Эта клетка для двоих

Целительница явно нервничала. Это можно было заметить по тому, как дрожали руки девушки, когда она медленно и методично убирала синяки и укусы. Теперь Александру хотя бы было понятно от чего так болело все, что только могло болеть. Укусы иногда походили на то, что его плоть пытался кто-то отгрызть и не особенно аккуратно. Николай сидел напротив с видом побитого щенка. Дарклинг не мог понять искренне ли эти огромные несчастные глаза. Царенок сидел молча и иногда цикал на особенно болезненные укусы, которые исчезали под умелыми руками. — Прошу Вас лечь, государь, — тихо произносит девушка. — В этом нет необхо… — начинает Дарклинг но тут же осекается, когда слышит глубокий вздох принца. — Даркли, мы об этом говорили, — произносит он строго и девушка снова дергается. Александр и сам дергается от такого фамильярного сокращения его титула. Губы его складываются в тонкую нить, но он ложится и позволяет себя лечить. Молча. Со стороны Николая доносится удовлетворенный смешок, но когда Александр поворачивается — он видит только щенячьий взгляд. Николай странно ведет себя в последнее время. В последние сутки. С другой стороны, возможно именно такое поведение для Николая нормальное? Он не знал, как должен вести себя этот принц в нормальных ситуациях, без его бдящего взора. Говорили, что Николай был харизматичным мерзавцем, у которого был десяток разных масок под все возможные ситуации, до всего этого. Александр прикрывает глаза и вспоминает Штурмхонда. Наглеца, который без сомнения мог грозить его сердцебиту пистолетом у головы. Сорвиголову, который поставил все на одну сомнительную операцию и даже смог пробить его кафтан пулей. Как там говорил это щенок? «Нам нужно найти иголку в стоге сена, Штурмхонд, девочку на целом континенте — это почти невозможно» — слышит он собственный голос из прошлого. «Когда люди говорят невозможно, чаще всего они имеют ввиду маловероятно» — отзывается на его беспокойство пират и Александру приходится приглушить ненависть к себе же. Ненависть к тому, что ему стало немного легче от такой яркой самоуверенность отказника. Но ведь ему всегда нравились уверенные и яркие люди… Одного такого он возвел к престолу. Целительница уходит. Бледная девушка явно пыталась стереть из собственной памяти то, что можно было принять как и за опасную постельную игру, так и за попытку убийства Дарклинга. Очень изощеренного убийства, можно сказать. Ведь конечно он мог просто потерять контроль над ничегоями, правда тогда бы укусы чернели. Но кто об этом знал кроме Жени? За девушкой входит слуга с обедом, как будто все время этого и ждал за дверью. Его шаги отдают гулким стуком по доскам каюты в напряженном молчании. В этом же напряженном молчании они остаются наедине. — И что ты собираешься дальше делать? — не выдерживает первым Александр, решая наконец расставить все правила их общения по местам. Или хотя бы узнать новые? Что ему делать с этим мальчишкой? — Надоедать тебе, следуя твоему примеру последних пару лет. Что же еще? — беспечно отзывается Николай и двигается вместо со стулом, принимаясь за еду, так как будто до этого несколько лет не ел. Все его движения резкие и уверенные, жир которые остался на губах пират ловко утирает тканевой салфеткой, даже здесь не забывая о манерах. Привычки аристократа из Николая не выбило даже море и пиратство. — Так я тебе надоедал… — Александр из всех сил пытается скрыть внезапно проснувшуюся в его груди обиду, но его голос срывается на возмущенное дрожание против воли. Николай вскидывает на него удивленный взгляд, после снова насмешливо фыркает. — Умоляю тебя, Саша. Ты звучишь обиженно! Конечно надоедал, я едва тебя знал. Да и теперь тоже едва ли знаю. Подумать только, я лег в постель с почти незнакомцем. Я между прочим думал закончить с этим так же, как с корсарством. Они снова замолкают. Александр задумчиво, Николай возмущенно, после все же насмешливо фыркая над ситуацией. Между ними снова ложится неловкая тишина, которую придется кому-то нарушить. — Признаться… Я увлекся, — первым сдается Александр, — и это действительно моя ошибка. Но мне казалось, что я достаточно