Идеальный первый раз Коджиро Нанджо

Коджиро вяло катится на скейте вперёд, то и дело смотря на Каору через плечо. Они провели весь вечер, катаясь в новеньком скейт-парке, отдыхая после окончания трудной учебной недели. — Хочешь остаться у меня на ночь? Тебе до дома ещё дальше ехать, а я ужин приготовить могу, — уговаривает друга Нанджо, будто в этом была необходимость. У него дома уже давно был полный комплект вещей Каору, включая зубную щётку. Ночёвки в домах друг друга вошли в привычку ещё когда они были в средней школе, но сейчас они случались с завидной частотой чуть ли не каждую неделю. И почти всегда в доме Коджиро. — Хочешь опять кухню спалить, как в прошлый раз? — с немного усталой усмешкой спрашивает Каору, а потом набирает скорости, чтобы поравняться с другом. Ответ им обоим и так понятен. — Кто последний до твоего дома, тот будет мыть посуду, — бросает Сакураяшики и тут же ускоряется. — Я тогда отвлёкся! Я думал, что ты помер! Всего один раз в жизни, а ты никак не успокоишься, — ворчит Коджиро, но быстро успокаивается и едет дальше. Он всегда ездил медленнее Каору, они оба это прекрасно знали. Но посуда это такая мелочь, если Сакураяшики будет рад этой маленькой победе. До дома Коджиро оставалось совсем немного, как тут Каору налетел на крупный камень и свалился, разбив в кровь правое колено. Стоило быть немного внимательней, а не оборачиваться на Нанджо каждые пять секунд. — Как ты мог не заметить? Мы каждый день здесь проезжаем, я этот камень издалека видел, — смеётся Коджиро, уже своими ногами подходя ближе. — Ну ты чего сидишь? Встать можешь? — Могу, — немного резко бросает Каору, отряхивающий руки и целую штанину от пыли. На правом колене теперь красуется дыра из-за которой виднеется разбитое в кровь колено. И только Сакураяшики собирается встать самостоятельно, как прямо перед его носом оказывается протянутая Коджиро рука. Немного поколебавшись, Каору позволяет себе помочь, но все еще делает вид, что ничего не произошло. — Поехали дальше, я все еще не собираюсь мыть посуду, — говорит он, будто и правда ничего не случилось. Однако стоило встать на скейт и попробовать оттолкнуться, как на лице Каору тут же проявилось мимолетное выражение боли. — Не строй из себя героя, там всё в мясо. Давай я тебя понесу если всё так плохо. Или вставай ко мне, медленно, но доедем. Помою я посуду. Коджиро держит друга за руку, не давая вновь оттолкнуться. Ну правда, как ребёнок. — Каждый раз одно и то же. Мы столько лет знакомы, а ты всё что-то доказываешь. — Только попробуй взять меня на руки, — будто бы сердито говорит Каору, но в итоге сдается и берет скейт в руки. — Я могу дойти пешком, тут осталось не так много, — конечно, идти пешком было не самым лучшим решением, да и не слишком логичным, но… Это всяко лучше, чем ехать на одном скейте с Коджиро и, что еще хуже, держаться за него. Все это было слишком смущающим. — Если очень больно, то можешь держаться за меня, — спокойно отвечает ему Коджиро. В первую очередь они друзья, а друзья всегда помогают друг другу. Но Сакураяшики отказывается, и в итоге путь, который можно проехать за две минуты, они проходят за неполные десять. — Ладно, одноногий ты мой. Посиди здесь. И штаны сними, если сможешь. Щас мы тебя как обработаем, только не ори, как в прошлый раз. Каору недовольно хмыкает, как бы не соглашаясь с тем, что в прошлый раз он орал. Ну, вообще–то это было не так, Нанджо преувеличивал. Однако сейчас Сакураяшики все же слушается и осторожно снимает штаны, не цепляя больную коленку. За эти долгие десять минут кровь успела свернуться, так что сейчас им предстояло (относительно) долго, но, к счастью, не мучительно обрабатывать рану. — Классные трусишки, — отшучивается Коджиро, садясь на колени перед Каору и ожидая, что ему прилетит ногой в живот. Не прилетает. Наверное, смутился. — У тебя тут земли на целый сад. Давай подождём и посмотрим, вырастет из тебя вишнёвое дерево или нет, — говорит себе под нос парень, пока протирает коленку мокрым ватным диском. А Сакураяшики молодец, даже не кричит, уже радует. — Если ты сейчас не прекратишь так по-дурацки шутить, вишневое дерево уронит тебе на голову ветку, — бубнит Каору, а потом тихо шипит, стоит Коджиро надавить на рану чуть сильнее, чем до этого. — Ты можешь быть осторожнее, горилла? Если бы я знал, что ты такой неаккуратный, то сделал бы все сам, — возмущается Сакураяшики, но все еще не предпринимает ровным счетом ни-че-го, чтобы самостоятельно обработать свою рану. — Я не чувствую твоей боли, для меня это аккуратно. Коджиро даже глаз не поднимает, просто продолжает возить ватой по коленке. — Ну всё, у собачки заболи, у кошки заболи, а у Каору не боли, — ласково приговаривает Нанджо и для убедительности целует уже заклеенную рану. Каору замирает, пораженный такой глупой нежностью, и бормочет что-то несвязное, отчётливо можно разобрать только «придурок». О, конечно же, он ничуть не покраснел, нет-нет. — Принеси мою пижаму, — уже четко произносит Сакураяшики и отводит взгляд. У Коджиро такой интересный дом, он за полтора десятилетия никак не насмотрится. — Пожалуйста. И… Спасибо, что обработал ногу, — уже тише добавляет он. — Ого, что это я слышу? Ты знаешь что такое спасибо? — язвит в ответ Коджиро, но понимает, что этим он собьёт всякое желание благодарить его в дальнейшем. — Мне не сложно. Тем более как я могу тебе не помочь, — тут же добавляет он и убегает за пижамой Каору. Сегодня вместе находиться было как-то неловко. Нанджо то и дело порывался лишний раз прикоснуться, понести на руках или вот, в колено поцеловал. Они шутили так с момента, как им было по тринадцать лет, но сейчас будто всё было иначе. Возможно, потому что Коджиро недавно в полной мере осознал ту глубину чувств к Сакураяшики Каору, другу детства, лучшему другу; что на самом деле друзьями он быть больше не хочет, а хочет быть его парнем. Но говорить про это было так страшно, что Коджиро и не пытался — вдруг это испортит их дружбу навсегда. А это были самые ценные отношения в его жизни. — Я пойду пока твои джинсы постираю, сиди. Из моих же ты выпадываешь, дрыщ, а домой тебя отправить придётся. И что ты хочешь на