Цена обмана

21

Первые пару секунд омега пялится на Чонгука не двигаясь. Всё было похоже на какой-то слишком идеальный сон или галлюцинацию, потому что не может это быть по-настоящему. Не может альфа такие слова говорить, вторит Киму тихий голосок где-то внутри. Нельзя больше человеку напротив верить, он больно делал каждый раз, растаптывал, отбирал надежду, лишал шанса, убивал медленно. Омега чётко помнил сказанное Чонгуком за дверью кабинета, чётко помнил, как сам бежал прочь, ненавидя себя за то, что вопреки здравому рассудку, всё же пошёл к альфе, чтобы поговорить. Знал ведь, что ничего хорошего не получится. Никогда не получалось, но решил дать попробовать, бог его знает, какой раз, по счёту. И с каждой последующей попыткой, собирать себя заново становилось всё сложнее. После очередной неудачи, он обещал себе, что поставит точку, а потом, когда, проходило время, вновь кидался в омут с головой, давая уже другое, противоречивое обещание, что точно получится, что в этот раз будет по-другому. Но исход всегда один. Разбитое омежье сердце. Так что сейчас, находясь в чужих объятиях, чувствуя, как его тесно прижимают, и как-то слишком бережно обнимают, был уверен, что это ничто иное, как очередная издёвка подсознания, которое очень любит выдавать желаемое за действительность. Ну уж нет, Ким не попадётся на эту удочку, больше нет, не будет фантазировать и строить ложные надежды. Чонгуку бы сейчас говорить начать, да объяснять что-то, но он тоже молча пялится, благодаря всех известных ему богов за то, что с его омегой всё хорошо. Альфа любовно убирает прядь волос, упавшую на глаза, заставляя блондина поежиться от прикосновения, и провести взглядом чужую руку. — Я настоящий, малыш. — тихо шепнул Чон, поглаживая большим пальцем холодную щеку. — Ты так меня напугал, господи, как же ты меня напугал. — альфа наклонился, целуя чужой лоб и подминая омегу, словно мягкую игрушку, ближе. А Тэхён, кажется, до сих пор не осознал, что всё происходящее, более, чем реально. — Как ты? Болит что-то? Ким только и делал, что осматривал себя, плотно обплетённого альфьими конечностями, не издавая ни звука. И Чон был не уверен, что омега вообще слышит его сейчас. — Малыш, всё хорошо, всё в порядке, скоро приедет Джин. У тебя что-то болит? — повторил ещё раз, решая, что самое важное сейчас, это самочувствие парня, а со всем остальным, он обязательно разберётся. Болит. Сердце. Очень. — Ничего, — прохрипел Тэ, а после прокашлялся. — Ничего не болит, всё в порядке. — пытаясь выбраться из кольца чужих объятий, но Чонгук лишь сильнее их сжал. — Давай посидим так ещё немного, ладно? Джин скоро приедет, даст тебе лекарства и станет легче, хорошо? Я не нашел при тебе твоих уколов и таблеток, так что пришлось действовать старым, проверенным методом. — указывая на собственную обнаженную грудь. Омега опускает взгляд, обращая внимание, что его рука лежит на чужом голом торсе, и резко убирает, а альфа перехватывает ладонь, придерживая. — Не убирай, пожалуйста. Она так правильно лежит. — шепчет тот и прежде, чем вернуть обратно, целует каждый пальчик по очереди, заставляя Тэхёна покрыться мурашками. Трепетно, нежно, любовно. Как всегда хотелось. Только поздно. — Пусти. — просит, прикрывая глаза и пытаясь вырвать руку из цепкой хватки. — Ты только пришел в себя, посиди так немного, пока твоя омега успокоится. — Чонгук, пусти меня, — уже громче повторяет Ким. — Моя омега этого хочет. — Не пущу, Тэхён, — уверено и без тени сомнений, отвечает старший, заглядывая прямо в глаза. — Ты врёшь, да и мой альфа этого не позволит. Я уже отпустил тебя когда-то, и это была самая большая ошибка в моей жизни. Больше я её никогда не совершу. Я тебя теперь никогда не отпущу, слышишь? Ты мой, Тэхён, только мой, и я верну тебя, пока не знаю как, но обязательно верну. Чонгук обнимает, гладит, целует лоб, затылок, зарывается носом в волосы, вдыхая омегу глубже, возвращая на его законное место. Впуская того, как наркотик, по своим жилам, вбирая и впитывая, до последней капли. Пусть с ума сойдёт, пусть не выдержит, но больше не откажется. А омега позволяет прижать себя