Леви дышал ему в губы, то и дело касаясь.
Дрожащей левой рукой Эрвин расстегнул ряд белесых пуговиц на чужой рубашке. Жадно, в коротких перерывах между быстрыми поцелуями, рассматривая каждый сантиметр открывающейся шелковистой кожи.
Было невозможно тесно и неудобно в замкнутом пространстве машины. Слишком близко. Тело к телу.
Леви немного отстранился, откидываясь назад. Практически ложась на руль, изгибая спину.
Он раскраснелся. Его щеки, обычно бледные словно мрамор, сейчас напоминали два факела. Аккуратно уложенная челка сбилась, опадая на блестящие, будто пьяно-плывущие глаза. Длинные ресницы дрожали, а бескровные губы слегка распухли и были блестяще-влажными от поцелуев.
Эрвин глупо залюбовался, забывая, как дышать, теряясь в своих собственных желаниях и мыслях, словно был неопытным мальчишкой.
Ощущать в своих руках нечто столь совершенное, прекрасное, хрупкое…
До дрожи в теле, до холодного пота на висках Эрвину хотелось владеть им, сделать своим. И в то же время было словно стыдно за эту грубость и пошлую жадность. Будто эти понятия вообще невозможны, несовместимы с Леви.
— Ты заметил? — тихо спросил он, слегка наклоняя голову вбок.
Провел тонкими пальцами по острой ключице, а затем остановился на изгибе — там, где шея переходит в плечо.
Эрвин сначала не различил в темноте, что ему хотят показать, но присмотревшись внимательнее вдруг заметил какой-то рисунок. Что-то непонятно-серебристое, напоминающее формой полумесяц. Или, скорее сказать, след от зубов.
— Невозможно…
— Она действительно осталась со мной, — кивнул Леви на немой вопрос, искрящийся в голубых глазах.
Эрвин, до конца не веря, осторожно коснулся метки, словно боясь смазать её. Несколько раз провел пальцем вдоль, чувствуя гладкую поверхность.
— Болела? — с нежностью и грустью спросил он, вспоминая, что слышал и читал сам об этих загадочных отметинах судьбы.
— Иногда, — ответил Леви: — Но мне нравилось на неё смотреть. Вспоминать.
Эрвин наклонился ближе, вдыхая полной грудью аромат, главным источником которого, похоже, и было то самое место. Голова немного закружилась, а внутри вновь заворочалась, урча, та смутная, незнакомая часть его, что называется альфой.
— Укусишь ещё раз?
— Нет. Только поцелую, — стараясь всеми силами контролировать наваливающуюся какую-то животную похоть, прошептал Эрвин. Чуть ли не с раболепным восторгом, аккуратно коснулся метки.
Леви вздрогнул:
— Внутри вдруг стало так странно тепло.
— Может быть она почувствовала, что мы встретились.
Эрвин немного отстранился, раздвигая полы чужой рубашки. Огладил широкой ладонью ряд острых ребер, полутень от которых утонченно полосовала бледную кожу.
— Ты подкачался. Такие тугие, крепкие мышцы… — не зная зачем, проговорил Эрвин. Он был как в тумане.
Спускаясь порывистыми поцелуями от плеча все ниже и ниже, он коснулся мягкого розового соска. Лизнул его, словно пробуя на вкус, а затем обхватил жаркими губами. Посасывая, обвел шершавым языком, а затем слегка прикусил, оттягивая.
Леви в ответ сдавленно, надрывно застонал сквозь крепко стиснутые зубы. Притянул ближе, путаясь пальцами в светлых волосах, что уже давно были в безумном беспорядке.
— Я не знаю, что бы делал, если бы упустил твое письмо. Что если бы такси приехало раньше, или ты не увидел той газеты, — выдохнул Эрвин, смотря на Леви снизу-вверх.
— Тише… все хорошо.
Тот кивнул, безмолвно соглашаясь. А затем заерзал сильнее на коленях, вдавливаясь в пах.
— Я вряд ли смогу доехать в таком состоянии до дома, — сбивчиво проговорил Леви с румянцем, что заливал уже не только щеки, но и шею.
— Я тоже, — отозвался Эрвин, целуя выступающий край яремной впадины.
Леви вновь кивнул, словно ему действительно требовалось разрешение на дальнейшие действия. Ловко расстегнул ремень сначала на своих штанах, а затем на чужих.