ужин, кстати? — За ночь они должны высохнуть. И можно просто порвать другую штанину заодно, чтобы было симметрично, — говорит Каору, натягивая пижамные штаны. К счастью, он не чувствует того же напряжения, что и Коджиро, однако какое-то странное ощущение, роящееся где-то глубоко внутри, все еще не покидало его после этого быстрого поцелуя в колено. — То же, что будешь ты. Ты ведь всякое говно есть не будешь. — Я увидел недавно один прикольный рецепт лазаньи, но мы сдохнем с голоду пока я её приготовлю. Принесу тебе в понедельник в школу попробовать. А сегодня… Острая курочка с овощами? Ты наверное устал от моих итальянских извращений. Коджиро так и стоит со штанами в проёме. Каору ему однажды сказал, что итальянская кухня — его любимая. И понеслась. Но, кажется, это затянулось так надолго, что уже изрядно надоело. Нанджо был увлечён готовкой, ему приносило невероятное удовольствие совершенствовать известные блюда. Но нравится ли это тому, ради кого всё и начиналось? — Я могу сходить купить фастфуд если хочешь… — Какой же ты придурок, — вздыхает Каору с безнадежностью в голосе. — Если бы мне надоела итальянская кухня, я бы всем своим видом тебе это показал. И вообще, мне не может надоесть что-то, что готовишь ты, так что давай уже сюда свою острую курочку с овощами. Надеюсь, она не такая острая как в прошлый раз. Сакураяшики не сразу понимает, что проболтался. Уши и бледное лицо тут же вспыхивают, но он прячется за волосами и отворачивает голову, делая вид, что все так и было задумано. — Я добавляю специи просто для вкуса, а не для остроты. Кто виноват, что ты такой нежный, — тоже отворачивается Коджиро и говорит куда-то в пол. А потом и вовсе быстрым шагом уходит в ванную. Каору хвалил его не в первый раз. Это случалось периодически и каждый раз смущало. Но Нанджо всегда знал, что его другу нравится и как он катается, и как готовит, и как подстригся или оделся нравится. Это было не обязательно говорить. Зато когда Сакураяшики неловко делал комплименты или благодарил, сердце уходило в пятки. А теперь, после принятия влюблённости, оно из пяток на место возвращаться не спешило. Сам же Коджиро приходит в гостиную минут через десять. Приступ смущения спал, теперь главное не сделать что-то ещё. — Какой гарнир к курице ты хочешь? Может вместо овощей рис? Я могу сделать якитори, если хочешь. Мне вообще без разницы. Ты вообще голодный? — Я не очень голодный и не хочу наедаться на ночь, но ты слишком хорошо готовишь, чтобы отказаться. Если ты тоже не очень хочешь есть, можем просто чаю выпить. Или кофе. Но вообще якитори звучит неплохо, — говорит Каору так, будто ему действительно все равно. Сакураяшики все еще разглядывает такой потрясающий интерьер, не решаясь посмотреть на Нанджо. Ему очень и очень не нравилось то, какой он сегодня болтливый. Не хотелось бы ляпнуть чего лишнего случайно. Коджиро тоже отводит взгляд. Кажется, он весь вечер жутко смущал Каору. Вообще с момента падения вечер был какой-то очень странный. — Даже не думай называть меня гориллой больше. Я сильнее тебя, потому что как минимум ем. Ты вообще прозрачный. Может у тебя парня нет, потому что тебя никто не видит? — уже из кухни кричит Нанджо. Такие шутки были для них привычными, но именно сегодня ставили в неловкое положение. — Могу завербовать тебя в свои мужья, с тобой я точно не умру от голода! — в той же язвительной манере кричит ему Каору. Ну вот, не хотел ляпнуть лишнего, а в итоге сказал вот это. Ну, что тут сказать, если лучшая защита — это нападение? Сакураяшики проходит на кухню и встает рядом со своим другом, режущим куриное филе. — Ну, как тебе идея? Если ты будешь меня кормить, тебе точно не придется переживать о том, что я плохо ем. И вообще, ты такой хозяйственный, с тобой будет приятно вести быт. И джинсы постирать можешь, и рану обработать, и ужин приготовить. Мужчина мечты просто. Неудивительно, что на тебя столько девушек вешается. — А ты будешь просто красивый дома сидеть? Я тоже красивый, это тогда не плюс. Вот если годам к тридцати будешь богатым и одиноким, то так уж и быть, сжалюсь и возьму в мужья. Нанджо пытается приобнять Каору грязной рукой и не замарать лишний раз. — Хотя я не обещаю, что у меня самого никого не будет. Ты ведь прав, я очень привлекательный. Только и успеваю что отбиваться от девушек. Каору сердито шлепает Коджиро по бедру и с недовольным фырчанием отворачивает голову, но даже на шаг не отходит. — Вот женишься, погрязнешь в бытовухе с женой и детьми и уже не будешь таким красавцем. Встретишь меня, одинокого и богатого, и будешь жалеть, что не взял меня в мужья. Сакураяшики драматично взмахивает волосами, а потом не выдерживает и начинает хихикать. — Ладно, так уж и быть, останемся друзьями даже если ты женишься. Кто-то же должен быть твоим красивым и одиноким другом, да? — Конечно останемся. Жена и дети это круто, конечно, но тебя я бросать не собираюсь. Ты же мой лучший друг, только смерть может нас разлучить. Коджиро крепче прижимает Каору к себе и целует в висок. Напряжение как рукой сняло. В конце концов, поведение Нанджо было таким, как прежде: он всегда позволял себе довольно много и заигрывал с лучшим другом с такой частотой, будто они уже сто лет встречаются. Влюблённость сначала сковывала, но хотелось видеть Сакураяшики рядом с собой всю свою жизнь и не важно, будет он его другом или парнем. — Всё, дай я уже приготовлю нам ужин. Я, в отличие от тебя, очень голодный. — Ладно, не бубни, занимайся делом уже, — отвечает ему Каору и выпутывается из хватки Коджиро. Он садится позади своего друга и наблюдает за ним каким-то отсутствующим взглядом, потому что все его мысли заняты этим внезапным поцелуем. Нет, конечно, у них и раньше проскальзывали подобные вещи, но только в шутку, а тут Коджиро то в колено его целует, то в висок… Неужели?.. — Тебе помощь не нужна? Вдвоем управимся быстрее и все дела. — Можешь рис в рисоварку положить и духовку разогреть. А в остальном я сам прекрасно справляюсь. Каору действительно так часто ночевал у Нанджо дома, что прекрасно ориентировался у него на кухне, так что уже через пару минут рис оказался в рисоварке, а духовка была включена и