крепче, позволяет воткнуть собственный нос в чужую грудь, и немного подышать когда-то «своим» альфой. Совсем чуть-чуть, в который раз обещая самому себе, что это последнее проявление слабости. — И надолго в этот раз? — донельзя ранено. — Что надолго? — Твоё «никогда». — Навсегда, Тэхён. Обещаю. — целуя в лоб, а омега от этого жеста прикрывает глаза, пытаясь забыть чужие слова, пытаясь выкинуть из себя воспоминания, которые отравили ту единственную, светлую, частичку Чонгука, которую Тэ так берег. — Знаешь, у твоего «навсегда» есть срок годности, — с всё также закрытыми глазами. — Я в этом лично убедился. У нас с тобой уже было одно «навсегда», и не мне напоминать, чем всё это закончилось. — добавляет Тэ, ища в себе силы отстраниться. — Не закончилось. — Сам ведь говорил, что это так. — напоминает Ким. — Маленький мой, — еле сдерживаясь, чтобы голос не начал дрожать. — Я клянусь тебе, клянусь всем, что у меня есть, я больше не заставлю тебя плакать. Больше не заставлю тебя грустить, обещаю. Когда-то я стал причиной твоих слез, позволь, теперь, я стану причиной твоего счастья. — сопровождая свой монолог нежными поцелуями везде, куда мог дотянуться. — Забудь всё, что я говорил Тэхён. — просит Чон не уточняя о чем именно говорит. И так понятно. — Позволь я помогу забыть. Омега хотел верить, очень хотел верить. Он, буквально, заставлял себя, убеждал, что сейчас точно получится. Только вот, где-то внутри что-то сломалось. Будто кто-то сбросил все настройки, обнулил к чертям, и поставил в голове блок, не позволяющий перешагнуть за черту. «Мы поцеловались» Через это Тэхён не мог переступить. — Тэхён, я люблю тебя. — наклоняясь к ушку. — Не знаю, слышал ли ты это пару минут назад, но я повторю сейчас, и буду повторять это до того момента, пока ты вновь мне не поверишь. Я люблю тебя, малыш, сильно люблю. Знаю, что этого слишком мало, для того, чтобы ты мне поверил, мало, чтобы ты меня простил, но я сделаю всё что угодно, всё что скажешь, всё что потребуется, клянусь, абсолютно всё. Только не отталкивай меня. Я прошу чертовски много, господи, да я не заслуживаю даже того, чтобы ты сейчас меня слушал. Ладно, эта искренность заставляет омегу затаить дыхание, потому что альфа не стесняясь, вываливает всё, что чувствует, всё, что скрывал и прятал глубоко в себе. Больше нельзя молчать. Знает, что могут оттолкнуть, знает и понимает, что это было бы правильно. Больно признавать, но Чонгук уверен, что омега не должен его прощать. Не после всего того дерьма, через которое ему пришлось пройти. Но Чон надеется, господи боже, как же он надеется, что Тэхён сможет. — Я буду ждать сколько угодно, Тэ, столько, сколько потребуется, только не отталкивай меня. Ты всё, что мне нужно, ты всё, что у меня есть, ты самое дорогое. — шепчет Чон горячим дыханием на ухо. Ещё неделю назад, Тэхён, сделал бы что угодно, лишь бы услышать от Чонгука нечто подобное, сделал бы что угодно, лишь бы оказаться в этих объятий, лишь бы слышать чужой дрожащий голос, чувствовать, как его любовно прижимают, как дорожат, как готовы на всё ради него. — Знаешь, я столько раз представлял себе этот разговор, и каждый раз думал, что после этого брошусь тебе на шею и разревусь. — наконец отвечает Тэ. — Нет, я уверен был, что так и сделаю. Но я не хочу. Я не хочу плакать. Я устал плакать. — водя пальцем по чужой груди. — А что ты хочешь, Тэхён? — Хочу тебе верить. — поворачиваясь к альфе. Лица настолько близко, что они обжигали друг друга дыханием. Чонгук, даже в самом лучшем варианте развития событий, не думал, что всё получится именно так. Брюнет глубоко вдохнул, пытаясь ещё ближе пододвинуть к себе дрожащего, и такого родного мальчика, но ближе просто некуда. — Так верь мне, Тэхён. — понятия не имел, почему шептал. — Верь и обещаю, что не пожалеешь. — Не могу, Чонгук. Больше не могу. — Неужели я ничего не могу сделать? — Можешь. — кивает Тэхён. Для альфы, это как глоток свежего воздуха. Ким выбрался из кольца объятий и Чонгук неохотно его отпустил. Омега сел рядом на диване, поджимая ноги под себя, а Чон пододвинулся ближе, желая сократить вновь образовавшиеся расстояние между