Заскользила, потрескивая, молния.
Леви привстал, стараясь стянуть штаны. Поза была неудобной, поэтому ему пришлось перекидывать ногу, садясь на Эрвина боком, как барышне на лошадь.
— Может просто порвать их? — спросил в шутку Эрвин, заботливо держа всё это время руку на темной макушке, маячившей в опасной близости от крыши автомобиля.
— Я тебе порву, — пробурчал Леви и неловко извиваясь, избавился от штанов и трусов. Ботинки валялись на полу уже давно, но непонятно, когда именно сброшенные.
Оставшись практически полностью нагишом, Леви вдруг как-то съежился, прикрываясь.
— Будет забавно, если кто-то сейчас решит зайти в эту подворотню… — жадно рассматривая мужчину, сказал Эрвин.
— У тебя тонировка, как у бандита. И здесь темно.
— Я просто дразнюсь, не принимай всерьез, — виновато улыбнулся он, возвращая Леви на место. Усаживая как было. Как ему безумно нравилось.
— Черт… — омега вдруг прижался к горячему телу, утыкаясь в плечо.
— Что случилось? — успокаивающе перебирая темные пряди на затылке, спросил Эрвин.
— Мне стыдно как-то.
Эрвин тихо рассмеялся:
— Неужели ты никогда не занимался сексом в машине? Только дома, под замком и на кровати?
— Я отвык делать это с кем-то, не в одиночку.
Сердце ухнуло куда-то вниз.
— У тебя все это время не было партнеров? — удивленно спросил Эрвин, не понимая, что конкретно чувствует по этому поводу.
— Один раз был, давно, — тихо отозвался Леви, замирая, будто вовсе переставая дышать.
В груди начало зарождаться какое-то нехорошее предчувствие. Эрвин сильнее прижал омегу к себе, словно стараясь защитить этими объятиями — от неприятных воспоминаний, злых людей, от всего-всего на свете, что могло причинить боль, обидеть.
— Мне кажется, он не видел во мне человека даже, — продолжил Леви. Его было еле-еле слышно: — Постоянно расспрашивал, когда у меня начнется течка, рассчитывая, видимо, попробовать что-то извращенное, экзотическое… Словно я не личность, которую можно полюбить, хотя бы просто уважать, а просто…
— Он был просто уродом, — прерывая, зло сказал Эрвин.
Аккуратно отодвинул Леви от себя за плечи, заглядывая в лицо и боясь обнаружить там слезы, виновником которых был какой-то мерзавец, абсолютно не заслуживающий их.
Однако омега был спокоен. С каким-то смиренным выражением лица и вдруг заигравшей на губах улыбкой, проговорил:
— Он был обычным человеком. Просто мой первый опыт оказался, пожалуй, слишком хорошим… Я быстро бросил его.
— Но осадок остался, — продолжил за него Эрвин, борясь с бурлящей злостью и странной обидой. Прикрыл глаза, глубоко вдыхая душный, нагретый их общим дыханием воздух.
Слегка задумавшись, не заметил, как из собственного рта вдруг вырвался несдержанный стон — Леви ласково гладил теплыми ладошками его широкую грудь.
Спустился ниже, на напряженный живот, а затем накрыл рукой ткань оттопыренных, уже слегка влажных боксеров.
— Дьявол, — простонал вновь Эрвин, прикусывая нижнюю губу: — Я совсем забыл. Здесь нет презервативов и смазки.
— Я могу отсосать, — отозвался Леви.
Он был так же сильно возбужден. И картина эта была великолепная — полностью обнаженный, раскрытый он сидел на коленях у Эрвина с разведенными ногами. Лишь съехавшая по плечам рубашка, прятала изящные кисти и локти. Однако как бы Эрвину ни хотелось воспользоваться этим заманчивым предложением, в хриплом голосе ему определенно послышалась какая-то испуганная неуверенность и словно брезгливость. Зная Леви, можно было точно сказать, что он слишком уважает гигиену и чистоту. И все равно не хочет показывать виду, хочет сделать приятное.
— Не стоит, — мягко ответ Эрвин и загадочно улыбнулся: — Просто пододвинься ближе ко мне.
Леви выполнил указание, как-то хрупко и боязно вновь обнял его за шею.