поставлена на разогрев. Коджиро правда умелый повар: за последний год он научился готовить не только вкусно, но и очень быстро, так, что даже рис готовился дольше якитори. — Господи, я уже был готов тебя съесть. Мало того что без будущего мужа остался, так ещё бы и не наелся. Никаких плюсов. — Не думаю, что я вкусный, — бубнит Сакураяшики, вновь усевшись за столом. — И вообще, ты такой смешной. То говоришь, что не знаешь, возьмешь ли меня в мужья, если в тридцать я буду богатым и одиноким, то сейчас утверждаешь, что остался бы без будущего мужа… Определись уже, Коджиро. А то я так могу и подумать что это ты мой главный фанат. Так-то за мной тоже девушки бегают. — Тебя не интересуют девушки, это не считается. И вообще, — Коджиро подходит к Каору, сидящему на табуретке, и резко обнимет со спины, — Я всегда был твоим главным фанатом. И ты так хорошо включаешь рисоварку, как я могу устоять? Он такой беззаботный, виснет на Сакураяшики грузом сильной дружеской привязанности. Но у самого сердце бьётся быстро-быстро. Хотелось прямо сейчас поцеловаться, забить на ужин, провести весь вечер вместе, но уже как пара. — Будет нам тридцать — поженимся. Прям в мой день рождения, давай? Каору замирает, как кот, которого слишком внезапно решили потискать, но ничего против не имеет. Он тихонько вздыхает и откидывается назад, устраивая голову на плече у Нанджо. — Давай. Мы могли бы даже не ждать до тридцати лет, но раз уж ты настаиваешь, — Сакураяшики заглядывает в глаза другу снизу вверх и улыбается. Коджиро такой дурашка на самом деле. — Хочу пожить для себя. Я ещё молод, как ты и сказал, у меня от девушек отбоя нет, буду гулять сутки напролёт. А как мне гулять, если у меня дома будет любящий муж? Вот скажи, ты будешь любящим мужем? Нанджо улыбается. К Каору он питал самые нежные чувства и хотел, чтобы это с одного взгляда было понятно. — Тебе виднее, получится ли из меня любящий муж или нет. А вот ты просто гуляка. И не оправдывайся тем, что ты любвеобильный и привлекательный, тебе лишь бы пофлиртовать лишний раз, — Каору вновь вздыхает и закрывает глаза. Видеть эту невероятно довольную собой морду порой было просто невыносимо. — Мой цветочек ревнует? Если я могу ко всем подкатывать, то почему бы и нет. Я всё равно встречался только с двумя девушками за жизнь. — И вовсе я не ревную, очень оно мне надо, — фырчит Каору, а потом поворачивается к столу. — Ну что, ужин там скоро будет готов? Я немного устал и уже хочу спать. — Всё давно готово. Просто захотелось немного пообниматься перед едой. Ты что, не знал, что объятия красивого мужчины улучшают пищеварение? — Про объятья, влияющие на пищеварение, слышу в первый раз. Ну что, доктор Коджиро, в таком случае вам действительно стоит стать моим мужем и сначала обниматься со мной, а потом кормить. Ладно, все, хватит болтать, давай лучше поедим. Не ты ли жаловался, что так голоден, что вот-вот меня сожрешь? — Я просто хочу немного пофлиртовать, не бурчи, котёночек. Коджиро ставит тарелки на стол, но есть сам не начинает — всё равно знает, что вышло вкусно, но ему важнее мнение Сакураяшики. — Ну? Как тебе? Это новый соус, если что. Нанджо крутит в руках палочки, наблюдая, с каким удовольствием Каору жует курицу. Ему и правда всегда нравилось и выражение лица говорило об этом лучше, чем неловкие слова. — Нормально, — фырчит Каору, прожевывая курицу. И сколько бы он не притворялся не впечатленным, он все равно понимал, что Коджиро знает правду. — Ты флиртуешь со всеми подряд, надеясь, что хоть кто–нибудь с тобой переспит? — вдруг возвращается он к прошлой теме и пронзительно смотрит на Нанджо, не давая ускользнуть от ответа. — Что, настолько писька чешется, что готов к первому встречному в постель прыгнуть? — Каору! Заткнись, — обижено отвечает Коджиро и утыкается в тарелку. — Вот можешь же как ляпнуть хуйню, а. Я флиртую, потому что мне это нравится, а не потому что хочу трахаться. Кроме того, я уже придумал свой первый раз, а не хочу прыгать к первому встречному в постель. Жри свою курицу, Сакураяшики. Нанджо правда оскорблен. Подумаешь, какой-то флирт, это ничего не значит, просто приятно провести время с кем-то. А Каору загнул, что он кобель проклятый. — Подожди, ты сказал, что уже продумал свой первый раз… Неужели ты еще ни разу не трахался? У тебя ведь были девушки, я думал, что ты уже… Блять, извини, я действительно ляпнул хуйню. Сакураяшики стремительно меняется в лице и тоже утыкается в тарелку, потому что теперь ему неловко. Коджиро всегда был окружен вниманием девушек и очень любил пофлиртовать, так что мысль о том, что он уже имеет хоть какой–то сексуальный опыт, появилась сама собой. — Вот именно, хуйню ляпнул. Ужин безнадёжно испорчен. Хотелось как обычно поговорить про всякую ерунду, а Каору тут со своей еблей как привязался. Да и сам Коджиро, безнадёжно влюблённый, готов был в любой момент проболтаться, что обязательная часть его первого раза это его лучший друг. — Пойдём спать, сам же говорил, как устал, — немного сухо говорит Нанджо, когда замечает, что Каору уже минуту возит палками по пустой тарелке. — Я утром всё помою. — Я помою посуду, а ты иди лучше пока постель расстели, — так же сухо отвечает Каору и, не поднимая взгляда, убирает со стола тарелки. И он действительно моет посуду, хоть и очень не любит этим заниматься. Нужно было немного отвлечься, остудить голову, подумать, как нормально извиниться перед Коджиро. Он со своей глупой ревностью действительно перегнул палку и, видимо, обидел друга. И вот, посуда вымыта. Сакураяшики доходит до спальни и обнаруживает, что и постель тоже уже расстелена, а Нанджо сидит на краю и, по всей видимости, ждет Каору. Тот проходит в комнату, забирается на свою половину кровати, как обычно, поворачивается на бок и бормочет тихое «спокойной ночи». Обычно они каждый раз перед сном болтали о всякой ерунде по часу, а то и по два, но в этот раз даже будто бы воздух сгустился, нагнетая атмосферу. — А ты? Ну в плане у тебя… Было что-то? Просто ты такая оторва, все дела. — Коджиро говорит это тихо и смущённо, ощущая, что Каору ещё не спит. Может ему самому лучше уйти в комнату родителей, чтобы не смущать? Каору