне ещё нравится?       — Что же? — таким же тихим голосом ответил ей Адриан и, казалось бы, придвинулся ещё ближе к её лицу.       — Ты, — ответ Маринетт больше походил на писк мыши — никак не вписывался в ту атмосферу, что ещё была несколько секунд назад.       И наверняка её слова звучали как неуместная шутка, возможно даже как обидная шутка, несмотря на то, что Маринетт пыталась быть серьёзной как никогда. Чёртова стеснительность точно собиралась в очередной испортить важный момент. Но, несмотря на некий стыд, она не могла избавиться от некоторого чувства дежавю. Вся ситуация так напоминала ей о…       — Это было так ужасно и одновременно мило, — вопреки опасениям, Адриан прыснул со смеху и явно держался со всех сил, дабы не рассмеяться во весь голос. — Ты мне напомнила самого себя… Некоторое время назад.       — Знаешь… Ты мне тоже многое напоминаешь, — атмосфера между ними менялась с поразительной скоростью. Их голоса, только что полные звонкого смеха, вновь опустились до пронизывающего шепота. — Сейчас у меня ощущение, будто мы знакомы так давно. Будто я тебя знаю лучше всех и готова доверить тебе не только самые сокровенные секреты, защиту моей спины и прочего. Без раздумий я бы доверила тебе всю свою жизнь и всеми силами оберегала твою.       Слова исходили из самого сердца — Маринетт, казалось, ещё никогда не была столь откровенной ни с кем в жизни. Слёзы вновь брызнули ещё где-то на середине запальной речи, и она даже не могла объяснить почему. Не то от счастья, не то от тоски.       — Несмотря на всё, что было, ты мне действительно нравишься, — Маринетт шмыгнула носом и сморгнула пелену слёз, которые тут же стремительно побежали по щекам. — И ты всегда так мил по отношению ко мне, даже когда я вела себя как грубиянка или дурочка.       — Хочу сказать то же самое и о тебе, — Адриан наклонился к их сцепленным ладоням и оставил лёгкий, но долгий поцелуй на костяшках пальцев Маринетт. — Буквально весь мир меня ненавидит, но ты так стараешься… Мне приятно, Маринетт.       Оставив ещё один поцелуй, Адриан одарил её слегка затуманенным взглядом, значение которого мозг Маринетт никак не мог понять, попросту не был в состоянии. Её рука и сердце сгорали в жаре эмоций и ощущений после столько невинного, но палящего поцелуя. Небольшие импульсы захватили всё её тело, вызывая мурашки.       — М-может, в самом начале я и старалась, — голос дрогнул, но Маринетт всё равно продолжила свою речь под властью зелёных, буквально кошачьих глаз Адриана. — Но сейчас… Я не стараюсь тебе льстить, не стараюсь утешить и нечто подобное. Ты мне нравишься, всем сердцем нравишься.       — Ты правда так думаешь?       — Д-да… Да! — неуверенные нотки быстро приняли стальной нрав, подбородок Маринетт вздёрнулся.       В конце концов, даже если теперь с ней нет Тикки, Ледибаг внутри неё никуда не исчезала, а потому не имела права робеть, каким бы замечательным человеком не был парень напротив. Даже если она по уши влюблена.       Маринетт приподнялась на коленях, возвышаясь над Адрианом, и, мягко освободив собственную ладонь, аккуратно прикоснулась к его волосам. Шелковистые и слегка непослушные, касание к мягкому золоту продолжало порождать чувство дежавю не только в голове, но и сердце.       Приподняв лицо навстречу, Адриан продолжал смотреть на неё с лёгким наваждением, и Маринетт заметила блистание на щеках — он плакал, улыбаясь уголками губ. Не сдержавшись, она нежно провела ладонями вниз, пока не обхватила его лицо ладонями, большими пальцами ласково стирая мокрые дорожки.       Радуясь, что освещение в комнате изначально было приглушенным, Маринетт наклонилась ближе к лицу Адриана, надеясь, что тот не заметил её пылающего румянца на щеках. Их носы слегка прикоснулись, его дыхание защекотало её губы. Сразу почувствовался невыносимо притягательный запах черники, который неустанно преследовал их на протяжении всей истории.       Маринетт в предвкушении облизнула губы и едва отстранилась, не думая отпускать лицо в своих ладонях.       — Могу ли я тебя поцеловать? — жаркие слова вырвались из её губ практически неосознанно, но она ни за что не собиралась отступать.       — Знала бы ты, как часто я хотел задать этот вопрос сам…       Адриан стремительно разделил оставшиеся между ними сантиметры и сладко впился в её губы своими. Ничего похожего на «первый поцелуй» — сейчас каждый из них восполнял долгую жажду, наслаждаясь моментом сполна. Никто не хотел заткнуть другого или скинуть с лестницы — лишь требовательные действия, так и кричащие об обоюдном желании.       