ними, и положил руку на омежье колено. Тэхён проследил за чужим действием, но ничего не сказал. — Можешь забрать мои воспоминания? — вполне серьёзно спрашивает блондин, глядя в теряющие надежду глаза напротив. — Малыш, я бы с радостью влез в твою голову и вытолкал отуда всё то, что приносит тебе боль, вернулся бы в прошлое и изменил всё, что натворил, но я не могу. — беря омежью руку в свою ладонь и крепко сжимая. — Но мы ведь можем создать новые воспоминания. Другие. Счастливые. — Альфа заглядывает в глаза голубые, в одном отражается море безграничное, чистое. Там шторма не бушуют, волны о берега не бьются. Сейчас внутри покой, тишина, спокойствие и безмолвие. В другом небо отражается, всё той же безграничностью завораживая. На Чонгука смотрели два символа бесконечности. Его личной одержимости. Лишь бы только омега позволил наслаждаться их глубиной, лишь бы дал возможность вернуть блеск. — Мы можем написать другую историю. Новую. Нашу особенную, счастливую историю. — шепча на грани слышимости, видя, как омега от этих слов дёргается. Чонгук знает, Чонгук видит, Чонгук понимает всё, но отказывается верить. — Можем Чонгук, — освобождая собственную руку. — Только не совместную. Чонгук замирает, пытаясь дышать глубоко, но казалось, что он ненароком проглотил горсть иголок, иначе почему внутри так болит при каждом вздохе? Тэхён также себя чувствовал, когда слышал эти слова? Ох нет, омеге было в разы больнее и Чонгук ненавидит себя за это. Ненавидит, что заставлял его проходить через всё в одиночку, он не заслужил. Улыбка на лице блондина постепенно блекнет. Парень понимает, что вся магия, витающая над ними пару секунд назад больше не греет. Чонгук рядом тоже больше не греет. Вся теплота от объятий, нежных поцелуев, робких касаний и шептаний, исчезла. Разрушилась от сказанных слов, и больше не имеет смысла. — Не говори так, солнце. — наконец находя а себе силы. — Почему? — поднимая брови. — Разве это не твои слова? Разве не ты мне это сказал пару недель назад? Ты ведь так хотел, чтобы я понял, что у нас ничего не получится, — поворачиваясь к Чонгуку лицом. — Так хотел, чтобы я оставил тебя в покое. — Я не хотел. Никогда этого не хотел. — слишком часто машет головой в стороны, будто количество взмахов что-то доказывает. — Хватит Чонгук, прекрати вести себя так, будто я для тебя что-то значу… — Но ты значишь, — перебил альфа. — Ты значишь гораздо больше, чем можешь себе представить. — С каких пор? — грустно улыбаясь. — Серьёзно, достаточно. Ты полгода добивался, чтобы я отстал от тебя, а когда я, наконец, прекратил тебя доставать, ты не даешь мне проходу. Что ты хочешь? — Что бы не отталкивал меня сейчас, Тэхён. Я не хочу, чтобы ты исчезал, я не хочу, чтобы ты оставлял меня в покое, я хочу, чтобы ты был рядом. — А ты хоть раз интересовался, чего хочу я? Почему я всегда должен делать то что хочешь ты, Чонгук!? — вставая с дивана и скидывая с себя толстовку альфы. — Сегодня ты хочешь, чтобы я был рядом, а завтра опять захочешь чтобы я пошёл нахер? — То, что я сказал тебе здесь, чистая правда. — чувствуя, как с каждой секундой Тэхён отдаляется и дело вовсе не в физическом расстоянии. — Я от тебя не откажусь, мне нужен только ты и это не изменится. Ничто больше не повлияет на моё решение, Тэхён. Ничто и никто. — Грош цена, твоей «чистой правде», Чонгук. — отходя на пару шагов назад, чтобы вдохнуть свежий воздух у окна. Нужно больше воздуха. И желательно подальше от этого места. — Прости меня, Тэ. Прости за то, что я тебя не выслушал, прости за то, что я тогда ушёл. Я так сильно себя за это ненавижу, но я не могу изменить то, что случилось. Но я обещаю, сделаю всё, что в моих силах, чтобы наладить то, что у нас осталось. — Нечего налаживать Чонгук. У нас с тобой две разные жизни. Нас ничего между собой не связывает, — цитируя ранее сказанное альфой и наблюдая, как каждое слово будто выбивает из Чонгука жизнь. — и я полнейший кретин, если не замечал этого раньше. И да, ты прав, ты всегда всё делаешь не так, не вовремя и поздно. В этот раз, действительно слишком поздно. — Давай всё вернём, Тэхён. — вставая с дивана и подходя