предпринимал попыток общения для нашего общего знакомства. — Александр, я сейчас откушу тебе лицо, — произносит Николай, и по его лицу Александр так и не понял, шутил ли он, или абсолютно серьезен. Им снова приходится замолкнуть с друг другом. Александру пришлось все же встать, одеться и сесть за один стол к Штурмхонду. — Хочешь я включу граммофон? — произносит задумчиво Николай, бросая взгляд на махину, которая стояла в углу каюты и которая не вызывала у Александра особого доверия. Это была очередная механическая и баснословно дорогая штука, способная самостоятельно производить звук — что было в новинку. Она делала это без магии. — Зачем? — недоверчиво сощурился Александр, поправляя рукав своей рубашки нервно. — Я не люблю есть в тишине, — пожимает плечами Николай, словно говорил об этой детали уже десятки раз. Но Александр впервые это слышит. — Включай, если тебе нужно, — с кивком соглашается Александр, наблюдая как пружинисто Николай весь подбирается и встает. Слышатся какие-то механические звуки, кажется Николай заводил механизм, которые позволял пластинке крутится. — Что ты хочешь послушать? Что-то равкианское или записи музыки из Керчи? — мурлыкает себе под нос Николай задумчиво, перебирая пальцами тонкие квадраты картона. Дарклинг наблюдает за этими пальцами бездумно, после бросая равнодушный взгляд на еду, предпочитая молчать. Что толку в его выборе? Слушать то хотел Николай. — Саша, — настойчиво окликает его Ланцов и его регент просто сдается. — Давай что-то равкианское, — отзывается он неуверенно, не ожидая очередного витка вопросов. Николай, казалось бы наслаждается тем, что перечисляет незнакомые ему имена и названия песен. — Ой, у меня еще есть «Черные Глаза» Марека Белоравского. — Ставь его, — бездумно соглашается Александр, абсолютно не понимая кто этот Марек. Непонимание так ярко отражается на него лице, что улыбка Николая становится еще более каверзной. — Тебя привлекло то, что в названии есть черный цвет? Александр возмущенно щурится, вскидываясь, но в ответ мальчишка лишь начинает смеяться, укладывая черный кружок под иглу махины. Заиграл оркестр, как-то глухо, после еще более четко скрипка. Александр напрягся, его все еще немного волновали эти звуки созданные буквально из ничего, а после раздался голос. Приятный мужской голос завел очередной романс, которых в своей жизни Дарклинг слышал сотни. Николай уже к тому времени сидел напротив, подложив руки под подбородок. — О эти черные глаза, кто вас полюбит… Тот потеряет навсегда и сердце и покой, — игриво напевает Николай, даже не приступив толком к еде. Дарклинг пытался есть, не обращая внимание на весьма романтичный настрой музыки, и то, что в принципе она ему нравилась. А еще ему нравился мягкий тембр его союзника, как он тянул ноты, даже когда просто мурлыкал себе песню под нос. — Если бы не твои серые глаза я был бы уверен, что певец вдохновлялся тобой, Александр, — внезапно произносит Николай, заставляя своего собеседника мелко вздрогнуть, с неудовольствием отмечая то, что от звука собственного имени его руки покрылись мелкой гусиной кожей. — Вы флиртуете со мной, Ваше Высочество? — фыркает насмешливо Дарклинг, принимая более ленивую позу и пытаясь придать своему выражению лица легкого равнодушия. — Да, — легко соглашается Николай, — не хотелось бы спаивать тебя каждый раз, знаешь. Это конечно легче, но утром ты как-то слишком агрессивен. — Попробовал начать с ухаживаний? — тут же огрызнулся Дарклинг, припоминая последнюю ночь и снова закипая. — А ты? И для разнообразия не брать в плен и не убивать всех близких? — спрашивает Николай и щурится, так что Александру становится не по себе. Музыка на фоне становится белым шумом, который заглушает биение сердца. — Прости, — через несколько мгновений молчания раздается со стороны Александра и тот не ожидает ничего в ответ кроме тяжелого молчания. — Прощаю, — вместо тишины бодро доносится со стороны принца, — но за поцелуй. А еще отдай мне изумруд Ланцовых. Александр замирает, как хищник перед броском, бросая на Николая непонимающий взгляд. Николай улыбается все так же нагло и спокойно, продолжая водить по тарелке