Где-то на краю сознания забился тревожный сигнал о том, что происходящее — всего лишь сон о долгожданном. Но Маринетт ещё никогда не было так хорошо, да и не раз ей снились прикосновения, поцелуи, которыми её одаривал Адриан. И в реальности это всё оказалось куда лучше.       Рот Маринетт приоткрылся, быстро вдыхая порцию воздуха, и влажный язык с удовольствием провёл по тонким губам Адриана. Она не была уверена наверняка — наваждение или реальность, — но вкус его манящих губ всё ещё отдавал черникой. А когда из уст Адриана вырвался грудной стон, Маринетт прытко превратила их поцелуй во «французский».       Их движения были слегка неловкими, пусть и полны страсти и жажды друг друга, но это не мешало Маринетт уверенно орудовать языком, углубляя поцелуй. Она местами неопытная, неуклюжая, но невероятно искренняя. И когда из горла Адриана раздался очередной стон удовольствия, грохот сердца сладко слился в единый ритм с покалывающей пульсацией между ног.       Словно услышав все её желания, Адриан стремительно выпрямил ноги и порывисто обхватил Маринетт за талию, тут же усаживая к себе на бёдра. Не разрывая поцелуя, он прижался к груди, скользящими движениями путешествуя по её спине. От подобных ласк Маринетт инстинктивно вжалась в Адриана ещё сильнее и глухо застонала, когда набухшие соски вжались в ткань бюстгальтера. От которого, если честно, очень хотелось избавиться.       Обхватив голову Адриана, она запустила в его волосы тонкие пальцы, с наслаждением перебирая шелковистые пряди. Они продолжали ласкать друг друга, утопая в наслаждении, пока Маринетт случайно не повалила его на пол, тем самым разрывая поцелуй.       В её глазах мелькнул страх того, что Адриан мог не правильно истолковать её действия, но он всего лишь с лёгкой улыбкой продолжал пристально рассматривать. Маринетт порывисто дышала: грудная клетка высоко вздымалась, а опухшие от сладостных поцелуев губы приоткрылись в немом вопросе. Неужели всё происходило взаправду?       — Ты безумно красивая, ты знала? — на выдохе произнёс Адриан, прежде чем любовно прикоснуться к её лицу. Огладив горящую смущением щеку, он заправил прядь черных волос, которая давно выбилась из развалившегося пучка. Но тут же стянул резинку, позволяя волосам Маринетт соблазнительно рассыпаться по худеньким плечам. — Знаешь, ты как лучшая машина — сводишь меня с ума.       Не успели шестерёнки Маринетт сложить воедино пазл, как Адриан властно перевернул её под себя, занимая позицию сверху. И прежде чем она смогла выразить каплю возмущения, он наконец-то отплатил той же монетой — заткнул её рот поцелуем. Требовательным и сладким одновременно.       Он всё помнил. Адриан помнил их первый поцелуй, помнил, как она столкнула его с лестницы. А самое главное — помнил все те волнующие слова, которые, как Маринетт хотелось верить, были сказаны с неподдельной искренностью. Иначе зачем Адриан с задором в глазах повторил волнующий сердце каламбур? Зачем так елейно расцеловывал каждый участок лица, медленно спускаясь к шее?       Когда губы Адриана сомкнулись на мочке уха, Маринетт любезно предоставила ему больше обзора, удовлетворительно зажмурив глаза. А когда его ловкие пальцы начали расстегивать пуговицы ворота её рубашки, она в предвкушении закусила губу, надеясь подавить рвущийся наружу восторженный стон.       И пока губы и язык Адриана сладко выводили узоры на её шее, а зубы иногда покусывали чувствительные участки, его пальцы продолжили своё путешествие в мире избавления Маринетт от одежды. И с каждым прикосновением Адриана, с каждой заботливо и трепетно расстёгнутой пуговкой, она влюблялась всё больше. А когда пальцы дотрагивались до оголенных участков кожи, прытко покрывающихся мурашками, Маринетт участливо выгибалась навстречу его крепкому телу, прижимаясь к выступающей эрекции.       Соприкосновение их бедёр, понимание того, что они оба готовы — а Маринетт готова была поклясться, что смазка давно просочилась сквозь капри, — вызывало ураган и прочие катаклизмы природы, которыми бы можно было описать внутренние переживания влюблённой девушки. И стоило Адриану резко развести полы её рубашки, как он тут же припал губами к её полушариям, приспуская ненужный сейчас бюстгальтер.       Наконец позволив себе сладостный стон, Маринетт про себя усмехнулась тому, что столь длительный выбор одежды был вовсе ни к чему — она прекрасно чувствовала, что Адриан расцеловал бы ее, будь она хоть в мешке из-под картошки. Потому что ещё никогда её не целовали с подобным вожделением.       