вплотную к омеге, кладя ладонь на щеку и прижимая к себе ближе, от чего блондин инстинктивно сделал шаг назад, но чужая рука на талии останавливает. — Ты прогонял меня пол года, отталкивал, унижал, всячески показывал, что тебе на меня плевать, а теперь ты вдруг просишь все вернуть. — почти смеясь от всей абсурдности ситуации, почему он был так слеп? — Расскажи мне, где ты набрался столько смелости? — Я просто не могу тебя потерять ещё раз. — Нельзя потерять то, что тебе не принадлежит. — омега сегодня пройдётся по всем, когда-то сгоряча брошенным, альфой, фразам. — Нет, ты говорил, что «мы» существуем, пока есть вера. Я верю. — касаясь губами омежьего лба. — Ты мой Тэхён, мой и только мой. — Я был твой, Чонгук. — И сейчас мой, — игнорируя отрицательный бубнёж. — Давай влюбимся в друг друга, ещё раз? Последний. — Ты спятил? — пихая того в грудь. — Какой, нахрен, влюбимся? Что за крайности у тебя? То пошёл вон, то будь рядом, я не игрушка, Чонгук, понятно!? — Тэхён, я боялся, слышишь? — укладывая одну руку на талию, а второй разворачивая чужое лицо к себе. Опять непозволительно близко. — Боялся своих чувств, которые никуда не пропали. Боялся, что ты так легко разбудил то, что я пытался столько лет успокоить, а я ничего не мог с этим сделать, понимаешь? Ты нужен мне, малыш, очень нужен. Омеге катастрофически мало воздуха. Чонгук везде, его запах оседает на языке вызывая табун мурашек и Тэхён не знает куда себя деть, чтобы хоть на секунду избавиться от сильных рук, пальцы которых крепко вцепились и не отпускают. — Не нужен, Чонгук. И ты это отлично мне показал. Не единожды. Забавно, что я только сейчас открыл глаза. — Нужен, — притягивая ближе. — Очень нужен, как воздух. Тэхён, прости меня за.. — За то что ты ушёл, за то что не выслушал, — заканчивает омега. — Чонгук, я давно тебя простил. Это было нелегко, больно и мне понадобилось действительно много времени, но я простил. Мне обидно, я часто об этом вспоминаю, но больше не злюсь. — всё же отталкивая от себя Чонгука и отходя на пару шагов назад. Ким поправил растрёпанные волосы и ворот рубашки, а после вновь посмотрел на альфу. — Забавно. — Что забавно? — подавляя порыв вернуть омежье тело ближе к себе. — Как мы поменялись ролями. Да уж, в жизни, действительно, всё возвращается бумерангом. — Тогда ты знаешь, что я не отступлю, Тэхён. Ты боролся за нас много лет. Ты верил, ты ждал, ты не сдавался, и я не сдамся. Докажу тебе, что всё было не зря. Даже если ты больше не веришь, то моей веры хватит за нас двоих. Тэхён слушал молча и смотрел прямо в глаза. Чонгук тоже взгляд не отводил, но чувствовал, что что-то не так. Напротив него стоит Тэ, вроде, тот же, родной, но одновременно, какой-то чужой. Холодный. Омега смотрел на него по другому. Не так, как раньше. Глаза не умеют врать и в них изменилось что-то очень важное. Чон никогда не ощущал на себе такого взгляда. Странно, разве может сердце болеть только от того, что кто-то на тебя не так взглянул? — Не делай этого. — шепчет альфа. — Чего? — уточнил Ким, складывая руки на груди. — Не смотри так, будто это конец. — просит Чонгук, делая шаг навстречу. — А как я должен на тебя смотреть? — выгибает бровь Тэхён и синхронно с альфой шагает назад. — Да никак не должен. — останавливаясь. — Ты ведь понимаешь о чём я. Я вижу, что ты обижен… — Я не обижен, Чонгук, — перебивая. — И не злюсь. Говорил ведь уже. — Что тогда? — Я благодарен, — после короткой заминки. — Да, благодарен. Альфа нахмурился и прекратил понимать, что происходит. Сердце так колотилось в бешеном темпе, а сейчас состояние и вовсе граничило с инфарктом, в столь молодом возрасте. — Благодарен? За что? — почему-то Чон уверен, что ответ ему не понравится. Да и за что он может быть благодарен? — Сегодня ты меня окончательно освободил. Мне больно, но теперь я уверен, что скоро станет легче. Разочаровываться в чём то, чем от души восхищался и любил, это всегда тяжело, но после этого обретаешь свободу. Утрата всех надежд и веры, вот, оказывается, какая цена за свободу от чувств, и свободу от тебя. — спокойно заканчивает Тэхён и убеждает себя, что ничуть не йокает там, в