***
***
***
— Эрвин, достань карту из бардачка, — сказал отец, выглядывая в окно: — Вроде то самое место, — он внимательно всматривался через толстые линзы своих любимых очков в сельский пейзаж. — Да, ты прав, — разглаживая на коленях мятый кусок пергамента, бросил светловолосый парень. Он был удивительно хорош собой: темные брови правильной натуральной формы, острые скулы, что часто встречаются на глянцевых обложках европейских журналов, ярко-голубые глаза, взгляд которых сверкал какой-то неюношеской глубиной. Дома, вьющиеся вдоль склона, вопросительно смотрели на приезжих, будто спрашивая: "Что вы здесь забыли?" Откровенно говоря, Эрвину самому хотелось бы знать ответ на данный вопрос. Это было первое лето после смерти матери. Он собирался остаться в гимназии на последние летние каникулы, посвятить себя учебе, хотя, нет, скорее утонуть в ней. Однако отец выдернул оттуда и сообщил, что купил небольшую дачу за чертой города и что теперь ему необходима помощь в ремонте. Эрвина такая перспектива не очень радовала, но ради отца он был готов на многое. И он отчасти понимал, что эта затея с домом и переездом являются лишь способом отвлечься. И несмотря на то, что самому Эрвину недавно только стукнуло семнадцать, и ему самому было ужасно тяжело и больно, он чувствовал ответственность за своего родителя. Мерседес, на котором они приехали, совершенно не вписывался в окружающую среду. Почти все домики казались ужасно бедными — какие-то косые и старые, с сиротливо торчащей серой паклей между бревен. Только несколько новых дачных построек гордо сверкали светлыми, обитыми фанерой стенами. К одному из таких домов они и подъехали. Перед Эрвином предстал довольно-таки большой участок, уходящий двором в открытое поле, где располагались ряды вскопанных огородов, а у забора виднелись уже кем-то заботливо высаженные кусты малины и смородины. С одной стороны строился ещё один дом, а с другой стоял старый и посеревший от дождей и ветра. Было сложно поверить, что он обитаем, однако трава на дворе была ровно скошена, а за кустами малины слышалась чья-то ругань. Внутри купленный отцом дом был гораздо меньше, чем казалось снаружи — всего одна комната, кухня и терраска, а также служебные помещения — что-то вроде чердака и подвала. — Ну как тебе? — спросил отец, неуверенно переминающийся на пороге. — Всё хорошо. Только ремонтировать много, — ответил Эрвин, поддельно внимательно разглядывая потолки и голые стены. Отец благодарно улыбнулся и прикрыл за собой дверь.*
Две недели пронеслись очень быстро. Копошась в деревянной стружке и клея удивительно привередливые обои, Эрвин мечтал лишь о том, чтобы хорошенько поспать и вкусно поесть. Последнее удавалось не очень часто. Как оказалось, отец совершенно не умел готовить, и каким способом ему удавалось выживать без матери всё это время, оставалось для Эрвина загадкой. Как-то стоя у плиты и в очередной раз обжаривая замороженные покупные сырники, Эрвин увидел в окне компанию ребят своего возраста. Они неслись на велосипедах, как безумный вихрь, громко улюлюкая и о чем-то перекрикиваясь. В их диком движении Эрвину вдруг почувствовалось столько свободы и веселья, что на секунду стало завидно. Он никогда так не умел. Вечно по правилам, вечно стараясь подстроиться. Самым первым ехал темноволосый худой парень. Его велосипед был несуразный, словно собран из разных деталей других — колеса отличались по размеру, руль вывернут в неправильную сторону, а вместо обивки сидения, Эрвин мог поклясться, что разглядел зимнюю шапку. Однако быстрота, с какой он вертел разноцветные педали, и ловкость маневров на поворотах позволяли ему обгонять своих товарищей. Сзади за ним поспевала девочка с коричневыми волосами. Её смешные прямоугольные очки на каждой кочке норовили съехать с носа, но она ловко поправляла их указательным пальцем. Даже сквозь толщу стекла Эрвин услышал её громкий звонкий голос: — Леее-ви, сворачивай. Нам надо… А что им надо, Эрвин уже не услышал, так как шумная компания скрылась за поворотом дороги, обросшей по краям кустами дикой сирени.*
Прошло ещё несколько дней. А затем неожиданно раздался звонок телефона. Отца вызывали на работу. Это было странно — ведь отпуск ещё не закончился. Однако были какие-то «непредвиденные обстоятельства», в которые Эрвин не стал сильно вникать. Взамен работодатели предложили денежную компенсацию и перенос выходных дней на конец августа и сентябрь, с полным восстановлением — одни выигрыши. Отец, правда, хотел отказаться. Однако Эрвин сам настоял на том, что справится со всем в одиночку — дел по ремонту оставалось действительно не так много, всё сложное и важное они уже сделали, а не помереть от голода за пять дней семнадцатилетний парень как-то сможет. Окончательно убедив отца выйти раньше на работу, Эрвин, с тайной радостью, проводил его в город. Хотелось побыть одному и хотя бы пару дней не корчить из себя тамаду, воодушевленного поездкой за город и рвущегося к клейке гадких обоев.*
