Вниз по волнорезу

Истошный вопль, рвущийся из глубин горящего в агонии нутра, так и не сошёл с губ, став поперек горла удушливым комком рвоты. Желудок скрутило от резкого и въедливого запаха металла, растекающегося густыми красными узорами по старому линолеуму. Они напоминали красные цветы с детских открыток, которые ты тщательно вырисовывала перед Днем матери. Сквозь тонкую щель дверей шкафа на тебя невидящим взглядом смотрели стеклянные мамины глаза, навсегда застывшие в животном ужасе и непонимании. Мужчине в деловом костюме, аккуратно постучавшему вам в дверь в пять часов выходного дня, не нужны были деньги, драгоценности или ваши тела дабы надругаться. Пуля была выпущена в лоб женщины моментально, раскрашивая содержимым головы светлый ковер в прихожей. Не оставляя ни малейшего шанса на мольбу или выяснение обстоятельств, но выкраивая тебе ничтожные секунды времени на то, чтобы укрыться в тесном комоде гостиной. В голове вновь и вновь проносился смерчем ужас увиденной картины, и ты обхватила ее руками, упершись лицом в согнутые колени. Всеми силами пытаясь сдержать нервный стук зубов, так и норовящих раскрошиться друг об друга, ты дрожащим клубочком затихла среди поеденных молью пальто. Перетащив обескровленный труп подальше от входа, высокая фигура, снаряженная пистолетом, смеряла помещение осторожными шагами. Каждый приближающийся скрип половицы отдавался глухим стуком в венах, по ощущениям готовых вот-вот лопнуть под кожей. По сумрачной реке уже тысячелетье Плывет Офелия, подобная цветку; В тысячелетие, безумной, не допеть ей Свою невнятицу ночному ветерку. Мир, сузившийся до четырех деревянных стенок, мигал рваными вспышками сквозь пелену воспаленных век. Приступ панической атаки цепкой хваткой перекрывал доступ к кислороду, заставляя беспомощно хлопать губами, словно выброшенная на берег рыба. В околообморочном бреду тебе чудились голоса, доносящиеся откуда-то извне, которые то смешивались в одну сплошную какофонию, то вырывались из потока наравне со звуками ударов и кряхтения. Спустя пару то ли мгновений, то ли часов, дверцы резко отворились и сильные руки дернули тебя куда-то вверх. Глаза слипались от нескончаемого потока слез, и ты била наугад, хрипло крича и вырываясь. Мужской голос что-то твердил тебе, но уши словно заткнули ватой, и ты, свисая безвольной массой с чьего-то плеча из последних сил лупила обидчика кулаком по спине. Силуэт матери, распластанной на земле в луже собственной крови, ускользал от тебя. Дрожащая рука тянулась к ней, желая в последний раз прижаться к холодному телу и обнять хрупкие плечи. — Убейте, — взмолилась ты прежде, чем отключиться, — хочу быть с мамой. Не верь дневному свету, Не верь звезде ночей, Не верь, что правда где-то, Но верь любви моей. — Передавай привет красотке Дженис. Рот наемника растягивается в посмертной улыбке, после чего тот испускает дух. Джо замирает на пару мгновений, а затем падает рядом с ним, утомленно опираясь об кухонную тумбу. Сердце его было не на месте даже после того, как он передал судьбу Нины в надежные руки специализированного шелтера и только что собственными руками удушил подонка, отобравшего невинную жизнь его пожилой матери. Горе от осознания утраты еще не успело пропитать подкорку черепа, а в жилах заново закипал адреналин после услышанного. Пот стекал прямиком в глаза, а воспаленная щека, находящаяся без надлежащего медицинского ухода и анестезии, посылала вспышки мучительной ноющей боли до самого мозга. Но сейчас физическое состояние мужчины отошло для него на задний план — он прокручивал в голове фразу убитого им мужчины, словно на заевшей плёнке. Неужели они копнули настолько глубоко, что доберутся и до неё? Джо обладал прекрасной памятью и хорошо помнил последнюю любовь своей почти что юности, хоть и предпочитал притворяться