груди, когда видит раненый взгляд угольно чёрных. — Знаешь, пять лет назад, когда ты ушёл, то разом забрал с собой всё, что у меня было. — отворачиваясь в сторону, чтобы не смотреть в глаза. — Ты был самым важным человеком в моей жизни, моим всем. И ты забрал у меня себя. Ты оставил меня одного, — и немного подумав, исправляет себя. — Нет, не так. Ты оставил нас одних, — и вопреки стараниям, голос на слове «нас» дрогнул. Он впервые говорил Чонгуку о ребёнке, напрямую. Странно, непонятно и волнительно, но если заканчивать, то по всем фронтам. — Юнги тогда ещё учился в Штатах, так что я остался совсем один. Мне даже не с кем было об этом поговорить. Единственный, кому я мог позвонить, это врач, у которого был накануне, днём. Представить можешь, насколько Джин был в шоке? Мы знакомы были от силы час, а я звонил ему и ревел так, словно мы лучшие друзья. Он мне сказал такую фразу, ей-богу, я тогда её посчитал самым бредовым бредом, который когда-либо слышал в своей жизни. И если честно, то только сегодня понял, что он имел в виду. — Что он сказал? — Вообще кучу чего. Мы тогда проводили уйму времени вместе. Я ему, отчасти, благодарен, потому что если бы не он, то меня бы здесь не было. Мы очень много гуляли, свежий воздух был полезен, да и это неплохо отвлекало. Хотя ноги, каждый раз, сами вели меня на когда-то «наше» с тобой место. Джин ругался и злился, но ей богу, я ничего не мог с собой поделать. Мы приходили туда каждый вечер, и он молча наблюдал как я себя извожу, а потом, по всей видимости, его терпению пришёл конец. Джин молча меня притянул к себе и крепко обнял, сказал, что всё пройдёт, что ты когда-нибудь обязательно вернёшься и захочешь узнать правду, но будет уже поздно. Сказал, что я буду смотреть на когда-то родное лицо, и не понимать, почему оно было для меня самым особенным. Я тогда, даже, рассмеялся, потому что это звучало фантастически абсурдно. Я дышать без тебя не мог, а он говорил мне такие вещи. — Тэхён... — Молчи, Чонгук. Ты хотел говорить? Мы говорим. Хотел меня слушать? Так слушай, — фыркнул, хмуря брови. Слишком долго молчал. Внутри слишком много правды, которая рвётся наружу. — Я терпел, ждал, прощал и верил, Чонгук, всё это время закрывал глаза на многие вещи. Единственное, что я просил.. Нет, не просил, я умолял тебя, это не забирать у меня веру в нас. Я говорил, что именно она даёт мне силы двигаться дальше. Но ты забрал её Чонгук. Мне больше неоткуда черпать силы. Мне больше не за что бороться. Я бы в лепёшку расшибся, всё бы отдал за того Чонгука, в которого когда-то влюбился. За него я готов был пойти на всё, но его больше нет. — Тэхён, есть, — сипло, хрипло, еле-еле, словно из последних сил. — Я тот же. Я здесь, слышишь? — в который раз пытаясь подойти ближе, потому что расстояние между ними приносило вполне ощутимую боль, но Ким выставил руку перед собой, останавливая. Вот он, первый барьер. Хотя, оба знают, что этих воздвигнутых стен, уже такое количество, что едва ли можно сосчитать. — Я тоже так думал. Но ты не он. Мой Чонгук ушел 17-го мая, а твой Тэхён умер через четыре месяца, после этого. 17-го сентября. Омега поднял глаза, в уголках которых начинали скапливаться слёзы. Он быстро вытер лицо ладонями, и громко шмыгнул носом. — Ничего не припоминаешь? — пытаясь улыбнуться, но получилось скорее жалкое подобие. Альфа напрягал все незадействованные частички своего мозга, чтобы понять, что случилось 17-го сентября, но ничего в голову не приходило. Тэхён, видя замешательство на чужом лице, решил помочь, просто потому, что хотелось поскорее закончить этот разговор и уйти. — Ну, чего ты молчишь? — Тэхён, я не понимаю.. — растеряно ответил Гук. — Да ладно тебе, не понимаешь? Не валяй дурака, Чонгук. Ты же сегодня невероятно откровенный, так будь честен до конца и со мной. Чимину ты утром рассказал намного больше. — выпаливает Ким и дрожащий голос сменяется раздраженным. Брюнет испуганно поднял глаза, вертя головой в разные стороны. Тэхён приходил поговорить. Тэхён слышал их разговор с Чимином. Казалось, что мозг сейчас реально лопнет, потому что именно этот фрагмент был повреждён на