сначала даже замирает, не дыша, а потом чувствует, как румянец расползается по всему лицу. — Нет. Каким бы оторвой я не казался, мне еще ни разу не доводилось с кем-то, ну… потрахаться. Я не придаю этому большого значения. Вот скажи, как ты представляешь себе свой первый раз? Мне все равно, где и как, главное, чтобы я был трезвым. И все, — бубнит он больше себе под нос, а потом все же переворачивается с бока на спину, но на Коджиро все так же не смотрит. Смущается. — Я хочу чтобы мы сходили на свидание, в потом я приготовил бы ей лучший ужин в её жизни. Мы бы просто хорошо проводили время, но и я, и он бы поняли, что атмосфера немного меняется. Может, я предложил бы ей потанцевать — обычное такое домашнее свидание. А когда мы пошли бы спать, он бы поцеловал меня, разрешая делать с собой всё, что я захочу. Можно было бы поставить какую-то музыку на фон, чтобы она не так смущалась. Для меня очень важна эта атмосфера, я хочу, чтобы мы оба запомнили этот раз. Нанджо тоже жутко смущен, язык у него заплетается. Как же ему хотелось провести такой вечер с Каору! — Так она или он, Коджиро? — с улыбкой спрашивает Каору и тихо беззлобно усмехается. Он такой забавный: вроде весь такой из себя плейбой, но так склонен к милым романтичным вещам, да еще и смущается ужасно, пока об этом рассказывает. Милый, ужасно милый. — Да какая разница она или он, я- я оговорился? — Коджиро жутко смущается, поворачивается на живот и утыкается красным лицом в подушку. Сакураяшики всегда знал, что ему так-то и парни нравятся. Но в окружении не было ни одного парня, кроме самого Сакураяшики — Знаешь что? Как ты смотришь на то, чтобы немного, ну… — Сакураяшики запинается и звучит уже не так уверенно, — поцеловаться? Просто я подумал, что… Наш вечер отдаленно похож на то, что ты бы хотел… А хотя ладно, забудь, давай лучше ляжем спать. Нанджо готов помереть со стыда прямо сейчас, но когда слышит предложение Каору… — Ты сейчас опять плохо шутишь? Можешь уже надо мной не издеваться, я ведь могу и не отказаться. — Я не настолько ублюдок, чтобы шутить так. Или ты действительно считаешь меня таким? Ай-ай, Коджиро, мне, между прочим, обидно. Пусть сейчас Каору и отшучивается, сердце у него бьется быстро-быстро. Хорошо, что сейчас, в полумраке комнаты, Нанджо не увидит его краснющего лица, горящего от смущения из-за этого внезапного предложения. Ему действительно так хотелось поцеловать Джо, но при этом было так стыдно, что он был готов сорваться и сбежать прямо так, босиком и в пижаме. — Иди ко мне, вишенка, — тихо говорит Коджиро и поворачивается на бок, утыкаясь носом прямо в длинные розовые волосы. — Я всегда хотел с тобой поцеловаться, может даже и не немного. Но не по дружбе. Каору тоже поворачивается лицом к Коджиро, смотрит на него, тускло освещенного пробивающимся сквозь окна светом уличных фонарей, но так и не спешит приближаться для поцелуя. — Я… Тоже. Боже, как стыдно в этом признаваться! — Сакураяшики не выдерживает и закрывает ладонями румяное лицо. Это было просто невыносимо! Они и раньше часто заигрывали друг с другом, но это было в шутку и нисколько не смущало, а нынешняя ситуация, казалось бы, довольно невинная, просто сводила с ума от смущения. Нанджо подаётся вперёд и целует белые пальцы. — А мне как стыдно. Но раз уж ты предложил, то давай. Коджиро тяжело дышит, кажется, даже немного дрожит. Он хочет зацеловать всё прекрасное лицо, обманчиво-тонкие руки, подтянутый живот и сильные ноги. Он просто очень хочет Каору. Каору раздвигает пальцы, чтобы взглянуть на Нанджо, глупо улыбающегося ему; а потом и вовсе убирает руки от лица, тихонько вздыхает и подается вперед, чтобы поцеловать Коджиро. Поцелуй выходит немного неумелым, но очень приятным от того, что он был долгожданным. Сакураяшики был готов поклясться, что вот-вот умрет от переизбытка чувств, нахлынувших так внезапно. Нанджо всё ещё робко приобнимает Каору за талию, не давая отступить. Сейчас он чувствовал себя самым уверенным человеком на свете. — Я люблю тебя. Очень люблю. Просто из-за того, что мы давно знакомы, я этого не понимал. Но я больше не хочу быть твоим другом. Коджиро аж задыхается, а потом, не дав ответить, снова целует Сакураяшики. Каору не хочет или, скорее, не может ответить ему словами, поэтому решает все показать своими действиями: он обхватывает ладонями лицо Коджиро и целует-целует-целует, пока голова не начинает кружиться от нехватки воздуха. А как только поцелуй они разрывают, Сакураяшики утыкается лбом в плечо своему парню и бормочет в ответ что-то похожее на признание. — Цветочек, какой ты хороший. Давай ещё немного. Они целуются вновь. Коджиро даже смелеет: целует тонкую шею, запускает руки под футболку Каору, гладит бока и старается сильно не щекотать. — Вкусно пахнешь. Каору хочет ответить, но с его губ срывается только тихий стон. Это ужасно смущает, поэтому Сакураяшики спешит зажать себе рот рукой и отводит взгляд в сторону, чтобы не видеть реакцию Коджиро на этот странный звук. Боги, как хорошо, но как неловко… — Можно я сниму с тебя футболку? — тоже жутко смущается Коджиро, но шею целовать не перестаёт. Стоны удовольствия Каору Сакураяшики — лучший звук на планете. Он готов слушать это вечно, голос этот такой красивый; наверное, Каору ещё и сводит свои тонкие брови в этот момент. Так хотелось видеть разморённое негой лицо. Сначала Нанджо думает, что вот сейчас, ещё немного и они наконец-то займутся сексом, как, оказывается, оба давно хотели, но… — У меня ничего нет. Прям вообще ничего, ни смазки, ни презиков. Может остановимся на поцелуях? Это звучало как самая невероятная глупость, ведь сам Коджиро был жутко возбужден. Рассказ про идеальный первый раз, влажные и страстные поцелуи, он просто не смог сдержать себя. Каору не выдерживает и садится, а потом тянет Коджиро за собой. Он позволяет снять с себя футболку, а потом снова лезет целоваться, потому что уже не может утерпеть. — Глупый, — шепчет он с придыханиями, — мы могли бы просто подрочить друг другу. Это, конечно, вряд ли можно назвать полноценным сексом, но зато мы зайдем дальше обычных поцелуев и не умрем прямо здесь от возбуждения. Каору хорошо. Просто