— Да, вот так, все правильно.
Целуя в колючий висок, Эрвин осторожно взял оба их члена в свою большую теплую ладонь. Сдвинул крайнюю плоть, аккуратно касаясь чувствительной кожи.
Леви протяжно застонал, зарываясь носом куда-то в плечо Эрвину. Было немного щекотно от его дыхания. Он сильнее сжал бедра, напрягая упругие рельефные мышцы.
Эрвин начал медленно водить ладонью вверх и вниз, размазывая общую смазку. Он то и дело приостанавливался, круговыми движениями массируя чувствительную уздечку у Леви, замечая с замиранием сердца, как сильно ему это нравится. Несмотря на туман, застилающий разум, в первую очередь хотелось сделать приятное именно ему.
Леви в ответ на каждое движение украдкой стонал, словно стесняясь быть слишком громким. Однако нетерпеливо подавался вперед, беспрестанно трясь о чужие бедра, словно был в настоящей течке.
Эрвин прекрасно понимал, что их надолго не хватит.
Слишком много всего. Слишком долго у них не было доступа друг к другу.
Движения руки становились все более сбивчивыми, неритмичными.
Голова шла кругом от того, как тяжело и сладко ныло в паху и от того, что смазка, выделяемая при возбуждении Леви, была для него, похоже, лучше любого наркотика или афродизиака. Ткань на собственных штанах была от неё вся влажная, сырая практически насквозь. Но это нисколько не заботило Эрвина, а, наоборот, по-извращенному нравилось.
Безумно хотелось впитать в себя весь этот запах, срастись с ним.
Теряясь в ощущениях, чужих вздохах и своих собственных стонах, Эрвин даже не почувствовал, как приближается оргазм. Тот неожиданно накрыл его, сметая чувства, мысли в тьму, даря сладкое оцепенение и разноцветные круги-вспышки перед глазами.
В ушах шумело.
Мышцы крепкого живота продолжали непроизвольно сокращаться, продлевая наслаждение.
Тихий, сдержанный стон на грани боли и удовольствия донесся сквозь заложенные уши.
Напряженные икры Леви вдруг тоже задрожали, а член истощенно запульсировал в руке Эрвина, обдавая пальцы вязким жаром.
Леви, тяжело дыша, продолжал прижиматься к разгоряченному телу напротив, не обращая внимания на неприятную, теплую влагу, слепившую их животы вместе.
Двигаться не хотелось. Хотелось остаться в этом моменте. Замерев, боясь спугнуть его.
Чужие руки лениво гладили Эрвина по спине, размазывая выступившую испарину.
— Надеюсь, здесь есть влажные салфетки? — обрывая интимную тишину, спросил Леви. Однако голос его был до сих пор до дрожи приятно-хриплым.
— Вроде как… — приходя потихоньку в себя, ответил Эрвин и неловко потянулся к бардачку, чуть ли не теряя равновесие с довольно нелегким грузом на коленях: — Победа!
Леви в ответ улыбнулся, отодвигаясь. Он был весь разрумянившийся, серые глаза счастливо блестели, но ускользали, не смотрели прямо. Если бы Эрвин совсем не знал Леви, то принял бы подобное поведение за кокетство.
Омега сначала вытер себя, а затем Эрвина. Недовольно цыкнул языком:
— У тебя на штанах все равно пятно остается, будто обоссался.
— Ну и наплевать, — спокойно отозвался Эрвин, пожимая плечами. Он быстрыми пальцами зализывал назад чужую челку, перебирая по ходу действия приятные ниточки волос. Не то, чтобы в этом была большая необходимость, ему просто нравилось это делать: — Для пущей убедительности могу притвориться пьяным.
— Ужас какой, — хмыкнул Леви, с такой силой натирая ткань штанов, что казалось она может в любую секунду воспламениться: — Есть ещё вариант тебе просто в трусах пойти.
— Ну, так мы точно меньше подозрений вызовем… — улыбнулся мужчина, наблюдая за чужими движениями: — Повяжу пиджак на бедра. Всем все равно плевать в темноте. Твой вариант, конечно, тоже неплох, но прохладно будет. Кстати, ты не замерз?
Не дожидаясь ответа, Эрвин достал из-под спины упомянутый пиджак. Какой-то уже помятый, но всё ещё теплый и большой. Накинул его на плечи Леви, заботливо запахивая впереди.
