it all comes back to you

22 августа, 1965 Как-то так вышло, что Джек и Феликс снова стали друзьями. Феликс не мог точно сказать, когда это произошло, и как они помирились, но сейчас, 7 лет спустя, он держал новорожденную дочь Джека в своих руках. Молли. Она была прелестной — у неё были глаза Розмари и, кажется, нос Джека, но ещё было слишком рано, чтобы понять точно. Сидя в пластиковом кресле в трёх метрах от спящей Розмари, Феликс размышлял, вырастет ли малышка похожей на отца, и в голове промелькнула мысль, что лучше бы она была похожа на мать. Джек ушёл за мороженым для двух старших детей, пока Розмари спала. Эдду было всего три, и он не особо понимал, что происходит, кроме того, что ему обещали мороженое; Софи было пять, и она осознавала происходящее немного больше. Она понимала, что маме было больно и страшно, но теперь она была счастлива; она понимала, что маленькая девочка в руках у дяди Феликса что-то значила для неё. Для него Молли тоже многое значила, хотя он и не был уверен почему. От выражения на лице Джека, когда врач передавал малышку матери, ему стало тошно. Друг выглядел таким гордым, таким счастливым, что Феликс невольно вспомнил, как тот обнимал его, сидя на кровати в общежитии и говоря те ужасные слова. «Да, я люблю тебя… Но я в тебя не влюблён; это просто весело. Я не думаю, что ты когда-нибудь это поймёшь». Феликс с тоской задумался, всегда ли Джек был таким ловеласом, и Розмари смогла его изменить, или сам он значил для друга настолько мало. Они с Джеком всё ещё работали над рестораном. Бумажная волокита подходила к концу, планы вырисовывались, а робот Джека наконец был закончен. Они наконец выбрали тематику ресторана — причудливая детская закусочная с клоунами, животными и яркими цветами. Было немного глуповато гордиться подобного рода идеей, но Феликс гордился. Это выглядело как отличный способ делать деньги, и он любил детей, давно желая создать что-то подобное. Боб был переименован в Бона, став главным героем шоу аниматроников — Кроликом Боном. Он был забавным, высоким, с болтающимися ушами, ярко-зелёными глазами и изящным красным бантом на груди. Он так много значил для Феликса. Проследив весь процесс его создания сквозь года, начиная с первых черновиков, было потрясающе наконец видеть его движущимся, и Феликс не нашёл в себе силы сказать кому-либо, но был чертовски напуган тем, насколько живой выглядела эта штуковина. Ещё была Ша — своего рода любовный интерес для Бона. Она была жёлтой овечкой с густой белоснежной шерстью, напоминающей Феликсу о тёмных кудрях Розмари; у неё были добрые янтарные глаза, которые она нежно прикрывала, исполняя свои записанные песни. Она выглядела такой хрупкой, такой живой, но была холодной на ощупь каждый раз, когда Феликс касался её. Затем была Бэнни, фиолетовый крольчонок. Феликсу она нравилась — она была болтливой и весёлой, у неё был высокий голос, благодаря которому она звучала как взволнованный ребёнок. У неё были болтающиеся уши как у Бона, голубые глаза и розовые щёчки, розовая лента была завязана бантом на её шее. Затем был клоун Билли, на лице которого застыла широкая расслабленная улыбка. У него были красные кудри и нос, белый воротник и яркий, режущий глаз комбинезон. И наконец Бузу — своего рода конферансье. Феликс мало понимал, как так вышло, что он был единственным человеком-аниматроником, и каждый раз, когда он был включён, это вызывало какие-то странные смешанные чувства. У него были до смешного огромные усы и длинные каштановые волосы, слишком жёсткие, чтобы быть похожими на человеческие, он был одет в накрахмаленный пиджак, а на голове у него был цилиндр. С помощью этих пяти персонажей и их записанных песен и шуток они собирались продавать бургеры, картофель фри и попкорн — простая и вкусная еда, которая