Не то чтобы у Маринетт было много поцелуев и прочего, но стойкое ощущение собственной значимости в глазах Адриана усиливалось с каждым прикосновением. А стоило ему оторваться от груди и посмотреть на неё со всей теплотой в глазах, Маринетт буквально задохнулась. Адриан смотрел на неё так, будто среди миллиона людей для него не было никого другого, кроме неё. Будто среди толпы он желал и искал лишь её одну.       Но они находились лишь вдвоём в слегка душной комнате. И, судя по всему, собирались предаться греховному деянию. Этот момент так опасен, но Маринетт готовилась сломать любые стереотипы. Готова показать всю свою любовь через касания и поцелуи.       — На самом деле, жар твоего тела словно печь для меня, — томно прошептал Адриан, нежно касаясь её ладони и приподнимая к своему лицу. Но Маринетт лишь заинтересовано на него уставилась, и ему пришлось продолжить: — Потому что я, словно тесто, поднимаюсь при виде тебя…       — О боже, Адриан, как ты мог?! — Маринетт сдавленно застонала, чувствуя, как чувство невероятного стыда заполняло её сполна. Свободной от поцелуев рукой она застенчиво прикрыла лицо, надеясь на скорейшее завершение столь неловкого момента. — Снова эти каламбуры…       — Может, тогда принцессе стоит наложить на меня санкции? — лёгкие поцелуи его губ проворно и нежно заскользили по её пальчикам, костяшкам, переходя на кожу предплечья, распаляя там, где касались. — Например, заткнуть поцелуем — я знаю, тебе нравится подобная практика.       Адриан замер над ней, прижавшись к её ладони в долгом поцелуе, а его взгляд говорил о многом. Хитринки, которые Маринетт отчётливо видела в глубине зелёных глаз, не позволяли злиться. Она убрала руку со своего лица, упиваясь взглядом в каждую чёрточку на прекрасном лице Адриана.       Словно Ящик Пандоры, Маринетт неспешно отворяла один за другим потайные замочки в душе Адриана, выявляя всё больше новых черт. И теперь, думая, что больше любви не могло родиться в её груди, она смогла добраться до чего-то сокровенного. Выпустила наружу Адриана, способного одним взглядом заставить её тело подрагивать.       Неизвестно что одурманивало больше — вкус алкоголя, который наверняка уже вытеснил любой адреналин; невероятный вкус черники или же привкус кожи Адриана на губах Маринетт, когда она порывисто подалась вверх, дабы так же насладиться его шеей и вздохами, исходящими из его уст.       Наспех избавившись от рубашки и бюстгальтера, Маринетт принялась за рубашку Адриана. Возможно, её порывистые движения напрочь отличались от его нежнейших прикосновений, но она никогда не была искусительницей. И, получив в руки столь желанный презент, не желала церемониться с распаковкой. Путешествуя по открывающейся коже груди, Маринетт осыпала тело Адриана мириадами поцелуями-бабочками, потому что он заслуживал этого как никто другой. Тепла и заботы, любви.       Маринетт слегка поёжилась, когда горячие ладони Адриана коснулись её уже оголённых лопаток, и она инстинктивно прижалась грудью к нему. Прикосновение сосков к его голой коже порождали не только фейерверк эмоций, но и невыносимое желание вновь ощутить сладкие поцелуи на своей груди. Но вместо этого Адриан скользящими движениями забрался ей под штаны, с упованием сжав упругие ягодицы.       Маринетт одолело сожаление, что она не надела платье.       Замерев от неожиданных прикосновений, она отчётливо ощущала горячее дыхание Адриана у лица, ушка и шеи. Раскаливающее так, словно они находились в печи — чёрт бы побрал Агрестовские каламбуры, если она начала думать о том же. Но что-то в этом было, потому что желание Маринетт росло словно на дрожжах.       Когда боль в затёкших ногах всё-таки дала о себе знать, они оба оторвались от ласк друг друга, чтобы обменяться понимающими взглядами. Маринетт стрельнула глазами в сторону ближайшей кучки десятка плюшевых подушек и, получив удовлетворительный кивок, стремительно потянула Адриана на их импровизированное ложе — времени, да и желания, подниматься на второй этаж у них не было.       Стоило Адриану мягко упасть на подушки, любезно избавив себя от рубашки, Маринетт без стеснения вновь оседлала его бёдра, любуясь его прекрасно сложенным телом. Искушенно проводя ноготками по коже пресса, она сдавленно вздыхала, не подозревая, что мужчина под ней оказался Аполлоном, и не меньше. И что самое главное, застенчивое выражение лица, которое предстало перед девичьим взором, нисколько не умаляло сексуальности момента. Даже наоборот.       