— В нем утонуть можно.
— А мне кажется как раз твой размер.
— Под задницей сыро, дай слезу и оденусь лучше нормально.
— Вообще-то это ты беспорядок навел. Теперь сиди и грей мне ноги, — в шутку приказал Эрвин, поддельно обиженно потягивая гласные: — Ну, пожалуйста, — меняя интонацию после болезненного тычка в бок, сказал он. Взял слегка насупившееся лицо Леви в ладони: — Давай немножко посидим ещё так.
— Ладно, — качнул тот головой, нехотя соглашаясь. Как домашний кот, потерся об запястье и бессовестно подтолкнул под себя край пиджака.
— Не против, если я закурю?
— Нет.
— Будешь со мной? — спросил Эрвин, открывая немного окно и поднося к сигарете дрожащий огонек зажигалки.
— Нет, я бросил, как только узнал, что у меня будет ребенок.
— Это похвально.
— В порядке вещей, — Леви принюхался: — Серьезно?
— Что? — непонимающе спросил Эрвин, тоже принюхиваясь: — Газ что ли?
— Нет, ты серьезно куришь эту гадость? Они те самые? — Леви неверяще смотрел на мужчину, словно тот показал ему какой-то замысловатый фокус с отрезанием пальца.
— Да, — смущенный вдруг своей сентиментальностью, ответил Эрвин. Щеки неприятно зажгло. Он отвернулся, выпуская в вечернюю тьму облачко прогорклого дыма.
Леви не стал комментировать, что-либо отвечать, но тоже почему-то слегка покраснел.
— И ничего не гадость. У этого табачного завода вообще-то очень интересная и богатая история.
— Та помолчи ты.
Эрвин неожиданно почувствовал, как чужие пальцы сомкнулись на запястье. Леви осторожно поднес к своим губам сигарету и медленно затянулся, прикрыв глаза.
— Ради такого я и пачку могу выкурить.
— Не надо. Лучше бросай вовсе, — серьезно произнес Леви, поморщившись: — Как были дрянью, так и остались.
Повисла продолжительная тишина. Но уютная, комфортная, не та, что раньше.
В узкую оконную щель задувалась тонкая струйка свежего, по-весеннему прохладного ветерка. По крышке мусорки шумно пробежала тощая кошка, тащившая, спотыкаясь, что-то в зубах. Где-то за спиной, далеко, слышался шум дороги и протяжные гудки машин. А коленям было тепло.
Правой рукой Эрвин осторожно поглаживал голое бедро Леви, которое в отличие от крепких голеней было практически без волос.
— Смотрю на твоё лицо вблизи. Вы так удивительно похожи с Агатой всё же, — задумчиво проговорил Леви: — До этого как-то не понимал. Я помнил отдельные черты, до мельчайших подробностей, а общий образ как-то спустя время начал разваливаться в памяти. А сейчас смотрю и будто помнил всегда, — продолжил тихо бубнить Леви, будто говорил это скорее самому себе.
Эрвин смущенно улыбнулся. Накрывая чужую руку своей, переплел пальцы вместе. Желание касаться было непреодолимым.
— И по характеру похожи… Она такая же грязнуля, кстати.
Эрвин по-театральному обиженно закатил глаза и тяжело вздохнул:
— Помню, ты меня конкретно поколачивал за это тогда.
— Потому что по-другому не понимал, — усмехнулся Леви, игриво приподнимая бровь: — И я не сильно.
— Надеюсь, с Агатой ты придумал новые методы, — в шутку бросил Эрвин, только в следующую секунду с ужасом понимая, что сморозил.
Стало стыдно. Леви изменился в лице, немного бледнея:
— Я никогда не поднимал на неё руку.
— Я понимаю, Леви, прости, я не про это имел в виду.
— Всё нормально, — тихо ответил тот, кивая: — На самом деле, я скорее руку себе отрежу, чем сделаю ей больно. Прекрасно помню, какую ненависть и агрессию испытывал к отчиму, когда он бил меня. Не хочу, чтобы мой ребенок когда-нибудь испытал ко мне подобное. Я даже голос боюсь повысить на неё… Мне кажется, из-за этого она немного избалованная растет.
