Интим

В музыкальных салонах звучат ритмы страсти. Отплясывают пьяные политики с трезвыми журналистами, трезвые политики заказывают вновь и вновь шампанское для еще трезвых журналисток. Зима утопает в ритмах танго, зима с ушедшим снегом - вЕтренная. Сдувает шарфы, шляпы, гирлянды предрождественской иллюминации поместья закрытого клуба Джона Вайлета и Майкла Монтгомери. В ритмах страсти каждый топит свое или превозносит, ждет чего-то большего. Год за годом ждет момента рождества, содранной бумажной упаковки и объятий, ночного снега в огнях, украшенных деревьев и домов и фонтанов фейерверков. Взрослые ждут волшебства, дети ждут волшебства. Декабрьский ветер пронзает тела. Ударяет в бока машин. Джон Вайлет, удерживая рукой шарф бежит в офис службы безопасности клуба. Долгий спуск. Приветствие Тому Бернедетти рукопожатием. Джон Вайлет долго расхаживает по холодному коридору службы безопасности. Этот тот день в месяц, когда леди Хельман займет белую гостиную и белую спальню. Джон Валет расхаживает по коридору около кабинетов охранников, извлекает из кармана банку колы, открывает щелчком. Том Бенедетти высовывается из-за двери: - Мистер Валет, вы хотели посмотреть наружные камеры особого коттеджа? Джон Вайлет кивает, проходит следом за седым стариком с большими ладонями и уверенной походкой. Джон Вайлет несколько секунд раздумывает о том, каков мистер Бенедетти был в сорок, больше для того, чтобы отогнать другие мысли. Заходят вместе в комнату-оператора. Том Бенедетти вздыхает: - Вы же понимаете, что мы с вами вновь нарушаем правила? Джон Вайлет вздыхает: - Покажите только парковку, Том, - садится на кресло, рассматривает все машины около особого коттеджа и не находит той, что принадлежит леди Хельман, - присядьте, пожалуйста. Старик опускается на соседний стул. Джон Вайлет долго рассматривает через камеры диалоги водителей, несколько парковок и въездов. - Включить интересующий вас сектор? - Не сейчас, - отвечает Джон Вайлет, приканчивает банку с колой, сжимает ее в руке, достает из левого кармана вторую банку ставит на стол, - Как хорошо, Том, вы изучили женщин за ваш отрезок жизни? - Шестерых, - улыбается седой мужчина, - при мне осталась только одна, - еще более широко улыбается седой мужчина. Джон Вайлет поворачивает голову и удивленно рассматривает старика. - Пять дочерей и жена, - поясняет начальник охраны, - выросли, разлетелись, даже в эту Америку. Младшая. Шлет приветы-поцелуи через экран за океаном. - Сколько ей? - Как вам, - улыбается старик. - Вы хорошо изучили женщин, - улыбается в ответ Джон Вайлет, - можете отличить счастливую от несчастной? - Конечно… - Ту которая сможет быть в вас заинтересованной от холодной? - Мистер Вайлет, - Том Бернедетти наклоняется ближе к мужчине, - вы имеете более конктретный вопрос? - Я держу в уме конкретную женщину, - Джон Вайлет щелкает ключем на банке и делает большой глоток, - а она меня держит за глотку, ничего не требуя… Что делать, когда от тебя ничего не ждут? - Каждую неделю с пятнадцати до семнадцати лет я покупал Дороти плитку шоколада в сельском магазине и ждал, что она поймет мои чувства к ней и ответит. - Она ответила? - Она ждала от меня, что я признаюсь ей в этих чувствах и была сильно обижена, что ей пришлось поцеловать меня первой. Для меня было достаточно приносить плитку шоколада и ждать. Я мог бы и не дождаться. - Что было дальше? - Шесть дочерей. Младшая в Америке. Это меня научило спрашивать - ты хочешь туфли или платье, ты хочешь съездить в Уэльс или во Францию. Женщинам нужно право выбора… и любовь к ним… - Мне стоит спросить хочет ли она от меня любви или нет? - Мистер Вайлет, я читал интервью с вашими бывшими женами в Таймс. Вы джентльмен, который точно знает, что ему делать с женщиной! - Знал с другими, по-другому. Машина леди Хельман въехала на парковку. Джон Вайлет сосредоточился на камере. Длинноногий Хью выходит, подходит к двери леди Хельман. Открывает ее. Ничего не происходит. Водитель стоит около дверки. Джон Вайлет рассматривает его в камеру, сжимая банку с колой, еще сильнее. Джон Вайлет стряхивает липкую от газировки