в разговорах с матерью, будто это не так. Живя в соседних районах Нью-Йорка всю жизнь, они порой пересекались — последний раз был в забитом вечернем автобусе пару лет назад. На его голову по обыкновению был натянут темный капюшон, так что женщина, не заметив его, лишь протиснулась сквозь толпу пассажиров, выходя на своей остановке. Ее тощий и слегка осунувшийся образ того вечера стоял перед его глазами и сейчас, когда он с бешеной силой вдавливал педаль газа, обгоняя попутные автомобили. Выпавшие из небрежного пучка темные кудри с проблесками седины противно щекотали лоб, и мужчина неустанно потирал чешущееся на нервной почве лицо. Помутневшие осколки прошлого предательски пролетали перед глазами, порой складываясь в уродливые узоры сломанного калейдоскопа его памяти. А — ты ангелу подобна, Б — безукоризненна во всем, В — ты восхитительна и, Г — невероятно грациозна; Оказавшись перед дверью ее квартиры, Джо не дал себе времени собраться и продумать план на случай того, если он ошибся и его просто припугнули, как наивного школьника. Чутьё редко подводило людей его профессии — дверь все же оказалась незаперта, и с молотком в руке он проник внутрь бесшумной тенью. Не дыша и не моргая, мужчина застыл у кровавой лужи на ковре, от которой тянулись неровные полосы в гостиную. Венка под глазом противно запульсировала, и когда в соседней комнате мелькнул чей-то силуэт, Джо тут же прильнул к стене. Д — ты дороже всех алмазов, Переждав пару мгновений и убедившись, что его не заметили, он подобрался ближе к дверному проему. За ним ему открылся вид на больше не дышащую Дженис с кровавой отметиной во лбу, лежащую посреди скромного убранства комнаты. Роковой ошибкой с ее стороны было испуганно смотреть в сторону деревянного шкафа, и сейчас ее минутная человеческая слабость прокладывала убийце путь к еще одной потенциальной жертве. Он стоял к Джо спиной, не видя его, и еле слышной поступью подкрадывался к деревянным дверцам. Е — моя единственная, Молниеносный рывок, удушающий захват, удар по голове молотком. А затем еще, еще и еще — противник даже не успевает выстрелить, неловко роняя орудие убийства. Валится на пол, и Джо не прекращает, пока лицо урода не превращается в кашу от грубых отточенных ударов. Ж — ты жизнь моя, Окропленный кровью, мужчина проверяет всю квартиру на наличие напарников убитого. Больше никого нет — убрать одинокую слабую женщину с ребенком посылают лишь одного, и Джо горько усмехается такому благородству с их стороны. В шкафу, дрожащая и свернутая в калачик сидит девочка. Худощавое телосложение не дает с точностью определить возраст, но на вид ей не больше шестнадцати. Злой рок судьбы вновь посылал мужчине то, чего он боялся больше всего — измученных, нежных существ, не способных и не обязанных бороться с жестокостью мира по отношению к ним. Спутанные черные волосы девушек в закрытой кабине и сладковатый тошнотворный запах смерти смешиваются, расплываются во рту и путаются на языке узлом. — Как тебя зовут, милая? Девочка не отвечает, глаза ее полуприкрыты и закатываются, словно в эпилептическом приступе. Тонкие руки трясутся, обхватив колени мертвой хваткой. Пережитый шок не дает ей адекватно мыслить и воспринимать реальность, и Джо ничего не остаётся, как потянуть ее на себя со всей аккуратностью, на которую он способен. Аккуратности в ответ он не дождется — ты тут же начинаешь метаться в истерике, то обсыпая его ударами миниатюрных кулачков, то неуклюже рассекая ими воздух. — Тише, я не причиню тебе вреда. Большая ладонь накрывает твою русоволосую голову и неумело поглаживает в попытке успокоить, но все безрезультатно. Ты вырываешься, царапаешь его шею, заливаешь слезами плотную ткань жилета. З — ты золотая, как в небе звезда, От скулящей просьбы убить тебя в сердце мужчины что-то болезненно