— Она чудесная, — искренне произнес Эрвин, заглядывая в глаза напротив: — И из тебя получился чудесный родитель. Как ты заботишься о ней, как делаешь счастливой… И я просто в восхищении. Не представляю, насколько это тяжело. И сейчас я очень хочу, чтобы ты знал, что всегда, при любых обстоятельствах сможешь положиться на меня, поделиться со мной.
— Та забей. Я по большей части справлюсь, честно.
— И я это знаю, знаю, что ты сильный, — продолжил Эрвин. Выбрасывая окурок в окно, взял острое лицо в свои ладони: — Я знаю. И не стоит даже этого доказывать. Просто позволь мне быть поддержкой, пожалуйста…
Он осторожно поцеловал замершего Леви в щеку, невесомо огладил мягкую кожу за аккуратным маленьким ухом. Словно упрашивал.
— Хорошо.
***
— Не нежничай и не сдерживайся. Тебе все-все можно. Я ведь уже говорил когда-то, — возбужденно выдохнул Леви, как только они вышли из ванной комнаты.
Волосы у него были совершенно мокрые до сих пор. По красивым плечам соблазнительно скользили прозрачные капли воды, устремляясь вниз, по ложбинкам крепких мышц.
У Эрвина сбивалось дыхание, мысли путались, растворяясь в жадных поцелуях. Он подхватил Леви на руки.
На периферии сознания замаячила мысль, что этот показушный жест, наверняка, завтра отразится болью в пояснице. Но было плевать. Он был готов таскать Леви на руках всю ближайшую жизнь, только ради того, чтобы чувствовать, как тот прижимается к нему и, смеясь, говорит:
— Идиот, ты меня сейчас уронишь.
Ощущать на коже щекотку чужого дыхания.
Осматривать незнакомую спальню времени не было. Тем более Леви, оказавшись на кровати, тут же пригласительно, нетерпеливо раздвинул ноги. Откидываясь на мягкую подушку, гибко прогнулся в пояснице.
Из-за того, что он был сильно возбужден, смазка практически не требовалась. Однако Эрвин все равно выдавил на пальцы купленный в ближайшей аптеке лубрикант, стараясь попутно согреть в ладонях прохладный гель.
— Неженка, — цыкнул на него Леви, раздвигая ягодицы: — Я состарюсь здесь скоро.
Эрвин тихо рассмеялся, поцеловал Леви в напрягшийся живот, рядом со шрамом:
— Сплошные оскорбления в этом доме… Но как прикажешь.
Он ввел первый палец, осторожно оглаживая Леви изнутри. Омега довольно застонал, однако непроизвольно свел колени, перекрывая чудесный вид.
— Так не пойдет, — сказал Эрвин: — Держи себя открытым для меня.
Леви послушно, загнанно кивнул, краснея. Вся его торопливость и нарочитая грубость куда-то исчезли.
Внутри омеги было непозволительно узко и горячо. И пока Эрвин терпеливо растягивал тугие стенки, он не мог отвести взгляда от своих же собственных пальцев, завидуя.
Нежно-розовая головка ровного члена была вся влажная. Аккуратные яички поджались, то и дело вздрагивая.
Эрвин наклонился ближе, пробуя на вкус.
— Нет, не надо, — Леви удивленно вскинулся. Однако вопреки своим же словам зарылся дрожащими пальцами в густые светлые волосы, притягивая ближе, удерживая.
Эрвин никогда не был любителем минетов, однако то, как реагировал Леви, заставляло его старательно расслаблять глотку, не обращать внимания на вязкую слюну, смешанную с солоноватым предэякулятом. Все это неконтролируемо текло по подбородку и размазывалось, пошло хлюпая при каждом новом толчке.
Леви задрожал, больно стискивая волосы в кулаке.
— Хватит, я иначе уже сейчас, — проскулил он, отстраняя Эрвина от себя.
У того с непривычки голова слегка кружилась от нехватки кислорода, а губы саднило.
Однако это определенно того стоило.
Омега плывущим взглядом блестящих глаз смотрел на него с нескрываемой нежностью и восхищением. Расхлябанными движениями непослушных рук вновь раздвинул ягодицы в стороны, открывая себя:
— Эрвин, пожалуйста…
Больше слов особо не требовалось. Одним плавным движением Эрвин раскатал резинку. Наклонился над Леви, накрывая его тело своим. Стараясь при этом, не наваливаться всем весом.