Любуясь разметавшимися на подушках золотыми прядями Адриана, Маринетт так же жадно блуждала по его лицу — нет, ей не надоело. Ведь теперь перед ней предстала не менее будоражащая картина, где тень от пушистых ресниц ниспадала на горящие щеки, а распухшие губы так и просили повторить тот самый французский поцелуй.       Не сдержавшись, Маринетт вжалась в его пах сильнее. Адриан услужливо наградил её пронизывающим не только слух, но и сердце, стоном. Её соски вновь напряглись, особенно когда он без стеснения накрыл одно из полушарий ладонью. Кажется, их тела были созданы друг для друга.       От подобных ласк Маринетт прогнулась в спине, её тёмные волосы ниспадали за спину, а каждая мышца на теле в волнении напряглась. Но, как бы ей не хотелось наслаждаться подобными играми, она отчётливо ощущала то, что так же желало её внимания. Поэтому, чуть съехав на ноги Адриана, Маринетт дразнящее провела ноготками по дорожке волос на пупке до самого края мужских брюк.       Но стоило схватиться за ширинку, как Маринетт почувствовала крепкое сжатие вокруг запястья. Подняв голову, ей оставалось хлопающими в непонимании глазами смотреть на Адриана, не зная, что и думать. Он слегка приподнялся, его грудная клетка тяжело вздымалась, а лицо будто раскраснелось ещё сильнее. Сглотнув ком в горле, Адриан несмело к ней обратился:       — Как бы мне не хотелось твоих прикосновений, Маринетт, — он на мгновение запнулся, сжав челюсти, — но боюсь, что кончу, едва ты коснёшься его…       Маринетт густо покраснела — неужели Адриан так сильно желал её, что любое касание могло оказаться фатальным?       — Поэтому, если ты позволишь… — и, пока Маринетт не пришла в себя, он мягко вернул себе главенствующее положение, подминая её под себя. — Ты как никто другой заслуживаешь этого, Маринетт. И мне как никогда хочется одарить тебя той же теплотой и заботой, с которой ты всегда подбадриваешь меня.       Ладони Адриана заботливо прошлись по талии Маринетт прежде чем он блаженно начал стягивать с неё капри. Возможно, он тоже немного сожалел, что на ней не было платья, которое давно бы с лёгкостью улетело за их спины. Но вот от нижнего белья никто не спешил избавляться, поэтому, когда на Маринетт остались лишь кусок черной ткани, практически ничего не скрывающий, Адриан вернулся к выцеловыванию её шеи.       В какой-то мере они явно уравновешивали друг друга — Маринетт готова была сорваться в любой момент, если бы не томительное растягивание удовольствия, которым занимался Адриан. И возможно она бы даже смогла возмутиться, но пальцы, вырисовывающие различные узоры на разгоряченной коже, пресекли на корню любые капризы.       Особенно когда нехитрые действия с её грудью медленно начали путешествие к животику, который так и не испортила никакая любовь к круассанам. И когда вскоре один палец пробрался за чёрную резинку белья, доводя до исступления, требовательный поцелуй Адриана смог заглушить любые стоны.       Они нежились в объятиях друг друга меньше часа, а он уже успел изучить её реакции, что безумно льстило.       Страстность поцелуя увеличивалась вместе с напором, с которым Адриан вжимал палец в её набухший и влажный бугорок, в котором скопилось всё её женское естество, желающего большего. Гораздо большего. Поэтому без стеснения Маринетт двинула бёдрами навстречу, застонав в поцелуй — она нагло просила ещё.       — Ты до невозможного красивая, Маринетт, — Адриан разорвал поцелуй, чтобы в очередной раз насладиться картиной перед ним.       Он доводил её до пика не только своими действиями, но и словами — очередной раз, когда с его уст слетело её имя, Маринетт попадала в нирвану. То, как звучала мелодия её имени пронизывающим шепотом Адриана, оказалось больше, чем волшебным. Маринетт была до боли покорена.       Вскоре пальцы Адриана спустились к давно взмокшей промежности, заставив Маринетт замереть от удовольствия — это сполна отличалось от собственных касаний. И то, как он начал совершенно непривычные для неё движения по гладким складочкам, заставляло Маринетт возбуждённо кусать губы.       Опёршись на локоть, Адриан бессовестно наблюдал за ней, и, несмотря на невозможное стеснение, она не осмеливалась отвести глаз. Её дыхание, так и не пришедшее в норму, стало более отрывистым: вздохи и стоны становились громче и обрывистее. То, с какой нежностью и любовью Адриан ласкал её, приводило в экстаз.       