Тактильный голод

      По Сяо не раз задумывался о том, как живётся слепцам. Иногда надевал чёрную шёлковую повязку на глаза и занимался обыденными делами: одевался, принимал баню, застилал постель и так далее. И всё это получалось у него из рук вон плохо. То пиалу с чаем разбивал, то шпильку не туда втыкал. В такие моменты юноша по-настоящему сочувствовал своим «братьям по несчастью», которые, в отличие от него, были слепыми с самого рождения.       По Сяо шестнадцать. Впервые за всю свою жизнь он узнал, каково это, быть слепым. Без всяких глупых слоёв тканей на глазах; не притворяясь. По-настоящему.       Это жутко и страшно. Сначала казалось, что темнота, окружившая его с ног до головы, вот-вот рассеется, а мир снова засияет яркими красками. И перед глазами опять появится неухоженное лицо Фэн Жэня с почти двухнедельной щетиной.       Но густая, противная темнота вовсе не собиралась уходить.       Первые два дня были самым сложными. Глаза болели и постоянно кровились. Фэн Жэнь каждый час вытирал кровавые следы с его щёк. Это действие вызывало бы у По Сяо только положительные чувства (всё-таки мужчина крайне редко показывал свою заботу в сторону носителя Сутры сердца), если бы любое прикасание к глазам не отдавалась настолько сильной болью. Поэтому кровь, которая находилась аккурат под глазами, так и оставалась там запёкшейся корочкой до тех пор, пока юноша сквозь боль не промыл лицо.       На четвёртый день боль и вовсе спала, но темнота, как ожидалось, никуда не делась. Скорее, она с новой силой начала давить на разум По Сяо. Тому была ещё одна причина — Фэн Жэнь перестал помогать ориентироваться в пространстве. Он лишь заставлял сидеть в доме и ждать. Ждать, когда он вернётся.       В один из «прекрасных» дней, что проходили в кромешной темноте и страхе неизвестности, юноша не удержался и спросил:       — Куда ты снова собрался?       Лёгкий смешок и шуршание обуви об деревянный пол, а после рука с грубой кожей коснулась его колена, видимо, что-то отряхивая с ханьфу.       — Я вернусь к ночи. — уклончиво ответил Фэн Жэнь. — Ложись спать без меня.       — Как я, по-твоему, должен это сделать? Я даже не знаю, где находится кровать, а ведь нужно и костёр разжечь.       Мужчина молча уходит, не удосуживаясь почтить По Сяо ответом.       У По Сяо нет выхода: он сидит и ждёт. А поздно вечером приходит Фэн Жэнь. Разводит костёр, иногда разделывает тушки зайцев или кур и готовит рис. Он не говорит ничего лишнего (точнее вообще ничего), лишь кратко отвечает на вопросы.       Но что самое странное — скоро зима, а он спит на полу. Костёр хоть и горит всю ночь напролёт, хоть чуть-чуть согревая их временное пристанище, но на кровати всяко будет теплее, чем под тонкой циновкой. Да, у них всего одна кровать, но так ведь будет ещё теплее и уютнее. Разве нет?       Юноша интересуется этим, но ответа не получает.       Так прошло две недели: скучно и в полном погружении в себя. По Сяо пытался привыкнуть ко всему, что происходит с ним, но безуспешно. Каждый раз с утра он открывал глаза с наивной надеждой. Как глупо. А Фэн Жэнь… Фэн Жэнь должен помогать! Но он даже не прикасается к нему, а говорит чертовски мало.       Хоть юношу и тренировали с рождения ориентироваться по слуху и запаху, сейчас это никак не помогало. Если нет возможности увидеть, почему нельзя потрогать? По Сяо всегда придерживался этой точки зрения, но Фэн Жэнь в корне рушил его надежды.       Температура на улице сильно опустилась, теперь костёр горел не только ночами. Днём в доме совсем не холодно, но По Сяо дрожал. Дрожал от безысходности. Хотелось плакать навзрыд, но вместо слёз текла кровь (скорее всего, проклятый порошок всё ещё находился на его глазных яблоках), а желание умываться в ледяной воде напрочь отсутствовало.       Где-то в глубине дома Фэн Жэнь откопал одно-единственное одеяло из верблюжьей шерсти и предоставил его По Сяо. На следующий день у мужчины поднялась температура и появился хриплый кашель. По Сяо не был лекарем и в целом никогда не интересовался медициной, но сделать выводы о том, что Фэн Женю нужно соблюдать постельный режим и больше не переохлаждаться, не составило особого труда.       Днём огонь справлялся со своими обязанностями и отогревал небольшой домик, в котором носитель Сутры сердца и его временный телохранитель нашли пристанище, но ночью температура опускалась не меньше чем на десяток градусов. Даже если перед сном накидать хоть дюжину сухих брёвен в кострище. Фэн Жэнь наконец понял, что спать на полу — не лучший вариант для его пошатанного недавней болезнью здоровья. И вскоре перебрался на кровать, где кроме хорошо отогревающего одеяла был не менее тёплый юноша.       По Сяо был несказанно рад, когда ему позволили прикасаться к мужчине. На радостях он даже позволил себе обнять Фэн Жэня за талию. Тот даже не был против, позволяя сцепить руки в замок у него за спиной.       По Сяо верил в то, что в тот момент Фэн Жэнь улыбался.       — Почему ты избегал контакта со мной столько времени? — однажды ночью спросил юноша. Кровать была небольшая, поэтому его лицо находилось впритык к лицу собеседника, а их ноги переплелись, словно лианы.       — Тебе нужно привыкать к слепоте и одиночеству. Я не всегда буду рядом. — сонно ответил мужчина, слегка ворочаясь из-за твёрдой подушки.       По Сяо рассмеялся. Впервые за столько недель его что-то искренне рассмешило и, можно сказать, обрадовало.       Фэн Жэнь неглупый, но иногда ведёт себя как полный дурак. Он же знает о жизни По Сяо не меньше самого По Сяо; знает что его с самого рождения тренировали как слепого, так что единственное, к чему ему нужно было привыкнуть, — это к извечной холодящей темноте. К этому он, как ни странно, уже привык.       Если бы юноша мог видеть, он бы увидел растерянное лицо Фэн Жэня, когда первый уткнулся лицом в его шею и снова сплёл руки у него на талии.       Всё-таки ему повезло с Фэн Жэнем. Пусть он и седьмой в списке воинов, но в его личном списке всегда был номером один.

***

      — Я любил тебя тогда, Жэнь-Жэнь. — стоя на коленях у покрытого снегом надгробия, признался По Сяо. — Не думаю, что с твоей смертью мои чувства изменились.