***
Девушка вышла из магазина на первом этаже дома Дамиано с бутылкой воды через полчаса, задержавшись у полочки с выпечкой, выбирая нужную ей булочку, а после пытаясь вспомнить, вода от какой фирмы вкуснее. Карбоне свернула в один из переулков прямо за домом музыканта, опуская левую руку с бутылкой в ней на совсем плоский животик, чувствуя как тепло разливается по всему организму, а внутри будто хранится что-то хрупкое, маленькое и уже такое любимое ею. Правая ладонь опустилась в карман спортивных штанов, неожиданно нащупав новый предмет. Вытянув за цепочку, Изабелла поднесла к лицу золотую подвеску в виде шара. Ту самую, которую Дамиано дал ей в день первой встречи у него в гардеробной, а она благополучно забыла её в кармане штанов. Улыбнувшись своим воспоминаниям, она направилась дальше. Белла прошла пару метров, но тут перед ней вмиг возник высокий мужчина. Маленькие чёрные глазки яро забегали по лицу брюнетки, когда та остановилась, боясь пошевелиться. Не внушающий доверия тип направлялся прямо к ней, смотря точно в испуганные глаза и довольно улыбаясь. Капелька холодного пота сбежала по спине, ведь по его взгляду она всё прочитала сразу. - Н-нет, прошу, - Белла попятилась назад. - Я-я... беременна. - Так даже интереснее, - прохрипел мужчина, приближаясь. Изабелла сделала шаг назад, тут же упираясь в чью-то потную грудь. Смешок второго мужчины, звук ширинки и её лицо в ужасе искажается, а пластиковая бутылка воды падает на асфальт.***
- Дамиано-о-о, - последний её крик, смотря на раскрытое окно его квартиры, перед тем, как раскрытый от ужаса рот заткнули старой тряпкой.***
Что вы чувствуете, когда умираете? Белла ощущала член внутри. Она чувствовала как холодная шершавая стена дома царапает её лицо при каждом жёстком толчке, въедаясь своей сыростью под нежную ранее кожу. Одно движение и она, будто марионетка, уже падает в сторону, подхватываемая чьими-то жирными потными руками. Сознание включается лишь когда от очередной фрикции она впивается во что-то каменное и холодное ногтями, пытаясь удержаться на ослабленных ногах, сдирая не просто лак, но и саму кожу, заставляя кровавые дорожки стекать по пальцам симметрично красной жидкости с её ранее милой щёчки. Чья-то кисть нажимает на живот, от чего девушка вновь истошно визжит. Ребенок. Её лепесточек внутри. Больше, чем за себя, она переживала за маленькое создание внутри и желала лишь одного - сохранить жизнь ребёнку. Готова была отдать свою за него, но, осознавая что они - одно целое, лишь ради маленького создания внутри неё хваталась за жизнь, как за холодную стену, раздирая ладони и захлебываясь в собственных всхлипах. Фонарь, стоявший вдалеке пару раз мигает, и в секунды темноты, длящиеся для брюнетки вечность, в той черной неизвестности она видит это. По спине пробегает холодок, пока горящее ранее лицо будто окунают в ледяную воду, подбивая мурашки табуном пройти по всему хрупкому тельцу. Монстр с горящими красными глазами на четырёх конечностях делает пару шагов, пока с торчащих клыков стекает вязкая слюна, а в следующую же секунду моргает, на мгновение оставляя её без яркого красного света, а после молча делая прыжок. Из груди девушки вырывается истошный вопль, на выходе из-за тряпки во рту являющийся лишь мычанием, и она падает на асфальт, пока он нависает сверху, раскрывая огромную пасть, и набрасывается на неё. Что это - не ясно: простая тень, которую уже покалеченный разум представил именно так, желая, вероятно, отвлечь от грязных действий двоих мужчин, или же образ одного из насильников, видимый остатками сознания именно так. Она стоит на коленях, опустив полностью расслабленную голову вниз, болтая ей будто игрушка на приборной панели машины, пока всё тело содрогается, двигаясь из стороны в сторону. Чёрные средней длины волосы облепляют мокрое лицо, приклеиваясь на кровь на её щеке, пока многочисленные раны сильно щиплет, а девушка, лишь в ужасе раскрыв глаза, смотрит под собой, не слыша ничего вокруг. Уши заложены, а в голове слышится только терзающий звон, от котрого вся голова будто разрывается изнутри от боли. Но это не сравнится с тем, что происходит внутри неё. Что-то, раньше будто находившееся в сердце, давлением разрывает его изнутри, когда обрывки мышечной ткани опадают в брюшной полости, а изо рта снова рвётся крик боли. Ну а сущность внутри не останавливается. Она мечется в груди, будто в клетке, тяга вырваться сильнее и её ничто не остановит. Своими когтистыми лапами принимается расцарапывать мышцы изнутри, отрывая их, бросая вниз к осколкам серда. Острые когти царапают рёбра изнутри, пока она, будто бешеная, мечется из стороны в сторону, ударяясь то в одну кость, то в другую. А Белла ощущает каждую царапину, уже вопя от боли, чувствуя дикое давление и боль в остатках сердца. Что-то в ней