камерах, именно эти несколько минут. И опыт подсказывает, что случайности не случайны, такого совпадения просто не может быть. — Что ты слышал? — растерянно. — Достаточно, для того чтобы не верить во всю эту чушь с вечной любовью и «навсегда», Чонгук. — кидает резкое и смеряет альфу таким взглядом, что теперь он покрылся мурашками. — Тэхён, у нас ничего не было, — и Тэхён на это смеётся обнажая все зубы. — Ты меня держишь за идиота, да? Я собственными ушами слышал, как ты рассказывал Чимину о том, что напился и с кем-то целовался, а теперь говоришь мне, что у вас ничего не было? — Мы не целовались, то есть целовались, но не так.. — начал запинаться, пытаясь объяснить, как было на самом деле, но получалось всё только усугубить. — Ты услышал начало разговора, Тэ, ты просто не дослушал до конца, если бы ты задержался на пару минут, ты бы узнал что.. — А если бы ты задержался на пару минут, то узнал бы, что Намджун сам поцеловал меня! Если бы ты задержался на пару минут, то узнал бы, что я закрылся от тебя только потому, что узнал, что жду ребёнка и хотел сделать тебе сюрприз! Если бы ты задержался на пару минут, то услышал бы, что от меня не только воняло Джуном, а ещё и пахло нашим, чёрт возьми, малышом, Чонгук! Ребёнком! От меня пахло нашим ребёнком! Он тут был! — тыча пальчиком себе в живот. — Он не заслужил, чтобы ты бросил его! — срываясь на крик, не обращая внимание, на льющиеся слёзы. — Если бы ты попробовал прочитать мои мысли, попробовал почувствовать меня, услышать, ты бы знал, как всё было на самом деле. Я кричал, я умолял, Чонгук. Если бы ты удосужился, уделить мне 10 минут времени, я бы всё тебе объяснил. Ты бы узнал, что Намджуна шантажировали больной мамой, ты бы узнал, что он пришел к нам домой и хотел сначала поговорить с тобой, но ему пригрозили. Ты бы узнал, что у него не было другого выбора, ты бы узнал всё Чонгук, ты бы узнал, что я ничего не рушил, что я не изменял, — омега вновь вытер ладонями лицо, размазывая всю подводку. — Ты всё разрушил. Ты и только ты, понял? И не смей от меня требовать, чтобы я тебе поверил, не смей от меня требовать, чтобы я тебя простил, чтобы я тебя выслушал. Ты ушёл, ты бросил меня, ты бросил нас. Лучше бы ты нахрен разорвал эту чёртову связь сразу же, как вышел за порог нашей квартиры. Тэхён не планировал рассказывать правду, потому что не видел в этом больше смысла, но оно вырвалось само. А Чонгук не был готов к этой правде. Не так, не сейчас, не в таком количестве. Он не успевал обрабатывать информацию, а сердце выдерживать всю ту боль, которая разом на него обрушилась, боль, которую чувствовал он сам, и боль, которую пережил его омега. Она уничтожала. — Я потерял ребёнка 17-го сентября, Чонгук. В ночь, когда ты предпочёл другого омегу. Ты, который клялся мне в вечной любви, ты, который секунду назад уверял, что тебе нужен только я. Чонгука снесло девятым валом, или десятым, каким там сносят. Альфы нет больше, внутри сгорело всё дотла. Он виноват. Он и только он. И в том, что омега потерял малыша, и в том, что стоит сейчас, напротив и не подпускает к себе. Во всём виноват. — Можешь говорить, что скучаешь по всему, что между нами было, можешь сколько угодно пытаться всё вернуть, сколько угодно извиняться, но мне плевать насколько тебе жаль, потому что ты сломал меня первым, Чонгук. Я все это время боялся тебя потерять больше, чем ты меня и мне надоело. Я в который раз поверил, и пошёл в этот, блядский, кабинет чтобы поговорить, убеждая себя, что мы ведь созданы друг для друга, сама природа так решила, значит, нужно бороться, нужно быть сильным, но знаешь, в жопу, я не хочу больше. К чёрту природу, судьбу и всё, что с этим связано. Наверное, в какой-то момент просто нужно принять, что некоторые люди могут остаться только в сердце, но не в жизни. Ты засел глубоко в моем, и при всём желании, я не смогу тебя оттуда вытащить. Ты часть меня, и наверное, это никогда не изменится. Но я больше не позволю тебе рушить мою жизнь, понял? — Тэхён.. — Нет, Чонгук, хватит. Я знаю всё, что ты мне сейчас скажешь. И не хочу это слушать. Достаточно. А ведь люди, действительно, не умеют