невероятно хорошо. Он будто плавится от этих жадных быстрых поцелуев и немного неловких прикосновений. Однако хотелось большего. — Ты… умеешь ставить засосы? — Умею, что там уметь. Но на шее не стоит, вдруг у наших родителей появятся лишние вопросы. Коджиро усаживает Каору себе на колени, утыкается в ключицы и целует бесконечное множество раз. Сакураяшики — самое ценное сокровище мира, которое он бы не променял и на десяток государств. — Ты такой невероятный. Я столько раз видел твоё тело, но целовать его куда лучше. Из-за всех этих речей Сакураяшики чувствовал себя очень неловко, потому что сам сейчас и пары слов связать не мог, да и голова была занята совсем другим. Свободные пижамные штаны вдруг показались невероятно тесными, так что Каору слегка двинул бедрами вперед, стараясь немного облегчить свое состояние. — Укуси, — смущенно шепчет он Коджиро, путаясь длинными пальцами в его взлохмаченных волосах и не позволяя отстраниться. — Пожалуйста, укуси меня. У Нанджо голова шла кругом. Он бесконечно восторгался Каору, но всего одна его просьба отбила всякое желание говорить. Это всё можно и потом. Коджиро слегка кусает Сакураяшики, не зная, правильно ли он всё делает. Ему точно не больно? Кусать людей было очень непривычно. — Сними мою футболку, мне неудобно, — немного неловко просит парень. Хотелось бы вообще поскорее оказаться голыми. И ведь Сакураяшики ужасно довольно стонет, отметая прочь все сомнения Коджиро. Это было приятно. Очень приятно. Но, Каору, не стоит быть таким эгоистом… Парень прислушивается к просьбе Нанджо и стягивает с него футболку, а потом небрежно кидает ее куда-то на пол. — Каору. Я… Правда не знаю, что делать. Точнее знаю, но… Будь сверху, пожалуйста, — ему жутко стыдно. Просто невероятно. Весь первый раз пошёл не по задуманному сценарию. Это не было жутко плохо, тем более, рядом был Каору. Но хотелось так, как всё было запланировано; ну или просто быть самому сверху, сохранить свой образ плейбоя. Ведь даже Сакураяшики считал его таким. — Эй, все нормально. Тем более я предложил, ну, — сам Каору тоже немного запинается от смущения, — просто письками потереться, так что неважно, как это будет выглядеть… Просто делай то, что доставит нам удовольствие, ладно? И давай уже снимем гребаные штаны, я так больше не могу! Сакураяшики нехотя слезает с колен Нанджо и стягивает пижамные штаны вместе с бельем, а потом кидает на пол, как когда-то футболки. Боже, от этого стало неловко только сильнее. И, кажется, не только ему. Коджиро немного скованный. Он даже отворачивается, когда раздевается. А стоит повернуться — крепко обнимает Каору, будто бы скрывая свою наготу. — Волнуешься? Нанджо снова целует худые плечи, пару раз кусает и оставляет один засос подальше, чтобы точно незаметно было. — Поцелуй меня тоже. И Каору с радостью целует. Быстро-быстро, едва касаясь губами его щек, губ, кончика носа. Коджиро хотелось расцеловать просто всего! Однако и его, Сакураяшики, тоже немного останавливала абсолютная сексуальная неопытность. — А ты? Ты волнуешься? — избегает ответа на вопрос Каору, потому что слишком стесняется признаться. Он волнуется. Очень волнуется. — Очень. Это же ты, а я люблю тебя. Вдруг я сделаю что-то не так. Нанджо чуть сгибается, целует худую грудь, а потом тихо, будто бы только для себя одного, говорит: — Целоваться с пирсингом прикольно. Может мне тоже язык проколоть. Или соски. За всё время Коджиро так и не рискнул посмотреть вниз. Он уже много раз видел пирсинг Каору, когда они переодевались то на физкультуру, то после школы. Но сейчас была абсолютно другая ситуация и эти маленькие полублестящие железки словно смеялись над ним, манили и возбуждали. — Даже не знаю, — немного растерянно выдыхает Каору. — Насчет языка могу сказать вот что: целоваться с ним интересно, но только когда он у кого-то одного. Мне кажется, если ты тоже сделаешь пирсинг, мы постоянно будем цепляться украшениями. И еще я слышал, что он… ну, немного бесполезный во время минетов, потому что он просто не чувствуется, зато, наверное, мешает этому делу. А вот соски… Мне кажется, на твоей груди хорошо бы смотрелась пара золотых колец, да. Тут Сакураяшики понимает, что надо что-то делать, потому что если он не начнет, то они точно дальше поцелуев не зайдут. Юноша немного неловко протискивает руку меж их тел, а потом осторожно касается члена Коджиро. Настолько осторожно, будто он касался ядовитой, мать ее, змеи. Нанджо стонет от облегчения, когда его наконец-то касаются. Даже бросает взгляд на руку Каору, отчего заливается краской. — Что, уже пробовал кому-то отсосать? — без задней мысли говорит Коджиро, пытаясь как всегда подколоть. И только после ойкает, осознавая всю свою тупость . — Я тебе сейчас хуй оторву! — Каору отворачивает голову, пряча вспыхнувший с новой силой румянец на лице. — Думай хоть иногда прежде чем ляпнуть что-нибудь. Я же сказал, что просто слышал об этом, а ты… Ты придурок, — И пусть Сакураяшики и рассердился на своего парня, но довольно быстро отошел. — М-может ты тоже попробуешь меня потрогать? Все же мы не просто целоваться хотели и все дела. — Тебе не противно? Просто, ну, если не нравится, то можем просто поцеловаться? –Боже, он такой нерешительный! Хотя и тянется к чужому члену, всё равно словно пытается оттянуть этот момент. Сакураяшики, пусть и волнуется, но делает. Он всегда был более дерзкий. — Если бы мне было противно, — уже куда тише говорит он, — я бы не стал тебя трогать. А вот если тебе мерзко, то давай лучше я все сам сделаю. Или просто каждый сам себе подрочит, потому что терпеть это уже просто невыносимо. — Не мерзко! Ты не можешь быть мерзким. И вот Нанджо наконец-то обхватывает своей довольно большой ладонью член Каору. И это очень странно: будто он дрочит себе, но при этом их с Сакураяшики движения абсолютно разные, непредсказуемые. Коджиро даже не пытается сдерживаться, когда вдруг стонет. Каору же кусает губы, пытаясь хоть немного сдержать стоны. У Джо такая большая и теплая ладонь… Это ощущается совсем по–другому, если сравнивать с тем, как он дрочил себе. — Боже, Коджиро, — все же не выдерживает и простанывает Сакураяшики, — пожалуйста, можешь