И всё было отлично. Первые недели. Затем стало жутко скучно. Собственные мысли мучили, а четыре каменные стены непонятным образом давили на Эрвина и вгоняли в тоску, словно были живым существом. Он иногда выходил на прогулки, но бесцельно бродить по живописной округе тоже быстро надоедало. Привезенные с собой книги были прочитаны уже по два раза и дико бесили своими восторженными строчками и пафосными словами. Удивительно, а ведь когда-то Эрвину нравились писатели-романтики и сентименталисты… Решение познакомиться с местными ребятами как-то само собой пришло в голову. У Эрвина никогда не было проблем сдружиться с кем-нибудь. Он всегда умел угадывать, где стоит промолчать, где кинуть остроту, и поэтому его все любили и считали удивительно интересным собеседником. Это наскучивало. Однако в этот раз всё получилось абсолютно не по плану.*
Возвращаясь как-то из небольшого магазинчика — одного единственного на несколько сел — Эрвин увидел шумную компанию, крутящуюся у склона холма. Парень уверенно подошел к ним. — Привет, — бесстрашно произнес Смит и улыбнулся: — Я Эрвин. Недавно переехал сюда с отцом вон в тот дом, — он небрежно махнул в сторону новостроя: — Вы тут велики ремонтируете? Можно к вам присоединиться? Мне тоже надо цепь натянуть, а инструментов нет, — лучший способ, как ни странно, расположить к себе людей — это попросить у них помощи, помнил про себя Эрвин уроки со скучных элективов по психологии. Ребята молчали, замерев возле своих драндулетов. Глухие что ли? Забавно, каждый велосипед напоминал внешне чем-то своего хозяина. — Эм, — немного потупился Эрвин: — Кстати, у меня есть вкусные конфеты. Только в магазин привезли. Хотите я… — он не успел закончить фразу, так как ему прилетел сильный прямой удар в нос. Абсолютно не ожидая этого, он упал на колени. В глазах на секунду потемнело от острой боли, а по губам потекло что-то теплое и соленое. Голова закружилась. Пакет с продуктами выпал из рук, и его содержимое рассыпалось по взрытой колесами грязи. — Да пошел ты, — плюнул на землю высокий парень, что нанес удар. — Ну и нахуя, Майк? — раздался приятный низкий голос, обладателя которого не получалось разглядеть из-за застилающей глаза дурацкой влаги. Можно было лишь сказать по размытому силуэту, что парень невысокий и темноволосый. Вроде его звали Леви: — Нахуя руки об него марать, — в его интонации слышалось столько желчи и злобы, что удар по носу показался Эрвину невинной шуткой. Сквозь пелену непроходящих от боли слез он увидел, как предложенные им конфеты втаптывают в черную землю. Но они ведь действительно были вкусные…*
Он не помнил, как вернулся домой. Под холодной водой старательно умыл лицо, отчего вся раковина окрасилась в гадко-розовый цвет. Приложил к разбитому носу пакет замороженных пельменей и сел в оцепенении на пол. «За что?» — непонимающе думал парень, разглядывая пыль, летающую в лучах заходящего солнца. Руки с красивыми длинными пальцами странно, непроизвольно подрагивали. «Вот так просто взять и… я ведь ничего плохого не сделал», — глаза неприятно защипало. И уже не от боли.*
Отец вернулся, как и обещал, на выходные. Эрвин был, к своему удивлению, несказанно рад — так сильно заскучал по живому общению. На обеспокоенные расспросы о синяках и новых знакомствах отвечал уклончиво и односложно. Но вот наступал понедельник, и Эрвин вновь один. Надо будет в следующий раз наказать отцу, чтобы хотя бы новых книг привез. А сейчас по грандиозному плану был вновь утомительный ремонт и прогулки наедине со своими невеселыми мыслями. После того случая Эрвин старался избегать компанию шумных ребят и, только заслышав знакомую трель велосипедных звонков, уходил с открытой местности. Он делал это не из-за страха, а из-за какого-то глупого стыда. Взрослые тоже не сильно жаловали его. Почему всё складывалось именно так, для Эрвина оставалось загадкой. Было ощущение, что все село обозлилось на него за что-то. Только один странный дед по имени Пиксис, с трогательными морщинками возле хитрых глаз, был добр и развлекал иногда своей пьяной беседой. Также стоит отметить, что, к несчастью, избегать всех членов велосипедной компашки не удавалось. Темноволосый парень по имени Леви жил по соседству. В том самом полуразвалившемся старом доме. Пересекаясь случайно с ним в воротах, Эрвин физически ощущал на себе тяжелый взгляд холодных серых глаз. А поднятый вверх средний палец был у Леви что-то вроде приветствия для него. Однако почему-то ощущение некой социальной связи приятно грело душу. До чего он докатился?