spiritus

— А правда, что вы поклоняетесь выдуманным богам? — голос Чимина звучит где-то рядом, и Юнги вздрагивает, оторвавшись от чтения, которое почти вогнало его в сон. Чимин резко свешивается с ветки, зацепившись за нее тонкими ножками, и с интересом склоняет голову набок, хихикая от перевернутого перед глазами лица Юнги, которое изумленно вытянулось. — Выдуманным? Как это выдуманным? Ты же что-то говорил о всевышних, — Юнги озадаченно хмурится, а Чимин игриво прижимает палец к его губам. — Я не могу рассказывать об этом, я предупреждал, — Чимин легко спрыгивает, сделав кувырок, и приземляется на ноги, из-под которых тут же вырастают цветы. — О богах спросить нельзя, о духах спросить нельзя, о сверхспособностях спросить тоже нельзя! А о чем тогда вообще спрашивать тебя можно, Чимин? — Юнги ворчит, захлопнув книгу, бросая на парня взгляд снизу вверх. Уже несколько дней к ряду они до заката общались, но в большинстве своем говорил Юнги, отвечая на многочисленные вопросы Чимина о жизни людей. Он, конечно, мог бы тоже не отвечать, сославшись на великие тайны, но почему-то ему было не в тягость делиться знаниями с этим необычным парнем-духом. Тот слушал его, округлив и без того большие глаза, и часто открывал рот в удивлении, или качал головой, бормотал что-то или вздыхал во время рассказов. Он был похож на ребенка, который познавал мир. — Можешь спрашивать обо мне! Ну, то есть, не обо мне как о духе, а обо мне, как о личности. Юнги, не привыкший к общению и знакомствам с другими людьми, был поставлен в тупик. А что обычно спрашивают, чтобы узнать человека лучше? Любимый цвет? Любимое время года? Разве эти вопросы не задаются в детских анкетах, которые заполняются друзьями, чтобы потом однажды ты все равно забыл, кому какой цветок по душе, и какая у человека любимая книга. Юнги не умел поддерживать беседу, и хотя то, что он так много говорил в эти дни, было похоже на чудо, но все равно это звучало в большинстве своём как монолог. — Давай первым начну я. Я тоже был несправедлив, когда спрашивал у тебя лишь о человечестве в целом. Ты ведь часть этой вселенной, и начать нужно именно с тебя. Чимин заметил, как растерялся Юнги, поэтому уселся рядом с ним, постучал босыми ножками по земле, и вокруг него тут же появилось множество белых цветов, которые он брал в руки и сплетал меж собой, заняв свои изящные пальчики. Юнги внимательно посмотрел на ловкие движения рук, которыми Чимин переплетал цветы, а затем снова коснулся тех нескольких аккуратных бутонов, покачивающихся на ветру между ними. — У тебя есть любимый цветок? — Чимин замечает, с каким любопытством Юнги всегда рассматривает его цветы и трогает так аккуратно, словно они из чистого хрусталя сделаны, или из тонкой паутинки, которая рассыпется от одного прикосновения. — Хм, я и не знаю даже, — Юнги в целом знал то названия немногих цветов, самые банальные, а уж выделять какие-то в разряд любимых - какая в этом необходимость? Но тут его внезапно осеняет, и Чимин отмечает, как меняется лицо Юнги, и легкая улыбка трогает его губы, словно он вспомнил о чем-то из далекого прошлого. — Нет, все же знаю. Ромашки, — Юнги кивает собственным мыслям, — Они всегда росли перед домом у бабушки, у которой я провел почти все свое детство. Чимин улыбается, и венок, который он плел, становится в его руках ромашковым. Он надевает его на голову Юнги, а тот не может устоять и берет его в руки, чтобы разглядеть. Как Чимин смог это сделать? Он точно видел, что этот парень использовал свои волшебные цветы для плетения, так когда они превратились в ромашки? Он не произнёс ни слова какого-нибудь колдовства, не щелкал пальцами, и не производил никаких манипуляций. — Мои цветы исчезают, потому что они основаны на чистой магии. Ромашки не исчезнут, а я хотел бы, чтобы этот венок сохранился у тебя на память, — Чимин поясняет, не раскрывая своих секретов, и