двигать рукой немного быстрее? Нанджо молчаливо исполняет просьбу. Это очень, очень хорошо. Все сомнения и некоторая обида на то, что всё пошло не как он хотел, отступает. Остаётся только Каору, который быстро дрочит ему и тихо скулит на ушко. — Может… Хочешь попробовать немного по-другому? Я видел и думаю это будет приятно, — вдруг предлагает Коджиро, но что за «по-другому» не объясняет. Каору сначала немного колеблется, но потом отвечает тихим «давай». И, пожалуй, он ожидал чего угодно, но не думал, что Коджиро решит обхватить своей огромной ладонью их члены, прижав один к другому. Это было… интересно. И, стоит сказать, довольно приятно. Настолько, что Сакураяшики все же не выдержал и застонал, стоило Нанджо сделать пару движений рукой. — Ляг, пожалуйста. Так будет удобнее, — через минуту говорит Коджиро, у которого уже успела устать рука. Но это было ужасной ошибкой. Каору, жутко возбужденный и лежащий на спине с раздвинутыми ногами, был чем-то, о чём Нанджо боялся даже думать. Раньше это было словно под запретом, потом что мало ли к чему можно прийти, воображая так своего лучшего друга. Но теперь, когда они, вроде как, встречаются, это слишком быстро стало реальностью, что бедный парень был в шоке. Он опять смыкает руку на их членах, но теперь решает, что лучше двигать тазом вперёд. — Удобно? — Если быть честным, то не очень, — едва простанывает Каору, а потом вдруг закидывает обе ноги на поясницу своему парню. — Так намного лучше. Сакураяшики хочет хитро улыбнуться, однако в этот момент Коджиро начинает двигаться и чуть сжимает ладонь, лежащую на их членах, так что из головы Каору тут же вылетают все мысли. — Блять, как же хорошо… — стонет, нет, скулит юноша. — Пиздец, я скоро… Скоро кончу. А ты? — Тоже, — отвечает Коджиро. Это как-то так быстро, не слишком удобно, но всё же приятно. Очень приятно, а особенно потому что он с Каору. Стоны того громче его собственных, а голос сильно ломается. И, боже, так непривычно, но очень возбуждающе. Нанджо всецело поглощен процессом, но, как оказалось, его куда больше волнует, что чувствует его парень, а не он сам. — Люблю тебя. Очень люблю, — шепчет Коджиро, а потом, ещё раз проехавшись членом о член, кончает. Каору не может ему внятно ответить: он что-то мямлит, а потом, протяжно застонав, тоже кончает, пачкая спермой руку Нанджо и собственный живот. Какое–то время он выглядит потерянным, будто и вовсе отключившимся от реальности, но, стоит ему только отдышаться, как он приподнимается, чтобы быстро поцеловать Коджиро, а потом прижаться лбом ко лбу и прошептать: — И я тебя. Очень-очень люблю. Нанджо хлопает своими большими глазами, а потом наугад целует Каору. И вдруг осознание произошедшего наваливается на бедного паренька с невероятной силой, он аж рядом на кровать падает. — Ого, вау. Мы получается реально занялись сексом. И это было даже очень неплохо, — он опять говорит сам с собой, но всё равно хочет услышать мнение Сакураяшики. Вдруг он ожидал большего. — Да, это было здорово. Намного лучше, чем дрочить самому, — отвечает Каору и глупо хихикает. О, боги, он чувствовал себя таким пьяным и до ужаса влюбленным. — Надо будет как-нибудь повторить, да? — Каору-у, — Коджиро прячет лицо в подушку от смущения. Этот подлец выше его сил. — Надо будет. Я подготовлюсь по такому случаю. А теперь иди в ванную, нам стоит поспать. Коджиро хотелось ещё многое узнать, но для начала стоит привести себя в порядок, особенно мысли. — Ладно, ты пока тут немного попаникуй, а я пойду помоюсь, — Каору для начала приподнимается на локтях, а потом и вовсе встает. Он треплет Коджиро по макушке, а потом решает больше не мучать его и уходит в ванную. И только теперь он может дать волю чувствам и точно так же умереть от смущения. При Нанджо хотелось держать лицо, не подрывая своего образа оторвы, которого нечем удивить (он знает, что Коджиро его давно раскусил), но теперь, когда он остался один, можно было и под прохладным душем постоять, прислонившись лбом к холодной стене, и ладонь приложить к груди. Туда, где быстро-быстро бьется влюбленное сердце. — Извини, извини, я быстро, — слышится со стороны распахнутой двери. — отойди от душа, я хочу руки помыть. Коджиро хотел отлежаться, чтобы не смущать Каору лишний раз, но через пару минут понял, что с грязной, простите, от спермы рукой он сам расслабиться не может. В сторону Сакураяшики он даже не смотрел, пускай возможность взглянуть на изящный силуэт за стеклом душевой кабины очень манила. Нанджо был всё ещё потным, но более спокойным. Он собрал вещи с пола, отнёс грязное бельё в стирку и расправил простынь. — Всё ещё не верю, что мы правда это сделали, — вслух говорит парень, пытаясь унять рой мыслей. — А мне и верить не надо, я знаю, — говорит Каору. Он выходит из ванной почти безо всякого стеснения, но все же очень быстро оборачивает полотенце вокруг пояса. — Если ты не веришь, то посмотри на это, — Сакураяшики кончиками пальцев обводит несколько засосов, оставленных Коджиро на плечах и груди. — Не могли ведь они появиться сами собой, правда? — Боже, Каору, хватит, — Нанджо с головой накрывается одеялом, лишь бы не видеть весь этот стыд. — Это просто было ну… Правда хорошо. И очень внезапно. Я не думал, что это произойдёт пока я буду ещё школьником и к тому же с тобой. — Голос Коджиро звучит тише обычного из-за одеяла, но оно и к лучшему. — Ладно тебе, — Каору садится рядом с Коджиро и осторожно проводит рукой по его плечу, однако этой «брони» из одеяла своего парня не лишает. — Это действительно было внезапно, но очень хорошо. Честно, от своего первого раза я ожидал худшего хотя бы по той причине, что думал, что он произойдет не с тобой. В итоге Сакураяшики не выдерживает и заваливается на кровать. Он просовывает руку под одеяло к Нанджо и долго шарится там, но стоит ему взять Коджиро за руку, как он тут же успокаивается. — Люблю тебя, горилла. — Я тоже люблю тебя, — он крепче сжимает руку, а потом даже вылезает из кокона.