22 августа, 1973
Молли исполнилось восемь. Феликс не понимал, как время пролетело так быстро — она росла так медленно, так плавно, но стоило только на секунду отвернуться, и она уже была такой большой. Её праздник был чудесным, она сама была чудесной, и Феликс чувствовал замешательство и тревогу, наблюдая, как она и Эдд играют. Куда ушло всё это время?
Джек и Роза позвали Феликса орудовать с грилем. Он всегда любил готовить, несмотря на то что стыдился это признавать, и до того как начал оставаться в ресторане допоздна, он готовил ужин намного чаще, чем это делала Линда. Он даже был автором большинства рецептов для Бонс Бургерс. Феликс задумался, что им стоило бы уже начать нанимать персонал, но сейчас он стоял перед плитой, и времени написать для себя напоминание у него не было, поэтому он просто проговорил себе под нос то, что в любом случае забудет, и сделал глоток пива, которое держал в руке.
Ресторан приносил всё больше и больше стресса с каждым днём и всё меньше и меньше мотивировал. Мечты воплощались в реальность, и это было чудесно, но фантастические цели, которые они поставили для себя когда-то, так и оставались фантазиями. Им пришлось смириться с тем, что всего они достичь не смогут. Мечты о ресторане, кажется, полностью превращались в бесконечную бумажную волокиту и часы работы над согласиями, договорами и кредитами, и волшебная идея становилась всё более и более сложной для воплощения в реальность.
И несмотря на это у них всё ещё было время на день рождения Молли. Насколько занятым, уставшим и злым был Джек, настолько же сильно он любил своих детей. Он любил свою семью больше, чем что-либо, и от этого Феликсу хотелось ударить что-нибудь. Джек, местный плейбой колледжа, внезапно осевший, смеющийся вместе с женщиной своей мечты. Джек
«да, я люблю тебя, но я в тебя не влюблён» Уолтен, целующий свою дочь в макушку, дарящий ей подарки непонятно на какие деньги, и Феликс с резко ухудшающимся алкоголизмом и женой, которая не любит его даже в половину той силы, с которой Джек любит Розмари. Это заставило его завидовать, это его выбесило, и он чуть не пожелал, чтобы один из детей заболел, но затем выздоровел, чтобы хоть раз в жизни увидеть, как Джек страдает.
Его память ухудшалась с каждым днём. Он знал, что алкоголь добирается до его мозга, он чувствовал это, но он ненавидел быть трезвым, пусть у него теперь и не особо был выбор. Он купил себе дешёвый диктофон, и каждый раз, когда случалось что-то большое, что-то важное, он садился и проговаривал это всё вслух, произнося так чётко, как только мог, будучи уставшим, напуганным и подвыпившим. На маленькой металлической коробочке у него были записаны часы рассказов, и он порой садился и слушал их, вытирая слёзы дрожащими руками. Каждый раз, когда он забывал, он садился и слушал, пытаясь вспомнить, и тошнота подступала к горлу от звука его собственного дрожащего голоса.
И вот теперь, подвыпивший, Феликс готовил бургеры для детей Джека и их одноклассников, пока его жена скучает по нему дома. У них не было как у Джека с Розой — он не мог просто взять и делать что хочет. Каждая свободная секунда должна быть потрачена на поднятие её настроения, готовку завтрака для неё, поджигание её сигареты. Всё время, что они проводили вместе, Линда по какой-либо причине, не всегда понятной или просто-напросто запамятованной, была обижена на него, так что он либо пытался исправить это, пытался осчастливить её, либо просто напивался. Он должен был. В какой-то момент это превратилось из выбора в рутину, и пиво перестало быть на вкус таким же, как старшая школа и жаркие летние ночи; вместо этого оно обрело вкус запаха изо рта, провалов в памяти, трясущихся рук и рвоты, и несмотря на то, как усердно он чистил зубы, ему казалось, что на языке теперь навечно останется вкус этого яда.
Розмари появилась в дверном проёме кухни с тортом, сверху которого стояли восемь ярких свеч, в руках, и Феликс не мог перестать улыбаться от вида радостно горящих глаз Молли. Кто-то начал петь «С Днём рождения», затем кто-то ещё присоединился, затем ещё и ещё, создавая симфонию в исполнении поющих невпопад третьеклассников и их родителей. Феликс вытащил из кармана диктофон и нажал кнопку записи.
—...тебя-я! С Днём рожде-ения Мо-олли, с Днём рождения тебя! Тебе год, тебе два...
Феликс улыбнулся и тоже начал считать, блеск в глазах Молли заставил его сердце смягчиться. Совсем немного, совсем ненадолго.
—...пять, тебе шесть, тебе семь, тебе во-
— Стоп!!! — воскликнула Молли со сверкающими глазами и улыбкой до ушей.
И пока все осыпали именинницу поздравлениями, она задувала свечи на торте. Феликс нажал кнопку снова, и завершил запись, сохраняя на устройстве единственное радостное воспоминание.
— Дядя Феликс!
Молли подбежала к нему, улыбающаяся, лохматая и с пока не успевшим вырасти на замену выпавшему передним зубом. Она держала в руках Ракету, этого кролика-аниматроника, которого Джек сделал для неё.
— Дядя Феликс, попробуй торт! Моя мама сделала его, она сказала, что он вкусный!
Она схватила его за край рубашки и потащила туда, где Джек разрезал торт. Джек сказал что-то Розмари, и она рассмеялась, и Феликс не знал, завидовать ему или радоваться. Молли улыбалась ему так счастливо, да что там, все вокруг, похоже, были счастливы. Кроме него. Так что он сделал глоток пива, надеясь, что Молли не заметит.