учиться на чужих ошибках. Им нужно снова и снова совершать свои, одни и те же, разбивать лоб в кровь, наступая на те же грабли, вместо того, чтобы просто обойти стороной. Господи, Тэхён, ведь, как никто знает, как обманчиво, порой, то, в чём мы так уверены. Сам страдал, от того, что Чонгук не выслушал, а сейчас лишает возможности альфу рассказать всю правду. Правду, которая душу собственную излечит, пока ещё не совсем поздно. Как много проблем от того, что люди просто не умеют говорить друг с другом. Всего этого можно было бы избежать, если бы они на секунду забыли о своих обидах, забыли о гордости, прекратили выяснять, кто прав, а кто виноват, кто больше накосячил и просто поговорили. Без криков, задавая вопросы и отвечая, вместе находя ответы. Отношения - это работа, это всегда тяжело. Отношения, это в первую очередь - доверие, умение слушать, а главное слышать, умение помогать. Жаль, что из-за собственной гордости и обиды, мы забываем о таких элементарных вещах. Чонгук стоит, как вкопанный открывая и закрывая рот, словно рыба, не зная, что сказать. Всё, что приходило в голову, казалось, сейчас, ничтожно недостаточным. Омега напротив тоже молчал, слёзы продолжали течь ручьём, грудная клетка поднималась и опускалась неестественно быстро, а дыхание участилось настолько, будто тот пробежал стометровый кросс за 2 секунды. Возможно, Тэхён погорячился говоря, что он простил. Чужое «мы поцеловались» перечеркнуло всё, над чем омега так упорно работал. Дверь в кабинет с грохотом открывается и внутрь врывается растрёпанный и заплаканный Джин. Чонгук, наверное, впервые в жизни рад, что разговор прервали. И даже немного расстроен, что врач не появился тут раньше, до того, как Тэхён перечеркнул всё и поставил точку. Возможно, если бы они находились в меньшем ступоре, то поинтересовались, каким образом Ким смог пройти через охрану, но зная этого омегу, удивления не было, от слова совсем. Лишь лёгкий интерес, насколько сильно пострадал Джереми, и нужен ли ему теперь больничный, хотя, если он отважился перечить разъярённому бесу, то да, точно нужен, вопрос только, насколько долгий. — Господи, Тэ! — подлетая к блондину, но останавливаясь, прежде, чем прижать к себе осматривает младшего с ног до головы. Растрёпанный, дрожащий, подводка размазана, лицо всё в слезах. Потом переводит взгляд на альфу, немного менее взлохмаченного, но всё ещё с голым торсом, и уже более спокойно подходит Тэхёну, обхватывает двумя ладонями лицо, разворачивая к себе, и пытливо смотрит в глаза. — Малыш, всё хорошо? «Нет» — Всё хорошо. — Он ничего не сделал тебе? «Сердце только разбил, мелочь» — Он мне ничего не сделал. — Не обижал? «Нет, просто уничтожил» — Не обижал. — Джин облегчённо притянул омегу к себе, закрывая глаза, и утыкаясь носом в чужую макушку. — Никогда больше так не делай. Ты меня до жути напугал, слышишь? Я чуть с ума не сошел, и Юнги тоже извёлся весь. Ты всех нас очень-очень напугал. Чон стоял сзади, не издавая ни звука. — Прости, мне просто нужно было побыть одному немного. — Так кто ж тебе запрещает? Предупреди только. Ночь на дворе, тебя нет, Юнги говоришь одно, Чимину другое, мне третье, что я должен думать? Так нельзя, понимаешь? — нежно поглаживая младшего по спине, продолжал сварливо отчитывать. Ну ладно, пытался сварливо отчитывать, но когда дело касалось Тэхёна, то получалось скорее ласково бурчать. Старший дотронулся к участку, ниже на голове, где волосы немного прилипли к коже, окрашиваясь в неприятно пугающий, алый цвет. — Что случилось, солнце? — Чонгук сзади, кажется, тоже начинал приходить в себя, потому что вдруг осознал, что он ничего не спросил. Как Тэхён вообще попал на террасу, не имея код карты? Хотя, по всей видимости имея. И что случилось с головой? Откуда кровь? Почему без сознания был? — Всё в порядке, не волнуйся, я просто упал. — Упал? — выпуская из объятий, и заглядывая в глаза, щурясь. — У меня закружилась голова. — объясняет тот. — Ты зачем вообще выходил на крышу? — Это не крыша. — Да похер мне, как вы это называете. Терраса, балкон, крыша, зачем ты туда выходил? — уже более раздраженно. Джин мальчик