точно понравится детям. Феликс связался с CyberFun Tech и рассказал им об идее, и они сразу же согласились на сотрудничество. План был надёжным и лёгким в продвижении, но что-то всё ещё казалось неправильным. Джек и Феликс никогда больше не обсуждали ту ночь. Спустя некоторое время Джек просто снова начал смотреть в сторону Феликса как раньше. Ни разговоров, ни сближения, просто назад к обычной жизни. Назад к ресторану. Они с Джеком всё ещё были лучшими друзьями, и он не имел ни малейшего понятия почему. Всё, что он знал, так это то, что как раньше уже больше не будет. Они больше не были в колледже. Они стали взрослыми; переехали в один и тот же округ Брайтона. Феликс всё ещё иногда хотел поцеловать его, и от этого становилось тошно. У него есть жена и трое прекрасных детей. Теперь всё, что имело значение для Феликса (или по крайней мере должно было иметь) — это ресторан, его лучший друг и Молли, засыпающая у него на руках. По крайней мере, Молли точно была для него важна, хотя, кто знает?, может быть и это изменится через год или два. 18 ноября, 1972 — Феликс, ты идёшь спать или как? Голос Линды вывел его из транса от бумаг, лежавших на столе. — Да, эм...— Как давно он уже грызёт ногти? — Да, одну минутку, дорогая. Линда была прекрасной женщиной. Она была сильной и крепкой, у неё были прямые каштановые волосы и длинные цепкие руки. Всегда, когда она говорила, Феликс чувствовал спокойствие. Он становился всё более нервным за последние годы, начал грызть ногти и сильно заикаться во время волнения, пил, когда становилось совсем плохо; но что-то в её глубоком бархатистом голосе придавало чувство защищённости. Помимо алкоголя, она была единственным, что могло успокоить его нервы, особенно после долгого дня. Они были женаты уже почти четыре года, и Феликс ни на секунду об этом не жалел. Она улыбалась ему каждое утро — это была мягкая сонная улыбка. Она всегда просыпалась намного раньше Феликса, и несмотря на это была полна энергии; целовала его в щёку и варила для него кофе перед тем как убежать на работу. Феликс последние дни задерживался допоздна, часами разглядывая мелкий шрифт и проводя расчёты, поэтому каждый раз, когда он должен был задержаться, он оставлял ей дома крохотные записки. Её любимым цветом был красный, а у него была дешёвая красная ручка, которую он купил специально для этого. Она читала их, приходя домой с работы, и он был счастлив знать, что она действительно это делает. Возвращаясь домой после полуночи, он целовал её в лоб, засыпая под её сопение. Сегодня Феликс смог забрать часть бумаг с собой и продолжить работу с ними дома. Несмотря на то, что он вовсю был занят подписыванием соглашений и технических требований, он был рад, что сможет поужинать вместе с женой впервые за последнее время. Но время пролетело намного быстрее, чем Феликс планировал, и когда Линда позвала его, он почувствовал сильный прилив усталости. Он выключил настольную лампу и потягиваясь поднялся со стула, вздыхая. Однако когда он опустил руки, его плечи всё ещё были напряжены, и Линда заметила это, проходя в его кабинет. — Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила она. Феликс собирался немного приврать, чтобы лишний раз не беспокоить Линду, пока не обернулся, увидев её. Его рот приоткрылся от удивления, а глаза широко распахнулись. Она, должно быть, купила это в один из дней, когда он задерживался на работе, потому что он этого никогда не видел. Нежно-розовая сорочка, шёлк или сатин, блестящая и идеально обхватывающая её талию. Сверху тонкие лямки и v-образный вырез на груди, а снизу оно чуть прикрывало бёдра. Она прислонилась к косяку дверного прохода, положив руку на бок. — Ну-у? — В её глазах плясали чёртики. — Ох, — выдохнул Феликс, с трудом сглотнув. — Хорошо. — Правда? Ты