руку и неотрывно рассматривает завершение, вероятно, диалога Хью с леди Хельман. Дверка закрывается. Машина приглушает фары. Опускается задняя стекло. Вылетает дым. Джон Вайлет переводит взгляд на старика Тома Бернедетти. Начальник охраны поднимается и раскланивается: - Мне стоит уйти, - говорит он и закрывает за собой дверь. Джон Вайлет продолжает рассматривать неподвижную машину, вылетающий дым из салона и приглушенный свет фар. Леди Хельман рассматривает особняк сквозь стекло машины. На подъезде отстегивает ремень безопасности. Вздыхает. Хью привычно выходит со своего места, подходит к ней и открывает ей дверцу: - Хью, хотели бы владеть таким домом? - спрашивает леди Хельман. - Я? Нет… - длинноногий Хью будто пятится, открывая еще чуть шире дверцу. - Хью, хотели бы иметь другого работодателя? - Нет. Мне нравится у вас. - Хью, вы жалеете о чем-нибудь не сложившимся в вашей жизни? - Я? Нет? - Быть может, вам не нравится ваше прозвище «Длинноногий Хью»? - Оно соответствует мне. Кто еще может похвастаться моим ростом и длинной ног? Вы знаете, мэм, таких? - Нет, Хью. Вы мой ровесник? - Да, мэм. - Вы не можете не жалеть о прошедшей жизни! Об ошибках! О чем-либо… - Мне не о чем жалеть, я молод. - Мне кажется по-другому. Хью, закройте, пожалуйста, дверку и вернитесь на свое место! - Да, мэм! Длинноногий Хью обходит машину и садиться за руль. Леди Хельман приоткрывает окно, закуривает сигарету: - Совсем не о чем, Хью? - Нет. - Вы любите свою работу? - Да, мэм. - И я. А что любите в этой работе? Водитель замолкает. Выжидает несколько секунд поворачивает голову к леди Хельман: - Времена года. Здороваться с бельгийцем Брюсо, его дом на изгибе этой дороги, пироги Ирмы с гостиничной кухни. Утренний Лондон, ночной Лондон. Слушать водителя леди Гриффин на этой парковке, он лучше, чем телевизионные пародисты. Отвозить вас на фабрику, ехать в Особняк. Совершать покупки для вас, забирать заказы от ваших декораторов. Каждую дорогу нашего города и пригорода. - Вы в свое время и на своем месте? Счастливы? - Рождество скоро. - Хью, вы не женаты? - Нет. - Если бы такая женщина, как я заинтересовалась вами, вы бы ей ответили? - Нет. Вы не понравились бы моей маме. Простите, леди Хельман. - А вам я нравлюсь? - У вас всегда четкий план и вы предпочитаете молчать, а я люблю слушать дорогу. - Чем бы я не понравилась вашей матери? - Экстравагантностью. Она бы мне сказала: «Хьюго, эта женщина не будет тебя любить также, как я. Она любит наряды другого кроя, чем я». - Вы спрашивали? - Я знаю свою маму. - Хью, вас совсем ничего не печалит в своей жизни? - Нет, кроме… я думаю, что однажды мне придется искать другого хорошего работодателя, потому что вы слишком любите ездить самостоятельно. - Хью, почему вы никогда не высказываете своего мнения? Почему вы не рветесь, не… - Мне нравится молчать и слушать, леди Хельман. - А я не люблю высказываться. Заводите мотор, мы возвращаемся в Лондон. - Но… обычно… - В Белгравию, пожалуйста, - леди Хельман прикуривает еще одну сигарету и выпускает дым в теперь еще более приоткрытое окно. Джон Вайлет наблюдает за тем, как машина леди Хельман едет по парковке и выезжает в основные ворота. За стеклами ряд фонарей. Машина поворачивает на изгибе дороге. - Хьюго, это дом того бельгийца про которого вы говорили? Как вы с ним познакомились? - Три года назад, леди Хельман, ранней весной у нас здесь сломалась машина. Вы ехали до поместья на такси, которое я вызвал для вас из местной гостиницы. - Я не заметила это происшествие. - Брюс помог мне подтянуть ремень. - Вы просто пошли просить помощи? - Да, леди Хельман. - И за короткое время от него узнали так много? - Нет, леди Хельман, кроме того, что он бельгиец я ничего не узнал. Он мне рассказал о своей жизни, когда я вернулся через месяц поблагодарить его шоколадом из лавки в Лондоне. - А Ирма из гостиницы? Из какой гостиницы? - Мы только, что проехали, мэм. Она кухарка, ей нужна была консультация по грузовым перевозкам. - Вы можете назвать их своими друзьями? Так быстро? Так просто? - Да, леди Хельман. - А я не могу объясниться годами с