– Я быстро сбегаю в душ и вернусь, подожди меня. Коджиро на самом деле просто капитулирует, потому что это признание в любви выбило из него всё возможное. Начать встречаться во время секса звучало так ужасно и абсолютно не романтично. Но здесь уже остаётся только смириться и принять ситуацию, всё равно эта романтика, о которой так мечтал Нанджо, будет дальше, да? — Я кинул твои труханы в грязное белье, завтра постирать надо. Но сейчас тебе надо что-то надеть. Пижаму на голое тело или, если тебе не противно, могу дать свои трусы. Каору немного колеблется, но потом выдает: — Давай сюда свои труханы. Не думаю, что мне будет мерзко после того, как мы буквально, ну, письками потерлись. И как только Коджиро кидает в него чистые трусы, Сакураяшики тут же поднимается с кровати и, смущенно повернувшись спиной к своему парню, надевает их. — Они мне большеваты, — не слишком довольно заявляет Каору, показывая, что резинка не прилегает к телу совсем. — Ну ты и огромный, конечно. — Чуть шире тебя. Я всегда был крупным, особенно если сравнивать с тобой. И всё равно было бы здорово быть более накаченным. Хотя если ты сейчас зовёшь меня гориллой, то что будет дальше? Коджиро подходит сзади, но в какой-то момент смущается и вместо объятий просто целует в затылок. — Я устал и хочу спать. Завтра у тебя уже будут твои трусы, потерпи, это просто прикрыться. — Я просто, блять, поражен. У тебя я ночую почти так же часто, как у себя дома, но так и не додумался, блять, притащить сюда запасные трусы, — Каору недовольно фырчит, а потом кладет голову на плечо Коджиро. — Ладно, пошли уже спать. Какой смысл нам еще сидеть, если ты исчерпал свой лимит бесстыдства и теперь не сможешь вести со мной все эти разговоры о сиськах-письках. — Нет, я всё же хотел кое-что узнать, — вдруг говорит Коджиро, когда они вновь ложатся в кровать. Уже вторая попытка поспать за этот день. — Ты никогда не думал обо мне ну… В сексуальном ключе? Ну не представлял наш первый раз и всё такое? Знать хотелось ужасно, но ещё больше хотелось избежать этих разговоров. Они только начали встречаться, зачем об этом говорить так рано? Обычные пары ведь долго не поднимают подобные темы и всё такое, не слишком ли это странно? — Я тебя сейчас стукну, — недовольно ворчит Каору, но свою угрозу так и не воплощает в реальность. — Ну, было один раз… Я не думал конкретно о том, что это наш первый раз, просто представил, что мы с тобой переспали. Потом мне стало очень стыдно перед тобой, и я запретил себе думать на эту тему. Вот и все. — У меня так же. Но просто иногда смотришь на тебя и… Ты очень красивый. И сексуальный. Хотя я тоже ничего конкретного не думал. Моя идея на первый раз была универсальной, в основном потому что перед тобой стыдно. Коджиро ищет руку Каору рядом с собой и легонько сжимает, когда находит. — Мне теперь можно о тебе думать? Хоть иногда, безо всяких извращений. Всё, ладно, молчу, — сам себя затыкает Нанджо, стоит понять, какую ерунду он говорит. Уж лучше бы уже пошёл спать. — Родители вернуться завтра после обеда, а зная их это может быть даже ближе к вечеру. Но надо будет встать пораньше, чтобы ты не остался без трусов. — Ты такой дурачок, — Каору вздыхает, но слишком наигранно. — Конечно, ты можешь обо мне думать. С извращениями или без — уже на твое усмотрение, в голову-то я тебе не залезу. Но в любом случае… Спасибо, что спросил. Каору поворачивает голову, смотрит на Коджиро с легкой полуулыбкой на губах, а потом не выдерживает и целует того в кончик носа, но тут же возвращается в прежнее положение и делает вид, что ничего не произошло. — Все, с трусами завтра разберемся. Давай уже спать. В который раз я желаю тебе спокойной ночи? — Не знаю. Второй? Хватит меня целовать, мы же тогда никогда не уснем. У нас достаточно времени, чтобы целоваться, это можно хоть в школе делать. *** Коджиро заснул, так и не осмелившись обнять Каору, хотя очень хотелось. Но они ещё никогда так не спали, поэтому было как-то неловко всё лучшее сразу выкладывать. Нанджо вообще редко смущался, но весь этот вечер был одним смущением. Может хоть завтра станет легче жить с тем фактом, что они встречаются. Удивительно, но в этот раз Каору просыпается первым. Обычно рядом с Коджиро ему всегда хорошо спалось, но сегодня… Видимо, прошлым вечером он перевозбудился (во всех смыслах этого слова) слишком сильно, поэтому и не смог нормально выспаться. Нанджо обнаружился спящим рядом, как и обычно. Боги, у него такое забавное, но от этого невероятно милое лицо, что Сакураяшики чуть не умер от внезапного прилива нежности и решил, что чтобы с этим справиться, нужно пойти заняться чем-нибудь. Ну, умыться, попробовать (наверное, не слишком удачно) приготовить завтрак. В общем, отвлечь себя, пока Коджиро не проснется, чтобы не разбудить его внезапными поцелуями. — Каору, что ты готовишь? Мы могли бы просто разогреть остатки ужина, там ещё на порцию, — Коджиро немного лениво идёт на кухню, а потом замирает, стоит глазам пробежаться вверх по фигуре Сакураяшики. — Ты без трусов? Где твои трусы?! Я же тебе вчера их дал, где? — Я готовлю яичницу, потому что мои кулинарные навыки на этом заканчиваются и, боже мой, не ори. Я закинул их стираться. Каору одергивает футболку, что явно ему не по размеру, и проверяет, чтобы подол закрывал задницу хотя бы наполовину. Может они вчера и потрахались, Коджиро, кажется, все еще не может смириться с этим фактом. Такой смешной. — Я бы потом постирал твои. Пожалуйста, иди оденься, это очень смущает или ещё хуже вдруг родители приедут, а ты вот такой. Я принесу тебе чистые. Нанджо уже разворачивается и делает пару шагов, но вдруг подходит к Каору и целует его в висок. Они же теперь вроде как встречаются. — Смотри не сожги. И я ещё тосты хочу, сделай, пожалуйста. Поверить не могу, что ты готовишь мне завтрак. — Если тебя смущает моя голая жопа, то последи за яичницей, а я пойду надену свои пижамные штаны, — Каору отвечает Коджиро поцелуем в щеку, а потом уходит переодеваться. Честно говоря, когда вся эта авантюра задумывалась, она предполагала совершенно иной исход, что немного расстроило Сакураяшики. Однако он не подал виду и уже через пару минут так же стоял у плиты, только вот теперь в пижамных штанах в розовую полоску. — Извини, меня это всё ещё немного смущает. Может в следующий раз не будет.