И когда два пальца исправно проникли в её лоно, Маринетт позволила себе первый крик удовольствие. В его движениях не наблюдалось чрезмерной застенчивости, неловкости, ровно как и настойчивости — Адриан ласкал её так, как нужно им обоим. И она подавалась навстречу.       Стянув остатки одежды, Адриан оставил Маринетт абсолютно нагой и, недолго любуясь открывшимся видом, провёл пальцами по влажным стеночкам, второй рукой любовно поглаживая изнывающий в ласках клитор.       В какой-то момент грохочущий пульс сердца смог перекрыть любые эмоции, Маринетт непроизвольно сильно сжала коленями руки Адриана. Впиваясь ногтями в кожу собственных ладоней, она старалась подавить крик удовольствия. Оргазм волной накрыл девичье сознание.       На её теле вновь появились губы Адриана, успокаивающе расцеловывая кожу живота и груди. Маринетт лишь обхватила его голову руками, сильнее прижимая к себе, желая чувствовать его как можно ближе. Если честно, она изнывала в нетерпении стать с ним единым целым.       — Думаю, это нам всё-таки пригодится эта штучка, — и пока Адриан был занят её телом, Маринетт беззастенчиво скользнула к его ягодицам. Осторожно сжав упругие мышцы, она юркнула в задний карман его брюк, являя свету квадратик фольги, вероятно, с которого всё и началось. — Ты ведь не против?       — Если это ты, не думаю что могу противиться твоим словам, — Адриан, оторвавшись, взглянул на неё полными желания глазами и, аккуратно выхватив из её рук презерватив, оставил невесомый поцелуй на запястье. — Думаю, моя выпечка давно готова и ждёт момента о…       — Какой же ты болван, Адриан, — несмотря на слова, Маринетт начала посмеиваться, а сам каламбур, который никогда не получит своего конца, казалось, наоборот распалял. Лёгкий смех любовников добавлял в их атмосферу больше шарма. — Но, раз я обещалась быть честной… То мне действительно нравятся твои шутки.       — Ох, а ты умеешь польстить мужчине, — Адриан самодовольно усмехнулся и вовлёк её в новый головокружительный поцелуй.       Приняв сидячее положение, каждый заботливо обхватил тело второго горящими ладонями, распаляя кожу там, где касались. И когда Адриан, ласково откинул волосы Маринетт на правую сторону, не забыв задеть шею костяшками пальцев, прильнул к яремной ямке, она впервые впилась в его кожу ногтями. Но Адриана это только распаляло.       — Адриан, — Маринетт мечтательно растянула его имя, но слегка оттолкнула, чтобы посмотреть ему в глаза. — Твои штаны немного… Немного царапают мою кожу… Может, стоит их снять?       Ей определённо не хватило смелости произнести прямо все желания, а сконфуженный взгляд Адриана не давал надежды на лучшее. Но буквально секунда, и его взгляд сменился полным пониманием, подкрепленной ласковой улыбкой. Напоследок огладив нежную кожу лица Маринетт, Адриан принялся избавляться от остатков одежды.       Продолжать смотреть за этим волнующим процессом или отвернуться? Маринетт не знала, куда деть глаза. Но когда штаны отлетели в сторону, являя эрекцию Адриана во всей красе, она всё-таки смутилась и отвернулась в сторону, подавляя желание прикусить костяшки пальцев, дабы заглушить писк удовольствии.       Несколько секунд, казавшиеся вечностью, Маринетт краем сознания слышала шуршащий звук, но больше пыталась убедить себя в том, что всё случится в этот момент. И ей не должно быть стыдно или страшно.       — Маринетт? — нежный голос Адриан вывел её из задумчивого состояния.       Когда она обернулась к нему, презерватив уже был раскатан на стоявшем колом члене. Вновь вспыхнув, Маринетт посмотрела прямиком в глаза Адриану, чтобы встретиться с таким же набором противоречивых эмоций — лёгкой зажатостью, стеснением и неловкостью момента, но так же и огромным вожделением и влечением.       Они безумно смущались и одновременно с тем доверяли друг другу как никогда прежде.       Сомнений и вовсе не осталось, стоило подарить друг другу самые искренние улыбки, которые вкупе с раскрасневшимися лицами волновали сердце каждого. И, в этот раз осмелившись поцеловать первой, Маринетт упала на подушку, потянув возлюбленного за собой. Распалённые тела вновь прикасались друг к другу.       Не отпуская из кольца рук мужскую шею, Маринетт захныкала и прижалась бёдрами к его паху, наблюдая, как Адриан плотно сжал челюсти и зажмурился. Всё-таки их тела впервые касались друг другу без преград, если не считать тончайший латекс презерватива. Она ободряюще сжала пряди на его затылке.       — Знаешь, у тебя даже грудь на вкус как черника… — с этими словами Адриан аккуратно сделал мягкий, но решительный толчок, соединяя их тела воедино.       