щёлкает. И — и изумлять меня будешь всегда. Вздрогнув всем телом, ты резко разлепила глаза. Незнакомый, кое-где потрескавшийся кремовый потолок с припыленной круглой лампой поприветствовал тебя молчаливой неизвестностью. На щеках неприятно засохли дорожки от слез, а горло першило так, что хотелось изрядно откашляться. Реальность произошедшего мгновенно навалилась на тебя грудой металла, не давая даже сил на то, чтобы встать со скрипучей койки и осмотреться. Лёжа бездвижным пластом, ты лишь ощущала, как новый поток соленой влаги срывался с дрожащих ресниц, заливая уши и шею. Перед глазами все так же стояли кровавые бутоны, цветущие прямо из головы матери. Спустя какое-то время замок двери прокрутился и скрипнул, впуская в отельный номер мощный силуэт мужчины. Закрыв за собой, он устремил на тебя взгляд — пронзительные серо-зеленые глаза смотрели на тебя с сочувствием и невыносимой, болезненной усталостью. Ты тут же дёрнулась и отскочила назад, едва не падая с кровати. — Прошу, не бойся, — выставил он руку вперед, не позволяя себе приблизиться, — я не враг. — А кто тогда? — едва слышно прохрипела ты, испуганно смотря на него сквозь пелену слез. Мужчина выглядел неприметно: темная одежда, кепка, натянутая ко лбу, густая борода, закрывающая нижнюю часть лица. Из видимых черт можно было выделить лишь слегка крючковатый нос и густые хмурые брови, ровной линией лежащие поверх удивительно красивого разреза глаз. Кое-где проступившая седина намекала на его немолодой возраст, но и старцем его нельзя было назвать — вероятнее, ему было где-то за сорок. В руке его блеснул пистолет, и, увидев твое побледневшее лицо, он тут же отложил его на тумбу. — Я Джо. Друг твоей матери. Ты недоверчиво нахмурилась, прокручивая его имя в воспоминаниях. — Не помню я никакого Джо, — произнесла ты, медленно протягивая пальцы к прикроватной лампе. Твои действия чем-то позабавили мужчину, и он ухмыльнулся. — Я старый друг Дженис, — натянуто произнес он, будто не желая углубляться в подробности своего прошлого, — тебя тогда еще не даже было на свете. До смерти напуганный событиями дня рассудок изо всех сил кричал тебе не верить ни одному его слову, и какая-то часть тебя была готова сорваться в любой момент дабы огреть незнакомца лампой по голове. — Даже если так, — всхлипнула ты, — то кто тогда.. Ты не нашла в себе сил закончить, и Джо понимающе кивнул. — Плохие люди, которые идут по всем головам без разбора. И не остановятся даже тогда, когда речь о невинных жизнях. Голова трещала, и ты сжала ее руками, желая лопнуть ее, как арбуз. — Пару часов назад они убили близкого мне человека и указали на твою мать. Я надеялся, что успею, но увы. Ты всхлипнула, спиной вжимаясь в мягкую подушку. Не было похоже на то, что он врал, но от этого не становилось легче. — Мне очень жаль, милая. — Я хочу домой. Мужчина вздохнул, осторожно садясь на край кровати. — Сейчас это невозможно. Слишком опасно. — Но мне некуда идти, — воешь сквозь сорванные связки, впиваясь ногтями в простыню, — что прикажете мне делать?! Джо не знал ответа на этот вопрос. Даже собственную судьбу он не был в состоянии предугадать или спланировать, оказавшись в столь дерьмовых обстоятельствах, что уж там говорить о твоей. Он отдал бы многое, чтобы получить у вселенной подсказку хотя бы на одну из сотен загадок, что бесконечно жужжащим ульем роились в его голове. Могла ли ты быть его дочерью? Или был ли у Дженис кто-то после него? Сколько времени пройдёт до того, как ты поймёшь, что фактически из-за него лишилась матери? — Лучше бы вы меня убили прямо там. Вернувшись из судорожных раздумий обратно в реальность, мужчина обнаружил тебя вновь лежащей на кровати, но уже отвернутой от него. Вокруг его шеи словно затянули канат. — Как тебя зовут? — игнорируя твою фразу, спросил