терзалось, рвалось, разрушая всё изнутри, ведомое лишь желанием вырваться, желательно раздробив всю грудную клетку, доставив брюнетке нестерпимую боль. А звон в голове плавно меняет звучание, превращаясь во фразы. Фразы всех лично для Изабеллы Карбоне: как отец в неё не верил, а после сотни истерик будто назло добивал ежедневной многочасовой стрельбой, крича за каждый промах. Как подруги всю жизнь отвергали милую девчушку, как в неё не верили ни учителя, ни родные, как ей нагло пользовались. А всё из-за «слишком мягкого характера, доброты, прощения, доброжелательности....». Всё из-за неё. «Жизнь не такая, Белла! Она ужасна и жестока! Ты не подходишь для неё» - её любовь, Дамиано Давид. Она ведь кричала, орала его имя, до того, как рот заткнули. А он сидел там, прямо у большого окна, выписывая новые строчки, пока она так нуждалась в нём. Он не услышал, он не помог. Сейчас она, кидая редкие, бессознательные, затуманенные взгляды чуть наверх, будто видела где-то вдалеке его глаза цвета эспрессо их совместным утром. Он отверг маленькую девочку, отверг её вместе с первой и чистой любовью, теперь лежащей в грязи асфальта и подхватываемой липкими руками мужчин, прижимаемой к грязным стенам в подворотне. А её любви ведь хватило бы для них двоих... Широкие ладони с сухими шершавыми мозолями сжигали девичью кожу, хватая то за шею, тряся полностью расслабленной головой, то за ягодицы, насаживая сильнее. Толстые пальцы будто проникали своей грязью под ранее такую мягкую кожу, уродуя её. Брюнетку трясли из стороны в сторону, пока та, будто самая шарнирная кукла, податливо болталась из стороны в сторону, падая из рук в руки. Слёзы безостановочно стекали по всему лицу, на щеках смешиваясь с кровью, пока слюни пропитывали ткань тряпки, а рвотные позывы становились сильнее в ощущении, что сейчас её стошнит в себя же, пока ворсинки грязной тряпки щекотили всё внутри рта. Где-то внутри неё ломалось что-то поважнее костей. Ломалась вся доброта, искренность, честность. Яркие глаза потухали, пока ранее ярко-чёрные волосы тускнели, смешиваясь с потом грубого человека сзади, мягкая кожа покрывалась синяками и ожогами. Беллу Карбоне ломали. Момент за моментом, секунду за секундой её уничтожали. Стирали всё хорошее в ней, стирали последний свет в Неаполе. В конце концов, в мире столько хрупких вещей. Люди ломаются так легко. Так же легко, как умирают мечты и разбиваются сердца. А девочка действительно не подходила. Поэтому теперь Жизнь сама её под себя меняла. Ставила на колени, выбивая всю «дурь», злорадно усмехаясь и истошно вопя: - Что ты там любила? Людей? - и она ударяла по животу, отчего брюнетка громко вдыхала, не имея уже сил кричать, а остатками сознания молилась лишь за жизнь ребенка. - Люди, именно люди сейчас насилуют тебя, глупая девчонка! - схватив за волосы, Жизнь сжимала щеки жертвы, впиваясь когтистыми пальцами в раны на скулах, заставляя смотреть в горящие яростным огнём красные глаза. - Ты любила его? - и взгляд метнулся вверх, где в множестве метров от неё находилось роковое окно с сидящим за ним в темноте тёплой квартиры Дамиано. - Ему на тебя плевать! Не любит, ясно? - и холодная конечность отбросила девушку в сторону, а та, не имея сил даже на связанную мысль, с силой повалилась на асфальт, прижимаясь горящей окровавленной щекой к земле, делая лишь короткие судорожные вдохи в попытках вернуть в легкие выбитый воздух. - Ты любила меня? - и Жизнь стала рядом с ней, поддевая острым носом туфли почти бессознательно лежащую голову, наконец поймав на себе взгляд опухших и наполненных лишь болью и отчаяньем глаз. - Разве можно меня любить? - и она убрала ногу, от чего голова снова упала на холодный пол. Жизнь развернулась, отряхнув своё черное платье и ушла восвояси, оставляя за собой лишь звонкий стук каблуков, пока Изабелла Карбоне из-под пелены слёз и опухших, почти закрытых глаз с ненавистью смотрела вслед. Белла была испорчена. Потрогана, ударена, обожжена. Каждый миллиметр кожи горел, пока по лицу стекала разбавленная слезами кровь, а девушка испытывала отвращение от самой себя. Ей было уже не жаль, она ненавидела. Себя. Испорченную. Сломанную. А потом... та сущность, которая билась внутри вдруг остановилась, медленно сжалась, давая девушке шанс сделать вдох, вот уже подумав, что всё закончилось, прислушавшись к тишине вокруг, к тишине в голове, а после... А после резко, с оглушительным криком и силой, неведанной никому, наконец вырвалась наружу, раздробив рёбра, прорвав слой мышц и эпидермиса. Из разорванной груди девушки вырвался последний истошный вопль. Вот, что чувствовала Изабелла, когда умирала.Душа покинула тело, улетая куда-то к небу, в последнюю секунду нахождения в её теле спросив у звёзд: - Какого это - падать? Звёзды грустно мигнули и в ответ сказали: - Ох, милая, ты узнаешь.