Маринетт сдавленно ахнула, широко открыв глаза — все мысли о том, чтобы поинтересоваться интересным сравнением отошли на второй план. Каждый замер, но Адриан быстро принялся посасывать кожу её шеи, пока сама Маринетт лишь крепче сжимала широкие и могучие плечи. Она прижалась к его плечу, так же оставив дразнящий поцелуй на коже.       А может в качестве благодарности. За всю ту доброту и нежность, которой Адриан её одаривал на протяжении всех месяцев, что они знакомы. Благодарила за сейчас — что они вместе, и что он невероятно внимателен и учтив по отношению к ней и её желаниям. Он не просто хотел заняться сексом. Маринетт чувствовала, как Адриан хотел любить её.       — Я люблю тебя, — горячее дыхание Маринетт опалило ухо Адриана, и она наконец-то толкнулась бёдрами вперёд, давая знак, что готова продолжить.       Нельзя знать наверняка, что именно вызвало дрожь в Адриане — её слова или лёгкое дуновение на коже, — но Маринетт невероятно льстила такая реакция. В конце концов, не только ему можно было так бессовестно смущать её.       Отодвинув его лицо, она любовно огладила скулы, после чего впилась требовательным поцелуем, стараясь отплатить за всю нежность. Адриан глухо зарычал ей в губы и с особым трепетом медленно начал движения внутри её лона. Одной рукой он удерживал вес, пока вторая путешествовала по разгоряченному телу Маринетт, заставляя ту выгибаться. И стоило умелым пальцам вновь оказаться на изнывающей плоти, как они разорвали поцелуй, дабы подарить друг другу проникающие под саму кожу стоны удовлетворения.       Медленный темп, с которым они начали, постепенно набирал обороты, стоны, разносившиеся по комнате, становились громче и обрывистее. Маринетт без стеснения обхватила торс Адриана ножками и застонала ему в шею, когда новый угол оказался особенно прекрасным.       — В тебе очень жарко, Мари, — шепот Адриана сменился влажными укусами на её шеи, но вместо ответа ей оставалось лишь сладостно похныкивать, изредка подкидывая бёдра ему навстречу. — Маринетт.       С магией её имени Адриан практически полностью вышел, но только для того, чтобы с новыми ощущениями вновь заполнить не только тело, но и сердце Маринетт. И всё это было настолько нежно и кропотливо, что она не могла не улыбаться, прижимая золотистую голову ближе к себе.       Хаотичные движения все больше приобретали ритм, их заполняла уверенность. А звуки встречающейся между собой кожи добавляли острых ощущений. Адриан оторвался от её шеи, сосредоточившись на нечто большем — круговом поглаживании клитора, и Маринетт лишь оставалось распухшими губами выкрикивать его имя.       И со своей работой Адриан справлялся отлично — после очередного толчка, одновременно с которым он надавил на необходимую точку, из горла Маринетт вырвался особый крик удовольствия, после которого в девичьем сознании взорвался фейерверк эмоций.       Впившись ногтями в спину Адриана, Маринетт прижалась щекой к его плечу, пытаясь совладать с настигшим её оргазмом. Эмоции и чувства до того её захватили, что от удовольствия сжимались пальчики ног, а волна эндорфинов накрывала сполна. Она сильнее сжала спину Адриана, желая благодарственно расцеловать каждый участок тела.       Инстинктивно сжав ноги — и не только — вокруг Адриана, Маринетт почувствовала как тело медленно, но верно превращалось сахарную вату, а мышцы медленно отходили от настигшего напряжения. Несколько медленных, но глубоких толчков, и она почувствовала, как дрожь пробрала тело Адриана, который кончил вслед за ней, нашептывая неразборчивые, но наверняка приятные слова, которые в любом случае ласкали слух Маринетт.       Всё, что было связано с Адрианом Агрестом, заполняло сердце Маринетт невообразимым теплом. Словно начинка вкуснейшего черничного круассана.       Содрогнувшись, Адриан мягко навалился на её хрупкое тело, но Маринетт лишь сильнее сжала его в своих объятиях, поглаживая по голове и спине, будто извиняясь за причиненные неудобства. Но буквально сразу же Адриан бодро приподнялся и начал осыпать её линию подбородка влажными поцелуями, не забывая про щёки, веки, лоб, вызывая из её горла счастливый смех. Который он тут же пресёк глубоким и чувственным поцелуем.       И откуда в нём было столько энергии?       Потому что с каждым поцелуем на шее Маринетт чувствовала не прилив наваждения, а приятную сонливость и усталость. Поэтому неудивительно, что через несколько минут она блаженно отдалась сновидениям, продолжая улыбаться.