человеком, который мне дорог… и с другими не могу, не обидев. Джон Вайлет дожидается момента, когда в преподавательской остается только миссис Нельсон. Берет стул и подсаживается к ее столу. Женщина отвлекается от своего занятия, откладывает рукописные работы студентов: - Вы знаете о чем я хочу вас cпросить? - говорит Джон Вайлет, нервно потер руки. - Вы не знаете о чем хотите меня спросить, только о ком. Ванесса изучала латынь один семестр. Шутки подобного толка в ее духе. - Что еще вы знаете о Ванессе Хельман, миссис Нельсон? - Я знала ее отца - статный, молниеносный на колкость, пытливый… в ту бытность и до той поры, пока он не связал себя наручниками обязательств с миссис Хельман. Латынь и древность для Ванессы была забавой, она хотела охватить весь мир, девочка- мечтательница… Наше знакомство завершилось злой шуткой. Она составила памфлет в духе Цицерона, сатира на всех и вся… этот текст сдал в качестве отчетного под свой фамилией ее однокурсник. Он оправдывался перед комиссией на отчисление… Экстравагантный текст не оценил декан, не оценила комиссия, но ей не удалось провести меня! Завивала каллиграфически свои буквы и не сдержалась от своего почерка в этой подделке. Я с ней переговорила с глазу на глаз, она принесла публичное признание в подделке, подтасовке, отчислилась по собственному желанию и уехала в Америку, чтобы поступить на курсы дизайна. - Серьезная заварушка из-за какого-то текста? - Вы не знаете содержания, мистер Вайлет. Оно было не лучше того послания, которое она отправила вам. Это была «заварушка», как вы высказались, вскрывающая все нарывы и теневые стороны нашего колледжа. - Кто был однокурсник, которого она хотела подставить? - Райан Рассел. - Тот самый Рассел, бравший гран-при «Формулы 1»? Миссис Нельсон кивнула. - Печально, десять лет назад за него были запредельные ставки. Трагичная гибель. Миссис Нельсон, леди Хельман имела причины личной ненависти к нему? - Памфлет состоял из ненависти ко всем, из пороков всех. - И вас? - И меня. - Почему вы не вскрыли перед всеми, что знаете отправителя моего презента? - Предпочитаю держать свою монету в кармане. И вам советую. Тем более за эти сорок лет я повидала много обиженных студентов, но никогда столь экстравагантных. - Текст сохранился? - Уничтожили. Скандал замяли. - И леди Хельман дорожит своей репутацией, - усмехнулся Джон Вайлет, - других ни в грош! Мастерски врет в лицо: «мистер Вайлет, я не причастна к публикации…», - Джон Вайлет отошел к кофе-машине, заварил кофе, - Саманта честнее с ее открытой напористостью, а мисс Прайс со своей ненавистью неудовлетворенности собственным длинным носом, - Джон Вайлет выпил залпом горячий кофе, глотнул воздух, выругался, обжег язык, - а леди надменность, коварство, злопамятность… Она не знает границ! Она… худшей женщины не выискать! Я бы не смог придумать хуже ее для своего романа! - Джон Вайлет стукнул рукой по столу и вновь поставил кружку под рожок, дождался, когда кофе заполнит ее и вновь выпил залпом, еще больше обжигая язык, - Имела она всех! Только и думает с какой стороны лучше других ударять, выставлять идиотами, уничтожать карьеры, подавать в суды и раздувать процессы до трусов! Стерва! - Мистер Вайлет, - произнесла с усмешкой миссис Нельсон, - переговорите с Ванессой с глазу на глаз! - Я говорил! Она… - Мистер Вайлет, - миссис Нельсон встала со своего места, подошла к мужчине и положила свою тяжелую руку на его плечо, - вы человек действия - действуйте! - Миссис Нельсон? - Слишком много слов, чтобы Ванесса была простой заявительницей против вас в суде, - усмехнулась женщина, - Ванесса Хельман несомненно умна и не для всех. Может быть, она для вас? - Я оставлю эти мысли! - произнес Джон Вайлет, надел пальто, покинул преподавательскую. Дошел до машины. Вернулся в преподавательскую за портфелем. Миссис Нельсон улыбнулась в спину мужчине: - Все вечное одинаково, - произнесла шепотом миссис Нельсон. Джон Вайлет повернулся. Посмотрели друг на друга. Седеющий адмирал и сорокалетний писатель. Глаза в глаза. «Самый верный союзник - честный» - подумал Джон Вайлет, закрывая дверь.