2 мая, 1974
Когда Феликс проснулся, Линды рядом с ним не было.
Его это не особо напрягло. Однако протирая глаза ото сна, проходя на кухню, чтобы налить себе кофе и взять ибупрофена от похмелья, он заметил записку рядом с пустой кофемашиной. Красная ручка, которой он писал ей любовные письмеца, лежала тут же.
Два листа тонкой дешёвой бумаги, должно быть, вырванные из записной книги. Возможно, это из её дневника? Всё ещё не проснувшись до конца, но теперь с лёгкой тревогой внутри, он взял листы в руки и начал читать.
Письмо было датировано вторым мая, сегодня. Она, наверное, написала это сегодня рано утром. Судя по неаккуратному почерку, торопилась.
«Дорогой Феликс,
К моменту, когда ты это читаешь, я уже не дома. Я знаю, что ты в замешательстве. Я тоже»
Она в порядке? Что происходит?..
«То, что ты сказал на прошлой неделе, причинило мне боль, но также и открыло мне глаза. Надеюсь, что это откроет и твои»
Феликс не мог вспомнить, что он сказал тогда. Воспоминания о последних неделях были размыты алкоголем, всё становилось только хуже.
«Наши отношения нездоровые. Не думаю, что когда-либо были иными»
Что-то встало на место, и сердце Феликса сжалось, а его самого начало тошнить.
«Я покидаю Брайтон сегодня утром, ты сейчас на складе с Джеком и остальными, пока я пишу это. К моменту, когда ты вернёшься домой, я уже буду в Харрикейне»
Сегодня утром. Он посмотрел на часы и понял, что было уже три часа дня. С чего он вообще решил, что сейчас утро? Дрожащими руками он взял второй лист, понимая, что это она написала позже, всего пару часов назад. Когда он вернулся домой сегодня в два часа ночи, он, должно быть, был настолько пьян, что не чувствовал её отсутствия рядом с ним в постели. Когда он последний раз видел её? Когда она последний раз целовала его? Он не мог вспомнить ничего...
«Я знаю, что ты сегодня занят, какое-то одолжение для Джека (что-то связанное со школьным праздником, не помню), так что пожалуйста, отправься туда как только сможешь»
Феликс не мог вспомнить никакого одолжения, ему было так плохо, так тяжело дышать...
«Что касается меня, я попытаюсь строить свою собственную жизнь, что советую сделать и тебе.
Я люблю тебя. Прощай.
Линда»
Пока он сверлил взглядом письмо, слёзы начали капать из глаз на бумагу, и он быстро положил её на место, желая сохранить единственное, что у него осталось от Линды.
Его внимание привлекла красная ручка, которой он всегда писал ей записки — крошечные напоминания о его любви в течение всех этих лет. Он едва не рассмеялся, удерживая себя от желания проломить дыру в стене. Он взял ручку, чуть не уронив её от того, как сильно тряслись его руки. И он написал ей ответ, который она никогда не увидит, потому что он должен был, он не мог оставлять это просто так.
«мне жаль, линда. мне так жаль»
И он чуть не разрыдался, пока его поток чувств не прервал телефонный звонок.
Он тут же подскочил к нему,
вдруг это Линда?, и поднял трубку.
Он был готов плакать, извиняться, кричать, пока вдруг на другом конце не заговорил Джек.
— Алло? Феликс.
Феликс чувствовал улыбку в голосе друга, и ему стало от этого тошно.
— Джек, — начал он хриплым от слёз голосом. — Что такое?
— Слушай, я тут подумал, не мог бы ты сделать нам с Рози сегодня вечером крошечное одолжение.
У него скрутило живот, он не мог..
— Кхм, эм, я не знаю, Джек, сегодня было...
— Пожалуйста, это, — Феликс почувствовал серьёзность в голосе Джека, — это насчёт Эдда и Молли. У них сегодня праздник в школе. Их некому подвезти. Мне сегодня надо остаться закончить с бумагами, а Роза, эм, везёт Софи к дантисту. Мы подумали, что ты мог бы отвезти их и потом привезти обратно домой.
Феликсу захотелось ударить что-нибудь. Он дрожал и неровно дышал; это просто нечестно, он что, не может погоревать даже один грёбаный день?
Он потёр пальцами переносицу.
— Сегодня в-вечером?
— Да. Если сможешь, конечно.
И Феликс с ужасом задумался, что может Джек и никогда не полюбит его так же, как он сам любит его, но Уолтен — единственное, что у него осталось. И он нехотя согласился.
— К-конечно, я смогу.
И Джек улыбнулся снова. И Феликс почти почувствовал, что это стоило того.
— Правда?
— Да, конечно.
— Ах, спасибо огромное, ты… просто наш спаситель, Феликс.
И Джек звучал таким уставшим, таким невыспавшимся, но он всё ещё улыбался, и Феликс почувствовал, что действует правильно.
— Хех, да не..ничего.
— Так, ну что ж…приезжай за ними к пяти, и потом их надо будет забрать примерно в девять.
Феликс посмотрел на часы. Стрелки показывали половину четвёртого. Ему, наверное, стоило бы принять душ и обязательно смыть вкус алкоголя с языка.
— Роза к тому моменту уже должна быть дома, — продолжил Джек. — Если нет, то звонишь мне. Хорошо?
— Хорошо.
И Феликс ожидал ещё одну благодарность, ещё одну улыбку, но Джек повесил трубку. Было больно отпускать его так рано, и хотя он, должно быть, был очень занят, Феликсу хотелось, чтобы он остался с ним ещё на пару секунд.
Он снова посмотрел на записку, затем на часы, взял ключи и направился в бар.