Проведя пальцем по раскрытому влажному отверстию последний раз, толкнулся вперед сам. Преодолев легкое сопротивление мышц, оказался полностью внутри.
Эрвин замер, пытаясь совладать с дыханием и ещё чем-то, щемящем сердце. Осознание того, что это Леви, именно тот самый Леви, а не очередной парень с темными волосами, невысокого роста, которого он подцепил в студенческом клубе, стараясь забыться, нахлынуло с невероятной силой.
— Начинай двигаться, мне не больно, честно, — выдохнул омега, оглаживая напряженные мышцы спины: — Почему у тебя глаза вдруг заслезились?
Эрвин хмыкнул, хрипло проговорив:
— Дай мне одну секунду… Или я позорно кончу прямо сейчас. Зачем ты родился таким прекрасным, сплошное издевательство.
Леви цыкнул, отвернувшись, и вдруг покраснел пуще прежнего.
Было невозможно тесно, слишком узко-хорошо.
Бедра двигались сами по себе, подгоняемые и подстегиваемые сладким запахом. А руки не слушались, блуждая по жилистому, крепкому телу, впиваясь в него, словно Леви мог сбежать. А тот лишь на самом деле подавался навстречу, то и дело цепляясь, царапаясь.
Глаза застилало, дыхание то и дело сбивалось. Из груди вырывались громкие несдержанные стоны.
В какой-то момент по телу Леви прошла сильная судорога, ногти впились в плечи Эрвина ещё сильнее, а серые глаза безвольно закатились под дрожащие веки.
Одного только взгляда, стало достаточно, чтобы Эрвин последовал за ним, срываясь.
Он тяжело скатился на покрывало рядом — обессиленный и физически, и эмоционально.
Язык не ворочался, мысли были как в сумраке, а движения — невыносимо тяжелы.
Уже давно стояла глубокая ночь. Звезды еле-еле мерцали на темном небе, покрытым сине-серыми тучами, что загадочно плыли куда-то за горизонт.
Из открытого маленького окна доносились приятные гулкие звуки накрапывающего дождя.
«Возможен небольшой дождь. Рекомендуем захватить с собой зонтики…»
Сквозь наползающую дрему, Эрвин почувствовал, как его тело осторожно обтирают теплым влажным полотенцем.
— Спасибо.
***
Руки во сне затекли. Матрас был непривычно твердым. От мягких подушек пахло сладко-томительно. Они пахли как Леви. Наверное, потому что тот спал рядом.
«Леви…» — пронеслось где-то в полусонном сознании, и Эрвин открыл глаза.
Тот действительно сидел рядом. Одетый уже в домашнее, вновь с мокрыми волосами.
Широкие спортивные штаны, потертая футболка и яблочный гель для душа.
— Доброе утро, — не находясь, что сказать хрипло произнес Эрвин: — Ты давно встал?
— Да, — мягко ответил Леви, не смотря на него: — Во сколько у тебя самолет сегодня?
— Наплевать на самолет, — ответил Эрвин и сладко зевнул, окончательно приходя в себя: — Иди ко мне…
— Эрвин, — серьезно сказал Леви, однако послушно лег к нему в объятия: — Я хочу тебе сказать, что даже после этой ночи ты мне ничем не обязан. Если хочешь, можешь улетать или просто оставить меня. Можно даже без объяснений, я пойму.
Он болезненно нахмурил аккуратные брови, словно сказанные слова оцарапали горло. А Эрвин вдруг вспомнил их незавершенный разговор в машине.
Леви тяжело вздохнул и продолжил:
— Я слишком на тебя давлю своими чувствами… Действительно слишком быстро привыкаю к хорошему. Встретив тебя вновь, я, как идиот, тут же нафантазировал себе нашу общую жизнь, то, что ты обязан меня любить. Как люблю я до сих пор. Как… Но это ведь необязательно должно быть так? Это ведь так не бывает. Поэтому, если не хочешь или сомневаешься, то…
— Леви, выходи за меня.
— Что? — переспросил омега, голос его был растерянный и немного сиплый, словно от долгих криков.
Эрвин глупо улыбнулся, сам на мгновение теряясь.
Пригладил растрепанные темные волосы, с любопытством наблюдая за округленными глазами напротив.