вилкой, как будто выискивал лучшие кусочки, чтобы съесть их первыми. — У меня с собой его нет. — Врете, мой суверенный. Александр как-то неуверенно делает вид, что его оскорбляет такое недоверие, натыкаясь на очередную самодовольную ухмылку. Пластинка закончилась и они оказались в какой-то оглушающей тишине наедине. — Так и быть можете начать с поцелуя, если нужно сходить за кольцом, — ласково разрешает Николай, стреляя в Александра заигрывающим взглядом. — Зачем тебе это кольцо? — решает все же начать с вопроса Александр, даже не двигаясь ближе к наглому юнцу. На все заигрывание он не реагировал, пытаясь привести сумбурные мысли в порядок. Придумать для себя последовательность действий, в которые не входило то, что его взгляд возвращался то и дело к губам Николая. — Как зачем? Помнится я отдавал его Алине, я не буду спрашивать как оно попало к тебе. Но тебе не кажется, что раз уж прошлая хозяйка его отвергла… — Николай делает многозначительную паузу и протягивает руку к Александру, — кольцо все еще принадлежит мне. — Что же — это справедливо, — неожиданно быстро сдается Александр и поднимается, под слегка удивленный взгляд Николая. Хватает нескольких секунд, и нескольких движений Александра, чтобы среди их вещей найти ту самую шкатулку. Дарклинг понятия не имел почему вообще взял его с собой, ведь столько месяцев к ряду оно лежало в нижнем ящике стола никому не нужное. Так ему казалось. Теперь изумруд возвращается к своему настоящему владельцу. — Прекрасно, — Николай сжимает кольцо которое упало к нему на ладонь уверенным движением, вдруг перехватывая запястье Александра грубо, — ну, не дергайся. Я не могу так быстро понять на какой палец оно будет как раз. Александр и правда замирает. Замирает и смотрит на то, как примерившись обнаглевший принц надевает кольцо на безымянный палец своему регенту с довольной улыбкой. Изумруд сверкнул, ловя блики свечей и тут же замер, как и замер сам Александр. — Сам посуди, после всего что я с тобой сделал вчера, я просто обязан на тебе жениться, — голос Николая даже не дрогнул, не стал ни на минуту чуть серьезнее, — а теперь целуй. И Александр поцеловал. Потянул на себя за ворот, впиваясь в невыносимого пирата, кусая его губы. Это было больше было похоже на попытку выместить злость, первых несколько секунд, после это стало похоже на попытку заглушить голод. Они разрывали контакт губ, снова встречаясь в касаниях, не стесняясь уже ничего. — Саша, — принц произносит это прямо в губы своему Дарклингу, вызывая у него очередное резкое желание заткнуть хотя бы на несколько секунд своего оппонента. Они не должны были снова это делать, но голод был сильнее их обоих. Александру только залечили кожу, как на ней тут же расцвел новый горячий след от поцелуя. — Мой Саша, — шепчет Николай ему под ухо, опрокидывая на стол и снова целуя. В его зеленых глаза Штурмхонда мешалась ярость демона и мальчишеская игривость, с которой его ладони блуждали по бледной кожи. Дарклинг почему-то кивает и снова целует, жмурясь и стараясь представить, что не было нескольких лет недопонимания и страха, что дворец уже принял его с этим теплым и таким любящим мальчишкой. — Я люблю тебя, — шепчет ему демон и Александр открывает шире глаза, прерывает поцелуй, позволяет заглянуть в свои глаза, повторить, — Я люблю тебя, Александр. Дарклинг насчитывает пять счастливых ударов сердца, прежде чем демон в человечком обличье расплывается в жестокой усмешке, почти до боли переплетая их пальцы, там где сияло изумрудное кольцо. — Этого ведь ты хочешь? Только знай, мой мальчик, что любовь — это смерть. Николай смеется, игриво и по-мальчишески, словно снова сказал какую-то веселую шутку. Пока Александр жмурится и хватает ртом воздух, ощущая себя морским змеем, которого пронзил гарпун. Они снова припадают к губам друг друга, обнимая с яростью, цепляясь за друг друга как за последнюю нить в этом безумном мире. У Николая губы были со вкусом пепла и горечи, и кажется он плакал, но Александр не дал ему отстраниться. Пальцы свободной руки впиваются в рыжие пряди. Только не сейчас. Даже если эта любовь убьет их обоих, он даст этому случиться.