довольно улыбается, когда Юнги без лишних вопросов опускает на волосы венок, и на его щеках играет легкий румянец. — Спасибо, — Юнги кашляет смущенно, — Я все думаю о том, какие у тебя любимые цветы. По логике, наверное вот эти, которые растут следом за тобой. Ведь не может же дух создавать то, что ему не нравится. Но если их нет в природе, возможно, есть более обыденные растения, которые тебе нравятся? — Кактусы, — Чимин выдает так внезапно, что Юнги отклоняется резко, заморгав глазами. — Кактусы? Серьезно? — Ни разу их не видел в природе, но они такие необычные! Колючие, зеленые, разных форм и размеров. А еще лотосы! Ох, какие же они прекрасные, правда, растут на воде, а я дальше леса не ухожу никуда, — Чимин вздыхает, поправив челку, упавшую на глаза. — Спрашивать почему тебе нельзя уходить тоже запрещено? — Юнги хмыкает. — Как я должен идти мимо людей, когда за мной будет тянуться шлейф из цветов? — Чимин бормочет, надув щеки, — Тем более, никто не должен знать обо мне, я ни с кем не должен общаться из людей и заводить знакомства. — А когда ты не ходишь по земле, цветы появляются? — Юнги задумчиво разглядывает ноги Чимина. — Не хожу? А я что, летать должен? Что за глупости, Юнги, — Чимин отмахивается, а Юнги глаза закатывает, совершенно не понимая этих чудесных духов, которые лишь немногим отличаются от людей. Он поднимается на ноги и внезапно подхватывает Чимина на руки, заставив его ахнуть, обхватив парня за шею руками. — Ты что делаешь? — Чимин испуганно брыкается в руках парня, боясь, что тот понесет его куда-нибудь прочь, крепко схватив, и будет держать при себе в качестве зверушки для забав, — Отпусти меня, прошу! Юнги! Юнги! Чимин кричит так громко, что на окраине леса собираются зверьки, привлеченные шумом своего духа, но Юнги не собирается делать с ним чего-то плохого. Он идет по лугу и постоянно оглядывается, проверяя, не тянутся ли за ними волшебные цветы. Как оказалось, догадка Юнги была верна. Если Чимин ничего не коснется, то его магия не проявится. Хитрая уловка всевышних, которые придумали правила, и решили для пущей верности наделить духов такой силой, которая будет бесконтрольно срабатывать и выдавать их. Таким образом, они останутся на своих местах, и ничего дурного не случится, чтобы там эти самые боги себе не напридумывали. — Если ты хочешь увидеть и кактусы, и лотосы, ты должен довериться мне, — Юнги ставит Чимина на ноги, указав на тропинку, по которой они прошлись, без единого цветка. Чимин смотрит себе под ноги, где вокруг него уже разрослись белые нежные бутоны. Он переводит взгляд на Юнги - все еще встревоженный, с нотками опасения. — Что ты задумал? — Чимин неуверенно спрашивает, делая шаг назад. — Если придешь с утра к дубу, то все увидишь. Если же не решишься - я не буду винить тебя, не буду обижаться или сердиться. Тогда я приду сюда вечером и мы продолжим наши разговоры, — Юнги спокойно отвечает, спрятав руки в карманах, слегка пожав плечами. Чимин кусает губы, отводя взгляд. Прямо сейчас он терзаем столькими противоречивыми чувствами. — Почему я должен доверять тебе? Как ты убедишь меня, что ничего плохого не случится? — А разве я могу как-то это сделать? Я могу только пообещать, что моя совесть чиста и душа открыта перед тобой, — Юнги протягивает Чимину руку с вытянутым мизинчиком, — Так люди дают обещания и закрепляют свои слова на мизинчиках. Они самые сильные и нерушимые. Чимин смотрит на протянутую руку, смотрит в глаза Юнги, такие ясные и искренние, и не видит в нем ничего дурного. Его пугали, что люди ужасны. Что они убивают, что они сквернословят, что они лгут и утопают в похоти, что они ненавидят чуждое и уничтожают все, что не могут объяснить законами, которые сами и придумали. Но вот перед ним стоял Юнги. Невинный юноша, который не стал бежать за ним в первый день, который не стал тревожить его в последующие дни, пока Чимин сам