– Нанджо немного стыдно и он старается всячески избегать взгляда Каору. Наверное, тот сделал это специально, а он просто влюблённый неловкий подросток.– Будешь чай или кофе? — Забей, — бросает Каору, снимая со сковороды яичницу. Вау, даже не подгоревшую. — Давай кофе. Может, выгляжу я и неплохо, но я хуево спал, поэтому мне не помешает немного взбодриться. Сакураяшики, видя замешательство своего парня, тоже не смотрит на него. Наоборот, будто бы даже как-то демонстративно игнорирует, занимая себя приготовлением тостов, о которых так просил Коджиро. Нанджо не знает, куда деться. Садится неудобно, ведь Каору ещё стоит, а кухня маленькая и походить по ней тоже не выйдет. Так что он принимает отчаянное решение дать то, чего Сакураяшики, вероятно, и хотел. — Следующий раз… — довольно уверенным тоном говорит Коджиро и ласково обнимает парня со спины. — Когда и где мы сможем? Я не знаю, когда родители опять уедут. Каору даже вздрагивает, когда его так внезапно обнимают, да еще и задают такой вопрос. Он достает из тостера уже готовые тосты и кладет их на тарелку, но от Коджиро так и не отходит. — Думаю, следующий раз будет у меня дома, — его голос звучит немного смущенно, — у маминой подруги скоро день рождения, так что она уйдет на всю ночь… И вообще, посмотрим по обстоятельствам, а сейчас давай просто позавтракаем. — Может хочешь ну… Нормально поцеловаться? Для аппетита.– Коджиро смотрит куда-то мимо, прямо на тосты, но не на Каору. И всё равно то, как Сакураяшики улыбается ему, ощущается будто бы даже корнями волос.– Не смешно! Я не знаю, можно ли тебя просто так взять и поцеловать, может ты мне накостыляешь за это! — Нанджо расслабляет объятия, давая возможность повернуться. — Только давай быстро, ненавижу холодную яичницу, она очень противная. — Ты такой дурачок, — говорит Каору, повернувшись. Он хватается за футболку Коджиро, притягивает его к себе и чуть приподнимается на носочках, чтобы поцеловать этого огромного влюбленного тупицу. — Достаточно? Или ты хочешь еще… нагулять аппетит? — с хитрой улыбкой на лице интересуется Сакураяшики, стоит ему только отстраниться. — Ты слишком языкастый, тебе не кажется? — И всё же Каору всегда был таким языкастым. Настолько, что не знай Нанджо его с молочных зубов, то сейчас бы в некотором роде восхищался этой дерзости.– Давай. А-то потом когда ещё успеем поцеловаться? Не каждый же день видимся, да? Коджиро не может смотреть, как этот крошечный котёночек стоит на носочках, поэтому просто сам немного наклоняется. Так будет удобнее. — Чего ждёшь, целуй. Каору хочет возразить, но понимает, что нечем, поэтому просто целует Коджиро. Целует жадно, ненасытно, а потом и вовсе обнимает Нанджо за шею. — У нас сейчас остынет яичница, сам же говорил, что не любишь холодную, — бормочет Каору, когда они разрывают поцелуй. — Пойдем уже завтракать, а пососаться еще успеем. Все равно я отсюда без трусов не уйду, так что придется тебе терпеть меня, пока они не высохнут. — Ничего, потерплю. Не яичницу, тебя. Но я не знаю как объяснить родителям, почему ты оказался у нас дома без трусов. А ещё с джинсами твоими делать что-то надо, — Коджиро уже хотел было сесть за стол, но вдруг вспомнил, что даже чайник не поставил, а ещё кофе предлагал. Так себе из него хозяин. — Ты правда хочешь порвать их ещё сильнее? Тебя мама не убьёт? — Если убьет, мне будет уже не до этого. А если не убьет, то буду самым крутым в нашем скейт-парке, — Каору усаживается за столом и подпирает рукой подбородок. — А про трусы объясниться очень просто: вчера я сходил в душ, помылся, а когда вышел, то обнаружил, что у меня, о боже, нет чистых сменных труселей. Вот и все. Это ведь частично правда, необязательно выдавать им все подробности. Сакураяшики наблюдает за Коджиро, шатающимся туда-сюда по маленькой кухоньке. — Ну и чего ты бродишь тут, как в жопу ужаленный? Ты никогда не стеснялся сидеть за одним столом со мной, а тут мы с тобой просто слегка письками потерлись и все, теперь я тебя смущаю? — Такое не каждый день происходит, конечно ты меня смущаешь. Я как на тебя ни посмотрю всё время думаю о том, что вчера было. Неужели ты чувствуешь себя абсолютно нормально? — Нанджо ставит перед парнем кружку кофе, ради которой так носился, а себе заваривает чай.– Просто дай мне время привыкнуть. Это мой первый раз, тем более что с тобой. Я просто не думал, что однажды всё так будет. Я никогда не думал, что мы перестанем быть друзьями и в целом меня это устраивало. А сейчас я не знаю как себя вести. — Нет, не чувствую! Я тоже блядски смущен всей этой ситуацией, мне тоже до сих пор не верится, что я не только с тобой переспал, но теперь еще и встречаюсь! — немного сердито вскрикивает Каору, но быстро успокаивается. — Извини. Я просто пытался так разрядить обстановку, но, кажется, сделал только хуже. Кошмар, как мы можем быть такими неловкими дурачками? — Мы всегда были такими дурачками. Так что всего пару дней и я перестану шугаться тебя как огня. Коджиро отрезает себе несколько кусочков яичницы, закусывает и запивает их, а потом вдруг резко кладёт приборы на тарелку. — Нет, я так не могу. Я хочу тебя ещё раз поцеловать, вообще невозможно есть, только о тебе и думаю. Каору только подносит кусочек своей яичницы ко рту, как его тут же просят об очередном поцелуйчике. Он, не раздумывая, отодвигает от себя тарелку и тянется вперед, чтобы поцеловать Коджиро, как тот и просил. — Ну погоди ты, это неудобно, — ворчит Нанджо и поднимается со стула, чтобы встать чуть ли не на колени рядом со своим парнем. — Так лучше. Иди ко мне. Голос у Коджиро самый ласковый, он зовёт Каору в свои объятия, а стоит рукам сомкнуться на спине, как он тут же целует Сакураяшики. Хотелось стоять так вечно, пускай и в очень неудобной позе. Это можно потерпеть, когда кого-то очень сильно любишь. Но романтическим мечтам Коджиро не суждено было свершиться, потому что всего через минуту их чувственного поцелуя послышался звук открывающийся двери. Родители вернулись слишком рано. — Ребята, вы ещё дома? Мы смогли раньше освободиться, — зовёт их из коридора мама Коджиро. — Мы завтракаем! — запинаясь отвечает он маме, пока Каору смеётся над ухом. Вот и кончилась вся романтика.