— Ну, или женись на мне. Мне непринципиально, — шепнул он, подхватывая чужую руку и поднося её к лицу.
— Ты шутишь?
— Нет, — серьезно ответил Эрвин и поцеловал нервно сжатые костяшки тонких пальцев. Родной сладкий аромат привычно пьяно закружил голову.
— А как же твоя работа? Как и где жить?
— Ты всегда был такой серьезный, обдуманный… — проговорил Эрвин: — Я что-нибудь придумаю. Здесь есть, например, организации похожие на мою. А там, в Лондоне, у моих ребят все уже давно схвачено, они справятся и без меня. Дел везде много, по всему миру. Я найду себе занятие и здесь. Только французский язык для приличия надо обязательно подтянуть. Но, мне кажется, я знаю уже одного прекрасного репетитора.
Он широко улыбнулся, замечая, как хрупко заулыбался Леви. Счастливо, по-доброму — так, как Эрвин безумно любит.
— В идеале, конечно, я всегда мечтал стать альфонсом, содержанкой, — протянул Эрвин, продолжая свои рассуждения, но уже не всерьез: — Ты своей предпринимательской чайной деятельностью, например, будешь заниматься, а я красивый и хороший ждать тебя дома. Как такой план на жизнь?
— Не дождешься, — буркнул Леви, сверкая при этом лучистым светом глаз.
Эрвин рассмеялся, а затем с замиранием сердца вновь спросил:
— Так что? Ты согласен?
Его кротко поцеловали в уголок губ:
— Если будешь хорошо себя вести…
— Я ведь расплачусь сейчас.
— Не дави на жалость, — сказал Леви: — Конечно, я согласен. Только помнишь условия?
— Какие? — непонимающе пробормотал Эрвин, чувствуя, как заходится сердце в груди.
— Белый костюм у тебя, и лист капусты в петлице.
— Вот это ты вспомнил… — выдохнул Эрвин и, представляя эту картину, рассмеялся.
Руки Леви заскользили по светлым волосам, нежно перебирая:
— Как насчет секса, пока Агата ещё в гостях?
— Не хочешь поменяться, попробовать по-другому?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сверху.
— Нет, — потупившись, ответил Леви: — Это неправильно.
— Что-то я не вижу в нашей спальне судей… — Эрвин заговорчески поднял правую бровь: — Ну, как хочешь на самом деле… — пожав плечами, он сделал вид, что сдается. Однако затем наклонился и прошептал на ухо: — Просто было бы забавно… Ты у меня украл первый настоящий поцелуй, лишил меня девственности. И ты мог бы оказаться еще кое-где первым…
Уловка была выверена с идеальной точностью. То, как жадно загорелись глаза напротив, не оставляло никакого места для полета фантазии.
— Ты мной манипулируешь? — пробурчал Леви, поднимаясь.
— Лишь слегка. Такими ужасными собственниками и ревнивцами, как ты, очень просто управлять.
— Тц, — цокнул Леви, стягивая с себя футболку: — Готовься, задница с непривычки будет немного болеть потом.
— Что-то я передумал… — отводя взгляд в сторону, произнес Эрвин. Неожиданная робость вдруг сковала его. Кончики пальцев закололо: — Ты только понежнее со мной… пожалуйста.
После этих слов Леви успокаивающе наклонился и поцеловал его:
— Все, что пожелаешь, дорогой супруг.
***
За весной довольно-таки быстро пришло лето.
Парижские улицы были приятно-теплыми и уютными. А по вечерам шумными и яркими. И в этом быстром потоке жизни было крайне сложно представить, что где-то там, далеко, есть место, наполненное сонным спокойствием и юной беззаботной зеленью.
Всё это, полузабытое и вместе с тем щемяще близкое, как черно-белые фотографии в семейном альбоме, простиралось прямо перед заколоченными окнами одного дома, когда-то сверкающего светлыми стенами.
Внутри него царил полумрак, в воздухе стоял горьковатый запах пыли. Лежали нагроможденные в кучу вещи... велосипед с погнутым от падения крылом, засохшие малярные кисти, обрывки жухлых обоев, что когда-то были в моде. Пара кассет лежали возле сломанного серебристо-серого проигрывателя. На них были записаны ужастики, не очень страшные и сейчас кажущищиеся даже смешными.
***
Конец