взрослый, и если Тэхён думает, что простого «подышать воздухом» будет достаточно, то ошибается. — Я хотел подышать свежим воздухом, ничего более. Да, всё же, он именно так и думает. — Подышать свежим воздухом? — повторяет, заправляя младшему волосы за ухо, — Да. — И ничего более? — складывая руки на груди, и поднимая бровь в неверии. — Именно. — кивая и зачёсывая волосы назад, пытаясь, помочь как-то привести себя в порядок, от чего рукав рубашки немного закатился вверх, и глаза Джина скользнули к синеватым пятнам на запястье. Омега хватает блондина за руку, рассматривая отметины ближе. — А это тебе ветер надул? — показывая пальцем на синяки. Чон сзади нахмурился, заглядывая через Джинову спину. Тэхён заметил это, случайно встречаясь с альфой взглядами, и резко выдернул руку. — Джин, я просто дышал свежим воздухом. — заводя руку за спину. — Ты меня за дурака держишь, я понять не могу? Каким, нахрен, воздухом? — Свежим. — застёгивая пуговицы на рукаве рубашки, чтобы тот больше не соскальзывал. — Врёшь. Врёт. — Нет. Да. — Тэхён. — Джин, пожалуйста, давай уедем отсюда? — поднимая глаза, в которых начинают скапливаться слёзы. — Пожалуйста. — тише добавляет омега и врач на это лишь тяжело вздыхает, понимая, что правды никакой не добьётся. Ну, во всяком случае, не сейчас. — Я.. — подал голос альфа. — Головка от хуя! — фыркнул старший Ким, оборачиваясь. — Ей богу, Чонгук, хоть ты не начинай. — Джин, пожалуйста, давай уедем. — уже более жалобно, возвращая внимание к себе и доктор развернулся, устало проводя рукой по лицу. — Сядь, я обработаю рану, сделаю укол и поедем, обещаю. — тоном, не подлежащим к возражению. Ким снял пальто, небрежно швыряя его куда-то в сторону, и подсел к умостившемуся на диване, младшему. Чонгук всё также наблюдал беззвучно, такое ощущение, что боялся, что если вдруг заговорит, то Тэхён сбежит. В кабинете повисло молчание, изредка нарушающееся, шиканьем и ойканьем блондина. Сотовый врача, кажется, тоже нехило так стрессовал от напряжения в воздухе, поэтому миссию, по разряжению обстановки взял на себя, коли глупые человеки сами не могут. Мобильник зазвонил, громко вибрируя, и обращая на себя внимание всех присутствующих. — Ответь и поставь на громкоговоритель, у меня руки заняты. — зыркнув на брюнета из под лба, не отвлекаясь от своего занятия. Альфа молча достал телефон, кладя тот на быльце дивана и ответил на звонок. С той стороны послышалось громкое шуршание, и чьё-то учащённое дыхание. — Сокджин-щи, где вы? Не могу вас найти. — Я не в больнице. Что-то срочное? — Да Сокджин-щи, тут два мужчины поступило, один с ножевыми ранениями в живот, а второй с огнестрельным, в плечевой сустав и ногу. — На операцию обоих, в срочном порядке и в Полицию по поводу огнестрела. В чём вопрос? — монотонно, продолжая заниматься своим делом. Омега не был обеспокоен или удивлён, он врачом работал уже более 10 лет, такие пациенты для него не новость. Мама с папой тоже всю жизнь свою отдали медицине, так что холодность ума и рациональность, можно сказать, у Джина в крови. — Так альфа с огнестрельным сопротивляется. Джин даже прекратил обрабатывать рану Тэхёну, удивлённо смотря на сотовый. — Сопротивляется? Он совсем дебил? Скажи ему, что если будет продолжать в том же духе, то сдохнет минут через пятнадцать от потери крови. — Сокджин-щи, он не слушает никого, телефон требует, всё Чонгуку какому-то пытался позвонить, а теперь вас зовёт. Нет, вот теперь в кабинете повисла гробовая тишина. Джин громко сглотнул, переводя взгляд на альфу, который напрягся всем телом, пялясь на телефон. — Он говорит, что это очень важно, приезжайте, пожалуйста, скорее. Раны ужасные, он теряет много крови, но не даёт даже подойти. — Имя? — спросил дрожащим голосом, глупо надеясь. услышать какие-то незнакомое, чужое. — Чон Хосок. — Джин поджал губы, Тэхён закрыл рот руками, сдерживая вскрик, а Чонгук сделал несколько шагов назад, качая головой в стороны. — Пожалуйста, Сокджин-щи, поторопитесь. — Что со вторым? — опуская трясущиеся руки. Не то, чтобы все трое были верующими, но кажется, каждый поголовно сейчас, молился. — Поступил уже без сознания.