он. — Алли, — безразлично ответила ты, вступив взгляд в штору, — отец был финном. Одной загадкой стало меньше, и Джо не был уверен, что чувствовал по этому поводу. — Но мне не нравятся две дурацкие «л», из-за которых имя звучит, словно ты заикаешься, — заметила ты по-детски вредным голосом, — так что лучше просто Али. — Приму к сведению, Али, — сквозь легкую тень улыбки произнес Джо, — тебе нужно попить. Достав из принесенной сумки бутылку с водой, он подсунул ее поближе к тебе. Недолго метаясь в сомнениях, ты все же жадно прильнула к пластиковому горлышку. — Я принёс вещи, — мужчина с некой долей смущения кивнул в сторону сумки, — чтобы мы могли попрощаться с нашими близкими. Офелия, белей и лучезарней снега, Ты юной умерла, унесена рекой: Не потому ль, что ветр норвежских гор с разбега О терпкой вольности шептаться стал с тобой? Озеро стояло в своей тихой безмятежности, окруженное разлогими деревьями, ловившими своей листвой закатные лучи. Ничто не рушило его покой, лишь водомерки, изредка скользящие тонкими лапками по ровной зеркальной глади да два силуэта людей на берегу, облаченных в черные одежды. Мужчина был в черном костюме, сидящем на нем слегка тесновато, в то время как на тебе свисала его растянутая черная футболка, доходящая аж до колен, и чёрные потертые джинсы, в которых ты и была. По дороге сюда он успел несколько раз извиниться, что не успел найти тебе что-то поприличнее, на что ты отрешенно ответила, что тебе все равно. У ваших ног лежали два больших мусорных пакета, о наполнении которых вам говорить не хотелось и не казалось надобным. К — ты красивее всех на свете, Л — и нет любимей на планете, М — чем птичка милая моя; Не говоря ни слова, Джо подхватил один из них и направился к воде, пока ты воровато оглядывалась по сторонам. Вас окружали лишь лесные заросли и песчаные берега, испещренные прорывающимися сквозь почву корнями. Не снимая одежды и пошатываясь из стороны в сторону, мужчина зашел в озеро с грузом на руках. Он стоял так некоторое время, по колено в прохладной воде, смотря вдаль. Со спины не было видно его лица, и тебе почему-то показалось, что его и вовсе там не было. Ты попыталась выгнать из головы страшную картину безликого Джо, поёжившись плечами. Он долго стоял так, представляя, как озёрная гладь накрывает его с головой. Из легких выходит последний пузырек кислорода, а мамины седые пряди ласково проводят за ней на мягкое песчаное дно. Они находят там свой покой, оставляя все ужасы прожитой жизни где-то на поверхности. Теперь они вдвоем, и нет никого больше. Н — ты так небесна, О — оды петь могу тебе весь день, П — пока иду по алфавиту. За спиной раздался всплеск, и Джо пришлось вернуться на поверхность, чтобы увидеть. Кое-как докатив второй мешок с берега до воды, ты зашла в воду, оставив джинсы с обувью на берегу. Ты упорно кряхтела, толкая перед собой тяжёлую ношу по направлению к мужчине, пока не поравнялась с ним. — Раз уж они обе ушли сегодня, то пусть и обретут покой вместе, — отводя взгляд, твердо сказала ты. На лице мужчины не дрогнул ни один мускул, пока глубина забирала с собой два черных пятна — лишь уставшие глаза потухли в глубокой тихой печали. Ты всеми силами старалась не расплакаться, в глубине души боясь слыть перед ним слабачкой. Между вами возникла неловкая дистанция размером в пропасть. Ожидаемого чувства единства после утраты не возникало — напротив, ощущалось, будто каждого без предупреждения вышвырнули на далекую пустующую планету в полном одиночестве. — Однажды я за один день видел заход солнца сорок три раза! И немного погодя прибавил: — Знаешь... когда грустно, хорошо поглядеть, как заходит солнце... — Значит, в тот день, когда ты видел сорок три заката, тебе было очень грустно? Но Маленький принц не ответил. Вместе с черными пакетами на дно ушли ваши души.