***

      Утро следующего дня началось от осознания, что Маринетт забыла завести будильник и наверняка, как оно и бывало раньше, проспала на рабочую смену. Подорвавшись в кровати, она панически потянулась за телефоном, не сразу замечая тяжесть на своём теле. И, облегчённо выдохнув тому, что всего лишь шесть утра, Маринетт упала на подушки. Но тут же напряглась, почувствовав, как нечто сильнее обхватило её тело.       Воспоминания и осознание отрезвляли пуще предполагаемого опоздания. Потому что на кровати рядом с Маринетт посапывал никто иной как Адриан Агрест, которому она, вроде как, призналась в любви. И, кажется, это было взаимным. Потому что она теперь знала наверняка — Адриану не настолько отшибало память.       Медленно склоняясь к его лицу, Маринетт желала вновь ощутить вкус поцелуев, но будить столь милое создание казалось кощунством. Потому она лишь бережно прикоснулась к его волосам, убирая чёлку с глаз, надеясь насладиться красотой Адриана сполна.       Боже, она была на грани эмоционального срыва!       Счастье переполнило Маринетт, и она спрятала лицо в ладонях, сдавленно запищав от радости. Она порывисто завертела головой, продолжая убеждать себя, что случившееся — реальность.       — Иногда ты самая настоящая мышка.       Сонный голос Адриана заставил Маринетт испуганно дёрнуться и злостно обернуться. Но стоило им пересечься глазами, как она ярко вспыхнула, наблюдая за поистине ангельским лицом, пока его обладатель пытался подавить зевок. Насколько же надо было быть идеальным, чтобы и зевать как бог?! Маринетт никак не могла натурально злиться на небесное послание.       — Это я, если что, перенёс тебя на кровать, — спустя некоторое время неловкую тишину нарушил Адриан. — И, надеюсь, ты не против, что я составил тебе компанию…       — Нет, всё в порядке, — Маринетт смущённо улыбнулась, краем глаза взглянув на Адриана, укутавшегося в его половину одеяло.       Подумать только, а ведь под ним он абсолютно голый.       — Получается… Я тебе всё-таки нравлюсь? — Маринетт на кожном уровне был необходим ответ.       Несмотря на всю любовь, что произошла ночью на горке плюшевых подушек, она так же желала услышать заветные слова из уст Адриана.       — Боже… Как ты можешь мне не нравиться, Маринетт? — лёгкий вздох облегчение вырвался из её груди, но поцелуи на костяшках пальцев вновь заставили ощутить кульбит ощущений. — Ты заставляешь меня двигаться дальше. В моей жизни больше нет желания бесцельно существовать и жить как придётся.       Щёки Маринетт вновь заполнил алый румянец, и она неосознанно сильнее прижала одеяло на своей груди. Но, стоило ей осмелиться заглянуть в глаза Адриана, как тот подавленно отвернулся, но продолжил мягко поглаживать её ладонь большим пальцем.       — Но есть кое-что, в чём я бы хотел тебе сознаться.       Прошлая Маринетт наверняка бы вспомнила Камень Павлина, но вместо этого она лишь ободряюще сжала ладонь Адриана, давая знак, что готова не просто выслушать, но и помочь. Они доверились друг другу, и не стоило это всё откатывать назад.       — Ты мне безумно нравишься, это правда. Но есть… Был, был ещё кое-кто, кто мне очень нравился. И в моей голове всё так смешалось. Вы действительно похожи или я пытаюсь спроецировать её образ на тебя? Кто знает, — слова Адриана вовсе не ранили Маринетт — напротив, она начала чувствовать нечто похожее.       Ведь Адриан так сильно напоминал ей того, кто давно пропал, но всё ещё занимал неотъемлемую часть её сердца.       — И мне так тошно. Ощущение, будто я обманываю и себя, и тебя. Я думал, надеялся, что со временем смогу отпустить её, жить дальше, ведь повторение нашей встречи невозможно. Наверное, — голос Адриана казался настолько тоскливым, что Маринетт еле подавляла в себе желание обнять и приласкать. Она знала — чувствовала, — что ему необходимо высказаться. — Но чем больше я тебя узнавал, тем тяжелее. Разделять вас в собственной голове. Только ты не подумай, я не представлял вместо тебя какую-то девушку. Просто… Это всё сложно. Но я готов, а самое главное хочу отпустить своё прошлое. Потому что будущее с тобой мне гораздо важнее, и я не хочу начинать его со лжи. Но я пойму, если буду тебе противен. Можешь меня даже ударить.       Маринетт, закусив нижнюю губу, лишь отрицательно кивнула головой, чувствуя, как огромное осознание и понимание накатывало волнами. Она вовсе не зла, ведь сколько бы она ни пыталась даже думать об этом, Маринетт всё-таки видела неуловимую схожесть Адриана и Кота всё сильнее. И Адриан заслуживал такого же доверия, которым он вознаградил её.       — Тогда… — слова давались непросто, но они были необходимы как никогда. — Тогда ты не будешь против того факта, что твоя новая подружка — Ледибаг в отставке?       Шокированный взгляд Адриана в каком-то роде льстил и веселил — он даже не усомнился в её словах, а серьёзно принялся переваривать, она не могла не улыбнуться.       — Только знай: если захочешь продать эту информацию в СМИ, тебе всё равно никто не поверит, — смешок Маринетт сопроводился громким грохотом падения тела Адриана Агреста на пол.       Маринетт, перекинувшись через кровать, лишь поджала губы, радуясь, что Адриан вновь не скатился по лестнице, пусть и довольно маленькой. Она, конечно, ожидала всякого, но увидеть бога во плоти у подножья своей кровати, прикрытого лишь лоскутками одеяла, было выше всех похвал.       Как выяснилось, раскрыть свою личность не было настолько страшно.       — Да, ты права… — удивление Адриана сменилось лукавыми нотками, которые заставили Маринетт слегка напрячься. — Ты столько времени меня отшивала, что я и сам не готов признать своего счастья окончательно, моя Леди.       Не успела Маринетт даже как следует удивиться, как крышка люка в её комнату резко отворилась, и в проходе образовалась голова её отца, который, видимо, сбежался на шум от падения Адриана.       Несчастные сознания в спешке начали делить края одеяла, стараясь прикрыть как можно больше оголённых участков кожи, но Том надолго не задержался. Не успела Маринетт возмущённо вскрикнуть, как отец, подмигнув и продемонстрировав большой палец, тактично удалился, закрывая за собой люк.       В звенящей тишине доносились едва слышимые слова Тома о том, что наверху всё прекрасно. Восторженные крики Сабин не заставили себя ждать.       — О боже, они невыносимы! — Маринетт не то застонала, не то зарычала, стыдливо откинувшись на матрас.       — Это точно, — голос Адриана в сознании Маринетт вдруг заиграл новыми красками. — Если честно, я знатно удивился, когда твой отец заговорил со мной о контрацепции и заставил купить презервативы…       — Мой отец что?! — Маринетт вновь наклонилась к Адриану, изрядно напугав. Её глаза пылали праведным гневом и стыдом одновременно. Шок на лице Адриана сменился смущением, и она почувствовала, как сама покрывалась краской. — Мои родители официально самые ненормальные — занавес. Как теперь смотреть им в глаза, зная, что они знают, что у нас было… И мало того — сами инициировали!       — Поправочка — справились мы сами! — Адриан важно поднял указательный палец, прижав вторую руку к сердцу. — Твои родители лишь хотят предотвратить раннее появление котят.       — Кошачья морда, даже сейчас не можешь от них избавиться, простофиля! — возможно, тон Маринетт показался строгим и раздражительным, но в глубине души она была счастлива такому стечению обстоятельств.       Нет. Подарку Судьбы.       — От своего природного шарма или каламбуров, от звука которых ещё ночью ты таяла, словно шоколад в печи? — Адриан игриво повёл бровями, но в глубине глаз Маринетт всё равно смогла заметить волнение. — Обещаю исправиться.       — Никогда не меняйся, глупый Кошак, — Маринетт наклонилась к нему, от всей души заключив в объятия.       Адриан порывисто ответил на её объятия, и послышалось, как он слегка шмыгнул носом. Маринетт не сдержала собственных слёз, утыкаясь в золотистую макушку, которую желала держать в своих силках любви вечность, если не больше.       — Подумать только, а я ведь думала, что у тебя был Камень Павлина.       Она слегка рассмеялась, но тут же осознала, насколько тяжело было её Котёнку, её Адриану — ведь напару с ней они упекли его отца и лишили самого Адриана нормальной жизни. А она ещё и так долго отталкивала, не принимала, не желала. Маринетт стыдливо прижалась сильнее, мысленно обещая всё исправить.       — Прости м…       — Я люблю тебя, Маринетт.       Не веря своему счастью, Маринетт отстранилась, шмыгнув носом — всё-таки и её лицо затопила волна слёз. Но несмотря на всё Адриан счастливо улыбался ей, даже не думая обвинять в чём-либо — напротив, он произнёс самые заветные слова.       — Надеюсь, ты не будешь против, если в моей свадебной речи тоже будет немного каламбуров?       — О нет, заткнись!       Маринетт, досадливо застонав, закатила глаза, но тут же перекатилась на пол к Адриану, чтобы заткнуть самым действенным способом — поцелуем.       Поцелуем со вкусом черники.