не навязался к нему. Он уже доказал, что у него нет злых помыслов. Он доказал, что ему можно доверять. И хотя задвинутый в самый угол здравый смысл настойчиво твердил, что нельзя ни в коем случае сходиться с человеком, Чимин хотел послушать свое сердце, которое шептало принять предложение парня. — Значит, я должен пообещать, что завтра утром приду к дубу, да? — Чимин медленно поднимает руку, неуверенно вытягивая вперед. — Если хочешь, я не заставляю. Но обещание с моей стороны таково: Я покажу тебе мир во всех его красках, и поверь, он не ограничен лугом и лесом. Я не дам тебя в обиду и не обижу сам. И верну на закате сюда, к твоему дому. Юнги ещё раз встряхивает рукой, и Чимин сжимает мизинец парня своим крохотным мизинчиком, чувствуя приятное тепло, разливающееся по всему телу, отдаваясь легким покалыванием на кончиках пальцев. Юнги просто хотел, чтобы Чимин увидел что-то больше, чем вечные закаты и рассветы из одного места, где цветы не меняются из года в год, и деревья все так же тянутся вверх, а животные снуют туда-сюда, такие же неизменные и знакомые, потому что это среда их обитания. Рассказы, которые он слушал, это хорошо, но все они были построены на основе его вопросов. Вопросы случайно не задаются, они тоже основаны на неких имеющихся знаниях и представлениях. Невозможно задать такие вопросы, чтобы понять, что теперь знаешь абсолютно все. Даже увидеть всё невозможно, и потрогать всё невозможно, и почувствовать. Каждый день - это новое открытие. О каких открытиях может идти речь, если ты вечно находишься в одном месте? — Обещаю, я приду, — Чимин кивает, все еще не выпуская палец Юнги. Где-то в ветвях сердито загудел ветер, и животные в ужасе разбежались, словно опасаясь кары небесной, которая могла настигнуть Чимина за подобные слова. Но ничего не произошло. — Одно правило я уже нарушил, так что станется от нарушения еще одного, — Чимин хихикает, скрывая свое волнение. Его любопытство взяло верх над всем остальным. Он всегда мечтал покинуть свою импровизированную темницу, - какой бы большой она не была, и какие бы дары в ней не были, этого все равно не было достаточно для безграничного стремления Чимина к миру людей. Он словно ощущал себя лишенным чего-то важного, как будто давным-давно у него отобрали дорогую ему вещь, которую он забыл, но чувства к которой еще жили в сердце. — Если твои всевышние могущественные, они уже наверняка знают про меня все, и мои намерения как открытая книга перед ними. Так что пусть не гневаются и не беспокоятся, их сокровище в надежных руках. Чимин краснеет до кончиков ушей, резко убрав руку, смущенно потерев нос. У него сердце слишком быстро забилось и ладони вспотели. Он слегка улыбается, от чего-то теряясь под пристальным взглядом Юнги. — Не знаю, о каких сокровищах ты говоришь, но богам они ни к чему, — Чимин переминается с ноги на ногу, — Как и мне, если что. Юнги посмеивается, думая, что Чимин не понял, что эти слова были о нем. Но Чимин все понял, просто не хотел подавать вида. Они прощаются, и Юнги уходит через луг куда-то далеко, туда, где дома тянутся вдоль дорог и кипит жизнь. Маленький зайчонок ютится у ног Чимина, а тот даже не обращает на него внимания, провожая парня взглядом, пока тот совсем не скрывается из виду. — Если я ошибся, это будет лишь моя вина. Прекрати так беспокоиться, я несу ответственность за свои поступки сам, — Чимин берет на руки зайчонка и углубляется с ним в лес, — Даже если я умру однажды от рук богов, я ни о чем жалеть не буду. Я очень хочу увидеть мир. Ты знаешь, это была моя давняя мечта. И я поражен, как он смог ее разгадать так быстро. Нет, не так. Я поражен, что он вызвался исполнить мою мечту. Чимин улыбается сам себе, пока бредет меж деревьев по лесным тропинкам. Зайчонок недовольно жмет уши к макушке, но Чимин чешет его где-то под мордочкой, и тот расслабляется, зажмурив темные глаза-бусинки.