выглядел напряжённым. — Да, — ответил он, нервно улыбнувшись, — но теперь ты здесь, и мне лучше. — Какая банальщина, — сказала она, улыбаясь в ответ и подходя к нему. Одной рукой она приобняла его за талию, а ладонь другой положила ему на щёку. Её рука была прохладной, это успокаивало и освежало. Она притянула к себе его лицо и нежно поцеловала, чуть касаясь его губ своими. Он выдохнул, расслабляясь, пока одна её рука спускалась к его шее, а другая к ноге. Она мягко сжала его бедро, и он прильнул сильнее, углубляя поцелуй. Её ладонь переместилась к его паху, и это вдруг показалось ему таким мерзким, таким неправильным, и он отпрянул. «Прости меня» — выражал его тревожный взгляд и стыдливо вскинутые брови. — Что такое? — Похоть в её взгляде превратилась в беспокойство, и Феликс возненавидел себя за то, что снова заставил её волноваться, что испортил приятный момент, за этот взгляд, которым она смотрела на него всегда, когда он сильно напивался. — Я, ох…— Он не знал. Её рука, казалось, стала острой и причиняла боль, не была больше мягкой и нежной как раньше. Линда была прекрасна: её волосы, её наряд, её улыбка, но он не хотел её, и совершенно не понимал почему. — Я не уверен. Беспокойство Линды превратилось в разочарование, и оно было обжигающим. — Ты любишь меня? В груди что-то защемило. — Что? — Феликс, ты любишь меня? — Разочарование превратилось в гнев, и он не хотел её злить, поэтому сделал шаг назад, но она взяла его руки и притянула его к себе. — Почему ты меня не хочешь? — Я люблю тебя, Линда, — ответил Феликс, в глазах защипало. — Я всегда любил тебя, никогда не переставал. Я не знаю, почему я не хочу, если… Если ты хочешь, чтобы я сделал тебе приятно, я могу, я просто не хочу этого сейчас... — Но это не то же самое, Феликс, — сказала она, хватая его запястья, больно, но он заслужил, её ногти впились ему в кожу, — разве ты этого не понимаешь? Этого недостаточно. Если ты даже не хочешь ко мне прикасаться, тогда, может быть, ты меня вообще не любишь. Её глаза блестели от слёз, и он сквозь боль попытался приблизиться. — Клянусь, я люблю тебя, я… — Правда ли это? Я так давно тебя не видела, ты всегда на работе или… или пьёшь, — прошипела она, выплюнув последнее слово, будто оно было ядовитым. — Ты не хочешь меня. Ты не любишь меня, ты… ты целуешь меня, но искренне ли? Ты целуешь меня, но хочешь ли ты этого? Она не позволяла ему говорить, но он должен был сказать ей, должен… — Я… Её глаза покраснели, её лицо выражало какую-то болезненную злость, это была та боль, которую он никогда раньше не видел на её лице. — И ты даже не позволяешь мне себя касаться… Когда я целую тебя, хочешь ли ты этого? Ты любишь меня, но любовь ли это? И всё, о чём Феликс мог думать, это Джек, его шутливо добрые глаза, пока он говорит, что любит его, но никогда не будет влюблён. И у него перехватило дыхание от мысли, что он, должно быть, так же плох сейчас, каким был Джек, что он причиняет боль своей жене так же, как Джек причинял ему. И он запаниковал, он запаниковал, и она начала извиняться, её парфюм был слишком резким, но он не слышал её, она пыталась его утешить, но он не слышал её, она положила ладонь ему на затылок, но это не успокаивало так же, как когда это делал Джек. И он думал только о Джеке, он не должен был, не должен был, но он думал. И из его глаз потекли слёзы, и он мог понять, что Линда не знала причины. Они простояли так некоторое время. Дыхание Феликса выравнивалось, и Линда посмотрела на него, улыбнувшись и не говоря ни слова. Она поцеловала его в лоб и ушла переодеваться в спальню. Он не должен был этого говорить, он должен был просто позволить ей касаться его, и он знал, что совершил ошибку. Он не знал, будет ли всё между ними как прежде. Он хотел выпить, и он это сделал.